— Парадные одежды? Неужели вы забыли взять парадные одежды?! 

Голова от подготовки к ночной охоте шла уже кругом: третий день одно и то же. Цзинь Гуаншань уже сам взялся решать все проблемы. Ладно, ладно, не все проблемы, но все крупные: кому-то из приглашенных учеников не хватило сети, пришлось решать на месте, следует ли докупать еще одну — особенно с учетом тех денег, которыми клан располагал при себе. 

На выезды и смотры Цзинь Гуаншань никогда не брал ничего драгоценного или крупного, если не считать всё тех же сетей божественного плетения. Несмотря на то, что клан Цзинь мог позволить себе накупить сотни подобных артефактов, бюджет резко ограничивала непосредственно поездка: когда нужно думать в первую очередь о еде, пище, развлечениях для целой толпы заклинателей, которым уже надоело оттачивать искусство владения мечом и хочется послушать предсказания о будущем да поглазеть на уличных артистов, артефакты привыкаешь точно рассчитывать заранее. 

Но парадные одежды!.. 

Цзинь Гуаншань сомкнул брови над переносицей и тяжело вздохнул. Двое провинившихся адептов склонили перед ним головы, и сцена показалась бы ему смешной, не будь столь печальной. От Безночного города до Ланьлиня долгий путь. 

А парадные одежды потребуются уже завтра, в конце концов, ночная охота пройдет в первую очередь среди адептов. Все главы клана и старшие адепты будут зрителями. 

Цзинь Гуаншань поджал губы и прошелся из стороны в сторону. Шаги его разлетелись по комнате гулким эхом, едва не пробудив воспоминания, которые последнее время удавалось сдерживать. Нужно думать. Приблизившись к распахнутому окну, Цзинь Гуаншань выглянул во двор. Их разместили на верхних этажах, и с этой точки просматривались многие строения. 

Люди снизу суетились особенно сильно: адепты Цишань Вэнь готовились к ответственной охоте. Цзинь Гуаншань постучал по нагретой солнцем деревянной раме, чуть прищурился и хмыкнул, после чего обернулся к понурым адептам. 

— Выбора нет, — произнес Цзинь Гуаншань. — Вы отправитесь в лавку и приобретёте парадные одежды для завтрашней охоты прямо здесь. — Цзинь Гуаншань замолчал, прикинув, получится ли у пары мальчишек уговорить торговцев обслужить их в первую очередь и, если потребуется, на скорую руку подшить наряды. Покачал головой и потом добавил: — Хэ Шуи на месте?

— Нет, глава клана Цзинь, — не поднимая головы, ответил один из адептов. Кончики его ушей багровели. — Вместе со старшими адептами проверяет территорию для завтрашней охоты.

Вот как. Значит этот адепт — Хэ Ицзюнь, младший из сыновей Хэ Шуи. Давненько ты, друг, не давал поводов с тобой серьезно поговорить, а теперь твой родной сын… 

— Хэ Ицзюнь? — на всякий случай уточнил Цзинь Гуаншань.

Адепт поднял голову, содрогнувшись, и покраснел еще гуще. Хэ Ицзюнь. 

— А рядом с тобой?

— Цзинь Гэнсинь, — ответил второй адепт, вжав голову в плечи. 

По крайней мере, их имена Цзинь Гуаншань запомнит на долгие годы. Запомнит и скажет Цзысюаню никогда не забывать: кто знает, возможно после сегодняшнего урока они станут наиболее надежными его помощниками в сложнейшем деле, что начал Цзинь Гуаншань — но хорошо, если закончат его внуки. 

Еще раз оглядев провинившихся мальчишек, Цзинь Гуаншань вздохнул и нервно дернул рукой.

— Пойдемте прямо сейчас, что терять время. 

К тому же пока его любезно оставили в покое все, кто мог бы нуждаться во внимании самого главы клана, а это значило лишь одно — есть немного времени, пока кому-нибудь Цзинь Гуаншань не понадобится очень срочно. 

Адептам ничего не оставалось, кроме как выполнить приказ: пойти следом за Цзинь Гуаншанем. Вместе они спустились вниз и вышли, и Цзинь Гуаншаню пришлось заверить прислужников — своих и чужих, — что всё абсолютно в порядке и нет никакой нужды следовать за ним сейчас. 

Высоко в воздухе над дорогой висела пыль: очередная конная повозка привезла следом за парившими на мечах адептами клана Цзян их вещи. Цзинь Гуаншань вежливо улыбнулся Цзян-сюну и его двоим дочерям. Всё еще не решили, какую из них отдадут замуж за Цзинь Цзысюаня, но Цзинь Гуаншань очень надеялся, что старшую — куда более послушную и ласковую, нежели младшую, точно вылитую мать. 

Хотя, быть может, Цзинь Цзысюаню именно младшая по душе сильнее… 

Ворота едва на закрылись прямо перед носом Цзинь Гуаншаня, и он одарил недобрым взглядом одного из адептов клана Вэнь и щелкнул веером. 

— Неужели клан Вэнь забыл о гостеприимстве?

— Простите, глава клана Цзинь! Сейчас…

Тяжелые двери ворот, что отделяли обиталище Вэнь Жоханя от остального города, раскрылись вновь. 

— Ну же, идем, — подогнал своих мальчишек Цзинь Гуаншань и уверенно шагнул прочь. 

За прошлые визиты он уже отлично изучил город, хотя теперь осознал, что прежде ни разу не наведывался в лавки с одеждой. Вэй Ину он тоже ничего здесь не покупал. 

Вэй Ину. 

Почему это имя всё еще всплывало в его голове? Цзинь Гуаншань скользнул беглым взглядом по табличкам на домах.

— Направо и прямо.

Адепты тут же поспешили его обогнать, а Цзинь Гуаншань усмехнулся, пощупав рукав. Сегодня для памяти у него нашлась причина — Вэй Ин вернул в очередной раз посланный ему подарок. Как всегда, передал через слуг. Но выходит, сегодня он находился в своих родных краях, если сумел так быстро обнаружить оставленную ему шкатулку. 

Шкатулка с украшениями, просто украшения, дорогие гребни, нефритовое кольцо, румяна и тени… Сейчас Цзинь Гуаншань уже не может перечислить весь ворох подарков, которые отправлял Вэй Ину. Снова и снова. Несколько изнурительных, невыносимых месяцев после разговора, что произошел между ними на мосту — уже после случившегося… всего. 

Вэй Ин согласился тогда на короткое свидание: Цзинь Гуаншань украл у него даже меньше времени, чем требуется, чтобы сгорела палочка для благовоний. Разговор вышел коротким и неприятным, хотя воображение рисовало всё иначе. 

Едва завидев Цзинь Гуаншаня, Вэй Ин спросил, чего же тот хочет. А когда Цзинь Гуаншань, улыбнувшись, коротко выдохнул тихое, но уверенное «тебя» — дал ему самую хлесткую пощечину в жизни. 

Ни одна женщина, даже госпожа Цзинь, не била так Цзинь Гуаншаня. 

А ведь для удара Вэй Ин даже не пошевелился, лишь открыл свой прекрасный рот и сложил несколько предложений, после чего исчез, казалось, навсегда.

Прошло столько времени, но Вэй Ин ни разу не ответил даже крошечным письмом: подарки возвращались Цзинь Гуаншаню в руки. Он рассматривал каждый, перетрясал все щелочки и впадинки, но нигде не мог найти даже крошечного иероглифа. Ничего. 

Словно бы для Вэй Ина его не существовало. Не существовало ничего. 

Мысль скребла ржавой иглой по сердцу особенно сильно после разговора — тогда у Цзинь Гуаншаня взрывалась голова. Словно раненый зверь, он шатался от одного дома наслаждений к другому цветочному павильону. Рассматривал. Расспрашивал. 

Вэй Ин, какой-то мальчишка, скованный своим положением по рукам и ногам, заставил Цзинь Гуаншаня за несколько недель пережить неведомые доселе чувства: стыд. Разочарование в себе. Отчаяние. 

Вдруг понять, что десятки лет, которые ты прожил на свете, на глазах твоих находилась пелена, — да это Цзинь Гуаншаню следовало выкрикивать в лицо Вэй Ину «не прощу!», но он только устало проводил пальцами по лицу. 

Женщины — Цзинь Гуаншань всё еще не понимал, за что можно их уважать. 

Но от одной мысли, что хоть одна из услышанных им историй происходила с умным и ласковым, но в то же время таким дерзким Вэй Ином, Цзинь Гуаншань внутри вспыхивал от гнева. Хотелось что-нибудь сломать или разрушить. Развязать войну. Выплеснуть хоть куда-то первобытное желание разрушить мир, в котором чему-то драгоценному тебе делают так плохо. 

Так Цзинь Гуаншань провел несколько недель напиваясь до отключки, пока его не затошнило от слишком острого запаха вина. 

Говорят, чтобы отучиться от чего-то, прислушайся к своему нежеланию этого отныне касаться. В тот вечер Цзинь Гуаншань не притронулся к алкоголю, но решительно направился за первым из подарков. Конечно, он знал, что одна безделица, даже дорогая, словно сотня ящиков, набитых драгоценными камнями, не изменит отношение Вэй Ина, не заставит выйти на разговор.

Но после пятой… А уж когда вернувшихся подарков стало больше десяти… 

И всё равно, сейчас, увидев напротив нужной лавки другую, где продавались веера, Цзинь Гуаншань почувствовал смутную тягу подарить один из них Вэй Ину — словно бы вернувшейся шкатулки ему мало! Хотя правильно. Мало. 

Цзинь Гуаншаню не сдалась шкатулка, ему отчаянно требовался разговор. 

— Глава клана Цзинь? — спросил Хэ Ицзюнь, снова порозовев от смущения. Похоже, говорить с Цзинь Гуаншанем — испытание для него воистину слишком трудное. 

— Да, да, заходим. 

Все трое зашли внутрь лавки, где их тут же приветствовал продавец. Цзинь Гуаншань раскрыл веер, вежливо улыбнулся и сразу же перешел к проблеме:

— Нам очень нужны торжественные одежды для этих двоих юношей. Цвет непременно красный. 

Продавец оглядел адептов с ног до головы, заставив тех покрутиться и снять своих верхние платья, и только потом, покивав, сказал:

— Думаю, я смогу вам помочь. Как скоро нужны одежды?

— Сегодня. — Цзинь Гуаншань улыбнулся.

Брови торговца подпрыгнули вверх, он усмехнулся:

— Это будет дороже. 

Ничего, что дороже, подумал Цзинь Гуаншань и озвучил мысль вслух. Последние месяцы — если не считать подарков — он стал удивительно экономным. Даже более чем, когда приезжал на свидания к Вэй Ину. 

— Тогда пусть снимают с себя лишнее, нужно всё замерить… 

Мальчики посмотрели на Цзинь Гуаншаня, и тот кивнул им — делайте, что велено, не спрашивайте. 

Особого интереса наблюдать за скучными переодеваниями Цзинь Гуаншань, впрочем, не испытывал. Он развернулся, вслушиваясь в шум за спиной, и прошелся по лавке. 

Взгляд его скользил от одной ткани к другой, иногда пальцы касались расшитого шелка, изучали иероглифы, цветы и птиц. Ленты и пояса не привлекли особого внимания Цзинь Гуаншаня, но он немного дольше задержался у нижних рубах и штанов, тонких и легких. 

Откуда-то сбоку вдруг вынырнул помощник торговца, юноша лет пятнадцати, и вежливо поклонился:

— Господин желает что-нибудь приобрести?

— Нет, — после небольшой паузы покачал головой Цзинь Гуаншань и грустно улыбнулся. В этот самый момент его взгляд застыл на великолепном сиреневом ханьфу, расшитом золотыми нитями. Пестрые рукава изображали множество распустившихся по весне цветов. 

Даже не закрывая глаза, Цзинь Гуаншань видел Вэй Ина в этом наряде с дорогой заколкой и в украшениях, которые сам ему подарил. Видел рядом с собой. Смешной старик. 

Сначала помощник расстроился из-за отказа, потупил взгляд и опустил плечи. Но лавочник, видимо, всему его научил. Поймав взгляд Цзинь Гуаншаня, юноша ожил, снова повеселел и вскоре оказался рядом с роскошным нарядом. 

— Хороший выбор, господин. Это великолепное ханьфу с вышивкой от дома Вэнь. 

— От дома Вэнь? — удивился Цзинь Гуаншань. Он никогда не слышал, чтобы кто-то среди адептов клана Вэнь занимался вышивкой. Возможно, сомнение столь очевидно проступило на его лице, что помощник поспешил исправиться, и щеки его зарделись:

— Н-не сам клан Вэнь… одна из боковых линий, родственники главы клана Вэнь, занимаются мирным трудом. Среди них есть госпожа Вэнь, известная в Цишане целительница. 

— Так, — кивнул Цзинь Гуаншань, припомнив, что где-то действительно слышал о целительнице по имени Вэнь.

— А ее брат занимается вышивкой…

Цзинь Гуаншань удивленно моргнул и едва не залился хохотом. Если у госпожи Вэнь брат, как вышло, что он не держит меч!.. Неужто Вэнь Жохань совсем потерял хватку… 

Однако приступ смеха пришлось подавить и придать лицу серьезное выражение, иначе бы несмышленый ребенок принял бы всё на свой счет.

— Откуда тебе известно, дитя? 

— Так ведь…

Но Цзинь Гуаншань поднял вверх руку, не позволив юноше договорить. Не столь важно. Или он просто не хочет знать, как вышло, что один из родственников грозного Вэнь Жоханя предпочел Пути вышивать цветы на шелковых платьях…

Неплохо, нужно сказать, вышивать. Даже хорошо. Приблизившись, Цзинь Гуаншань сумел рассмотреть мелкие, аккуратные штрихи. Неважно, кем был этот Вэнь, но он в самом деле отлично справлялся со своей работой. Такое ханьфу может стать настоящим украшением. 

— Сколько? 

Цзинь Гуаншань развернулся так резко, что мальчишка отпрыгнул в сторону. Тут же виновато потупил взор, поклонился, выпрямился и назвал цену. 

Досчитав про себя до десяти, Цзинь Гуаншань решительно кивнул. Теперь уж терять нечего. 

— Беру. 

Взгляд юноши зажегся огнем неверия, но Цзинь Гуаншань еще несколько раз утвердительно кивнул, а после бессильно осел на любезно предложенное ему деревянное кресло. Юные адепты из его клана еще не до конца справились, и оставшееся время Цзинь Гуаншань решил провести, меланхолично обмахиваясь веером, в размышлениях, зачем ему это всё понадобилось. 

Успели сгореть две палочки благовоний, прежде, чем затихшие и смущенные адепты, удерживая в руках покупки, вышли из лавки следом за Цзинь Гуаншанем. Напоследок он бросил взгляд на лавку с веерами, но махнул рукой: лишних средств уже не оставалось. 

Все трое в полном молчании вернулись к себе, точнее, к клану Вэнь и разошлись по своим покоям. 

Драгоценное ханьфу Цзинь Гуаншань, конечно же, с собой не прихватил. 

После того, как мысли его немного собрались во что-то путное, он поднялся из кресла и потребовал принести ему кисть, тушь и бумагу. А получившееся вскоре письмо приложил к уже аккуратно сложенному ханьфу и доплатил помощнику лавочника, чтобы тот лично отнес подарок. 

В покоях Цзинь Гуаншань не задерживался — лишь сменил верхние одежды, а затем спустился вниз, посмотреть на тренировку адептов. 

Сейчас, здесь тренировалось столько адептов из самых разных школ, что на поле яблоку негде было упасть. Удивительно, как они все не задевали друг друга локтями. Только и слышался металлический лязг острых, встретивших друг друга, лезвий и как звенит спущенная тетива. 

— Цзинь-сюн, — раздался рядом спокойный мягкий голос. 

Цзинь Гуаншань повернулся — но еще до того узнал: возле него остановился Цзян Фэнмянь, пребывавший, судя по всему, в хорошем расположении духа. С годами это всё реже с ним случалось, и морщинки у уголков глаз удивляли и даже приводили в смятение. 

— Глава клана Цзян, — вежливо приветствовал Цзян Фэнмяня Цзинь Гуаншань. — Похоже, что клан Цзян больше не держит обиды на клан Вэнь?

— Цзинь-сюн, — усмехнулся Цзян Фэнмянь и покачал головой, — уж не прикидывайся, будто один не знаешь: сплетни о том, зачем Вэнь Жохань послал в Пристань Лотосов своего сына с извинениями — притча во языцех. 

— Ланьлин далековат, и слухи долетают плохо, — виновато улыбнулся Цзинь Гуаншань. 

На мгновение Цзян Фэнмянь показался удивленным, затем подозрительным, но после явно поверил в искренность слов Цзинь Гуаншаня и покачал головой:

— Не могу поверить, что ты упустил… Все только и делают, что обсуждают помощника Вэнь Жоханя, этого юношу. Мэн Яо.

— Мэн Яо… — протянул Цзинь Гуаншань и покачал головой. — Никогда не слышал. 

— Ты многое упустил, Цзинь-сюн, — со смешком ответил Цзян Фэнмянь. 

Они еще обсудили дела, расспросили друг друга о семьях и разошлись на спокойной ноте, каждый по своим делам. 

Вечером прошел торжественный ужин, от которого по губам Цзинь Гуаншаня растеклось горькое, как рисовое вино, которым их напоили, сожаление: он не увидел выступления актеров, хотя ждал. Вэнь Жохань организовал просто прекрасный прием, но не такой, который мог бы действительно удовлетворить потребности Цзинь Гуаншаня. 

Он вернулся в свои покои довольно скоро, не став приглашать никого из женщин. Сейчас он уже не ощущал в этом подобной потребности. По сравнению с молодым и сильным Вэй Ином Цзинь Гуаншань был стариком, хоть и выглядевшим молодо, но жизнь он проживал неумолимо. 

Всё катилось к закату. 

Цзинь Гуаншань долго писал этой ночью бессмысленные письма, в которых рассуждал о жизни и сравнивал Вэй Ина с прекрасным фениксом. К утру от его сочинений осталась зола: он не посмел отправить ничего, что написал, тому, кому это предназначалось. 

А сразу после завтрака Цзинь Гуаншаня нашел прислужник. В руках он держал драгоценное шелковое ханьфу. 

Вэй Ин снова отказался от предложенного подарка. 

Никакой надежды не оставалось — и Цзинь Гуаншань лишь облачился в свои парадные одежды, взял лучший из вееров — что с символом пиона — и покинул покои, чтобы сопровождать ночную охоту. 

— Надеюсь, Цзинь-сюн хорошо отдыхал этой ночью, — приветствовал его Цзян Фэнмянь. 

— Надеюсь, Цзян-сюн тоже, — улыбнулся и кивнул Цзинь Гуаншань. 

Глав кланов рассадили по паланкинам, которые подхватили сильные высокие мужчины, вероятно, как и Хэ Шуи вышедшие из варварских племен, и понесли вперед — к площадке, где должна была состояться ночная охота. Цзинь Гуаншань, всегда испытывавший предвкушение, скучал и старался ни о чем не думать. 

Признавать поражение всегда неприятно и тяжело. Цзинь Гуаншань умел проигрывать. Про него ходили слухи, будто он умел соблазнить любую, но на деле лишь он знал, что на каждое «да» приходится два «нет», и это только если удача действительно благоволит. 

Шлюхи оказывались надежнее: они не умели ни соглашаться, ни отказывать, а только работать. Но думать о борделях Цзинь Гуаншань не мог. 

Паланкин раскачивался всю дорогу, будто на волнах, и вскоре Цзинь Гуаншань мирно задремал. Проснулся он лишь от резкой остановки. Удивленно покрутил головой, моргнул и понял, что они прибыли. 

Слуги помогли Цзинь Гуаншаню выбраться из паланкина и проводили на организованные для глав других кланов места. Вэнь Жохань, как всегда, устроился на возвышении; сидеть у него в ногах… Нет, Цзинь Гуаншаню это не нравилось, но пока клан Вэнь не предпринимал решительных действий, Вэнь Жоханю прощались многие его странные слабости. 

— Да начнется охота! — прокричал кто-то, и толпы учеников разошлись каждый в свою сторону. 

Цзинь Гуаншань сжал в ладонях чашечку с почти белым чаем, поднес к губам и втянул носом мягкий травянистый аромат. 

— Неужели это «Королевская магнолия»? — спросил он с улыбкой. Вэнь Жохань будто бы кивнул, но взгляд его оставался устремлен в небо. — Глава клана Вэнь балует нас как никогда… 

Признаться, быть главой клана во время ночной охоты — скучнейшее занятие. Всё, что ты можешь, — сидеть и пить чай, ведь присутствие Лань Цижэня, который строго соблюдал все предписания, не просто давило. Оно уничтожало любой разговор на корню!

Стоило Цзинь Гуаншаню раскрыть рот — и его одергивали некрасивым замечанием, будто никому неинтересно слушать о похождениях. 

Хотя о похождениях слушать любили, Цзинь Гуаншань не спорил и молча похлебывал чай, ел виноград и иногда поднимал голову к небу. Сигнальные огни до сих пор никто не послал. 

Солнце поднималось всё выше и выше над землей и уже начало заметно припекать. Цзинь Гуаншань тоскливо вздохнул. По спине у него катились одна за одной капли пота, но юные адепты молчали, а никаким образом увидеть, что происходит на тренировочном поле, не представлялось возможным. 

— Господин Вэнь, жаль, что вы не устроили нам представление с актерами, — вздохнул Цзинь Гуаншань, налив себе еще чая. 

В ответ Вэнь Жохань показал свою улыбку:

— Как нет? Театр прибудет вечером, чтобы устроить всем нам прекрасный праздник. 

Рука Цзинь Гуаншаня дрогнула, и струя горячего чая потекла по темному дереву вниз, на половицы. 

Он одновременно хотел увидеть Вэй Ина среди актеров — и очень боялся, что среди актеров увидит Вэй Ина. Сама мысль о знакомых чертах, о кокетливой улыбке или изящном взмахе рукой — всё это сводило с ума и пугало. Как ему смотреть на того, кто отвергал его с удивительной настойчивостью?

Как — не смотреть?! 

Цзинь Гуаншань проглотил чай за один глоток и снова взглянул на небо. Спокойное еще мгновение назад, оно вдруг озарилось снопом искр. 

Со стороны зрителей послышался взволнованный и одновременно восхищенный вздох, но они не успели ничего осознать до конца — а главы кланов резко поднялись со своих мест и призвали мечи. Другие заклинатели поспешили осознать следом, что именно происходит. 

Сначала всем показалось, будто красные искры — это сигнал от адептов клана Вэнь. Сигнал, означавший победу. 

Однако эта мысль оказалась ошибочной. Все сигнальные огни рассыпались узором того клана, к которому принадлежали адепты, и сигнал от Вэнь выглядел бы словно второе солнце, взошедшее на ясный небосвод. Однако эти искры лишь вспыхнули и рассыпались по облакам. 

Подобный сигнальный огонь означал только одно — опасность! 

К тому моменту, как Цзинь Гуаншань неохотно ступил на лезвие своего меча, в небо взметнулась уже вторая огненная просьба о помощи. 

— Что случилось? — донеслось из толпы. 

— Что происходит?

— Срочно на мечи! Все старшие адепты — нужна ваша помощь!

Цзинь Гуаншань привычно обернулся в толпу и поискал взглядом Хэ Шуи, но среди людей в красном трудно было отыскать одно-единственное лицо. Впрочем, Цзинь Гуаншань привык полагаться на себя и не испытывал страха, хотя умело разыгрывал трусость, когда ощущал в этом выгоду. 

Мечи мчались высоко и на огромной скорости. Цзинь Гуаншань держался ближе к земле. В юности его страх высоты вызывал много насмешек — и он предпочитал использовать меч только в самых непредвиденных ситуациях. Вроде подобной. 

Но сейчас, к счастью, все слишком переживали об адептах, чтобы отвлекаться на страхи главы клана Цзинь и полоскать его имя еще сильнее. 

Еще в нескольких местах раздались звуки хлопков — в небо поднялись искры с юго-востока и северо-запада. Небольшая группа, к которой по чистой случайности примкнул Цзинь Гуаншань, предложила разделиться на две половины и исследовать эту местность. 

Цзинь Гуанщань повернул на юго-запад. 

— Если лютые мертвецы и злые духи вышли из-под контроля, почему никого не видно? — спросил кто-то. 

И действительно: следов злых духов с воздуха было совсем не видно, хотя обычно та глупая мелочь, на которую проводили охоту, плохо пряталась. Неужели что-то пошло не так и на площадке завелись крупные монстры? Но разве не должны были их уничтожить еще вчера?!

Цзинь Гуаншань вытащил из рукава пару талисманов и бросил вниз. Бумага вспыхнула золотым светом и истлела. 

— Что это значит? — спросил заклинатель в одеждах клана Вэнь. 

— Никаких злых духов, — озадаченно ответил Цзинь Гуаншань. 

Группа адептов нашлась за деревьями, которые Цзинь Гуаншань преодолел последним: слишком высокая преграда. Он опустился вниз, встал на землю и позволил мечу вернуться в ножны. 

Перед взрослыми-спасителями стояла толпа ребят от двенадцати до четырнадцати лет. Двое из клана Гусу Лань, еще трое — из клана Цзян. Выглядели они довольно испуганно, хотя никто не достал даже единого талисмана. 

— Что случилось? — спросил, нахмурившись, вэньский заклинатель. 

Цзинь Гуаншань тоже хотел бы узнать правду, но не стал повторять вопрос. Дети побледнели еще сильнее и оглянулись на зелень, что окружала их повсюду. 

— На вас напал кто-то из сильных злых духов? — мягко поинтересовался Цзинь Гуаншань и улыбнулся, надеясь, что это поможет успокоить детей. 

Словно завороженные, они уставились на точку киновари у него на лбу. 

Наконец, один пришел в себя и покачал головой. Он сказал:

— Нет. — Потом вздрогнул. — Мы видели… мы видели… 

Но он не успел договорить: Цзинь Гуаншань услышал шорох чужих шагов за спиной — и через мгновение люди, одетые в темные плащи и со скрытыми лицами, вышли из тени. Каждый из заклинателей призвал по мечу. 

— Держитесь в стороне и не позвольте себя ранить. Не разбегайтесь! 

Началась битва, и Цзинь Гуаншань поспешно отступил ближе к детям, чтобы не лезть на рожон. Проклятье! Ему всё-таки следовало поискать Хэ Шуи и быть вместе с ним, чтобы он сумел защитить Цзинь Гуаншаня в такой момент… 

Доставать собственный меч из ножен… последнее дело. 

Хотя, очевидно, решение не доставать меч было глупым. Конечно, Цзинь Гуаншань хорошо стрелял, но лука он давно не носил. Его навыки притупились со временем, и всё, к чему его готовили когда-то, стерлось из памяти. 

В отличие от глав других кланов, Цзинь Гуаншань старательно избегал военных конфликтов, особенно со своим участием. 

Неудивительно, что годы внесли свои изменения в его способность вовремя заметить тень врага. Хэ Шуи действительно был бы очень кстати — но его не было, и Цзинь Гуаншань оказался совершенно один и никак не ожидал получить в плечо острым лезвием.

Его руку пронзила боль. Он с удивлением посмотрел в темные, полные ненависти глаза, тоненько вскрикнул и, отшатнувшись, упал. 

Боль, которую принес ему клинок, не получалось ни с чем сравнить. Черное лезвие смазали в каком-то яде. Странно, подумал Цзинь Гуаншань, осознав, что мир постепенно расплывается и тускнеют даже чужие голоса. Ведь нужно бить в сердце. 

Какой глупый человек: так ненавидел его и пощадил. 

А еще его глаза показались до боли знакомыми, но Цзинь Гуаншань не мог понять, где именно видел их и когда в своей жизни.

Сотни и тысячи глаз смотрели на него когда-то. 

Сотни и тысячи…

— Глава клана, глава!.. — звал его звонкий мальчишеский голос. 

Но Цзинь Гуаншань неумолимо проваливался в черное пустое пространство, где не существовало ни расстояния, ни времени, ни вкуса, ни цвета, не запаха. Цзинь Гуаншань пребывал в Ничто и понятия не имел, что именно с ним происходило.

И уж тем более — что случилось вокруг. 

Но если бы у него был малейший шанс выйти из тела и взглянуть, он бы удивился, что угадал: ненавидели действительно его. Стоило Цзинь Гуаншаню упасть, и человек, ударивший его мечом, приказал своим помощникам отступать. 

Свирепая битва прекратилась. 

Потом Цзинь Гуаншаня подняли и вытащили из густых зарослей, затем его забрали адепты клана Цзинь. Отравленный ядом, он должен был скончаться очень скоро, но по какой-то счастливой случайности беда обошла его стороной. 

Говорили, что один из актеров труппы водил близкую дружбу с целительницей из дома Вэнь. Он носил с собой множество разных пилюль и снадобий, опасаясь за свою жалкую актерскую жизнь: таких, как он, всегда могли отравить. 

Театр пригласили к площадке, чтобы вечером отпраздновать удачную охоту, однако актеры прибыли слишком рано. 

В этот самый момент бледный Цзинь Гуаншань лежал на скамье, и жизнь утекала из него по капле. 

Один из актеров склонился над ним, вздрогнул и вытащил что-то из своего рукава. Напиток был горьким, но Цзинь Гуаншань даже не попытался выплюнуть лекарство: он находился без сознания и совершенно не мог сопротивляться ничему, что с ним происходило. 

Очнулся он уже когда эта история превратилась в легенду, и кто-то из уличных актеров уже принялся давать представление с куклами. Одна из них олицетворяла прекрасную актрису, которая, влюбившись в знатного человека, спасла его от отравления ядом, а затем скрылась в свете вечерней зари. 

В пьесе она долго сидела рядом и грела его холодные руки, и все, кто случайно видел подобную сцену, отводили глаза. Можно было подумать, что между актрисой и ее возлюбленным какая-то долгая и необъяснимая связь. 

Настоящая, крепкая любовь. 

Но почему же тогда актриса исчезла, не назвав имени и не сообщив любимому, кто его на самом деле спас?..

Зеваки, которым посчастливилось увидеть сценку, оставались недовольны концовкой и бранили уличного актера за дерзость. Что за вздор! Разве могут любящие сердца разлучиться так глупо? Да ты старый шарлатан и просто хочешь разыграть драму на ровном месте!.. Верни наши деньги!

Цзинь Гуаншань открыл глаза и осознал, что лежит в постели и смотрит на раскрытое окно. Цзинь Гуаншаня немного знобило. Кто-то скрипнул половицами и сел рядом. 

— Ты пришел в себя, — облегченно произнес Хэ Шуи. 

Слабое, слабое тело. Цзинь Гуаншань с трудом повернулся на другой бок и посмотрел в хмурое, усталое лицо. Он хотел бы утешить Хэ Шуи, но не нашел сил, чтобы поднять руку. 

— Да, — тихо ответил Цзинь Гуаншань. — Сколько я спал?

— Два дня. Я начал беспокоиться, что ты не вернешься. 

Когда Цзинь Гуаншаню поднесли зеркало, он понял, почему Хэ Шуи волновался: его губы оставались бескровными, под глазами залегли глубокие тени. Щеки впали. Цзинь Гуаншань утратил свою привлекательность. 

— Вот, — Хэ Шуи принес ему горячий бульон прямо в постель и взялся за ложку. — Тебе нужно поесть. 

Цзинь Гуаншань послушно сел на кровати и позволил кормить себя, словно малое дитя. Для Хэ Шуи это не было в новинку — он и прежде не раз ухаживал за Цзинь Гуаншанем, когда тот болел или чувствовал себя плохо. 

— Тебя отравили, — сказал Хэ Шуи. 

— Его нашли? 

Горячий бульон обжег язык, и Цзинь Гуаншань поморщился. В прошлом он бы стукнул Хэ Шуи за невнимательность в плечо, но силы пока не восстановились. 

— Нет. Лица мятежников были скрыты. — Хэ Шуи покачал головой. — Глава клана Вэнь обещал, что обязательно разберется… Ты не помнишь ничего необычного?

Цзинь Гуаншань задумался, сглотнув очередную порцию супа. Он вообще плохо осознавал, что происходит, и голову немного ломило от боли. 

Он помнил, как обернулся на звук шагов. 

Помнил, что времени достать меч не оставалось. 

Еще он помнил глаза — полные ненависти и такие знакомые. Но… безнадежно! Память не находила соответствий. 

— Нет, — ответил Цзинь Гуаншань. — Ничего необычного, я думаю. 

По лицу Хэ Шуи пробежала тень разочарования, но он не стал высказывать ничего вслух и продолжил молчаливо кормить Цзинь Гуаншаня. Потом тот уснул. 

Еще несколько дней они пробыли в Безночном городе вот так: Цзинь Гуаншань много спал, ел бульоны и приходил в себя. Его лицо уже не походило на лицо трупа, но всё еще не выглядело красивым. Хэ Шуи помогал ему есть, переодеваться и мыться, буквально став тем ребенком на побегушках, которым когда-то был — до того, как Цзинь Гуаншань сделал его сначала солдатом, а затем даровал волю. 

Странно было осознавать, что Хэ Шуи заботится о нем не по приказу, а по собственному желанию. Один из немногих. 

Еще за те дни, пока Цзинь Гуаншань приходил в себя, он много думал о Вэй Ине и чувствовал горечь от того, что не сумел тем вечером насладиться его игрой. Если тот, конечно, приехал. 

Не приехал — не стоило себя обманывать!.. 

В голове звучали те слова… обреченные и изломанные, которые Вэй Ин сказал ему на прощание в последнюю встречу: «Не всё, чего хочет господин Цзинь, может исполниться. Другие люди не ваши вещи. Вы не можете их принудить». 

Конечно, после такого Вэй Ин не стал бы приезжать, узнав, что среди гостей есть Цзинь Гуаншань. С его-то нравом. 

На пятый день Цзинь Гуаншань почувствовал себя лучше и даже сам смог не только встать с постели, но помыться, переодеться и нарисовать на лбу символ своего клана — красную аккуратную точку. 

Хэ Шуи вошел к нему как раз в тот момент, когда Цзинь Гуаншань заканчивал приводить себя в порядок. 

— Вижу, ты чувствуешь себя лучше, — заметил Хэ Шуи. Лицо его не выражало ничего, но глаза радостно блестели. Цзинь Гуаншань невольно улыбнулся. 

— Сможем покинуть сегодня Безночный город. Только я хочу для начала купить всё необходимое в дорогу. 

— Сам? — с сомнением поинтересовался Хэ Шуи. 

Цзинь Гуаншань поднял с подноса, на котором стоял его завтрак, миску с кашей и кивнул:

— Угу. 

Спорить Хэ Шуи не стал. Не имело смысла. 

После завтрака Цзинь Гуаншань взял кошель с деньгами и вышел из постоялого двора, где они разместились. Гостеприимство клана Вэнь не кончилось, но Хэ Шуи разумно решил, что безопаснее будет отдалиться от этого места и переждать где-то в непримечательном закоулке. 

Улица была широкой и пыльной. Цзинь Гуаншань неторопливо шел вдоль торговых рядов и то и дело покупал что-то поесть или выпить, еще он взял парочку интересных заколок и по привычке сунул их в рукав, даже не поняв, что их больше некому дарить. 

Обе заколки напоминали переплетенные цветы сливы, только одна ветвь была белой, а другая — красной. Хозяин лавки сказал, что они сделаны таким образом, чтобы их могли носить влюбленные. Это было вроде как парной заколкой. 

Какая глупость, подумал Цзинь Гуаншань. Настоящая безделица. 

И купил. 

— Быстрее! — произнес детский голосок, и через мгновение в Цзинь Гуаншаня врезались двое мальчишек. Один из них испуганно отступил, другой закрыл рукой рот. 

— Осторожнее, — с улыбкой произнес Цзинь Гуаншань. — Разве вы не видите дороги?

— Простите, господин заклинатель! — выдохнул один из мальчишек. — Мы… торопились. 

— Куда же? — поинтересовался Цзинь Гуаншань со всё той же улыбкой. 

Мальчишки переглянулись. 

— Там представление начинается. 

У Цзинь Гуаншаня по спине пробежал холодок, и только когда он обернулся, понял, что ошибся. Конечно… конечно, это не Вэй Ин. Какая глупость так думать, Вэй Ин наверняка уже уехал в другое место со своим театром. 

Позади Цзинь Гуаншань увидел уличного артиста, который готовился показывать театр с куклами. Подарив детям по яблоку, Цзинь Гуаншань отпустил их смотреть спектакль, а сам заглянул в еще одну лавку. 

Когда он вышел, представление шло полным ходом. 

Не скажи ему мальчишки о своем интересе, Цзинь Гуаншань прошел бы мимо, но сейчас ему вдруг стало любопытно, и так как он пропустил только самое начало, мог еще хоть что-то понять. Хэ Шуи не покинет Цишань без него, а это значило, что время есть. 

Цзинь Гуаншань подошел к толпе зевак и стал чуть поодаль, присмотревшись. 

Кукла-актриса сидела над полуживым знатным человеком в золотых одеждах. Конечно, выглядели они грубовато, но тот, кто создал этих кукол, неплохо уловил основные черты. Цзинь Гуаншань вздрогнул и едва не выронил из рук покупки. 

К Хэ Шуи в номер он буквально ворвался. 

— Что случилось? — спросил тот, моментально обернулся и забрал вещи из ослабевших рук Цзинь Гуаншаня. 

— Я срочно должен ехать к театральной труппе, — выдохнул Цзинь Гуаншань. Его взгляд метался по комнате. 

Хэ Шуи покачал головой:

— Зачем тебе бередить себе душу?

— Не прикидывайся, что не знаешь! — Цзинь Гуаншань покраснел от злости и вскинул руку с веером, но силы его уже оставляли — и жест вышел не таким красивым, как хотелось. Тяжело дыша, Цзинь Гуаншань опустился на стул. — Ты не сказал мне. 

— Он не хотел, чтобы ты знал. — Хэ Шуи пожал плечами. — Тебе следует научиться уважать желания других. 

На эти слова Цзинь Гуаншань только раздраженно отмахнулся, перевел дух, поел и затем снова собрался в путь. 

Уже смеркалось, когда он в сопровождении Хэ Шуи покинул постоялый двор. Ехать на коне после стольких дней болезни Цзинь Гуаншаню было трудно, но он не подал вида, будто не справляется, лишь посильнее схватился за поводья. 

Путь до театра был короток и легок. Совсем скоро Цзинь Гуаншань спешился. 

— Побудь здесь, — попросил он Хэ Шуи.

В театр его пустили без особых проблем. Но почти сразу он столкнулся с женой наставника Ши. 

— Что здесь делает господин Цзинь? — спросила та, нехорошо усмехнувшись. Прежний ее страх будто испарился. Так ли на нее подействовал немного болезненный вид Цзинь Гуаншаня?

— Я хочу увидеть цинъи. 

Лебезить перед ее презрительным взглядом Цзинь Гуаншань не собирался. Он гордо вздернул подбородок вверх и посмотрел на нее с не меньшим презрением. Несколько секунд они играли в гляделки. 

Потом заскрипели половицы, и из темноты к ним вышел наставник Ши. Он держал в руках бумажный фонарь и выглядел более чем довольным жизнью. Цзинь Гуаншань заподозрил неладное и весь напрягся. 

— Вы пришли к господину Вэю? — насмешливо спросил наставник. 

Цзинь Гуаншань кивнул, стараясь сохранить на лице безразличное выражение. 

— Вы не можете с ним встретиться, господин Цзинь, — ответил наставник Ши и расплылся в улыбке. — Невозможно.

— Это еще почему? 

Воцарилась тишина. Такая торжественная, какая бывает перед тем, как оборвется сердце. 

Словно наслаждаясь своим триумфом, наставник Ши не торопился делиться новостями. Он мягко приобнял свою супругу, и вместе они заслонили от Цзинь Гуаншаня проход. Точно из опасений, что он может прорваться внутрь. 

— Господина Вэя купили. — Слово обожгло, словно кнут, полный духовной силы. — Завтра утром он будет отправлен в качестве наложницы к тому, кто его приобрел. 

— Ваша история вдохновила многих, — ласково произнесла жена наставника. У Цзинь Гуаншаня похолодели руки. 

— Сколько? — хрипло спросил он. 

— У вас нет таких денег, боюсь, что с главой клана Вэнь вам не спорить. 

От этого имени у Цзинь Гуаншаня окончательно вскипела кровь, но он настойчиво повторил:

— Сколько?

Супруги Ши переглянулись и на несколько секунд отошли в сторону. Возможно, они считали, что так их не слышно, но Цзинь Гуаншань всё равно улавливал шепот. «Всего одна ночь», «не обещали невинным» — вот о чем они говорили. 

Улыбнувшись, наставник Ши подозвал Цзинь Гуаншаня к себе одним легким движением руки. 

— Если вы готовы платить, мы можем обсудить условия сделки у меня. 

Цзинь Гуаншань кивнул и пошел следом.

Утро Вэй Ина начиналось не так, как все прежние. Он с тоской смотрел в окно, за которым поднималось солнце. Вода в лохани остывала всё сильнее. 

Раздался всплеск. Вэй Ин выбрался из бочки и принялся обтираться полотенцем. 

Он старался не думать. Движения его стали простыми и примитивными. Это помогало не возвращаться к мыслям о том, что ждет его уже этой ночью, и сердце не болело так сильно. 

Когда он приехал… когда он увидел Цзинь Гуаншаня, не смог пройти мимо. Смешно. Вэй Ин не думал, чем это для него обернется, он вообще не думал в тот момент. Его сердце бешено стучало в груди и разрывалось от тоски и боли. 

Цзинь Гуаншань не был к нему добр — и в то же время был. 

Они расстались очень плохо, грубо и некрасиво. Но Вэй Ин не жалел о своих словах, и всё же не сумел остаться в стороне. 

За свои поступки и прегрешения Цзинь Гуаншань заслуживал наказания, но так уж сложилось: смерть Вэй Ин не считал приемлемым способом. Подобное он пожелал бы только кровному врагу. Цзинь Гуаншань был неловким ухажером, но никак не тем, кто причинил ему невыносимые страдания.

Всю боль, что оставил он своими поступками, Вэй Ин мог вынести. Это было не больнее, чем получать палкой по спине. 

Вэй Ин разложил красного цвета одежды и принялся неторопливо одеваться. Во всем этом, думал он, есть свои приятные стороны: уже несколько дней его не били. Товар должен быть красивым. 

Если бы он мог, он бы зарыдал и немного подпортил картинку, но Вэй Ин выплакал все слезы еще в самую первую ночь. Вэнь Жохань, заявившись сюда, поставил такую сумму за его тело, что все накопления Вэй Ина вмиг обесценились.

А ведь он почти заработал себе на свободу — оставался только один концерт… 

Всё, чего он хотел, — это жить свободно и просто. Может быть, петь или танцевать. Может быть, пойти к кому-нибудь в подмастерья. 

Миска супа и маньтоу, уголок, где можно спать, крыша над головой — ему бы хватило, чтобы жить счастливо. 

Теперь никакой свободы не случится никогда. Вэнь Жохань смотрел на него с интересом, и этот его взгляд не предвещал ничего хорошего. К тому же Вэй Ину слишком непрозрачно намекнули, чтобы он успел подготовить себя, если не хочет боли. 

— Конечно, — заметил Вэнь Жохань безразлично, — если глава клана Цзинь всё там не растянул как следует. 

От таких слов Вэй Ин покраснел. Он чувствовал себя униженным, но не мог ответить — не главе клана Вэнь, который держал в руках его жизнь. 

Покончить с собой было бы правильнее, но этого Вэй Ин тоже не мог: он позволил себе верить, что сумеет найти хотя бы одну лазейку. Хотя бы…

Дверь в его покои распахнулась, и маленькая А-Ли вбежала в комнату. Маленькая, конечно, только на вид — она давно уже выросла и помогала здесь на кухне. 

— Вэй-гэ! — выкрикнула она и подбежала к Вэй Ину, крепко обняв. 

Он любил А-Ли, но сейчас не чувствовал ничего: всё внутри будто заиндевело. 

— А-Ли, ты помнешь одежды. 

— Вэй-гэ, ты глупый, — засмеялась А-Ли, крепче обняв его за талию. Вэй Ин рассеянно погладил ее по голове. 

Чему она так радовалась? Еще вчера носила траур по его жизни и свободе, а теперь носилась по комнате, словно выпущенная на волю пташка. Вот глупая девчонка. Вэй Ин почувствовал, что злится. 

— Пусти меня, — потребовал он, но не стал отталкивать А-Ли. Скорее, старался звучать с легким дружелюбным укором. — Ты же слышала: помнешь мне одежду. 

— Ну и ладно! — захохотала А-Ли. — Пусть Пэйпэй пойдет в мятой, ему-то что. 

Пэй Шу? Что за глупости, с чего бы ему… Вэй Ин мотнул головой. 

— Снимай свою одежду, дурачок, — засмеялась А-Ли и принялась кружиться по комнате. 

Когда Вэй Ин почувствовал, что совсем запутался, в дверях показалась госпожа Ши. 

— Что стоишь? — бросила она недовольно. — Не слышал Ли-эр что говорит? Снимай эту одежду, она тебе не принадлежит. 

— Как это, — нервно улыбнулся Вэй Ин. — Я купил наряд на свои деньги. Это моя одежда. 

— Это свадебная одежда! — Госпожа Ши недовольно затрясла головой и подлетела к Вэй Ину. Тот вынужденно отступил на шаг назад. — Пэй Шу нужно в чем-то идти. А ты «деньги», «деньги». Что волнует тебя, кроме денег?! 

Действительно, отстраненно подумал Вэй Ин, и усмехнулся. 

— Зачем Пэй Су куда-то идти в свадебных одеждах?

Госпожа Ши от вопроса замерла и посмотрела на Вэй Ина так, словно бы видела перед собой умалишенного. 

— В своем ли ты уме, мальчик? Тебя уже ничего не касается. 

— Меня еще не выдали господину Вэню, — ответил на это Вэй Ин. 

На мгновение А-Ли перестала бешено вращаться по комнате, пошатнулась и поймала Вэй Ина мягким и ласковым взглядом. 

— И не выдадут, — сказала она. — Ты свободен, Вэй Ин. 

В ушах зашумело. Кажется, Вэй Ин посмотрел на госпожу Ши, и та лишь пренебрежительно дернула плечом:

— Что пялишься?! Тебя выкупили. Выкупили тебе свободу. 

— Смешная шутка, — вслух произнес Вэй Ин и кое-как устоял на ногах. Ему стало душно. Голова закружилась. Как жестоко разыгрывать его даже за все те шалости, которые он себе позволял, подобным образом… Когда это А-Ли сделалась такой бессердечной?

— Я похожа на шутницу? — Госпожа Ши уперла свои руки в бока и сердито расставила локти. — Твою свободу купили. Собирай вещи и проваливай, хоть на все четыре стороны! 

— Ты свободен, Вэй Ин, — со смехом произнесла А-Ли и принялась снова кружиться. 

У Вэй Ина тоже всё закружилось перед глазами. Он сел на кровать и смог только хрипло спросить:

— Кто?..

Имена мелькали перед ним набором иероглифов. Но всё не то. Его свобода стоила теперь бешеных денег — что за безумец выложил бы такую сумму за него, каким бы красивым и талантливым он ни слыл? Да на такие деньги можно купить дом! 

— Неужели сжалился глава клана Вэнь?

— Вот дурной, — усмехнулась госпожа Ши, сметая с полок вещи Вэй Ина прямо на пол. — Якшался столько времени с Гуаншанем и не понимает, кто его выкупил. 

Кажется, сердце Вэй Ина совсем перестало биться и ожило только тогда, когда госпожа Ши попыталась сбросить очередную шкатулку, совсем новую, с полки. Вэй Ин не понял, как, но прыгнул вперед и поймал подарок ладонями, хотя и приложился об пол локтем. 

Госпожа Ши продолжала браниться и швырять его вещи. А-Ли всё еще кружилась по комнате. 

Вэй Ин осторожно открыл шкатулку. 

— Он всё еще здесь? — спросил он тихо-тихо, и по щеке скользнула слеза. 

— Уехал прошлой ночью, — ответила госпожа Ши, бросив в Вэй Ина его шелковый халат. 

На дне шкатулки лежала простая заколка, похожая на ветвь сливы. Красные цветы как раз только распустились. Вэй Ин осторожно взял ее в руку и вспомнил, что видел такую на днях у лавочника. 

Заколка из двух половинок, вторую оставит у себя влюбленный, первую — подарит тому, кого любит. 

Под заколкой лежала записка. 

Цзинь Гуаншань написал: «Красный — пламя в волосах феникса». 

Дрогнувшей рукой Вэй Ин сунул заколку в волосы и поднялся. Комната еще плыла перед его взглядом, но он принялся собирать все разбросанные вещи, подумав только об одном:

Отыне волею небес я абсолютно свободен.