Чайки на горизонте похожи на мушек, настойчиво зудящих над ухом в сумеречные часы. Дазай хмыкает, ладонью отгоняет как раз такую стайку от своего лица, и с мрачным сожалением думает, на что он вообще надеялся, делая Атсуши предложение, от которого тот не может отказаться, но в силах позволить себя отговорить.

Пиво в жестяных банках заваливается боком и катится под шелест целофана, когда Дазай в чувствах пинает пакет, как пнул бы особо мозолящий глаза камешек посреди дороги. Руки в карманах сами по себе сжимаются в кулаки от горькой злости, но он начинает дышать на счет почти сразу, и самоуничижительные мысли - кровопийцы и паразиты - думаются, но уже без прежнего огонька.

Складные стулья, которые он притащил, чтобы не мараться о наверняка загаженную птицами крышу, выглядят форменным издевательством. Их два, они смотрятся неудачно вырванным из контекста помещения случайным предметом. Как будто обставляя дом в "the sims" поставил в гараж парочку лошадей или воткнул пальму посреди фруктового сада с Тауэром на заднем фоне. Крыша действительно загаженна, но только местами, а на стульях даже потеков лака нет. Дазай ощущает от зрелища все больший сюрреализм, и в конце концов, со вздохом достает первую банку, открывает не глядя, отпивает, прислонившись поясницей к ограждению, будто лично проверял, как припаян металл. И расслабляется, когда видит, как краснеет солнечный диск, все ближе клонясь к горизонту. 

В конце концов, он здесь так и так ради созерцания, а компания... ну... 

Он просто хотел показать что-то такое Атсуши? И расслабиться. Он даже стулья поставил достаточно далеко от края, чтобы парнишка не нервничал так, каждую секунду патологической трезвенности напряженно ожидая скачка в запретную сторону. За два с половиной метра от края даже Дазай не сможет прыгнуть через ограждение одним рывком, с каким бы апломбом он ни вещал о своих мечтах поскорее кончиться как личность, и сколько бы драматичных телодвижений он ни сделал перед этим.

Но Атсуши не пришел. Пиво грелось, сжатое в руке, солнце садилось. Дазай тоже сел, в конце концов, на стул, один из двух, и уставился на горизонт. Тепло скользило по лицу, безветренный денек мог бы быть мучительным в своей духоте, но с материка к вечеру должно было подуть ощутимее, а высота располагала к чуточку большей свежести, чем внизу.

- Не знал, чем вы закусываете, но взял чипсы с крабом, - сказали вдруг сбоку, и Осаму уставился на со вздохом - возникшего - севшего рядом парнишку, шелестящего упаковкой чипсов, как на призрака. Тот не впечатлился, а может просто не заметил - с тихим ворчанием закинул в рот несколько кругляшей, открыл баночку, не глядя выбрав из общей кучи что-то, вскинулся вперед, широко разведя ноги, когда изнутри через все края разом полезла пахнущая солодом пена. Уставился с отвращением на мокрую ладонь, по которой все это стекло вниз и кляксами расплылось по бетону.

Дазай подавил весело запрыгавшие - предательские - уголки губ, сделал серьезное лицо, сунул руку в чужую пачку, не обращая внимание на возмущение вечного голодного сиротки во взгляде. Проигнорировал тихий предупреждающий рык, нарываясь, и пятиминутный монолог к теме пользы своевременного написания отчетов, переполненный одолженным у Куникиды ядом, проигнорировал тоже. 

Улыбнулся почти украдкой, закусив изнутри щеки. В груди было противоестественно горячо.

Атсуши был рядом. Пиво было мерзким. Закат был прекрасным. Дазай... был странно доволен и счастлив.

За спиной плыла чернильная синь, и в ней зажигались первые звезды. Такие же солнца, для таких же зрителей, просто где-то очень далеко.