1.
У Каллена есть одна удивительная способность – он всегда оказывается в нужном месте в нужное время.
***
Впервые эта способность даёт о себе знать ещё в детстве. Мальчишка растёт недалеко от Хоннлита, подвижный, смышленый и начитанный, он искренне восхищается храмовниками и упрашивает местную Церковь сделать его таким же, когда придёт время.
Мальчишку, хоть и умного не по годам, всерьёз никто не воспринимает – от него отмахиваются, в ответ на его просьбы отнекивается, но Каллен продолжает стоять на своём, поражая свои упорством не только родителей и служителей церкви, но и всех окружающих в принципе.
Но у Каллена есть одна удивительная способность – он всегда оказывается в нужном месте в нужное время.
И, когда ему исполняется тринадцать, о нём хлопочет сам рыцарь-командор.
Каллена отправляют на обучение к храмовникам, и вся деревня провожает удачливого мальчишку.
И он, конечно, жутко собой гордится.
__________
Второй раз эта способность проявляет себя намного позже.
Когда Каллену исполняется восемнадцать, он приносит клятву храмовника. По семье он скучает уже намного меньше, дружески относится к остальными храмовниками (среди них – много ребят, вместе с которыми он рос), и настороженно – к магам; начинает принимать лириум, но куда в этом деле без него?
И на рыжей девчонке Амелл, неуклюжей и хрупкой, он задерживает свой взгляд намного дольше, чем ещё на ком-то; может, он сам этого не замечает, но сказать широкоплечему храмовнику никто не решается – всё-таки, успехи, достигнутые им при обучении, облетают Башню буквально за мгновение.
Каллен сам не замечает, как смотрит на Амелл, хотя где-то глубоко внутри ему очень хочется, чтобы это заметила она.
А потом она исчезает, и храмовник понимает, что его чаяниям не суждено сбыться.
Только маленькую и неуклюжую магичку очень хочется увидеть ещё хотя бы раз.
Но у Каллена есть одна удивительная способность – он всегда оказывается в нужном месте в нужное время.
Башня пылает, и близких его друзей – таких же мальчишек, с которыми он вместе тосковал по семье, которых отговаривал от пакостей, с которыми вместе взрослел и учился – всех их убивают на его глазах.
Круг Магов заполоняют демоны и одержимые, этажи полны тел, мёртвых и не очень – ходячие мертвецы, поднятые жутким заклинанием, ходят мимо него, и Каллен встречает их взгляды без былой отваги.
Когда выход из Башни закрывается, Каллен остаётся внутри. Его оставляют. Им жертвуют.
И он почти готов принять эту жертву.
Его не убивают – пытают, надеясь сломить его волю; но единственное, что оказывается сломленным – разум. Каллену кажется, будто он сходит с ума, умирает раз за разом, умирает вместе со всеми и в одиночестве, он не понимает происходящего, и боль, мучавшая его ранее, заглушается и отступает. Каллен не чувствует своего тела, Каллен не чувствует самого себя, и единственное, что прошивает его существо – это липкий, мерзкий и всепоглощающий ужас. Он сглатывает его вместе со своей кровью, он давится им, он захлёбывается и тонет в нём.
А потом он видит Амелл.
Она всё такая же маленькая и неуклюжая, только на этот раз – ненастоящая. Каллен смеётся, Каллен кричит, Каллен умоляет больше не мучить его, но магичка прикасается прохладной ладонью к его лбу – прикосновения демонов обжигают не хуже тлеющих углей – и от этого прикосновения всё ещё существо взрывается новой, оглушительной болью.
Кажется, он просит – убейте их всех.
Кажется, он умоляет – убейте меня тоже.
Амелл отрицательно качает головой.
Она спасает их, этих уродов, этих убийц, в руках которых неведомая мощь, она спасает их, она защищает их, она берёт на себя ответственность за них.
Всепоглощающий страх сменяется ненавистью.
Тьма, отступившая с прикосновением маленькой прохладной ладони, возвращается.
__________
Каллен не знает, сколько проходит времени, потому что все дни для него сливаются в один. Он путает секунды с неделями и минуты – с вечностью.
Тьма выедает его изнутри, течёт по венам вместе с лириумом, заставляет смотреть в глаза тем, кто может в любой момент выйти из себя и стать чудовищем, и – просто так, играючи – убить всё, что ты любишь. Каллен не знает, что именно его так сломало – смерть друзей, жертва храмовников, пытки демонов или предательство маленькой колдуньи, которая не была должна ему ровным счётом ничего – Каллен не знает, было ли это что-то одно, или же всё сразу.
Тьма выедает его изнутри, и чудовищем, вышедшим из себя, в итоге становится он сам.
__________
Он бы мог убить их всех.
***
Рыцарь-капитан Грегор долго разговаривает с ним, прежде чем принять какое-то решение, но Каллен не совсем понимает, ради чего всё это делается. Он в порядке, он ходит по острому лезвию, он сошёл с ума, он в порядке – к чему эти пронзительные взгляды и проникновенные разговоры? Он может взять себя в руки и вести службу дальше, ходить по плитам, на которых совсем недавно оттирали кровь его друзей, помогать восстанавливать Круг, который уничтожил его самого – он может, Каллен утверждает это, но Грегор остаётся непреклонен.
Каллена переводят в киркволльский круг, высылают в Вольную Марку, в Город Цепей, под опеку рыцаря-командующего Мередит. Эта сильная женщина мешает ненависть со страхом и держит магов на коротком поводке, а стены Башни не сжимаются и не давят, и потолок не рухнет вот-вот на голову. Каллен может ходить, не сжавшись внутренне, не дрожа, как натянутая струна – он расправляет плечи и возвращается к исполнению своих обязанностей, он оживает, медленно и по крупицам – под жёстким и властным взглядом Мередит, под её неуклюжим и неловким одобрением.
Круг Магов расположен в Казематах, словно тюрьма, а он, суровый надзиратель, держится в стороне от всех своих подопечных – ужасы Башни всё ещё стоят перед его глазами, и, если честно, вряд ли сотрутся оттуда вообще хоть когда-нибудь – именно поэтому Каллен поддерживает все самые суровые решения относительно магов, и на удивление быстро поднимается по карьерной лестнице.
Два года – и Каллен уже рыцарь-капитан.
Два года – и время перестаёт казаться бесконечным.
В киркволльском круге, тем не менее, неспокойно. Рыцарь-командор Мередит усмиряет магов при малейших подозрениях в магии крови или заговоре, маги, встревоженные такими чистками, усугубляют положение своими попытками сбежать. Ненависть к храмовникам растет, подозрения к магам – тоже.
Исчезают храмовники.
Каллен пытается разобраться, Каллен пытается не сломаться обратно, Каллен ищет, Каллен расследует и мечется из стороны в сторону, но след утекает из его пальцев песчинками.
Хоук тоже рыжая, и – ферелденка. В её чертах лица угадывается что-то смутно знакомое, но она, жесткая и смешливая, двигается уверенно и властно, и Каллен, совершенно очарованный этим, не может отвести от неё задумчивого взгляда.
Хоук ещё и посох за спиной носит, и таскает этого лириумного эльфа – Каллен слышал, как о нём сплетничали.
Впрочем, эльф эльфом, а о нём самом сплетни ходят не лучше – мол, взбесился и убил кучу магов, а потом из тюрьмы бежал, горемычный, потому что крышей поехал.
Каллен слушает эти слухи с благосклонной улыбкой, а потом – опускает руку в латной перчатке на плечо рассказчику. Рука у него большая, перчатка тяжёлая, и в следующий раз рассказчик тысячу раз подумает – а стоит ли подобная история того? Может, ну её?
Хоук рыжая.
И почему-то Каллен не может не смотреть.
__________
Время идёт – теперь-то Каллен не может этого не замечать.
Многие поговаривают, что у Мередит едет крыша, и она действительно едет, потому что такая импонирующая Каллену рыцарь-командор объявляет Право Уничтожения, потому что Хоук остаётся на стороне магов, потому что Каллен – так ненавидящий их, собравший себя по кусочкам уставший Каллен встаёт на их сторону.
Нельзя убивать то, чего ты не понимаешь.
Нельзя уничтожать то, чего ты боишься.
Ты виноват в своём страхе – так почему отдуваться должны другие?
«Спасибо», произнёсенное Хоук с искренней признательностью, греет.
Но он никогда не сделала бы подобного просто ради кого-то.
***
Когда мир, и без того висящий на волоске, неуклонно катится к логичному концу, Каллен присоединяется к Инквизиции. Он оставляет Орден без сожалений, он берёт на себя командование войсками, он почти в порядке – а значит, он будет сражаться до последнего.
Инквизиция без Инквизитора – это не слишком смешная шутка.
Остроухий рыжий Инквизитор-женщина – это слишком даже для него.
Впрочем, мир висит на волоске – и почему же экс-храмовнику, а ныне Командору не должно быть всё равно, кто будет его спасать?
***
Серьёзно, у Каллена есть просто невероятная способность – он всегда оказывается в нужном месте в нужное время.
Он знаком лично с Героиней Ферелдена, маленькой и рыжей Амелл, которая остановила Мор и уладила политические дрязги огромной страны; он сражался бок о бок с Защитницей Киркволла, точно такой же рыжей и саркастичной Хоук, которая изо всех сил пыталась спасти город, ставший ей родным; он ведёт войска под чутким руководством Инквизитора, эльфийки из долийского клана Лавеллан, верящей в своих богов, но пытающейся спасти мир как пророчица Андрасте.
Каллен раз за разом находится в гуще происходящих событий.
И это убивает его.
И это спасает его.
2.
Морриган слишком часто оказывается там, где не нужно, а ещё – расплачивается за свои мимолётные приступы доброты слишком долго; именно поэтому ей так не нравится, когда Амелл делает что-нибудь хорошее и бескорыстное.
Всё правда в том, что сама Амелл ей очень даже нравится – Морриган не хочется, чтобы эта девочка повторила хоть один фрагмент её собственной судьбы.
Но ведьмы не делают ничего хорошего, поэтому Морриган молчит о себе, но зато слишком часто начинает говорить о Страже. Амелл это смущает и обескураживает, она не совсем понимает, что происходит, она повышает голос, а однажды из её рта вылетает ёмкая характеристика: «злобная стерва», и Морриган замолкает на полуслове.
Ухмылка получается кривой, зато Алистер улыбается слишком торжествующе.
Но, наверное, нужно всё объяснить.
***
Всё хорошее в её жизни сводится к «прекрати», и если первое «прекрати» говорит ей мать – Флемет мудра, но Морриган пока ещё нет, и ей недостаточно услышать, ей нужно испытать это всё на собственной шкуре – то следующее «прекрати» говорит уже вселенная, и если с матерью Морриган ещё когда-то пыталась спорить (это было до разбитого зеркала), то со вселенной не вышло бы при всём желании.
Морриган пыталась помочь – Морриган толкала в пропасть саму себя.
Каждая попытка выходила ей боком.
Флемет смеялась – ох, как она смеялась, когда Морриган пыталась сдержать слёзы! – словами не передать.
И тогда Морриган перестала плакать.
Её воспитали как ведьму из Диких Земель – дикой, мудрой и вечной. Морриган знала многое, но хотела знать всё, даже если бы эти знания убили её. Она смотрела исподлобья, а ещё – никому не верила.
Хотелось бы ей сказать, что никому.
Она верила матери – мать отправила её с Серыми Стражами, мать лгала ей всю жизнь и вырастила её затем, чтобы занять её тело.
Морриган любила своё тело – юное, сильное, красивое – и уж совсем не собиралась его отдавать. Тем более – той, о которой она, оказывается, совсем ничего не знает.
А ещё Морриган шла за Амелл, на которую внезапно взвалили непосильную ношу. Маленькая, хрупкая и рыжая, она должна была вести за собой войска и народы, должна была спасти всех и больше не имела права на ошибку, а что самое смешное – она… помогала. Бескорыстно. Каждому, кто нуждался в её помощи.
Как Морриган когда-то – может быть, почти в прошлой жизни.
В той самой, в которой у неё была мать.
***
Морриган слишком часто оказывается там, где не нужно – и это всегда происходит во вред ей самой.
Они расстаются на громкой ноте – тихая Амелл почти кричит. Сейчас Морриган и не вспомнит, что именно она тогда ей сказала; не вспомнит и слов, которые выплюнула Амелл ей в ответ. Ведьме просто хотелось… она уже и не помнит, чего – помочь ли, сказать ли, что Страж ей не чужая, может, ещё что-то глупое.
И ей снова это вышло боком.
И у неё снова всё разбилось.
В последней битве с архидемоном Амелл погибла.
А Морриган…
А что Морриган?
Морриган выжила.
Как и полагается ведьме.
3.
Лавеллан хватает за руки всех, до кого может дотянуться, и её волнение вполне объяснимо – никогда раньше не посещавшая официальные человеческие мероприятия долийка безумно боится сделать что-то не так.
Жозефина нагнетает, не со зла, смешливо припугивает леди Инквизитора, и бедняга совсем бледнеет, а Каллен изо всех сил пытается сдержать усмешку.
Он не любит подобные приёмы, но знает – его присутствие необходимо.
Инквизитор полуобморочным голосом просит воды.
***
Они говорят об отступнице ещё в ставке командования, и для каждого из четверых является шоком её присутствие под королевским боком; впрочем, если Жозефина, Каллен и Лавеллан удивляются тому, как колдунье удалось добиться подобного расположения, то Лелиана скорее поражена тем, что подобное расположение ей вообще нужно.
Саму Лелиану Каллен встретил впервые давным-давно, ещё в башне ферелденского круга на озере Каленхад – она мялась за спиной Амелл вместе со вторым Серым Стражем, нынешним королём Ферелдена; впрочем, её лицо Каллен выхватил уже после того, как смог хотя бы отчасти прийти в себя.
Он думал, что не замечал ничего вокруг, кроме лица рыжей магички, но оказалось, что память его куда умнее его самого.
Тогда он не знал Лелиану от слова «вообще», но даже так – он мог сказать, насколько она изменилась.
А она – она могла сказать то же самое про него.
– Ты знаешь что-то о ней? – спрашивает Каллен, когда дверь за Жозефиной закрывается, и они остаются в ставке командования вдвоём.
Лелиана сгребает фигурки с карты и, помедлив, кивает – тайный канцлер, королева шпионов, она умеет превосходно лгать, но пока не видит в этом смысла.
В дальнейшие расспросы Каллен не вдаётся.
Зачем заставлять её лгать снова?
***
Лелиана бы не рассказала ему об отступнице, как бы он её ни просил – и только на балу Каллен понимает, почему.
Он помнит её, он видел её раньше, и, более того, он слышал о ней позднее. Он понимает и удивлённый взгляд Лелианы, и её сжатые губы, и всё остальное он тоже начинает понимать – потому что отступницей, придворным магом при орлесианском дворе оказывается Морриган, ведьма из Диких Земель Коркари, верная спутница Серого Стража и третье лицо, сопровождавшее Амелл в Башне круга тогда.
Он видит её, она проходит мимо него, и он, не выдержав, отступает, и это чувство, будто она прошла насквозь, опустошает его напрочь.
Леди Инквизитор спрашивает, всё ли у него в порядке.
Если честно, Каллен и сам бы очень хотел это знать.
__________
– Вы брезгливы, – низкий, чуть хрипловатый голос явно обращается к нему; Каллен явно упускает момент, когда Морриган приблизилась – следя за Инквизитором, он потерял из вида не только саму Лавеллан, но и вообще всё.
Впрочем, один плюс в появлении Морриган всё-таки есть – стайка назойливых орлесианских девушек разлетается в разные стороны, словно мимо них к нему прошла только что не женщина, а сам Корифей в платье.
Но Корифей при всей своей мощи глуп, и, самое главное, недальновиден.
Именно поэтому Морриган может быть куда опаснее.
– Простите? – он увлекается сравнением и шелестом её юбок слишком сильно, чтобы понять, о чём это она.
– Вы брезгуете, – ведьма направляется на балкон, и Каллен, словно зачарованный, идёт за ней.
Он не зачарован.
Морриган не демон желания, она ведьма из Диких Земель, одна из самых мерзких созданий в его понимании – все рассказы о ней, все истории – всё это делает из неё монстра в его представлении.
Но её юбки шуршат, её тело, затянутое в корсет платья, кажется неожиданно хрупким, и он всё-таки идёт за ней.
– В чём выражается моя брезгливость, леди… Морриган? – Каллен может быть обходительным и галантным до тошноты, и хотя сейчас он ни в коем случае не перебарщивает со всем этим, она морщится и поводит плечами.
– В ваших жестах, – её тон вкрадчив, но она не обвиняет; будь сейчас здесь Лелиана, она могла бы сказать, что Морриган почти весело. – Вы так отклонились в сторону, словно я могла запачкать ваш… костюм, – она повернулась лицом к нему и оперлась спиной на перила. – А я проходила даже не рядом с вами.
Каллен не скажет, что внутри него в тот момент поднялся горячей волной ужас – всего на секунду от её присутствия, от шелеста юбок, от её мимолётного взгляда ему стало так невероятно жутко, как не было уже давно.
Не скажет это ни ей, ни кому-либо ещё.
Морриган смотрит на него внимательно, и – с усмешкой, и теперь Каллена затапливает уже гнев.
Ведьма из Диких Земель откровенно издевается над ним.
Она его вспомнила.
__________
Он не находит ничего умнее, кроме как молча направиться к выходу – и тогда Морриган уже смеётся в голос.
– Предпочтёте обществу ужасной ведьмы толпу разгорячённых девиц? – интересуется в ответ на его быстрый недоумённый взгляд. – Я не думаю, что смогу сравниться с ними по разрушительности. Я могу убить вас, а вот они – разберут на фрагменты.
Каллену хочется спросить, что ей от него надо, но он замирает и разворачивается к ней.
Снова.
– Действительно, – фыркает он. – Если выбирать: один сильный противник или множество слабых – разумнее будет выбрать одного.
– Уследить за множеством может только паук, – Морриган улыбается чему-то, понятному только ей одной. – И что же, вы думаете, сильный противник вам по зубам?
Каллен не делает глупостей – не время сейчас, не место, да и жизнь для глупостей его не годится.
А ещё – он не танцует. Храмовников не обучают искусству танца, да и представить, как чьи-то руки – хотя бы одной из этих наглых девиц, которым пришло в голову, что Командора Инквизиции можно взять за ягодицу безнаказанно – обвиваются вокруг его шеи, Каллен не мог.
Ворот парадного мундира непривычно сильно сдавливает шею.
Каллен склоняет голову, протягивает руку и улыбается.
– Позвольте пригласить вас на танец, леди Морриган? – спрашивает он почти ласково.
Ведьма выглядит обескураженной.
__________
Она проводит пальцами по синей ленте сверху вниз, и только потом обвивает руками его шею, и Каллен, чертыхаясь, думает, что это было совсем не хорошей идеей – ладони Морриган умеренно, по-человечески тёплые, фигура неожиданно хрупкая, и сама она почему-то внезапно маленькая, юбки шелестят, и, самое главное, она тянется к нему; низ живота прошивает, но на этот раз – к сожалению, Каллен отдаёт себе в этом отчёт – не ужасом.
Он обнимает её за талию и притягивает к себе ещё сильнее, хотя, казалось бы, и некуда уже.
На балконе никого, вечер свеж, почти холоден, а они – удивительный повод для сплетен, но Каллен слышит музыку – и ведёт в танце.
Морриган двигается изящно и почти бесшумно.
– Что вы говорили о брезгливости, леди? – спрашивает Каллен со смешком.
– Я думаю, сильный противник вам по зубам, – отвечает совсем на другой вопрос ведьма.
Впрочем, Командор вполне доволен и таким ответом.
__________
Каллену хочется верить, что они больше никогда не увидятся, потому что когда он отпускает Морриган и отступает, по её лицу видно, что на языке её вертятся тысячи колких и едких реплик; впрочем, она удерживает их при себе, благосклонно кивая.
Ему бы сделать хоть что-то полезное: расспросить, зачем ей находиться при императрице Орлея, пригрозить, бдя о сохранности Величества – но вместо этого Каллен просто отпускает её, и это находится в первой десятке в рейтинге его самых глупых поступков.
Платье Морриган пышное и масштабное, но в нём она кажется совсем маленькой.
Забавно, насколько обманчивой может быть внешность.
Морриган приседает в издевательском реверансе.
– На этот раз победа за вами, Командор Каллен.
Он не уверен, что этому стоит радоваться.
4.
Морриган хочет знать всё на свете, а Каллен – больше ничего и никогда.
– Леди Инквизитор, – Каллен внезапно мнётся, и долийка поднимает на него мрачный взгляд, после которого Командор моментально исправляется: – Лавеллан, ты уверена, что это хорошая идея?
Долийка кивает почти с жаром.
__________
«Хорошая идея» находится в саду Скайхолда, и её одежды настолько открыты, что сначала Каллен забывает посмотреть ей в лицо. Впрочем, Морриган это вполне устраивает – от её смеха испуганно вспархивает стайка маленьких белых птичек, а самому Каллену хочется провалиться под землю.
Впрочем, вульгарной ведьма не выглядит вовсе – как бы ни было Каллену неприятно признавать это, но одежда, впрочем, как и сама Морриган, находятся именно на той грани, где эротика является завлекающей, а не становится неприличной.
Кстати, сад Скайхолда для ведьмы из Диких Земель – место наиболее подходящее. Она экзотичная, яркая и необычная, сама по себе является неплохим украшением – Жозефина и вовсе нарадоваться не может, так как все важные гости, проведённые по Скайхолду в добровольно-принудительном порядке, при виде Морриган мечтательно замирали, а после ходили в прекрасном расположении духа и соглашались на вещи, очень радовавшие леди посла.
Не в пример Каллену, кстати.
Он не знал, что именно ему не нравилось – наличие ведьмы на территории бывшего храмовника (так и сама Инквизитор была магом, хоть и не ведьмой в прямом понимании этого слова), или отголосок прошлого, к которому он бы хотел возвращаться меньше всего (впрочем, Лелиана тоже относилась к этому фрагменту воспоминаний, но раздражения не вызывала никакого), или ещё что на уровне скорее интуитивном – Каллен серьёзно не имел ни малейшего понятия, но и легче ему от этого незнания тоже не становилось.
А Лавеллан смеётся, словно знает что-то лучше него самого.
__________
Каллен очень посредственно играет в азартные игры, а ещё он достаточно стеснителен и скован, чтобы быть не в порядке от пробежки через половину крепости нагим, и когда дверь его кабинета захлопывается за его спиной, он облегчённо выдыхает…
…пока до него не доносится удивлённый и заинтересованный свист.
Каллен берёт себя в руки, как только застёгивает пару брюк – и именно тогда Морриган заглядывает снова.
Зачем – она, собственно, и сама понятия не имеет.
__________
Иногда ему снится бал в Орлее, Морриган, тесно прижатая к его торсу и ворот парадного мундира, неприятно стягивающий горло.
Когда Каллен просыпается, и низ живота странно тянет, он почти готов поверить в существование каких-либо приворотных зелий и заклинаний, заставляющий думать о ком-то, о ком думать не хочется.
Время снова сливается во что-то бесконечное и тягучее, минуты путаются с неделями, а секунды со столетиями.
Из его окна не видно сад Скайхолда, и слава Создателю, что нет.
__________
Все, кроме Инквизитора, приглядываются к ней, настороженные и недоверчивые, не сводят с ведьмы внимательных взглядов.
А вот Лавеллан на удивление безоговорочно верит ей – то ли знает что-то такое, чего не знают остальные, то ли Морриган ещё тогда успела доказать свою верность – Каллену всё равно, если честно.
Морриган не знает об их планах, а значит, не сможет предать их в полной мере – такими мыслями он руководствуется.
А потом ведьма из Диких Земель приходит в ставку командования.
__________
Каллен ненавидит, когда привычные вещи выходят из-под контроля – и простое пошатывание стола может довести его практически до исступления.
Что говорить о ведьме, которая меняет его привычный быт и заставляет его привыкать к себе?
– Ты говорила, что я выиграл, – и тон уже другой, и как-то так сразу вся официальность пропала; Морриган расставляет фигурки на столе командования, когда он обращается к ней. – Тогда что ты делаешь здесь?
Она усмехается.
– Я же не уточняла, что именно ты выиграл, – сообщает. – Битву. Или войну. И что с этим буду делать я, я тоже не говорила.
Каллен вспоминает бал в Орлее и её, прижатую к груди и обвившую руками его шею; ломка по лириуму, уже не такая сильная, как раньше, но всё ещё скручивающая его мозги в бараний рог, играет в принятии решения не последнюю роль.
Морриган сметает фигурки со стола в ставке командования и, легко подпрыгнув, садится на него, приглашающее расставив ноги.
И, чёрт, она действительно победила.
***
В последней битве с Корифеем Инквизитор, рыжая долийская эльфийка из клана Лавеллан, остаётся жива – и они вздыхают с особым облегчением.
Они знали Амелл, помнили и любили её – и не смогли ничего сделать с её смертью и своими жизнями.
Зато теперь у них получилось.
Наконец-то.
5.
Морриган хочет знать всё на свете, а Каллен оказывается в нужном месте в нужное время. Это их сила и слабость, это то, что однажды убьёт их, но пока – спасает и заставляет жить.
Морриган уходит на рассвете, не попрощавшись – ей незачем оставаться, а Каллену нечего сказать ей. Из его кабинета не видно сад Скайхолда, но дорогу, по которой она уходит – прекрасно.
И никаких «заглядывай на чай». Никаких «я буду помнить тебя» или что-то в этом роде.
Это было нервно, весело и динамично, и Каллену думается, что он забыл её поблагодарить за это.
Впрочем, ещё успеется.
Столько времени впереди.