— Уверен, что не хочешь ничего кинуть в запрос? — Юнхо, как обычно, похожий на безумного учёного в своём халате со следами реагентов, оставшихся даже после стирки, деловито расставляет свечи по кругу и поджигает их все щелчком пальцев. — А то как-то неравноценно получается, ты делишься силами просто, чтобы потусить здесь?

Уён мотает головой, мелом расчерчивая прожжённый линолеум там, где на него падают тени от свечей.

— Для меня всё более чем равноценно. Помнишь, я тебе про последнего демона рассказывал? Мне бы после него, знаешь, перезагрузиться.

Юнхо на пару секунд замирает, озадаченно наклоняя голову, а потом жизнерадостно смеётся и кивает:

— Ну, ты по адресу обратился! Учитывая, что ко мне постоянно притягивается, лучшего кандидата найти было нельзя!

— Вот видишь, — Уён улыбается тоже и откладывает мел. — Я закончил, пусти в круг.

У Юнхо всегда была одна из самых мощных защит на курсе, господин Ким часто сравнивал их двоих: "Эту железобетонную стену ни одна демоническая сука не пробьёт, в отличие от вашего кружева, студент Чон. Плетите его хотя бы из металла, а не из лески, если уж вам так важна эстетика процесса и результата". Уёну сначала было обидно, потом он воспринял это как вызов и действительно начал "плести из металла", как только чуть лучше разобрался в техниках, — и в итоге за его плотную кольчужную сеть господин Ким на зачёте поставил высший балл, посмотрев, правда, при этом так, будто Уён вместе с навыками отрастил себе рога и крылья. Весь колледж знал, как сильно он ненавидит демонов.

Сейчас, в целом, ничего не изменилось — разве что стена стала тоньше и ещё прочнее, но не менее ощутимой от этого. Уён прямо-таки чувствует её толщину, заходя в круг. С одной стороны, учитывая, какие именно демоны притягиваются к Юнхо как магнитом, только такую защиту и ставить на оба круга, а с другой — может, как раз из-за защиты они и притягиваются? Юнхо прерывает его мысли, обнимая за талию и прижимая к себе, чтобы они оба поместились в круг, и торжественно вручает ему бинт, мокрую салфетку и силиконовую нашлепку-пластырь, пропитанную обеззараживателем. Бумажная обёртка от одноразового скальпеля сгорает над кругом, не долетев до пола.

— Помогай, раз уж ты тут.

Юнхо в одно движение взрезает белый шрам на ладони, даже не морщась, и щедро поливает крошечный амулет, а потом протягивает Уёну окровавленную руку:

— Тридцать секунд, — и, пока Уён протирает порез и заклеивает его, заматывая бинтом поверх, Юнхо мерным убаюкивающим речитативом роняет на восковой круг слова ритуала, заученные ими всеми ещё на первом курсе. Нельзя было не — господин Ким был весьма жесток к новичкам, на первом же зачёте запихивая их в свой собственный круг и требуя реализовать призыв. Правда, стоило демону начать появляться, господин Ким разрывал внешний круг и собственноручно низвергал его обратно, но сам факт!

— Ого.

Призванный демон смотрит на них почти с высокомерием и презрением, как Уён и привык, а ещё — с желанием сожрать. Он похож на результат многолетней любви дракона и ворона, с острым лицом и взглядом, оперением от висков и витыми вороными гребнями вдоль головы. Красивый, как и все они, запретной, преступной красотой. Как и все. Да. Кроме одного, которого очень бы хотелось забыть.

Демон изящно бьёт по воздуху пальцами, пробуя на прочность барьер внутреннего круга, и хищно усмехается.

— Только с одним. Выбирайте.

— Я не претендую, — тут же поднимает руки Уён. — Развлекайтесь.

— Тогда ты и из круга не выходишь, — обаятельнейше скалится демон, наклоняя голову и поднимая бровь. — Вуайерист.

Уён закатывает глаза и вливает собственные силы во внутренний круг — демон явно пробует на прочность барьер, будто бы случайно задевая его крыльями или проходясь пальцами по серовато-синей призрачной стене, и смотрит на Юнхо с поистине нечеловеческим вожделением в темных до черноты глазах. Хочется его осадить, пока Юнхо заканчивает ритуал, но, видимо, сегодня у него нет права голоса.

— Готово. Подожди, что..? Ты же..?

Уён навостряется: что-то очень сильно не так. Контракт могут видеть только двое, и что-то в нём неправильно, раз Юнхо в секунду становится острее, напряженнее, и не спешит покидать круг, а демон наоборот расслабляется и опирается на защитную стену, приближаясь к ним и по-кошачьи улыбаясь.

— Никогда не имел дел с высшими демонами? Тебя это пугает?

— Честно? — Юнхо держит лицо, но Уён чувствует: сил уже не хватает, — Да, пугает. У меня нет того, что ты просишь.

— Есть. Отказываешься от исполнения контракта?

Фраза, знакомая каждому из них слишком хорошо. Чёртова обратка, которая вытянет все силы из отказавшегося и оставит в полумертвом состоянии, отбив всякую охоту связываться с тем, что тебе не по силам.

— Юю, тебя и так, и так ебанёт, не надо, — шипит Уён. — Чего он просит-то хоть?

Острое кошачье лицо с внимательными горящими азартом глазами оказывается к нему слишком близко; Уён, присмотревшись, замечает подпаленные края перьев на висках.

— Не твоё дело, смертный.

— Он хочет в меня вселиться, — мёртвым голосом отвечает Юнхо, бегая взглядом по невидимым строчкам контракта.

Гнев пополам с паникой захлёстывает Уёна с головой:

— А пёрышки тебе, сука, не почистить? Думаешь, раз такой красивый, тебе всё можно?!

Прямо рядом с носом остро и звонко щёлкают зубы, и демон опасно щерится на него:

— Можно. Контракт у меня не с тобой, молчи и не дёргайся. Он сам решит.

Юнхо молчит минуту, две, три. Тяжело, давяще. Контракт не заключён, выходить из круга опасно, и демон, зная это, ходит совсем рядом, фантомно задевая крыльями их лица — пробить защиту Юнхо он всё ещё не может.

— Ладно. Так я хотя бы жив останусь… надеюсь, — вздыхает Юнхо, и, не успевает Уён удержать его, почти падает на пол и припечатывает контракт ладонью.

Демон, элегантно опустившись напротив, едва касается невидимых Уёну слов пальцами, и внутренний круг на секунду вспыхивает серебром.

— Вот и договорились. Реагенты я принесу завтра, а ты мне поможешь уже сегодня.

Юнхо поднимает взгляд и смотрит исподлобья, сжав губы в тонкую полоску.

— Нам нужен второй контракт. Ты не вредишь ни мне, ни окружающим, не создаёшь ситуаций, которые могли бы после этого навредить, не…

— Оставь это, — демон обрывает его, резко поднимаясь на ноги и взвивая за собой вихрь пепла. — Я уже всё предусмотрел, перечитай контракт глазами, а не тем, чем привык. Перестраховщик.

Он звучит презрительно и весело, будто предвкушает нехилое развлечение, и Юнхо вздыхает, хмурясь сильнее.

— Хорошо. Ладно. Два часа. Уён-а, тебе придётся побыть здесь, раз уж ты без контракта… я буду в порядке, окей?

Уён обнимает себя за плечи и с трудом успокаивается, хотя о каком, к чёрту, спокойствии может идти речь?

— Сам-то в это веришь? Телефон с собой возьми, чтобы я потом вытащил тебя, где бы ты ни оказался. Дались тебе эти препараты, Юю, чтобы своей жопой рисковать…

Демон оказывается к нему близко-близко, смотрит, прищурившись, кошачьими глазами, напоказ облизывается, а потом выдирает с виска крошечное пёрышко и кладёт на пол перед Уёном, подталкивая его кончиками пальцев во внутренний круг.

— А ты занятный. Призови меня в следующий раз, будет интересно.

— Ты мне не по карману, — щерится Уён в ответ, отступая глубже в круг. Усмехающийся ему в лицо демон, впрочем, не выглядит разочарованным. 

— Разумно, — и, закрываясь крыльями, он протягивает руку Юнхо. — Ну? Время идёт.

— Вот именно, — шипит Уён.

Юнхо, выдохнув, кажется, часть себя вместе с воздухом, делает шаг из круга.

Им рассказывали о вселении. Но одно дело — слушать лекцию, смотреть видео и размышлять, что чувствует жертва в этот момент, и совсем другое — быть непосредственно рядом с жертвой и не иметь возможности помочь, потому что стоит выйти из круга — и тебя сожрут, оставив этому миру только безжизненную оболочку. И демон, нагло улыбаясь, ему на это и намекает, пока Юнхо выламывает от боли прямо между ними.

— Будь с ним аккуратнее, слышишь, ты!

Его даже не удостаивают взглядом — демон слишком занят, укладывая тихо стонущего Юнхо на пол.

— Вот так. Хороший мальчик, — его улыбка становится почти нежной, а потом — широкой и безумной, демон вдавливает руку в грудь Юнхо по локоть и рассыпается белой пылью.

***

Человек, оставшийся в кругу, и правда занятен; если бы не неуёмное беспокойство, из которого он состоит на большую свою часть, с ним можно было бы иметь дело. Сонхва улыбается себе в отражении витрин, ловя в ответ мягкую улыбку незнакомых губ и чистый взгляд, и осторожно касается чужого сердца своим. Этот мальчик чересчур хороший для демонолога-изобретателя, и даже немного жаль его, поэтому Сонхва просто надеется, что они с Хонджуном знакомы недостаточно близко. С другой стороны, кто как не Хонджун знает, насколько важно не триггерить человека, которому зачистили память.

"Я о тебе позабочусь. Не бойся, мы просто повеселимся", — ласково шепчет Сонхва про себя, успокаивая нежную душу. Здесь можно и не притворяться — всё, что этот мальчик подумает, увидит и почувствует после выхода из круга, будет им забыто навсегда. Горячее сердце толкается ему в грудь, и Сонхва напитывается чужим почти восторженным удивлением. "Представляешь, да? И такие как я тоже бывают".

Мест, где может сейчас находиться Хонджун, не так уж и много. Работа, работа и работа. Может быть, кофейня рядом. Сонхва закатывает глаза и сдерживает внутри рык, сворачивая на знакомую улицу, ведущую к колледжу. Давно он здесь не был, конечно. И, судя по взволнованному сердцебиению, его человек тоже. "Учился тут? — Сонхва мягко окутывает теплом чужое сердце. — И как тебе?" 

Так много эмоций и перебивающих друга мыслей накатывает на Сонхва после этого вопроса: восторг, обманутые ожидания, тоска, мягкое недоумение, гордость, грызущие сомнения, тепло и тихое спокойное счастье найденного призвания. Сонхва улыбается и взбегает по лестнице к дверям главного корпуса.

— Ким Хонджун.

Этот мальчик умеет смотреть горячо и недовольно, Сонхва успел узнать. И теперь смотрит его глазами прямо на человека, который сидит за своим рабочим столом и даже не хочет увидеть его в ответ. В такой день.

— Часы посещений регламентированы, покиньте кабинет.

Рабочие манеры, рабочий голос, это злит и раздражает сильнее, чем Сонхва хотелось бы раздражаться Хонджуном.

— Для меня тоже?

Он наконец смотрит — и не видит. И правильно, пока не время. Сонхва закрывает за собой дверь кабинета и впечатывает ладонь в замок, оплавляя скважину. Разумеется, Хонджун профессионал — но даже на профессионалов действует эффект неожиданности, иногда даже лучше, чем на остальных.

— И зачем ты так подставил моего бывшего студента… кем бы ты ни был? — ему требуется две секунды, чтобы прийти в себя, и это время — драгоценно, именно оно решает, что к стене между окон оказывается прижат Хонджун, а не Сонхва.

— Как ты беззащитен, оказывается. Мне стоит почаще этим пользоваться, может, начнёшь меня ценить, м?

Заходящееся в аритмии сердце Хонджуна — прямо напротив его собственного, хочется привычно впиться пальцами и обернуть панику острым наслаждением для них обоих, но этот славный мальчик ни в чём не виноват, и его безмолвный крик ужаса Сонхва совсем не нравится. "Я ничего ему не сделаю, тшш. И дело даже не в контракте", — тихий шёпот немного усмиряет мечущуюся душу, и Сонхва вновь сосредоточивается на Хонджуне.

— Ценить… О, нет.

Он больше не пытается вырвать запястья из пальцев Сонхва, наоборот, подаётся навстречу и вопросительно улыбается.

— Случилось что-то серьёзное, раз ты решил прийти ко мне в чужом теле?

— Знаешь… Пожалуй, нам стоит поговорить без свидетелей.

Человека становится совсем жаль. Так можно и сердечный приступ схватить, вон, как колотится жизнь у него внутри, кипит вопросами: Хонджун? Ким Хонджун? Который терпеть не может демонов? Ведёт себя с ними вот так? Или только с одним конкретным демоном, раз…

“Отдохни, и спасибо тебе. Жаль, ты этого не вспомнишь”. Сонхва опускается на пол — ни к чему портить мальчику тело — и выходит, потягиваясь и остро, почти зло глядя на Хонджуна. Расправляет крылья, укоризненно качает головой.

— Я знал, что беру в мужья трудоголика, но чтобы до такой степени… На твоей работе свет клином не сошёлся, Ким Хонджун. А если и да… до того ли, чтобы я перестал быть важен?

Обиду в голосе скрыть уже не получается, она льёт через край и топит их обоих, задевая, кажется, лежащего на полу без сознания человека, и Хонджун тянется обнять Сонхва за талию, прижать к себе, несмотря на упирающиеся в его плечи когтистые ладони.

— Где я накосячил, Сонхва-я? День перерождения у тебя весной, точно помню, про него я забыть не мог.

Он смотрит снизу вверх и выглядит виноватым и раскаявшимся, пусть даже сам не помнит, в чём. Сонхва не может долго злиться на него такого, его маска падает и рассыпается каменной крошкой, пуская наружу ранимые остатки души.

— Я бы не так сердился, забудь ты про мой праздник. Но наш общий… Это обидно, Хонджун.

— Я забыл про годовщину?

— Ты забыл про годовщину.

— Хочешь, исправлюсь?

— Хочу. Но если ты исправишься, то перестанешь быть собой.

Хонджун надломленно смеётся и утыкается лбом в грудь Сонхва, обнимая его крепче, не давая отстраниться, и Сонхва, вздохнув, обнимает в ответ руками и крыльями. Тёплый, дрожащий после адреналинового прихода, — ещё бы, почти стать жертвой высшего демона, находясь в учебном заведении, полном беззащитных студентов. Кстати о них…

— Сигналка сработала, да?

— Мгм. Когда ты оплавил замок. Я успел нажать. Было красиво, я порадовался, что успел составить завещание.

— Ты успел что?!

— Давай об этом позже, звезда моя, — вздыхает Хонджун, с сожалением выбираясь из двойных объятий. — Сначала надо отключить тревогу, потому что, кажется, минут через пять здесь будет очень шумно, если корпус уже начали эвакуировать.

Вдаваться в смысл произносимых Хонджуном слов ритуала Сонхва даже и не пытается. Куда полезнее бережно вырезать из воспоминаний и ощущений мальчика, оказывается, бывшего хонджуновского студента, всё, что связано с Сонхва в его теле после выхода из круга. А после — погрузить беспокойную тёплую душу в глубокий сон, раз уж деть его отсюда пока никуда нельзя.

***

— Разобрался?

Спустя десять минут в кабинете и за дверью всё ещё тихо, и Сонхва хочется надеяться, что так и будет. Ни к чему беспокоить людей и дальше, пусть их случайно и потревожили.

— Кажется, да. Влетит мне от начальства, конечно, но, думаю, смогу состряпать отчёт, который их удовлетворит. Особенно если ты мне пожертвуешь частичку себя… — взгляд Хонджуна останавливается на оперённых висках Сонхва. — В конце концов, тревога сработала частично из-за того, что ты решил устроить мне представление.

— Потому что ты забыл про годовщину!

— Я всё ещё готов исправиться, причем прямо сейчас, — Хонджун покаянно складывает ладони у груди и опускается на колени быстрее, чем Сонхва успевает среагировать. А потом недвусмысленно убирает руки за спину. — Ты в курсе, насколько горяч, когда злишься? — и, наверное, что-то в лице Сонхва меняется явно не к лучшему, потому что Хонджун торопливо вскидывается. — Я не к тому, что буду продолжать тебя злить. Просто… эффект оказался весьма значительным. Я чувствую себя виноватым и возбуждённым одновременно. Интересное сочетание, надо сказать.

И он смотрит снизу вверх с бесконечной искренностью, которую даже демонам, наверное, не под силу подделать. Держит руки за спиной, улыбается одними глазами, в которых вожделение граничит с благоговением. Мог ли Сонхва не полюбить этого невозможного, уникального человека? Может ли он хоть в чём-нибудь ему отказать? Ответ на оба вопроса — конечно, да, только вот такой вариант развития событий Сонхва ничуть не устраивает.

— Мы в твоем рабочем кабинете, Джун-а, — мягко напоминает он, запуская пальцы в его волосы. — Уверен, что стоит делать это здесь?

— Жалеешь, что не получится всего, что ты запланировал? Или боишься, что кто-то сорвёт оплавленный замок, ворвётся сюда и увидит, что одного из ведущих преподавателей трахает в рот высший демон, который зовет его своим мужем? — мурлычет Хонджун, подаваясь к ладони и с каждым словом придвигаясь всё ближе. 

Сонхва отводит взгляд, надеясь, что его потемневшие щёки только чудятся ему такими горячими, и чуть сжимает в пальцах пряди.

— Смеёшься надо мной?

— Ни в коем случае. Просто если тебя беспокоит первое, то мы можем потом поехать ко мне, а если второе, то оно уже случилось бы раньше, уверяю тебя.

Последние слова Хонджун шепчет ему в бедро, на выдохе цепляя зубами ткань штанов и оттягивая на себя. И смотрит, смотрит горящим взглядом так, что сам Сонхва путается, кто именно из них демон.

— Я же не за себя беспокоюсь, Джун-а… — голос разума звучит всё тише, освобождая место желанию. Сонхва сказал бы, что сдаётся, но можно ли сдаться, не вступая в бой?

Получив позволение раньше того, как оно было произнесено, Хонджун приподнимается на коленях и тянется лицом к ширинке, зубами расстегивая молнию с таким радостным предвкушением на лице, будто распечатывает подарок. В Сонхва тоже просыпается нетерпение.

— Уверен, что удержишься на ногах, господин высший демон?

Хонджун абсолютно бесстыдно трется о него щекой через бельё, надавливая изнутри щеки языком, и это ощущается… Сонхва, зажмуриваясь, останавливает свои мысли на том, что это ощущается, и гулко сглатывает.

— А есть варианты?

Ему почти жаль, что Хонджун отстраняется, хочется притянуть его обратно и вдавить лицом в пах, но Сонхва отпускает выцветшие с ярко-синего до блекло-бирюзового пряди и прослеживает взглядом направление, в котором он кивает.

— Есть кресло.

Он всё так же показательно держит руки за спиной, поднимаясь на ноги и отходя в угол кабинета, где стоит мягкое кресло в тёмной обивке. Сонхва, поддавшись порыву, перехватывает его запястья одной рукой и сдавленно вздыхает, на периферии сознания улавливая от Хонджуна такой же вздох.

— Давно ты меня не связывал.

— Давно я тебя не связывал.

Хонджун запрокидывает голову и смеётся почти нежно, откидываясь на Сонхва на долю секунды и оставляя под челюстью призрачный поцелуй.

— Если ты никуда не торопишься сегодня, то формально я заканчиваю через полчаса, а потом — в машину и ко мне.

Сонхва кроет от нежности, от любви к этому человеку, он почти готов отказаться от затеянной ими обоими игры и усадить Хонджуна к себе на колени, чтобы изнежить и заласкать. Но Хонджун будто в очередной раз угадывает его намерения — и улыбается весело и бешено, плечом толкая в кресло и опускаясь на колени между разведённых ног.

— Если продолжу раздевать тебя зубами, будет долго, а я бы хотел занять свой рот более приятными вещами. Не поможешь, звезда моя?

Сонхва очень хорошо умеет притворяться, поэтому спускает штаны вместе с бельём с таким лицом, будто действительно делает Хонджуну одолжение. 

— Спасибо, — учтиво благодарит Хонджун, наклоняясь ближе и проходясь языком по всей длине его члена.

Если кто и разменивается на прелюдии, то это обычно Сонхва. Хонджуну нравится немного другое.

— Нет. Держи.

Стоит только ему взять в рот до конца и двинуться обратно, Сонхва мягко давит ладонью на макушку и смотрит прямо в изумленно округляющиеся глаза, такие честные и искренние, что будь они знакомы меньше десяти лет — Сонхва бы поверил. Не он один в этом кабинете умеет притворяться.

— Молодец. Держи так.

Ласковое поглаживание по волосам — лучше похвалы, Сонхва знает, и медленно, смакуя ощущения, перебирает пряди, пока их потрясающий обладатель лежит щекой на его бедре и изредка толкает член в щеку кончиком языка. Всё так складно, так хорошо, что Сонхва не сдерживается от шутки.

— Полчаса до конца у тебя, говоришь?

А вот теперь Хонджун удивляется уже неподдельно — и щурится, осознавая, через несколько секунд, когда у Сонхва вырывается тихий, почти детский смешок.

— Спокойнее. Задание у тебя есть, выполняй его как следует, пока не выдам другое.

Хонджун бархатно стонет, давая почувствовать отголоски горловой вибрации, и Сонхва выдыхает со всей доступной ему мягкостью. Он получит своего мужчину так, как захочет, но сначала нужно доиграть партию, даже если всё, чего сейчас хочется — это сгрести в кулак пряди цвета моря и вбиться в мягкое умелое горло до упора и дальше. В эту игру могут выиграть оба.

Хонджуну быстро наскучивает сидеть у ног мужа просто так: он то сжимает губы сильнее, плотнее обхватывая основание, то, наоборот, расслабляется, ловя член за пол-секунды до того как он выскользнет. Сонхва на это недовольно цыкает, надеясь, что всё ещё притворяется достаточно хорошо, чтобы это походило на правду, и каждый раз легко царапает загривок Хонджуна когтями:

— Я же сказал: держи. Других указаний не было.

Взгляд у Хонджуна — виноватый-виноватый, искренний до последней крупицы сожаления в глазах,  только вот он толкается языком ещё настойчивее и выжидающе смотрит, отслеживая, как Сонхва отреагирует на провокацию. И он не собирается разочаровывать: обводит пальцем губы, обнимающие его член, оттягивает щёку и высокомерно щурится.

— Не вижу, чтобы ты в полной мере раскаялся, но хорошо. Доведи дело до конца — и поехали, продолжим в более удобной обстановке.

У Хонджуна наверняка ноет онемевшая челюсть, когда он всё так же, без рук, старательно отсасывает Сонхва, но они оба знают, что волновать их это будет как минимум завтра, не раньше. И сведённые лопатки тоже, наверное, будут болеть — но это тем более его собственная инициатива, пусть Сонхва и отмечает себе уделить время массажу, пока ещё может связно думать.

— Джун-а, ты такой красивый…

Короткий взгляд снизу вверх, преисполненный довольства, благодарности и гордости, изумительно сочетается с растянутыми и покрасневшими от усердия губами. Хонджун насаживается особенно глубоко и точно, попадая в выученный им ритм, будто двигается не он, а Сонхва, и добивается стона, тихого, нечаянного и от этого особенно сладкого.

За первым стоном следует другой, и ещё один, и ещё, Хонджун достаёт языком до основания и дальше, когда берёт до конца, и, кажется, демон из них двоих всё-таки он. Сонхва почти теряет себя, бессильно вцепляясь в плечи своего мужчины — потому что, оставь он под рукой волосы, Хонджун бы очень быстро их лишился. 

Притворяться уже не нужно, игра кончилась, и скоро сам Сонхва, кажется, закончится тоже. Но в попытке оттянуть Хонджуна от себя он встречается взглядом с жадностью и бездонным желанием обладать, заполучить и властвовать, и в этот раз Хонджун хочет вот такую власть над ним. 

— Не… не подавись, — всхлипывает Сонхва, дрожа с каждым движением всё сильнее, и закусывает ребро ладони, пока Хонджун не сводит с него взгляда и насаживается быстрее и глубже, теперь пропуская в горло с каждым новым движением. Сколько слоев разной любви к Сонхва в его глазах — он боится даже считать и потому закрывает свои, крепче вжимая пальцы в плечо.

***

— Я прощён хотя бы наполовину?

Хонджун, хитро щурясь, всё лежит щекой у него не бедре и лениво лижет, и голос у него теперь глубже и ещё бархатнее. Сонхва бессильно смеётся и прячет лицо в ладонях.

— Ты невозможный. Иди сюда.

— Но я и так зде-

Сонхва едва не сгибается пополам, подтягивая Хонджуна к себе наверх, и целует натруженные губы почти нежно, обнимая мужа за шею.

— Хва, я только что-

Тихий протестующий стон заставляет его замолчать и позволяет целовать дальше, пока Хонджун не смиряется и не поднимается с колен, забираясь к Сонхва в кресло.

— Нам бы и правда домой поехать через полчасика. Но сначала разобраться с моим студентом.

Тихо согласно что-то промычав, Сонхва утыкается лицом в тепло пахнущую шею и вдыхает полной грудью, прежде чем набросить на себя маскировку, скрывающую крылья и рога.

— Он взял с собой телефон, чтобы позвонить другу, который помогал призывать. Разбудишь его? Я подожду в машине.

_________________________________________________

— Учись быть жёстче. Никто и не подумает пробивать твою защиту, если она — это ты сам. Смотри.

Мягкость уходит из взгляда и с лица, стекает раскалённой лавой, наставник заостряется весь и обрастает незримыми, но вполне ощутимыми шипами: не тронь, убьёт. Сан невольно отшатывается и судорожно втягивает воздух сквозь зубы, в жесте бесполезной защиты распахивая крылья.

Он вздёргивает одну бровь — насмешливо, уничижительно — и улыбается так же. Сана бросает в дрожь.

— Я… я думал… — он отходит дальше, но пол-секунды промедления — и его хватают за руку, вырывая из груди панический крик.

— Ох, Сан-а, я так сильно тебя напугал?

Наставник снова — сама мягкость, гладит большими пальцами тыльную сторону ладони и участливо смотрит, но мир Сана, пошедший трещинами, так быстро склеить обратно не получается.

— Да… но, кажется, я понял. Этому придётся долго учиться…

— Если хочешь, можешь побыть свидетелем на одном из призывов, посмотреть, как это работает с людьми. 

Сан кивает, не давая себе времени подумать и засомневаться.

***

Последний, кого Сан ожидает увидеть в кругу — это Уён, стоящий рядом с незнакомым пока что парнем, похожим на приветливого взлохмаченного пса. И то, как он смотрит на наставника, преобразившегося почти до неузнаваемости… "Он должен так же смотреть на тебя. И всё будет в порядке", — решает для себя Сан, зарывая едкую горечь поглубже, чтобы не дотянулась.