Миннеан отключил вызов и отбросил телефон. Он неловко поднялся на ноги, одной рукой заправляя член в трусы, и попрыгал в душ (Мирьям как раз пропустила ему всю воду). Хотелось бы, конечно, залезть в ванную и как следует отмочить пёрышки, но следовало всё же заняться данными, украденными у Шиа.

«Знал бы он», — усмехнулся Миннеан, вытираясь полотенцем.

Не успел он вставить флешку в свой древний ноутбук, как в дверь постучали. Миннеан вздохнул. Отчего-то было нервно. Несмотря на недавний и довольно яркий оргазм он невольно поднапрягся, словно школьница перед свиданием.

«Да, Богиня, ну допустим он охуенный, и голос у него — обкончаешься, но какого хрена... неужели это всё из-за незакрытого гештальта? А ведь его и не закроешь никак. Кто узнает, что я дал копу, таких люлей отхвачу, что ни Дори, ни Богиня не спасут. Можно, конечно, тайком... — размышлял Миннеан, покидая ноутбук и подходя к двери. — Ещё и этот недосекс получился какой-то... интимный. По имени его, блять, назови. Да не просто по имени, а с ласковым, сука, сокращением. И я тоже хорош...»

Миннеан приложил браслет к табло и дверь открылась. Расслабленно стоящий Торвуд с его тёмными глазами в лучах стайки камер казался пришельцем из подземного мира.

Миннеан прищурился, стараясь не смотреть в камеры, и посторонился, пропуская его.

— Десять минут прошло, ты что, под дверью стоял? — не удержался от шпильки, проходя по коридору в зал. — Я ничего ещё не успел... — Миннеан оглянулся проверить, чего это коп такой притихший, и заметил направленный на себя нечитаемый взгляд: то ли удивлённый, то ли грустный, а то и вовсе жадный. — Что?

Коп поднял глаза и на мгновение как-то затупил, словно у него процессор новую локацию не прогружал.

— Ты такой... домашний, — произнёс он как-то неуверенно.

И точно. Миннеан автоматически окинул себя сверху взглядом: чёрные треники, растянутая футболка. А ещё волосы влажные после душа. Он приподнял бровь.

— Не нравится, не дрочи... ой, не смотри. — Миннеан подмигнул ему.

— Ещё как нравится, — улыбнулся Торвуд в ответ и вдруг мягко обнял его, прижимая к стене. — Позвал меня к себе домой. — Тёплые ладони проникли под футболку, оглаживая спину. — Такой весь вкусный, уютный... я же не один рассчитываю на продолжение?

Наглец даже не дал ему ответить. Он приник к губам Миннеана с тягучим, сладким поцелуем, вызывая внезапно волну эмоций, целое цунами. Было и наслаждение, и желание, но был и выскользнувший откуда-то страх. Хотелось забить на всё и просто дать. Пойти в спальню, разложиться в требуемой позе и делать всё, что велят. И одновременно хотелось убежать. Или сломать паршивцу нос. Или сломать нос, а затем убежать.

«И правда ведь, позвал к себе. Тут любой бы напридумывал лишнего. Особенно после такого-то телефонного звонка...»

Напористый язык, трахающий его рот, выбил все остатки мыслей из головы. Миннеан замычал в поцелуй, цепляясь за чужие плечи. Ответил страстно, жмуря глаза и прижимая или прижимаясь ближе, пока чужой язык не стал мягче и нежнее оглаживать его внутри, пока поцелуй не стал ленивым, словно даже успокаивающим.

Мысли постепенно вернулись в голову, и они отстранились от губ друг друга.

Торвуд, оказавшийся внезапно довольно тяжёлым, одной рукой неторопливо гладил его по пояснице, а в другой держал его лицо.

Он оглядел шокированно молчащего Миннеана собственническим, победным взглядом, словно он уже добился, чего хотел, и хитро, снисходительно улыбнулся. Зажмурился, как довольный лис.

— Не бойся ты так, зайчонок, — проворковал он, оглаживая висок Миннеана. — Посмотри на себя, весь перепугался, даром, что член стоит... не трону я тебя... — Шёпот спустился на шею, вызывая крупную дрожь, и Миннеан всё никак не мог оттолкнуть его, словно завороженный. — Хотя очень хочется... подождём, пока не схлынет ненависть к Империи. — Торвуд взял его за подбородок и снова поцеловал, медленно и собственнически. — Видишь, делаю всё, как ты хочешь.

— И чего же я хочу? — усмехнулся Миннеан, но вышло не насмешливо, а скорее жалко.

— Ты хочешь, чтобы разъярённые циллийцы не трогали твоё лицо своими кулаками, — пояснил Торвуд, всё никак не отстраняясь. — А ещё ты хочешь меня. Пугливый павлинчик.

— Нескоро это произойдёт, — пожал плечами Миннеан, высвобождаясь из его объятий. — Иди сделай себе чего-нибудь, пока я переношу данные.

— Нескоро произойдёт что?

— Нескоро Цилла забудет свою ненависть. — Миннеан сел на диван в гостиной и поставил ноутбук на колени.

— О, ты плохо знаешь людей! — отозвался Торвуд, заглядывающий в шкаф с чаями на его кухне. — У тебя нет кофе.

— Час ночи, умник.

— И что?

— Правый нижний ящик. — Миннеан взял со столика футляр, надел на нос старые очки с трещиной. — Мне тоже сделай.

— Что тебе сделать?

— Минет. Но для начала чай.

Коп хохотнул и послышался звон кружек, шипение чайника, запах кофе... Миннеан почувствовал себя одновременно и уютно, и неуютно. Приятно было вот так вот находиться дома с кем-то помимо Дори, но это и смущало. Даже не секс по телефону, произошедший от силы полчаса назад, и не тот случай в клубе, а вот это вот всё: этот поцелуй (ну кто вообще целуется в наши дни?), эти обещания, наглое копошение на кухне... Он нахмурился, перетаскивая нужные файлы с одной флешки на другую. Там было много, очень много интересной информации, но думалось с трудом, и слова утекали сквозь пальцы.

Торвуд подтащил табуретку, поставил на неё чай и сел напротив.

— У тебя разве не должно быть хорошее зрение?

— Оно... неплохое, — сказал Миннеан, потянувшись за чаем, и посмотрел на мужчину, удобно устроившегося на диване. Красиво. Так и хочется освободить этот его толстый член и сесть сверху. И чтобы его руки на жопе. Направляли. А руки Миннеана... они могли бы их связать. — И я бы не хотел, чтобы оно испортилось. Некоторые разведчики. — Он отпил из кружки пару глотков и поставил обратно. — Я имею в виду, трупы разведчиков. Очень неплохо маскируются...

— Боги... — поморщился Торвуд.

— Ты реально решил выдуть триста миллилитров кофе ночью... — Миннеан ухмыльнулся, посматривая на него поверх крышки ноутбука, где неторопливо ползла загрузка данных.

— Я лягу ещё нескоро. Полагаю, будет ещё не одна кружка. Эти данные нужно хотя бы первично обработать к утру.

— Почему ты этим занимаешься?

— Потому что мне поручили это дело. Разумеется, мне помогут, но вообще, чем быстрее это все пойдёт, тем быстрее я смогу тебя трахнуть. И ты даже не будешь трястись от страха, как кролик.

— Пиздец ты охуевший. — Миннеан сверкнул зубами в его сторону. — С чего ты вообще взял, что я решу с тобой трахнуться?

Торвуд наклонился и коснулся пальцами его коленки.

— Да ты же весь таешь, как мороженка... — сообщил он нежным тоном. — Ты меня хочешь. Я хочу тебя. И мы не из тех людей, которые придумывают липовые препятствия для хорошего траха.

— Ты раздражаешь.

— Я тебя не раздражаю, я тебя пугаю. И это тебя раздражает.

— Заделался психологом?

— Нет, но вообще обидно, знаешь?

— Чего тебе обидно? — хмыкнул Миннеан.

— Что ты так боишься. Я вот тебя не боюсь, хотя ты тоже мне нравишься...

— Чего, блять? — огрызнулся Миннеан и со злости чуть не захлопнул крышку ноутбука. Коп миролюбиво поднял руки в защитном жесте и откинулся обратно на спинку дивана. — Пей, давай, свой кофе молча, пока я тебе в хлебососину не прописал. — Миннеан отправил последнюю дозу файлов и принялся ждать загрузки. — Думаешь, я забыл, как ты меня под ордер приволок? Нихуя я, блять, не забыл.

— Конечно, — хмыкнул коп. — Это было незабываемо...

— Сука. — Миннеан достиг точки кипения. Он сбросил ноутбук с колен, вскочил на ноги и притянул Торвуда за грудки, поднимая его на ноги. Посмотрел зло в нечитаемые карие глаза. Были они одного роста, а потому он чувствовал себя уверенно. И всё же щекотал горло червячок сомнения. И этот червячок, кажется, говорил голосом Дори, просившего быть с копом поосторожнее. Но Миннеан не мог остановиться. Обида и злость за то, что им так нагло воспользовались, никуда не делась.

— И что, предлагаешь подраться? — спросил тот тихо, сверкая улыбкой, что совсем не касалась глаз.

— Я предлагаю тебе завалить ебало, — процедил Миннеан, только крепче сжимая в кулаке ткань чужой куртки. — И не трахать мне мозг. Я, по-твоему, очень похож на тупую тёлку, которой можно лить говно в уши?

— Так злишься из-за того раза?

Миннеан аж зарычал от ярости. А когда руки копа, до этого спокойно лежавшие на бёдрах, схватили его самого одна — за шкирку, другая — за волосы, и вовсе заскрипел зубами. Он и не думал, что то событие так на него повлияло. Он и не думал, что не такой уж и толстокожий, каким всегда себя считал.

— Тебя когда-нибудь насиловали, Торвуд? — прорычал он копу в лицо. — Знаешь, блять, сколько лет мне было в первый раз? Четырнадцать. И это только потому, что до того я успешно убегал, завидев синюю форму. Знаешь ты, как это унизительно? Вы пришли на наши земли, забрали самое святое. Но и этого вам оказалось мало... — Он понял, что плачет, когда Торвуд принялся осторожно стирать влагу с уголков его глаз.

— Тише... — сказал он. — Я виноват. Я гондон. Можешь меня ударить. Только не по яйцам. — Он ухмыльнулся.

— Пошёл ты, — выдохнул Миннеан, разжимая кулак с зажатой в нём тканью. Вся ярость вдруг выдохлась, оставив после себя выжженные пустоши.

— Я и не думал, что ты такой ранимый. — Почему-то эти слова не звучали как издёвка. Торвуд мягко обнял Миннеана, водя руками по его спине. — Ведёшь себя так, словно тебе всё нипочём. Наверное, трудно всё в себе держать.

— Знаешь по себе? — вяло отбрыкнулся Миннеан, но получил только ещё один поцелуй. Очень медленный.

Целоваться было приятно. Странно и непонятно тоже, но это «странно и непонятно» Миннеан отодвинул на второй план.

Тёплая, жёсткая рука зарылась в волосы, поглаживая загривок.

Торвуд был странным и прикасался странно. Он словно вечно менял личины, в один момент — конченный ублюдок, в другой — нежный любовник, в третий — хитрый провокатор. И Миннеан не знал, что этот человек выкинет в следующий миг. Это пугало, но и заводило. Охотник он и в сексе охотник.

— Как ловит сеть за Стеной? — спросил Торвуд, забирая носитель.

— Где ловит, где не ловит. Но на расколах я вообще стараюсь не брать телефон в руки. Ещё получу сообщение от своего прадеда. — Миннеан усмехнулся, опираясь плечом о стену.

— Позвонишь мне, как будет возможность? — Торвуд пригладил тёмные волосы. И пояснил: — Это ведь целая неделя.

— Как-то же ты пережил предыдущую. — Миннеан снял очки.

— Просто позвони.

— Хорошо, только вали уже поскорее с моего крыльца, а то ещё увидит кто...

Торвуд послал ему на прощание хитрую ухмылочку.

***

Чтобы отыскать местоположение Шая, нужно было всего лишь заглянуть в браслет. Точка перемещалась по карте очень быстро, и Миннеан сделал вывод, что бомжиный главарь передвигается в вагоне метро. Оттуда было легко проникнуть в канализацию и вылезти через ближайший к Миннеану люк: он просмотрел всё это по картам, высланным Шаем в качестве жеста доброй воли. Судя по всему, этот старик, с молоком матери впитавший уважение к охотникам, оценил попытки одного из них подружиться. Особенно учитывая то, что этот охотник может достать ему чистейший шынназ из чистейших. Такой шынназ не едят даже власть имущие в Цилле, он — привилегия мангызов и иногда — тех, кому они сбывают своё добро.

По идее, стоило тотчас же после ухода копа пойти и лечь спать, но Миннеана грызло беспокойство. Если Мирьям почувствовала богатый раскол, значит, его могли услышать и другие сталкеры. Шай, как подземная крыса, мог что-то об этом поведать.

Миннеан отправил Шаю «птичку» с координатами люка в бывшем парке, а ныне пустующем участке, поросшей жёсткой травой, полынью и ежевикой земли. Оставалось только дождаться ответа и добраться до пустыря без приключений: комендантский час ещё не закончился, но он и не был главной проблемой в мириадском гетто.

Миннеан добрался до места встречи минут через двадцать, несмотря на то, что пройти нужно было едва ли несколько кварталов. Дом, в котором он жил был построен ещё до войны, и был предназначен для проживания руководителей и старших инженеров местного завода, занимавшегося переработкой ценных минералов, поэтому строился на века. Цилла когда-то славилась качеством инфраструктуры — опять же, то было до войны — и эта квартира в некогда престижном районе, а теперь — в гетто, могла похвастаться идеальными температурными условиями вне зависимости от погоды снаружи, высокими потолками и толстыми стенами с идеальной звукоизоляцией: Миннеан знал, что соседи справа, Оррен и Салли, делают любовь каждую ночь не потому, что слышал их, сидя у себя, а потому что пару раз выступил участником процесса. Но если говорить о минусах... узнать, сторожат ли тебя на улице камеры из-за ранее упомянутой звукоизоляции, было сложно.

Как ни странно, сегодня ночью камер было не так много. Их, конечно, мог прогнать Торвуд. Появление копа в старом районе столицы всегда благотворно действовало на технику. Если этот коп был живым, разумеется.

На старом пустыре тоже должны были обитать камеры — мало ли кто и что устраивает там поздно вечером? — однако что-то в этом месте глушило сигналы, и если хитровыебанные мобильники с защитой ещё справлялись, то камеры, созданные лет так двадцать назад — не особо. Миннеан всегда задавался вопросом, почему имперский наместник в Цилле не обновит системы слежения? Виновато ли в этом финансирование или необходимость строгого слежения за населёнными циллийцами районами отпала? И если уж, судя по недавним событиям, Империя собирается влиять на Циллу не кнутом, а пряником, то почему бы не отключить к херам грёбаные камеры? Для создания образа доверительных отношений или типа того. С другой стороны, это было бы большим упущением с их стороны: почуяв свободу, циллийцы могли и взбунтоваться. И тогда всё бы снова было по-старому. Цилла всё ещё слишком слаба для революций. Страны первого мира рвут её на части. Старики утверждали, что когда-то они были богаты и процветали, и Миннеан охотно верил: богатейшие залежи полезных ископаемых не дадут соврать, а он видел всё собственными глазами. Хотя в школе раз в неделю проводились занятия по патриотизму, на которых строгая иррийка рассказывала им о том, как Империя спасла Циллу от падения на дно и не даёт скатиться туда снова. Миннеан даже иногда слушал, но не мог верить человеку, который ему был неприятен, а у женщины была большая родинка над губой, сильно, по его мнению, её портившая. Ещё ребята постарше говорили, что иррийская учительница не даёт, но сам он никогда не пытался проверить, хотя иногда и казалось, что женщина к нему довольно благосклонна.

Прокравшись мимо ленивых камер, Миннеан свернул в тёмный проулок, что соединял жилую часть и заброшенный парк, и перебежал его в несколько прыжков: эта дорога была довольно опасной из-за отсутствия выступающих фасадов, за которыми можно было бы спрятаться. Кое-кто из местных даже планировал понаставить вдоль узкой улочки, окружённой высокими домами, коим минул уже не один век, каких-нибудь препятствий: мусорных баков, деревянных ящиков, бочек с дождевой водой — но тогда через проулок было бы невозможно пройти, насколько тесен он был.

На выходе из проулка Миннеана уже ждали древние раскидистые дубы, и он постарался идти тихо. Несмотря на то, что его в этом районе все знали, несмотря на уважение местных к сталкерам, несмотря на практически предрассветный час и отсутствие камер, было бы весьма непредусмотрительно во всеуслышание объявлять о своём местоположении: в этом старом парке, где росло столько видов растений, сколько Миннеан не видел за всю жизнь, куда местные хозяйки толпами бегали собирать дикие яблоки на выпечку, а молодые люди — набирать цветов на букет очередной девчонке, было за год убито столько народу, сколько родилось в Мириаде за два. Далеко не все были циллийцами. Однако Миннеан лично знал двоих охотников, которые нашли свой конец именно здесь.

К счастью, поросшая мягкой травой и мхами мостовая приглушала шаги, и Миннеан дошёл без происшествий, сразу же верно простроив маршрут до нужного люка без помощи браслета. Он иногда любил так развлекать себя ориентированием на местности, особенно на незнакомой, что конкретно так подбешивало Мирьям. Она даже однажды довольно грубо пошутила на тему ориентирования и ориентации, и они весьма повздорили на этой почве, однако в итоге сошлись на том, что Миннеан тренирует своё пространственное мышление, но с оглядкой на синюю стрелочку на браслете, а Мирьям думает, прежде чем говорить. Однако напарницы тут не было, а значит, можно было бродить в поисках нужной точки хоть до посинения. И Миннеан бы с удовольствием побродил, если бы найти нужный люк не оказалось так легко.

— Никаких мне развлечений кроме бешеного копа сегодня, — прошептал он себе под нос, приседая над позеленевшей от мха крышкой люка, изображавшей лик одного из сыновей Богини — Покровителя Старцев.

Подпорченное синяками лицо Шая, выглянувшее из люка, стало отличной заменой крышке. Предводитель банды бомжей был также стар и также обладал внушительным гнездом развевающихся седых волос.

— Ты быстро, — удивился Миннеан, помогая старику вылезти на поверхность.

Тот сел, свесив ноги в чёрную бездну открытого люка, повёл носом, шумно вдыхая ночной воздух, и блаженно прикрыл глаза.

— Липа цветёт, — сказал он, мягко улыбаясь кривыми зубами. — Слышишь, мангыз?

Миннеан до этого не обращал внимания, но, благодаря словам старика заметил: в воздухе витал сладковато-медовый, нежный аромат.

— Слышу. — Он кивнул.

— Давненько я не бывал на поверхности. — Шай посмотрел на него ярко-голубыми чистыми глазами: не иначе шынназом, выданным Миннеаном, печень почистил. У бездомных редко бывают чистые глаза. Не та жизнь. Питаться им приходится, чем попало, а попадается в основном либо химически, либо генетически изменённая пища, либо заражённые-перезаражённые крысы да голуби. Ничего хорошего, короче говоря. — Но ты ведь меня не на свидание привёл, верно?

Сидящий на кортах Миннеан усмехнулся.

— Утром я выхожу на охоту, — начал он без предисловий. — Мне нужно знать, сколько человек уже вышло за Стену.

— Западные ворота, верно? — Шай немного откинулся, опираясь на ладони. На его лице было написано блаженство, видя которое Миннеан и сам прочувствовал плюсы пребывания на пустыре: и запахи, и влажный прохладный воздух, и отсутствие городской пыли и шума, и зелень вокруг. — Говорят, мьента ощутили раскол в степи... уже выступило три команды. Насчёт мародёров ничего не скажу, ебстись им в сраку.

Миннеан весело хмыкнул. В его понимании Шай только что пожелал разбойникам массу удовольствий. Вспомнилась сегодняшняя ночь и вчерашний день, и член Шиа внутри и его сладкие приказы... Жаль, что политик оказался форменным мудаком. Неудивительно, конечно, но Миннеан уж понадеялся на особое отношение и был весьма разочарован. Он-то планировал и дальше видеться с господином Малавски, трахаться с которым было весьма и весьма здорово. Чаще раза в неделю он бы, конечно, этого диктатора не выдержал, но и это было бы к лучшему — Шиа не даёт в зад, а Миннеан сам не готов давать каждый день — ему с этим заводским очком ещё всю жизнь жить. Но на нет и суда нет. Мало ли в Мириаде ещё таких вот любителей оттянуться, так сказать, по полной? В какой клуб не приди — всегда куча новых лиц. Большой город — большие возможности. А Шиа опасен. И может стать ещё опаснее, когда вернётся из своего «отпуска». Всё же убить теянского политика — задача не из простых. Нет, само по себе убийство не так уж трудно — захватили же его как-то Дори с копом и не поморщились — однако не убили. А если не убили, значит, боялись последствий, значит, Шиа мёртвый опаснее, чем живой за счёт своих союзников.

— Три команды... — задумался Миннеан. — Это немного. Сколько человек?

— Пятеро, четверо и трое. Первые две команды, как я понял, результат слияния.

— Если команды начали объединяться, значит, вероятность угрозы должна быть довольно большой... — размышлял Миннеан. — Ты что-то об этом знаешь?

Шай внимательно посмотрел на него. Сейчас, когда шынназ снял пелену токсикоза и катаракты с его глаз, стало ясно, что этот бродяга из той породы людей, что способны видеть насквозь. У Шиа взгляд похожий, он тоже способен испить тебя до самого дна, однако взгляд Шая не был тяжёлым, как у господина Малавски, он не стремился подчинить своей воле, а просто изучал, хоть и со всевозможным бесстыдством.

Шай пощёлкал языком, то ли в раздумьях, то ли из сожаления.

— В город недавно прибыло много беженцев...

— Беженцев? — вскинулся Миннеан.

— Верно, молодой мангыз. Люди из Цвейна, из Эскальты.

— Из Эскальты?! — насторожился Миннеан. Эскальта в отличие от Мириада в древности была царской крепостью, огромной и хорошо продуманной, а потому последние десятилетия успешно сопротивлялась штурму со стороны Имперской армии, играючи, как до того сопротивлялась иным завоевателям. По крайней мере, так твердили беженки. — Женщины и дети?

— Мужчины, — усмехнулся Шай, явно понимая его опасения. Если есть беженцы-мужчины, значит, дела совсем плохи: защитники покинули город, спасая свои жизни. — Не спрашивай, вышли ли они за Стену. Я не знаю этого.

Миннеан нахмурился, покусывая ноготь на большом пальце. Беженцы могут стать проблемой. А могут и не стать. Как понять? Как правильно задать вопрос, чтобы вынести нужную информацию из головы старика? Мирьям получит разрешение на выход, скорее уже получила, а значит кому нужно — тот узнает, когда и куда они отправились. Может, выйти через южные ворота? Поплутать? Запутать следы? Или вовсе плюнуть на эту затею? Всех денег мира не заработаешь. У Миннеана и так есть больше, чем он может потратить. С другой стороны, шынназа много не бывает.

Где-то рядом закричала птица, выводя молодого человека из раздумий. Он поднял глаза на Шая. Оказалось старик внимательно изучает его.

— Знаешь, тебя ведь видели в компании копа, мангыз, — сказал он внезапно.

Миннеан приложил очень много усилий, чтобы остаться спокойным, не раскрыть глаза, не сжать челюсти, не подскочить на месте. Если старик начал не с этого, значит, ничего серьёзного не произошло. Когда Торвуд приходил к нему домой, его преследовали камеры, следовательно, кроме копов никому об этом неизвестно. Стопроцентно полагаться на это не стоит, но всё же... секса ведь не было, верно? Не было. Однако Миннеан помогал имперцу. Это тоже должно было остаться между ними. Уж Дори бы его так не подставил.

Он медленно кивнул.

— Коп помог вытащить меня из плена.

Шай усмехнулся.

— Зачем ему это?

— Спроси его сам. — Миннеан дерзко ухмыльнулся в ответ, вызывающе глядя в свелые глаза старика. Никому не было дела до того, с кем он спит, пока это был циллиец, теянец, кэллаэ и вообще, кто угодно, у кого нет примеси иррийской крови в родословной. И неважно, что Миннеан ходит поникший, как неполитый нарцисс. Терпеть выходки Своего — почётно, принимать любовь от завоевателя — мерзко. Так покорённая Цилла наказывала покорителя за отнятую свободу — как умела, хотя молодняк, рождённый при новом режиме, уже не имел ни известной по старым балладам циллийской гордости, ни патриотизма. Миннеан, хоть он и родился ещё только во время войны, а не после заключённого с Империей мирного договора, был весьма отстранён от идеалов, которые старшее поколение навязывало младшему. Возможно, в том была заслуга матери, которой не было дела до воспитания сыновей, ей скорее было интересно найти крепкий хер, а лучше сразу два, а ещё лучше, если этот хер будет при деньгах. Собственно об идеалах они никогда и не разговаривали. Мама могла пересказывать сплетни или описывать нового любовника, но никак не пояснять за нравственность. За нравственность поясняли ребята во дворе, наученные родителями, старцы и старушки, которые уже не работали, а потому имели свободное время на воспитание чужих детей, и, изредка, старший брат, когда ему было до этого дело. В то время Миннеана больше интересовали рассказы мамы о её мужчинах, чем политические воззрения погрязшего в бедности окружения, и, видимо, поэтому он и не заразился циллийским патриотизмом. И теперь его весьма напрягала эта несвобода: он не мог трахать, кого хотел. И дело было не в том, что он бы не пережил отсутствие Торвуда или любого другого копа в своей постели (а он бы это, разумеется, пережил, что за глупости), а в том, что абсолютно чужие люди пытались ограничивать его, ловить на горяченьком, испытывали, как Шай сейчас...

— Знаешь, кем я был до войны? — внезапно спросил Шай, прищурившись. — Я был большим человеком. Люди вставали в очередь, чтобы попасть ко мне на приём... А сейчас я побираюсь по помойкам и вынужден полагаться на милость тех, кто низверг меня с вершины. Не доверяй иррийцу. — Светлые глаза старика посмотрели ещё пристальнее, ещё глубже. — Всё, что они умеют, это подчинять и втаптывать в грязь. — Он доверительно наклонился вперёд, одаряя Миннеана запахом застарелого пота. — Это в их природе...

Миннеан не стал морщить нос от запаха немытого тела, не стал закатывать глаза в ответ на ничем не подкрепленный расизм. Он хотел спать, а до рассвета было всего лишь несколько часов. Шая нужно было закруглять.

— Я понимаю, о чём ты, Шай. — Миннеан заглянул старику в лицо с тем выражением, которое обычно должно было убедить собеседника в его, Миннеана, искренности и создать доверительную атмосферу. — Я всегда осторожен, но спасибо за совет. Скорее всего, на расколе будет много шынназа... — На этом слове Шай прикусил обветренную губу, приподнял брови, и стал похож на престарелого щеночка. — Если так, то с меня доля. Если нет, то... в любом случае я найду, чем отблагодарить тебя за помощь. И за дальнейшую поддержку.

Шай кивнул удовлетворённо.

— Доброй охоты, мангыз, — торжественно сказал он. — Пусть Богиня хранит тебя в пути.