Все Чумные сгрудились возле кровати мальчика, один из них сидел неподвижно перед ним.

- Ну как? – нетерпеливо выпалил он, едва удерживая себя на одном месте.

- Не будешь ёрзать – будет быстрее. И головой не верти, - серьёзно командовал мальчик. У него ещё не было клички, но это был вопрос времени. Курчавый и лохматый мальчонка напротив запыхтел и его торчащие уши стали красными, будто ему стоило нечеловеческих усилий сидеть спокойно и молчать.

- Н-не могу! Дай посмотреть! – не выдержал он и потянулся всем своим телом к альбому новенького. Тот попытался убрать его в сторону и не позволить чужим рукам выхватить его из рук, но лопоухий был шустрее.

- Вонючка, ты всё испортил! – крикнул разочарованно Кузнечик. – Теперь рисунок будет незакончен.

Он так расстроился, будто это он рисовал портрет. Мальчик же, который на самом деле его рисовал, не выглядел расстроенным, скорее удивлённым, замер с вытянутыми в сторону пустыми руками. Половина мальчиков всё ещё смотрела с осуждением на Вонючку, а половина – уткнулась в альбом вместе с ним.

Рисунок был кривоват и немного непропорциональным, но очень похож на оригинал. В любом случае, все были в восторге, кто-то даже восхищённо ахнул, раздалось тихое и протяжное «ого». Мальчик смущённо заулыбался. Но всё равно самая бурная реакция была у Вонючки. Он завизжал и громко втянул воздух через открытый рот.

- Да ты просто да Винчи! Юное дарование! Смотрите, смотрите, какой я статный крас-савец, - он вертел перед собой портрет, довольно разглядывая его. – Да ты настоящий… художник! – он сделал паузу перед последним словом и блестящими глазами посмотрел на мальчика. Остальным мальчишки тоже повернули головы в его сторону. В их лицах читались радость, гордость и даже зависть. Первая кличка. У мальчика появилась первая кличка.

С тех пор портреты были у каждого мальчика Чумной комнаты, у кого-то даже по несколько вариантов. Мальчики из Хламовника молча завидовали, а Спортсмен злился, представляя, как он опрокидывает Художника с коляски и смотрит, как тот жалко пытается в неё обратно залезть. Сам Художник был смущён оказаться в центре внимания, но ему было приятно, что другим нравятся его рисунки. Ещё ему нравилось оказаться в кругу сверстников, которые его принимают, интересуются им, но самое главное – никто не задаёт вопросы про ноги и не смотрит с наигранной жалостью на него. Он ещё не знал, что здесь не принято говорить про старую жизнь вне Дома.

- А почему никто из вас не говорит про прошлое, до Дома? – однажды рискнул спросить он. Ответом ему стали гробовая тишина и удивлённые взгляды десятка пар глаз. Кто-то переглядывался между собой, послышался чей-то кашель.

«Боже мой, ты всё тот же», - с какой-то грустной радостью подумал Вонючка, глядя на расстроенного Художника.

- Мы не вспоминаем о жизни вне Дома, - тихо прошептал ему Горбач, но это слышали все. На самом деле, они не все понимали, почему, но все дружно следовали этому правилу, потому что старшие так им велели.