– Барсибатос да будет в сердце твоём, чтобы искренно исповедовать свои грехи от последней исповеди… – нараспев произнесла Розария.

– Барбатос, – поправил её Альбедо, присаживаясь на стул. Розария лишь отмахнулась. В конфессионале она появлялась ещё реже, чем в хоре, но алхимик – особый случай.

Хотя бы потому, что не человек. Гомункул, бутыль с зажигательной смесью, присыпанная меловой крошкой. Подожги пробку, брось подальше и беги. Растревожь душу, нанеси вред его сестрёнке, умри – обломки домов станут могильными плитами. Альбедо об этом знает – и обществу людей предпочитает Драконий Хребет. Пурпурная ведьма знает и каждый месяц обновляет руны в подвале орденской библиотеки. Если что – удержат, если что – защитят. Сэр Кэйя знает, и потому Розария сидит в душной кабинке, а не за стойкой в таверне.

«Иногда людям нужно вовремя выговориться тому, кто готов слушать».

К таковым Розария себя не относила, но, видит Анемо Архонт, другие церковники подходили ещё меньше. Ответы на вопросы Альбедо в молитвенниках не найдёшь.

– Двойник был равен мне как умственно, так и физически, но Учитель решила избавиться от него. Продиктовано ли это поспешностью? Или же дело было в недостатке послушания?

– Может ли творение судить творца? И если да, то нужно ли для этого встать на его место?

– Если же верна первая гипотеза… Узнай она, как я живу и что сделал он, не пожалела ли бы она о своём выборе? Создатель всегда предпочтёт создателя. А я не готов…

Журчала река слов, песок времени утекал сквозь когтистые пальцы. Не хватало воздуха. Выбраться бы на соборную крышу, достать курительную трубку, с наслаждением вдохнуть полной грудью, но… К сетчатой перегородке виском прислонился Альбедо. Запутавшееся творение жестокого творца.

Будь её воля – закрыла бы перед ним городские ворота. От философского чада не кружилась бы голова, мороз бы не кусал ступни – не за кем следить на Драконьем Хребте, – на ярмарках не разлетались б повозки: вслед за Альбедо пришла Кли, их милое локальное бедствие. Вот только поздно. По мондштатским улицам стелется меловая пыль. Альбедо давно не чужак, а главный алхимик, капитан исследовательской группы. Известный художник, заказчики пересекали ради него пустыни, казна полнилась звонкой монетой. Раздери его Бездна.

– Ты уничтожил двойника?

Альбедо помотал головой, зашелестели светлые волосы.

– Не смог его разыскать.

– Считай это своей епитимией.

Альбедо сухо кивнул. В полумраке Розария не могла различить выражения его лица, но, должно быть, оно было разбитым. Убивать легко только выходцам из тьмы. Альбедо к таким не относился, сколь бы греховна ни была его природа. Жаль, Мондштат слишком хрупок для двух гомункулов. И уничтожить второго сможет только Альбедо: её саму или сэра Кэйю двойник обойдёт стороной.

Альбедо собирался было идти, но Розария окликнула его:

– Как выглядела твоя создательница?

Он на какое-то время задумался.

– Лет сорока-пятидесяти на вид; годы над ней не властны, так что, думаю, такой и осталась. Белокурые волосы всегда собирала в тугой пучок, куталась в несколько слоёв одежды, даже если мы спускались к подножью. Из отличительных черт – льдистые глаза со зрачком-звёздочкой, похожие у капитана кавалерии. Но зачем вам?

– Сообщу, если увижу такую в городе, – пообещала Розария. – Сможешь подготовиться морально, уверенности поднабрать. Спрячешь то, что считаешь для неё недостойным.

– Спасибо.

***

Железные, вделанные в кушетку обручи сковали запястья и лодыжки двойника. Он крепко спал: как-то Сахароза экспериментировала с соком мака и нашла весьма любопытный эффект. Она поделилась с ним результатом, провела несколько опытов, и… Исследования скрыли в запретном отделе, все запасы зелья развеяли вдали от города. Слишком много в Мондштате того, что дурманит голову.

Жаль. Опиум мог бы не только красть души, но и спасать, заглушать адскую боль на операционном столе. Но пять голосов против одного… Ветер перемен не скоро раздует лопасти мельниц.

Альбедо обмакнул кисточку в золотистую краску. Пыль Азота в ней сохранит его волю, элементарный нектар станет её проводником, а растёртый топаз Притхива – усилит в десятки раз. Для алхимического заговора лучше не придумаешь. Заговора… Раньше с их помощью мастера разделяли металлы, превращали в золото свинец, теперь же – берегут пальцы орденских лучников. Тайное искусство на ладан дышит. Едва дышит, но никогда не умрёт: леди Рэйндоттир уготована вечность. На раскинутых бледных руках Альбедо вывел:

«Не приди в Мондштат. Не сотвори ему зла».

«Не напади на сородича на Драконьем Хребте. Не меняй колыбель свою, нарушая установленные Небесами законы».

«А в ином случае… Твори всё, что вздумается».

***

Двойник очнулся на границе Мондштата и Ли Юэ. Скрытый карман плаща оттягивал кошель с морой. Её хватило бы на полгода, если, конечно, не болтаться на Бисерном пароме. В сумке при нём – заготовка одноручного меча, комплект одежды и собрание украденных заметок. На первой странице по полям вилось:

«Найди свой собственный смысл».

Двум гомункулам нет места в городе ветров и песен. Но Тейват на нём не закончился.