Злоцвет умер, чтобы донести до него простую мысль: важна каждая мелочь. На его шее не было метки – Итэр обнаружил подлог. Злоцвет допустил логическую ошибку – Эола отвела Путешественника в сторону. Вывод вполне очевиден.

Он и Альбедо почти идентичны. Почти, потому как клеймо несовершенства у двойника на загривке, и, спускаясь к подножью, он до красноты тёр его мочалкой – всё равно не исчезало. Золотой же ромбик на шее лжив, как и белёсые волосы. Первую пуговицу рубашки также скрывала обманка: Небеса были к нему глухи и слепы. Двойник ядовито усмехнулся. Что ж, на решения Богов он повлиять не в силах. А что уж точно ему по плечу…

Рисование. Альбедо набрасывал на полях дистиллятор, двойник ограничивался словесным описанием. Альбедо гулял по мондштатским окрестностям с альбомом в руках, двойник болтал с путниками, принимая тысячи разнообразных обличий. Альбедо сотрудничал с «Издательским домом Яэ», двойник прежде не брался за кисть. Но всё временно.

Материалы он выкрал из горной лаборатории, учебники нашёл в орденской библиотеке. Обучение началось.

Прикинуть пропорции объекта, закомпоновать его на бумажном листе, простроить, заштриховать. Ничего сложного, да? Тряслись вытянутые руки, множились чёрточки на карандаше, в отходное ведро летела стружка, и… Кривая ось. Верх куба вышел в обратной перспективе. Пятидесятый овал походил на мягкий ромб. Бутыль с зельем морозного щита приклеилась к пузырьку с выделениями слаймов, когда как в реальности между ними почти четыре дюйма, и ракурс тут ни при чём. Согнутые углы, жирные карандашные пятна и царапины, оставленные слишком жёсткой резинкой. Очередной лист лёг на алхимический верстак. У него слишком мало бумаги, чтоб использовать её единожды.

Сначала двойник складывал её аккуратной стопочкой. Через неделю бережно разглаживал скомканные в порыве листы. Через месяц по пещере летали клочки. Новый провал – новая искра в торфяник под кожей.  

Огонь успокаивала лишь слабая надежда. Девять капель слизи слаймов превратятся в его концентрат, стыдные ученические работы – в искусство. Нужно лишь вновь и вновь пытаться. И он пытался. Листал атласы, неосторожно надрывая страницы, ставил в углу пещеры натюрморты, несколько часов, скрючившись, просиживал за грубо сколоченным столом и тёр снегом лицо. На следующий день по новой.

И однажды трансформация свершилась. Двойник оглядел натюрморт. Ваза с элементарным нектаром – пять кристальных призм в длину, три в ширину, ровно. Верно рассчитал пропорции, справился с компоновкой. Сквозь штриховку проглядывало построение; все линии встречались в точке схода, овалы лишились углов. Изгибались медные листья, плясали блики на узорчатых гранях, складками спускалась ткань к полу. Передал свет и тень. Молодец.

Спина болела от неудобной позы, на глаза словно кто-то давил. Капля радости, капля гордости и огромное море разочарования, отторжения и лени. Он ещё не знает людской анатомии. Не начинал работать с цветом. Не пробовал что-либо, кроме ведьмински заточенного карандаша (когда как Альбедо работал с углём, маслом и акварелью). Есть, куда идти. Есть, к чему стремиться. По щекам покатились слёзы.

Альбедо прошёл то же, что и он. Но прохладным летним вечером после работы он выходил на прогулку с парочкой карандашей и раскладным стулом. Набрасывал лопасти ветряных мельниц, уснувших под лавочками собак, порывистых девушек и неловких мужчин. Дарил людям картины, удваивая счастливые улыбки: одна у невольной модели, другая у самого Альбедо. Незаметная почти, одними уголками губ. Двойник вымученно скалился стенам.

Он и Альбедо почти идентичны. Двойник отрабатывал удары мечом, и боль в руках перемешивалась с сытым довольством. Двойник учил заметки алхимика, и внутри розоватой дымкой поднималось зарево понимания. Усталый восторг стоил и распухшей головы, и вывернутого мозга: алхимия отличалась многозначностью утверждений. Почему с рисованием всё иначе? Через силу, дёргая нервы. Почему то, с чем он должен справляться с такой же, как и у Альбедо, лёгкостью даётся сквозь самоненависть и слёзы? Даётся ли вообще?

– Весьма недурно, но… Не думаю, что рисование тебе подходит.

Сердце замерло в груди, неверие пеплом осыпалось в опустошённую душу. Двойник медленно обернулся. У входа в пещеру, чёрной фигурой против света стоял Альбедо, позади дремали охранницы-попрыгуньи.

«Мы разные» повисло в изумлённой тишине.