Поздние закаты и ранние рассветы

Поздние закаты и ранние рассветы - небо нежно-розовое, с алой каймой, пришитой на линию горизонта, и кружевами облаков, ловящими пятна ярких оранжевых бликов петлями шëлковых нитей - в контраст с синеющими тенями в частых прорезях. Эден всегда думала об Элизии, когда смотрела вверх в такие моменты: она была так же мимолетна - упусти пару минут, и вся магия исчезнет; но и так же неизбежна - солнце всходило и пряталось день за днём, без всяких исключений, как и Элизия уже не отпускала, стоило вам хоть раз соприкоснуться. А может, это Эден не хотела её упускать - в её сердце Элизия уже давно укоренилась, как цветок, занесенный шальным ветром в дальние-дальние земли.

В её памяти всегда будет жива эта картина: пряди волос, отражающие на себе яркое солнце, и небо одного с ними цвета; контур её лица - нежная светлая полоска; улыбка, обжигающая теплом безусловной любви, в неё вложенной. Их сцепленные пальцы.

Тогда казалось, что всё возможно. Что человечество непременно победит - а как оно может не победить, когда Элизия была так уверена, когда её глаза блестели такой решимостью? Эден шла за ней, не оглядываясь; позади не осталось ничего, на что хотелось бы смотреть.

Их любовь - словно в лёгких романтических фильмах, история - словно в сказках о героях, которые дойдут до самого конца и навсегда останутся такими же. Но экраны треснули, лампочки погасли; сгорела бумага, обращая в пепел завитушки чернильных букв.

Эден всегда искала её лицо среди выживших - их становилось всё меньше, и, проходясь по ним взглядом, она каждый раз недосчитывалась кого-то из знаеомых. Элизия, словно ни на секунду не теряя оптимизма, всё неизменно бегала от одного человека к другому, пытаясь поддержать, поднять их дух. 

Они сражались - видя, как их загоняют в кольцо, как окружающих их монстров становится всё больше. Всё меньше точек на карте, обозначающих города, ещё горели - и всё больше и больше гасло. Последние оплоты человечества падали - рушились, как карточные домики, мегаполисы под плотными куполами. Эден никогда не думала, что окажется здесь - среди пары тысяч последних продержавшихся, среди холодных бетонных стен, серого отчаяния и брызг свежей крови.

Выстрел за выстрелом, миссия за миссией - чтобы продолжать держать её так крепко, как можно. Чтобы однажды не встретить рассвет в одиночестве, потеряв всех, кто мог бы разделить с ней красоту их мира.

***

Заметит ли кто-то, если среди поникших усталых лиц исчезнет то, которое никогда не покидала улыбка? Будет ли кого-то волновать, если голос, раздающийся из-за каждого угла, вдруг утихнет? О, если бы Эден могла передать Элизии свои мысли - свою потерянность, своё отчаяние. Передать ей все свои чувства; рассказать, что не сможет дальше без неё.

Будет ли иметь смысл её борьба, если Элизии не станет? Она не должна показывать ей свой шок - она должна улыбнуться поддерживающе в один из последних дней, когда они могут видеть друг друга. Кристальный цветок в её пальцах жёг - но она не могла его отпустить, не могла от него отказаться. Это боль, через которую она должна пройти - быть вместе до конца, до замерших навсегда зрачков, до замершего навсегда вдоха. 

Молча свидетельствовать - всё равно что нажимать спусковой крючок, приставив дуло к макушке. Всё равно что собственными руками вытаскивать из себя последние частички чего-то живого.

Зачем только Элизия оставила ей слова долгожданного признания - сейчас, когда они лишь разъедали, а не придавали сил? Слова растаяли - лепестки, унесенные ветром; они не имели никакого смысла, когда труп её любви был перед самыми её глазами. Он не исчезнет, сколько бы она не закрывала глаза и не открывала их вновь в слабой надежде. Это не иллюзия, не мираж; это не то, что можно развеять, убрать из своей головы. Зато как же легко развеивались надежды, как же легко терялась вера в будущее, полное возможностей - словно просвет в двери, из которой льётся свет, неумолимо сужался, пока она бежала к нему.

Последние люди этого мира, последние часы этого мира. Последняя надежда человечества вырвана с корнями - окрашенными в фиолетовый, от которого уже тошнило, руками послелней Судьи. Это была уже не столько битва между людьми и Хонкаем, сколько между людьми и их отчаянием. Воспоминания вседа были с ней, напоминая о себе тупой болью, будя посреди ночи кошмарами. Воспоминания превращали борьбу в Ад - и она знала, что Новая Эра будет таким же Адом для неё. Куда не беги, из собственной головы не спастись.

Её память обернулась против неё, уговариаая сдаться - и победила всухую. Она покончит с этим.