Сан заснул почти сразу, а вот Чонхо долго не мог. То неудобно лежал и потому начинал крутиться в поисках максимально комфортной позы. То становилось жарко, но только он откидывал одеяло, тут же мёрз. То Сан слишком много места занимал, и Чонхо ютился у самого края, пока старший совсем на его сторону не передвигался, и тогда Чонхо вставал, обходил кровать и ложился с другой стороны.
Сон не шёл совсем, и Чонхо понять не мог почему. За день он достаточно энергии потратил, чтобы моментально уснуть и проспать до обеда следующего дня. Когда же он вроде начал засыпать, уже почти провалился в дрёму, когда тело уже совсем не ощущалось, только лёгкость и воздушность, он услышал тиканье часов.
В эту ночь ему явно не дадут поспать. И пускай никто и не мешал, но эти часы! Откуда этот звук? У них в доме не было механических часов, которые бы издавали такой звук.
Сначала Чонхо старательно игнорировал этот звук. Тиканье было тихим и неясным, монотонным — под такое бы прекрасно спать, но он не мог. Будто стрелка свой каждый «тик» ударяла Чонхо по голове. Он начал считать каждый удар, как делал бы это в детстве с овечками, прыгающими через забор, надеясь, что это поможет расслабиться, потому что раньше счёт овечек помогал. Но тиканье часов — не овечки, прыгающие через забор, поэтому уснуть это не помогло. Напротив, стало мешать ещё больше, чем неудобная поза и контраст температуры под одеялом и без него.
Тихо встав, Чонхо вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь. Не хватало ещё Сана разбудить своими ночными хождениями. В коридоре звук тиканья часов стал громче и отчётливее. Чонхо обернулся по сторонам, но в неосвещённом коридоре ничего не было видно. Тогда он спустился вниз, но звук громче не стал. Он обошёл весь первый этаж, потирая привыкшие к темноте глаза, когда зашёл на кухню, где они с Саном всегда на ночь оставляли свет. Налив в стакан воды и выпив её, он постоял недолго, прислушиваясь. Звук шёл будто отовсюду сразу. Было сложно понять, где его источник. Часы размеренно тикали, а Чонхо не мог понять, что в их доме могло издавать этот звук. Ну не было часов у них!
Он подошёл к задней двери и открыл её, прислушиваясь: может, это оттуда тикало, но нет. На улице было тихо. Притом слишком. Даже лёгкого ветерка не было, не говоря уже о холодном осеннем. Мир будто застыл. Вместе с временем. Кроме одних очень нервирующих часов.
Не найдя раздражитель, Чонхо поднялся на второй этаж. Уже взявшись за ручку двери, ведущую в их с Саном спальню, он остановился. Появилось странное чувство. В их доме была третья спальная комната, которую они не использовали. Как-то никогда не было надобности, так и была она постоянно закрытая. А сейчас Чонхо испытывал сильное желание заглянуть внутрь. Они с самого первого дня после того, как Сан осмотрел весь верхний этаж, не заходили туда. Чонхо смотрел на закрытую дверь, борясь с желанием.
Что ему там делать? Сейчас, должно быть, середина ночи, зачем? Зачем ему нужно туда идти? Чонхо не знал, не мог ответить на вопросы разумной и логичной части своего мозга. И очень хотел поддаться необъяснимому желанию. Навязчивому чувству, что ему туда надо.
Надо. Поэтому ещё немного помешкав у двери их комнаты, он таки решился и прошёл дальше по коридору, открывая дверь в ту, где они совсем не появлялись.
Чонхо остановился в дверном проёме, забывая и о тиканье часов, и о том, что сейчас середина ночи, когда возле окна увидел девушку, освещаемую ярким лунным светом. Она стояла спиной к нему возле окна, не шевелясь, не подавая никаких признаков того, что она услышала звук открывающейся двери. Окно было приоткрыто, создавая в комнате прохладу, а лёгкий ветерок, которого точно не было, как помнил Чонхо, колыхал её длинные чёрные волосы.
Ему было непонятно, откуда в их доме эта девушка, как она попала сюда, связано ли это как-то с тем, что он не мог уснуть, и с тем, как громко тикали часы. Да, Чонхо снова обратил на них внимание. В этой комнате звук был почти невыносимым. Не сказать, чтобы очень громким, но почему-то Чонхо очень резко реагировал на эти звуки.
Он хотел уже обратиться к незнакомке, спросить все назревшие вопросы, как она сама развернулась к нему, будто почувствовав его желание.
Она была красивой. Действительно красивой. Мягкие черты лица, аккуратный маленький нос, светлая, почти белая кожа, Чонхо никогда таких светлых людей не видел, и глаза… Эти глаза… Он видел их раньше, но не мог поверить, что такое возможно. На него смотрели совершенно по-доброму мягко слепые глаза, затянутые серым. Чонхо видел эти глаза, только одно существо в этом мире, с кем они успели познакомиться, были такие, и это не могло быть правдой. Хотя, возможно, могло, но Чонхо отказывался в это верить.
Девушка молча ждала, а Чонхо пытался собраться. И когда это более-менее получилось, он спросил:
— Кто ты? — вопрос, скорее всего, прозвучал грубо, да и сам он, вероятно, слишком откровенно пялился, но ничего не мог с собой поделать. Он хотел убедиться, что его догадка оказалась неверна. Почему-то он хотел ошибиться.
— Вы сами дали мне имя, — ответила девушка, а Чонхо всеми силами старался не открыть рот в удивлении. Приятный тихий голос их давней знакомой никак этому не способствовал.
Это была Бёль. Быть такого не может. Или может? В этом мире возможно всё что угодно, это он уже усвоил, но Бёль… Почему-то именно это никак не хотело укладываться в его голове. Казалось бы, ну мало ли какие существа есть в этом мире, а представить, что их кошка оказалась и не кошкой вовсе… Чонхо откровенничал с ней. Всю душу наизнанку вывернул в одну ночь. Стало как-то неловко. Бёль тогда тёрлась об него, мурлыкала. Понимать, что это была настоящая девушка, — человек! — действительно смущало.
Чонхо переступил с ноги на ногу, пытаясь угомонить мыслительный поток, но получалось плохо. Вопросы один за другим метались в его голове, и он пытался сообразить, какой из них наиболее разумный.
— Зачем ты пришла? — задал Чонхо ещё один бестактный вопрос. — Почему… Вот так, — обвёл руками в воздухе, имея в виду её человеческий облик.
Ему казалось, что он сейчас очень грубые вопросы задавал. Как-то не вежливо было, в его понимании, спрашивать такое, но ничего не мог с собой поделать. Ещё более грубые вещи он старательно запихивал подальше, лишь бы они не вырвались из него. И не то чтобы Чонхо хотел показать свою невоспитанность, просто он был знатно поражён. Добавить к этому середину ночи и отсутствие сна, вот и получается, как получается.
Тем не менее, девушка всё ещё смотрела на него с какой-то нежностью, что ли. Как мать смотрит на старающегося ребёнка. От этого взгляда делалось легче. Чонхо уж не знал почему, но ему правда становилось спокойнее. Первый шок спал, оставляя после себя только любопытство с маленькой долей неверия. Поверить всё ещё было сложно.
— У вас осталось мало времени, — проговорила Бёль.
— Какого времени? Почему мало? На что?
Чонхо ничего не понимал. Понятное дело, просто так она не стала бы тут появляться, тем более в обличие человека, очень красивого человека, подметил Чонхо, ругая себя за подобные мысли. Раньше она всегда появлялась кошкой. Она показывала им путь, провожала, остерегала их, хотя они не понимали этого, попадая в неприятности. Бёль помогала. Чонхо помнил, как она сидела у него на груди, когда у него совсем не было сил. Как была рядом, когда Чонхо нужно было отпустить свои мысли. Но Бёль всегда была кошкой. А теперь заявилась человеком и говорила про малое количество времени. О чём ему должно было это сказать?
— Вы можете не успеть вернуться, — ответила Бёль, и это снова не внесло ясности.
Хотя не вернуться они могут только в свой мир. Тогда, вероятно, кошка пришла предупредить об этом. А что может помешать им? А как они вообще это сделают? Они с Саном оба понятия не имели, как оказались в этом мире, чтобы понимать, как им выбраться. И потому Чонхо все эти вопросы и задавал. Возможно, хотя бы на один кошка ответит понятно.
— Как мы тут оказались? Зачем мы тут? Почему именно мы? Причём здесь ты, кто ты вообще? И тут это где?
Чонхо хотел ударить себя. Снова. Почему-то спрашивать хотя бы немного вежливо у него не получалось. Или ему так только казалось? Он ощущал себя каким-то чурбаном неотёсанным. Ладно, он надеялся, что ночная гостья простит ему это.
Но Бёль не ответила ни на один вопрос, выдавая совершенно иное и абсолютно неожиданное:
— Ты должен рассказать ему.
Она оставалась спокойной. Голос был тихий и ласковый. Легкая полуулыбка делала её выражение лица мягким, а невидящие глаза были полуприкрыты и немного прищурены. Она выглядела добродушно. Располагающе.
Располагающе. Но то, что она сказала… Рассказать? Она Сана имела в виду? Она их тот ночной разговор имела ввиду? Она хотела, чтобы Чонхо всё рассказал Сану? Про их совместное прошлое? Про то, что тот просто забыл о нём, а Чонхо всё помнил и жил с этим? О том, что продолжал любить его, не смотря на прошедшие годы?
— Зачем? У нас и так всё нормально сейчас. Даже хорошо. Зачем мне ему всё рассказывать?
Он действительно не видел для этого причин. Сан чувствовал к нему симпатию. Он проявлял её. У них действительно всё хорошо. Чонхо не знал, останется ли это, вернись они домой, но верил, что останется. Ему было хорошо с Саном. Зачем бередить прошлое?
Но Бёль не ответила на его вопросы, поэтому он продолжил, пытаясь убедить не то её, не то себя, потому что хоть он и думал, что всё нормально и его всё устраивает, сомнений было слишком много. Как и страхов.
— Если я сам всё ему расскажу, он… Он начнёт жалеть меня. Не факт, что он вспомнит всё. Он может не поверить мне и тогда он уйдёт. Или же из жалости он останется, но это будет не искренне. И тогда он тоже уйдёт, только позже и измучив нас обоих. Так зачем? Я так не хочу. Не проще ли тогда оставить всё как есть? Те чувства, которые у него появляются сейчас. Это хотя бы честно с его стороны.
Чонхо действительно беспокоился об этом. Если он всё расскажет, Сан может просто не вспомнить. И тогда это будет выглядеть, как попытка напроситься с его стороны. «Вот, Сан, посмотри, мы были когда-то вместе, оставайся со мной и сейчас». Так же нельзя. Сан не помнил, и значит так тому и быть. Они дружат, но у старшего свой круг близких людей, которых он любит. Второй раз Чонхо не попал в него, значит, так и должно быть. Не получится всё вернуть. И он смирился с этим. Долго не мог, но теперь — да. Признание могло всё испортить. Разрушить то, что строилось между ними прямо сейчас. Чонхо не хотел так рисковать, хотя это и похоже на карточный домик. Слишком ненадежно. Без единой гарантии. Без уверенности в будущем.
— Вы не просто так с самого детства рядом друг с другом. Вам по судьбе должно оставаться вместе, — Бёль склонила голову чуть набок и улыбнулась, будто говорила о чём-то хорошем. И это правда было бы хорошо, если бы Чонхо понимал её.
— В смысле? — но он не понимал. Вообще ничего. Это звучало ещё более нереально, чем весь этот мир. Должны быть вместе? Как же они так разошлись тогда, если по судьбе? — Хочешь сказать, что существует какая-то небесная канцелярия, где ангелы-хранители сводят своих подопечных друг с другом? Связывают ниточками судьбы? Что?
Это же чушь! Не существует судьбы. Каждый человек сам строит свою судьбу. С самого детства, каждым своим шагом. Каждым принятым решением и каждым совершённым делом. Или не совершённым. Что значит «по судьбе должны быть вместе»?
Чонхо не находил в этом логики, а Бёль ласково улыбалась, смотря своими слепым глазами на то, как его взгляд бегал в смятении.
— Вы не должны были разлучаться. Баланс нарушен, и это влечёт за собой последствия. Ваша дальнейшая жизнь будет наполнена саморазрушением и потерями, причиняющими только страдания. Вам обоим. Вы должны быть вместе и только так сможете прожить свою жизнь счастливо.
Она снова улыбнулась, и взгляд её был полный милосердия, от чего Чонхо только тяжело выдохнул, теряя любое желание спорить. Может, она говорила правду? Он ведь и половины не понимал из того, что происходило. И происходило всё это время. Подстраивался под ситуацию, смирялся. Принимал как должное. Просто потому, что оно случалось, а сам он не мог ничего сделать. Просто адаптировался под обстоятельства. Почему бы не сделать так снова. Смириться с её словами и послушать, что она может сказать?
— И что мне делать?
— Заставь его вспомнить.
— Как? — голос его прозвучал громче, почти отчаянно, а сам он подался немного вперёд, вскидывая опущенную голову и устремляя свой взгляд прямо в глаза девушки.
Потому что, ну как? Как он может заставить Сана вспомнить? Скорее всего, старший и так что-то вспомнил. Самостоятельно. Без его участия. Они так и не говорили об этом, было столько времени, но они его не нашли. Чонхо предположил, что его друг что-то помнит, потому что его вопросы в ту дождливую ночь… Сан спрашивал о том, почему он был там. Почему они оба были там. Где «там», Чонхо не знал, но это что-то очень взволновало Сана. Может, ему действительно стоило всё рассказать? Если он сам что-то вспоминает, то не отреагирует как-то неправильно на его рассказ.
— Тебе нужно самому это понять, — только и ответила Бёль, смотря на Чонхо теперь сочувственно.
Решив оставить эту мысль на потом, получше разобрать все возможные варианты позже, когда никто не будет мешать, когда будет время, он задал другой вопрос, не менее важный:
— Ладно. Хорошо. Предположим, он вспомнил. Что дальше?
— А дальше вы вернётесь в свой мир и продолжите жить свою обычную жизнь. Но времени у вас почти не осталось. Вы должны поспешить.
Девушка оставалась стоять возле окна, почти не шевелясь, точно статуя. И это немного удивляло. А ещё удивляло её терпение к Чонхо с его вопросами. Она давно могла уйти, сказав только самое основное.
— Так. Погоди. Если ты всё знаешь, почему сама к нему не придёшь и не расскажешь? У тебя явно лучше получилось бы, — вдруг осенило его. Ведь и правда: если нужно Сану все рассказать, а Бёль знает об этом, она же могла сама рассказать вместо того, чтобы явиться к нему с этим разговором.
— Я не могу вмешиваться в жизнь людей.
— Но ты уже это сделала! — повысил Чонхо голос.
— Нет. Я дала вам возможность решить этот вопрос. Всё остальное делаете вы сами, — а вот гостья оставалась спокойна, будто её вообще не возмущали перепады настроения Чонхо и его некорректное поведение. Он всё ещё был уверен, что облажался по всем фронтам, показывая себя бестактным. И почему-то его это очень сильно беспокоило.
— Ладно, — выдохнул он, немного успокаиваясь, — как мы сможем выбраться из этого мира?
— Так же, как и пришли.
— В смысле? Через лес? — Чонхо тут же вспомнил избушку и Уёна, который совсем не Уён. Страх тут же окатил его, заставляя поёжится. Идти туда снова не хотелось.
— Именно. Существуют ворота между мирами. Вы были там. И только через них вы сможете пересечь границу. Вам нужно спешить. Они не всегда открыты.
— Что нужно делать?
Да и плевать, наверное, на перспективу встретиться с тем недо-Уёном.
Наверное.
Ладно, Чонхо правда боялся. Но выбора-то ему всё равно никто не оставлял.
— Как только вы решите свой вопрос, сразу отправляйтесь в лес. Дорога вас сама приведёт.
— Это всё? Просто пойти в лес? Мы можем тогда хоть с утра пойти туда?
— Пока Сан не будет всё знать, лес не выпустит вас. Ты не помнишь?
Чонхо вспомнил, как она пришла за ними в тот раз, чтобы вывести. Сами они просто шли — бежали — вперёд, а вокруг была только чаща лесная без намёка на выход.
— Ладно. Я понял.
Чонхо кивнул, опуская глаза в пол. Он полагал, что это всё. Бёль рассказала, что им нужно сделать. Предупредила о том, что время истекает. Вероятно, это действительно всё, поэтому он развернулся, уходя из комнаты, но остановился, чтобы поблагодарить кошку. Но никого в комнате он уже не увидел. Будто Бёль и не было тут. Окно всё так же осталось приоткрыто, впуская холодный осенний воздух. Чонхо зашёл в комнату, закрывая его. И только после этого он заметил, что часы больше не тикали.
Времени осталось мало.
Вот оно что.
Значит, придётся рассказать.
Чонхо придётся собрать много моральных сил, потому что разговор обещал быть тяжёлым. По крайней мере, для него.
Он вернулся в спальню. Сан, свернувшись калачиком, обнимал одеяло. Чонхо улыбнулся. Ему так нравилось видеть старшего в своей постели.
Он аккуратно лёг и, стараясь не разбудить, забрал у друга одеяло, заменяя его собой. Сан был тёплый, а Чонхо успел замёрзнуть. Он бы сказал, что остыть, но остывают трупы, а он всё ещё жив. И как никогда хотел таковым и оставаться. Особенно, если рядом с ним будет Сан.
И Чонхо, не до конца веря словам ночной гостье, очень надеялся, что она не придумала, что им действительно по судьбе положено разделить одну жизнь на двоих.