Белым лебедем, черный барон, не взлететь тебе, не мечтай.

То ли крылья подрезаны, то ли и вовсе не птица.

(Канцлер Ги – Черный барон)

Холодное лезвие бережно касалось кожи, срезая под корень отросшие за неделю волоски.

— Вы совсем перестали следить за собой, мой господин.

Ледмар ничего не ответил на реплику камердинера, не удосужился даже приоткрыть веки, словно притворяясь спящим. Он старался не думать ни о чем, кроме успокаивающих прикосновений, чтобы не дать голове расколоться пополам. Зибольд аккуратно, почти невесомо провел пальцем по щеке, проверяя тщательность бритья. Слуга преступно низко склонился к лицу: барон ощущал чужое дыхание на скуле, опаляющее чувствительную кожу, но по-прежнему молчал, спуская с рук такую дерзость.

Лезвие спустилось ниже, прошло рядом с кадыком, в опасной близости к сонной артерии. Ледмар замер, не дыша вовсе не от отвратительного запаха уксуса: не хватало еще на собственную свадьбу явиться с порезами, словно юнец, впервые взявший в руки бритву.

— Боюсь, вам потребуется чуть больше белил, чем обычно.

Напоследок камердинер промакивающими движениями коснулся лица шелком, стирая остатки тошно пахнущего масла. Сглотнув накопившуюся слюну, Ледмар нехотя открыл глаза, жмурясь от утреннего солнца.

— Ты стал слишком много себе позволять, Зибольд. — Его голос прозвучал хрипло, словно трескающаяся под каблуком тонкая корка льда на осенних лужах.

— Как и вы. Неужто думаете отпугнуть невесту дурным запахом изо рта?

— Как долго вы собираетесь терпеть все эти в высшей мере паскудные слухи о вашей персоне?

— Моя жена – королевство, мой супружеский долг – служба вам.

— Мой дорогой Ледмар, не все в силах оценить благородство вашего поступка, да и не пристало лорду так долго ходить не окольцованным.

Ингрид сидела за туалетным столиком, позолоченным на имперский манер. Светлые локоны вились по плечам, немилосердно терзаемые черепаховым гребнем. В королевских покоях пахло благовониями, терпкими, удушающими своей сладостью, медовой приторностью.

— На что вы намекаете? — спросил Ледмар, прекрасно понимая, к чему клонит Её Величество.

— Не знаю, как моя матушка, да пребудет она вечно в Чертогах Богини, терпела вас рядом со мной.

— Я ей нравился.

Он ничуть не преувеличивал. Всех удивляла странная приязнь покойной королевы к тогда еще баронету, внезапно появившемуся при дворе десять лет назад.

— Можно сказать, «чересчур». Однако теперь я намерена озаботиться вашим благополучием, если вы не в состоянии сделать это сами.

В этот момент у Ледмара, кажется, дернулся глаз.

— Как вам будет угодно, моя госпожа.

— В таком случае, я лично займусь составлением списка подходящих кандидаток.

Список она действительно составила. Не было в нем разве что имперских инфант, впрочем, это не означало, что их не пытались туда включить. Для этого нужно было лишь разобраться со скромным баронским титулом, но тут Ледмар был непреклонен.

— Почему вы отказываете мне? — Ингрид поджала алые от краски губы, резким движением открывая веер.

Они сидели в королевском саду, прячась от палящего солнца и придворных в одной из многочисленных беседок.

— Не подумайте, что мне неприятно ваше расположение.

— Именно так я и думаю. —  Раздраженным жестом королева смахнула с подола невидимую пыль.

— Отнюдь нет, Ваше Величество. Я польщен тем, что вы лично вызвались организовать мою свадьбу. Однако, подумайте вот над чем. Если ваша идея состоит в том, чтобы оградить меня от грязных слухов, то не вызовет ли еще больше кривотолков, если вдруг вы просто так пожалуете мне титул и земли?

— Это свадебный подарок.

— Ваша улыбка – единственный подарок, который я готов принять.

Ледмар умылся, в очередной раз проигнорировав слова камердинера, и впервые за всё утро взглянул на себя в зеркало. В отражении на него смотрел не то уже призрак, не то ещё покойник, во всяком случае из-за болезненно-бледной кожи и темных синяков под глазами так казалось. Без белил точно не обойтись. Усталость залегла в тонких, пока едва заметных морщинах. Зибольд молча протянул полотенце, а затем принес травяной отвар, чтобы прополоскать рот. Крепко заваренная мята обожгла язык.

Часы в коридоре пробили шесть. Ровно в девять должна состояться церемония.

— Скажи, Зибольд, почему ты до сих пор не женился?

— Потому что я служу вам, мой господин.

Барон криво усмехнулся.

— В моем случае этот аргумент не сработал.

Камердинер принялся расчесывать волосы, черные словно дёготь, непослушные волны. Ледмар мягко перехватил его руку.

— Господин, вы не должны так поступать накануне своей свадьбы, — почти шепотом сказал Зибольд, без слов улавливая намёк.

— Пока на моем пальце нет кольца, я могу поступать так, как захочу.

— И чего же вы хотите?

На его лице проскользнула хитрая улыбка. Темный шелк заструился по широким плечам – Ледмар без сожаления скинул халат на пол, оставаясь лишь в ночной сорочке, что доходила ему почти до щиколоток. Он снял бы и ее, но решил прежде раздеть Зибольда. Тому всегда нравилась эта ненавязчивая смена ролей: ведь обычно он, как слуга, помогал господину одеваться —  теперь же все с точностью наоборот.

Ледмар толкнул Зибольда на кровать – будущее брачное ложе. Поцеловал жадно, как в последний раз. Быть может, действительно последний.

— Надеюсь, тебя запах изо рта не отпугнет? — с мятным придыханием прошептал он в чужие губы и, не давая ответить, поцеловал вновь, почти кусая. Зибольд отвечал также пламенно, бесстыдно задирая хозяйскую сорочку и забираясь под нее холодными руками. Вскоре и она была скинута на пол.

У Ледмара не повернулся бы язык назвать Зибольда своим любовником, и дело было не только в разнице статусов. Он ценил его преданность и желание протянуть руку помощи даже в таких… деликатных ситуациях. Едва ли их связывало желание спастись от долгого воздержания или страсть, но этим утром ее было в избытке. Ледмар позволил опрокинуть себя на спину, дразнить губами шею, впиваться пальцами в бедра. Но этого ему было мало: он надавил слуге на макушку, заставляя опуститься ниже, оставить влажные следы на груди и животе. Зибольд знал, чего хочет от него господин, но позволял себе оттянуть неизбежное, ведь ожидание бывает не менее приятным.

Наконец язык коснулся возбужденной плоти, обвел по кругу головку прежде, чем взять в рот, заставляя дышать чаще. Барон схватил слугу за волосы и толкнулся бедрами вперед, требуя вобрать глубже. Член почти уперся в горло – Зибольд содрогнулся и закашлял. Ледмар был вынужден его отпустить.

Потом вновь последовали ласки, сводящий с ума жар чужих прикосновений, долгие поцелуи со звериной ненасытностью, трение плоти о плоть. Зибольд вновь ублажал Ледмара ртом, уже по своей воле вбирая член так глубоко, как только мог, лишь бы сорвать с губ господина очередной тихий стон.

— Сильнее. Ещё.

Когда Зибольд сделал очередное усилие, чтобы потуже затянуть корсет, Ледмар с трудом смог сделать вдох.

— Ты решил избавить меня от пары целых ребер? — сдавлено ругнулся себе под нос, прижимая ладонь к крепко утянутому боку.

— Вам не угодишь, господин.               

— Не ёрничай.

Щедрая порция белил — и теперь Ледмар точно походил на мертвеца или призрака. Если последние, конечно, отражались в зеркалах. Волосы аккуратными волнами спускались на плечи, словно ещё так недавно и не были в беспорядке размётаны по подушкам. Парадный костюм был по обыкновению строг: кипенно-белый отложной воротник; приталенный черный камзол с удлиненными полами и широкими рукавами, из-под которых выглядывали кружевные манжеты рубашки; узкие панталоны, подвязанные под коленями черными лентами; шелковые чулки и туфли с широкой серебряной пряжкой.

— Может, немного румян?

— Чтобы я точно выглядел, будто перебрал с вином с утра пораньше?

— Экипаж уже готов, — нырнув под штору, сказал Зибольд.

— Что ж, тогда пора. — Ледмар накинул на плечи плащ. — Негоже опаздывать на собственную свадьбу.

Ледмар отверг всех предложенных кандидаток, для каждой находя резонный повод: дурна собой, глупа, болезна, нельзя подпускать семейство слишком близко к трону… И если поначалу королева согласно кивала головой, то потом, казалось, была готова женить фаворита на первой встречной.

Чувствуя, что терпение Ингрид уже на пределе, Ледмар решил подобрать невесту сам. Выбор пал на сироту из обедневшего баронского рода, деву скромную и кроткую, и оттого лишенную каких бы то ни было притязаний. Ей недавно исполнилось шестнадцать, а значит она точно не расстроится, если Ледмар решит повременить со вступлением в близость ближайшие лет... тридцать. Больше прожить он не и надеялся.

— Мар, ты шутишь? — королева вдруг обратилась к нему как в старые добрые.

— Я серьёзен.

— Это брак, а не благотворительность. Тем более, что ты ее даже не видел.

— Как и половину твоего списка. И, вообще-то, мы виделись... лет десять назад

— Ей было не больше пяти! — Ингрид всплеснула руками. — Ты сведёшь меня в могилу. Но, видит Богиня, поступай, как знаешь.

— "Вся моя надежда на Богиню," – кажется, так звучит родовой девиз Дунстанов, — Ледмар улыбнулся, на что королева лишь цокнула языком, покачав головой.

Двоюродная тётка будущей невесты согласилась почти сразу, справедливо рассудив, что более выгодной партии для племянницы, у которой из приданного лишь кусок бесплодной земли да старая ветряная мельница, ей не сыскать. На удивление, сама девушка не стала противиться предложению, хотя на ее лице не было заметно и капли радости.

Гости уже давно расселись по скамьям в ожидании начала церемонии. Королевская чета расположилась на первом ряду: стоя у выхода из храма, Ледмар мог разглядеть лишь часть высокой прически Её Величества, а ее брата и вовсе не было видно. Солнце играло в старинных витражах, кидая цветные блики на остроконечные арки, пеструю мозаику и позолоченный алтарь. Богине давно не приносили жертв, не орошали кровью хлад жертвенного камня, но она смотрела на прихожан с неизменной любовью во взгляде белых мраморных глаз. Ее руки были приветственно распростерты, ладони, каждая прожилка на которых тщательно вырезана скульптором, обращены к собравшимся.

Насколько это страшно — соврать пред алтарем Пресветлой Богини?

По завету покойной матушки Ледмар держал лицо, но не утруждал себя фальшивым проявлением счастья. Спокойствие, смирение, холодный взгляд. Барон не боялся забыть слова клятвы. В своей жизни он в принципе мало чего боялся, разве что, священного костра, уготованного еретикам, содомитам* и прочим отродьям Хаоса.

Невеста уже ждет его у алтаря. Багряное свадебное платье ей не идет: на его фоне она выглядит совсем бледной и бесцветной, лицо лишено всякой краски, словно перед ним не девушка из плоти и крови, а фарфоровая кукла, которую еще не расписал мастер.

— О Пресветлая Богиня, Спасительница, Вражиня Хаоса и Мать всего сущего, дозволяешь ли ты мне, сыну твоему, Ледмару Эделгару, взять в супруги дочь твою, Астрид Дунстан?

Мрамор молчал. В храме воцарилась тишина: смолк хор, не было ни шороха, ни шепота, ни эха.

— Да, — едва слышно произнесла Астрид, словно ей не хватало воздуха.

Они протянули руки жрице, и та рассекла их ладони кинжалом от указательного пальца по диагонали, после чего соединила вместе, смешивая кровь.

Потом запел хор, а у Ледмара заложило уши. Он надел кольцо теперь уже супруге, и она сделала то же самое. Её рука хрупкая, тонкая, почти прозрачная, с голубым узором вен на тыльной стороне ладони. На лице – ни толики эмоций, лишь рабское смирение во взгляде потухших глаз.

Они произносят клятву, повторяя за жрицей.

— Да хранит вас Богиня, — восклицает она.

— Да хранит вас Богиня, — вторят ей все присутствующие.