who could ever leave me, darling, but who could stay?

I wake in the night, I pace like a ghost.

The room is on fire, invisible smoke,

And all of my heroes die all alone.

Help me hold on to you.

курт говорит: «мне жаль твои поломанные крылья».

это не его вина, ведь уоррен - падший ангел, ему не привыкать. этот маленький чертёнок точно не хотел с ним драться, его заставили люди с пистолетами, но почему-то он всё ещё просит прощения, словно те несколько перьев хоть сколько-нибудь соизмеримы с тем, что устроил уоллингтон. настоящий, чёрт побери, апокалипсис, а курт просит прощения за... что? тот эпизод теперь так не значим. ведь самое главное, что он выбрался наконец из той клетки, унеся за собой жизни стольких ни в чём не виновных мутантов, его противников. этот проигрыш даже наказанием назвать нельзя, слишком уж оно мелкое. но ночной змей выглядит действительно виноватым, когда просит прощения у преступника, и кажется, что мир уходит из-под ног в ту секунду, ведь его раны для кого-то имеют значение. язык будто прилипает к нёбу, слова застывают в груди, пульсируют в такт ускорившемуся сердцебиению, он до немого крика о помощи боится, поэтому молчит.

курт говорит: «я не виню тебя».

зато сам уоррен - очень даже. он помнит каждого, с кем встречался в той клетке, помнит испуганный взгляд своего последнего противника, с которым они потом снова встретятся в реальной битве за судьбу мира. уоррен - форменный идиот, совершивший столько ошибок, что дорога в ад ему зарезервирована, и так иронично, что курт до сих пор зовёт его ангелом. ведь он даже не крещёный, он атеист до мозга костей только лишь потому, что боится встретиться со своими грехами. грабежи, убийства - всё меркнет перед его самым главным грехом, совершать который он просто не имел права. уоллингтон боится, что в этих янтарных почти кошачьих глазах отразится презрение, ложь и отвращение, но вагнер улыбается грустно и тянется к нему, как к оазису посреди пустыни, хотя сам "ангел" считает себя зыбучими песками. он боится, что курт в них по уши провалится, потеряв себя в темноте души своего нового приятеля, ведь даже друзьями уоррен их назвать опасался. потому что у него никогда не было друзей. касания пробирают ледяным теплом, проникающим под кожу, и это так страшно и ново, что тело одёргивается само по себе, и от осознания собственной ошибки хочется забиться в угол, закрывшись своими крыльями как щитом, и долго надрывно плакать, пока вместе со слезами из него не польётся слизкая чёрная грязь откуда-то из-под сердца. уоррену слишком страшно разрешать кому-то залечивать свои раны, поэтому он натянуто улыбается и не отвечает ни слова.

курт говорит «я тебя прощаю».

и уоллингтон впервые по-настоящему хочет сброситься со скалы, взлететь так высоко, как только возможно, чтобы от разряженного воздуха наверху кружилась голова, а затем спикировать вниз вольной птицей прямо на отвесные скалы. он умеет летать, но так и не научился не бояться высоты. а в груди жжёт от несправедливости, от желания выбить всю чушь из этой прекрасной взлохмаченной макушки, донести наконец до демонёнка, что убийцы не заслуживают прощения, что тому, кого курт продолжает звать ангелом может в шутку, а может слишком серьёзно и искренне (и неизвестно ещё, что из этого хуже), лучше бы болтаться в петле на виселице или лежать с отрубленной головой на плахе, а не стоять перед ним сейчас, ловя каждое слово в глубоко запрятанной надежде на что-то большее. хочется упасть на колени, закричать во весь голос, ударить себя со всей силы, хочется разразиться песчаной бурей посреди пустыни, смести всё на своём пути лишь для того, чтобы снова наткнуться на разъедающее внутренние органы понимание в бликах солнца вместо зрачков у этого до ужаса наивного и слишком доброго парня, который являет собой всё самое лучшее в этом мире. от одной только мысли о том, что курт зачем-то всё ещё рядом, ощутимо потряхивает. чертёнок по особенному к нему привязан, и это до тошноты очевидно, поэтому хочется головой о стену биться, ведь уоррен не может, не сможет никогда положить к его ногам целый мир. а меньшего он и не заслуживает, так что планка настолько высока, что с неё бы спрыгнуть как с огромного небоскрёба, достающего своим шпилем до звёзд, а затем не открывать крылья. летать - это удел птиц. тех, на чьей душе не лежит тяжёлого груза из тысячи смертей и бог знает чего ещё, тех, кто может взмыть в воздух и ощутить свободу. уоллингтон боится даже подниматься с земли, поэтому лишь отворачивается и уходит.

курт говорит «мы же друзья?»

и уоррен отвечает «ну конечно!», хотя знает, что поставил бы всё состояние своего отца (нелегальное в том числе) на то, что друзья себя так не ведут. и он даже не уверен, что сможет предложить такую ставку, которая бы покрыла до боли очевидный факт - его лёгкие перестают дышать, едва его демонёнок приподнимает уголки губ, обнажая свои клыки. ангел точно не против, чтобы эти клыки однажды вонзились ему в сердце, в большинстве потому, что этот орган отвалился лет пять назад как рудимент за полной его ненадобностью. но ещё потому, что курт уже был там. каждая клеточка его тела дышит благодаря звонкому голосу с немецким акцентом, а едва тон понижается почти до шёпота, внутри шевелится что-то совсем неправильное и дурманящее. уоррен просто слишком хочет быть ближе, но держит дистанцию только ради того, чтобы случайно своей лихорадкой не обжечь это маленькое солнышко, которое может от такого разорваться на атомы и разнестись по вселенной. планета земля не переживёт без своего солнца. он не переживёт без этого крохотного кусочка тепла, который силой притяжения остаётся на его орбите, но в то же время отталкивается самой планетой - холодной, безжизненной, кочующей их одной галактики в другую. не достойной того, чтобы рядом с ним светила такая крохотная синяя звёздочка с огромным сердцем. не имеющая права даже мечтать о том, чтобы подобраться ближе. и всё-таки слово «друзья» задевает за живое. ведь он до ядерного взрыва в груди хочет прижать вагнера ближе и поцеловать наконец, чтобы при сближении со звездой его разорвало на части приливными силами. но, да, он молчит, конечно же. потому что кто он, вообще-то, такой, чтобы говорить о любви, если внутри него пустота космических масштабов? но, кажется, когда курт улыбается, в этой пустоте заново вновь и вновь происходит большой взрыв.

и если курт однажды скажет «я люблю тебя», то уоррен промолчит, разрушая целую вселенную до мельчайших частиц, чтобы в итоге пустота вырвалась наружу в виде солёной жидкости на щеках перед сном. и ему покажется, что он впервые совершил что-то правильное, но увидев с утра поникший взгляд его демонёнка, запишет в свой список грехов ещё один своей кровью, потому что чернила затопят всё его сознание. пока, правда, курт этого не говорит, и они вместе живут от одной войны до другой, совсем не подозревая, что следующий апокалипсис ждёт их обоих очень скоро. наступит ли он? курт говорит «всё будет хорошо», и уоррен очень хочет в это верить.

I've been the archer, I've been the prey

Screaming, who could ever leave me, darling,

But who could stay?