Господи, какой же этот говнюк тяжёлый.

Хочется бросить его уже на полпути, но Антон упрямо плывёт вверх, не от человеколюбия или героизма какого-то, а потому что знает, что потом не сможет жить сам с собой, если не спасёт человека, когда мог. Даже такого. Даже этого козла.

Вода казалась ледяной, но, только вынырнув и вдохнув морозный воздух, Антон понимает, что такое настоящий холод. Горло обжигает, словно сотню жвачек с ментолом разом проглотил.

В сумерках почти ничего не видно, но берег темнеет впереди уверенным пятном — отчаянно колотя по воде рукой и ногами, Антон плывёт к нему. Понятно, что даже летом это не место для купания — слишком резкая глубина здесь. Приходится зацепиться за корни какого-то дерева, чтобы дать себе передышку и покрепче перехватить выскальзывающее из рук тело. Вот мудак ебучий, надо было ему въехать в это блядское озеро.

Промёрзшая земля осыпается под руками, подтянуться самому ещё можно, но выкинуть тело из воды нереально, поэтому приходится трясти этого долбоёба в попытках привести его в чувство:

— Арсений! Арс, блядь!

Кажется, работает, потому что Арсений растерянно мотает головой и его веки дрожат, но Антон не уверен, насколько он в сознании.

— Держаться можешь? Алё? Вот на, корень чувствуешь? Держись давай.

Синюшная рука сжимается на толстом корне, кажется, больше рефлекторно, но это неважно. Важно, что наконец-то можно выдохнуть и перестать тянуть эту тушу на себе.

— Только держись, смотри мне, — ворчит Антон, убеждаясь, что полубессознательное тело не собирается снова уходить под воду.

Тут, вроде, и невысоко, но сука, как сложно карабкаться, особенно когда каждый сантиметр тела горит от холода, а мышцы выстраиваются в очереди на судорогу. Антон, кажется, все свои силы тратит на то, чтобы подтянуть себя вверх, валится на землю и ногами пытается зацепиться. Всё скользит и сыпется, но он чудом оказывается на берегу и откатывается от края.

Так, теперь вдох-выдох и финишная прямая.

Арсений чудом никуда не отдрейфовал, но вытащить его из воды та ещё задачка. Намокший свитер стекает с него вместе с водой, и Антон чуть не роняет его в озеро снова, но в последний момент всё-таки умудряется вытянуть его за собой на сушу.

Теперь хотя бы можно выдохнуть, повалиться на землю и хватать ртом воздух, словно бьющаяся на полу рыба из разбитого аквариума. Воздух этот ледяной, обжигает изнутри, заставляет колотиться крупной дрожью, но по крайней мере Антон знает, что он жив.

Насчёт Арсения он уверен чуть меньше.

Тот сидит на земле рядом, весь бледный, зубы стучат. Глаза открыты, но смотрят с ужасом куда-то за Антона — то ли галлюцинации у него, то ли призраки таких же въехавших в озеро лохов там стоят.

— Ты в п… порядк-ке? — еле стыкуя дрожащие челюсти, интересуется Антон, но в ответ получает лишь ещё больше безумных взглядов и палец, указывающий над его плечом.

Он оборачивается, ожидая не увидеть на пригорке над озером ничего, кроме брошенной машины, но замирает, когда понимает, что и её не видит. Вместо этого, Тахо медленно, но уверенно катится к обрыву.

Ясен хер, когда выскакиваешь из машины, чтобы спасти человека, который на твоих глазах въехал в озеро, не особо задумываешься о том, чтобы её на ручник поставить — а зря. Благодаря этому Антон теперь наблюдает, как его собственная машина со всеми документами, аптечкой, инструментами и оборудованием уверенно катится к краю.

— Сука, нет!!!

Антон подскакивает на ноги, несётся к машине, но успевает только бессильно мазнуть ладонями по кузову. Остановить две с половиной тонны металла, которые решили искупаться, не представляется возможным, и Шастун словно в замедленной съёмке смотрит, как его дорогая любимая Тахо ныряет с того же обрыва, с которого пять минут назад нырнула тачка Арсения. Количество машин в этом живописном озере в забытой богом глуши мгновенно увеличивается на сто процентов. Вот это тренд.

Антон чувствует, как нервный смех выходит из него вопреки его воле.

Арсений продолжает сидеть на земле, переводя взгляд с истерично хохочущего коллеги на круги на воде, оставшиеся от их последнего средства передвижения.

— Блядь, да не бывает такого, не бывает! — хрипит Антон сквозь смех и упирается руками в колени.

Непонятно, колотит его от смеха или от холода — на улице не то чтобы совсем мороз, но и они только что искупались в ледяной воде. Может, и не утонули, но опасность переохлаждения точно не миновала. До последней минуты план состоял в том, чтобы забуриться в машину Антона, переодеться в сухое и включить печку на полную. Сейчас все эти пункты придётся перескочить и прыгнуть сразу к месту, где они вызывают эвакуатор с лебёдкой и, может быть, такси до гостиницы, где можно обсохнуть в ожидании.

Антон бьёт себя по щекам, чтобы унять неуместный смех, и тянется в карман за телефоном. Тот кроток, словно монах, принявший обет молчания: экран не включается, на кнопки не реагирует, из звуков издаёт только бульканье, и то, если его потрясти.

— Да сука, сука, сука, — Антон от безысходности лупасит телефоном о землю, но сразу же поднимает его и прячет обратно в мокрый карман.

Арсений продолжает молча трястись, вылупив глаза.

— Где твой телефон? — интересуется Антон интонацией экзаменатора, уличившего студента в списывании с экрана.

Плюс в том, что, чтобы ответить, Арсений наконец подаёт голос. Минус в том, что он этим голосом говорит:

— В м-ма… шине… н-на при… соске.

Антона тянет второй раз швырнуть свой телефон куда-нибудь, но он сдерживает этот порыв.

— Так, — он мотает головой, словно надеется, что так мысли в ней встанут на место. — Так. Я правильно понимаю, что мы утопили обе свои машины; у нас нет связи, по крайней мере, пока мой телефон не просохнет; мы промокли до нитки в ноль градусов; и при всём этом мы застряли хуй знает где?

Арсений осматривается, словно надеется увидеть вокруг Москву, а не безымянное захолустье, куда Димка их послал охотиться за локациями для съёмок, а потом неуверенно кивает.

— Сука, ещё и из всех людей я застрял здесь именно с тобой, — Антон трёт лоб, начинающий болеть от холодного ветра.

— Это я з-застрял здесь с-с-с… с тобой, уебаном, — скалится Арсений, наконец-то поднимаясь с земли, и пытается выжать свитер.

— Этот уебан спас тебе жизнь, — напоминает Антон. — Если бы не я, как бы ты выбрался из этого озера?

— Если бы не ты, я бы в нём и не оказался, — парирует Арсений.

Это уже больше похоже на ту язву, с которой Антон любит закуситься в офисе, а значит, обошлось без серьёзных травм головы — и на том спасибо. Но они всё ещё в экстремальных обстоятельствах, и тратить силы на бессмысленные споры позволить себе не могут. Антон молча отмахивается, решив, что они вернутся к этому разговору, когда окажутся в тепле и сухости.

— Надо найти хоть с-сарай какой-нибудь, я не знаю, — ворчит Арсений, поднимаясь к дороге по колее, оставленной его же колёсами. — Я не хочу замёрзнуть насмерть.

— Сарай, блядь? Какой сарай? — не уступает ему в ворчании Антон. — Что тут будет делать сарай?

— Критикуешь — предлагай, — пожимает плечами Арсений.

— Ну дом. Найдём чей-то дом, постучимся, объясним ситуацию.

— И давно ты тут дома видел?

Нужно признать, в чём-то Арсений прав. Последний населённый пункт Антон проехал минут двадцать назад, что вообще ни о чём на машине, но слишком далеко, чтобы идти пешком в таком состоянии. Оно и понятно, когда Поз описывал этот район, он как раз говорил, что бункер мог сохраниться в приличном состоянии, потому что рядом не было деревень, откуда молодёжь приходила бы бухать. Съёмочной локации это только на руку, а вот двух мокрых неудачников в середине марта это может и убить.

Сука, какая нелепая смерть будет. Ещё и с Арсением Поповым.

— Пойдём по линиям электропередач, — Арсений кивает на столбы вдалеке. — Там точно будет цивилизация.

— Да быть-то будет, — вздыхает Антон. — Только как далеко? Может, мы сдохнем раньше, чем до неё доберёмся.

Арсений останавливается, дойдя до грунтовой дороги, и упирает руки в бёдра:

— А ты что предлагаешь? Раздеться и лечь умирать в странных позах, чтобы потом в подкастах про загадочные смерти нас обсуждали, как ребят из группы Дятлова?

Антон подавляет улыбку — не хватало ещё над шутками этого козла смеяться.

Арсений продолжает:

— Так что, если никаких более гениальных идей нет, я пойду, пока не стемнело окончательно. Ты можешь оставаться.

Антон, конечно, оставаться не намерен. Как бы этот урод его ни бесил, разделяться сейчас — идея, достойная персонажей хорроров. Тех персонажей, которые погибают первыми.

Большую часть времени они идут в мрачном молчании, за исключением одного момента, когда Антон стягивает с себя тонкую весеннюю куртку, чтобы выжать её и надеть обратно, а Арсений предупреждает его этого не делать. Конечно же, Антон всё равно делает, и конечно же, Арсений прав, потому что Арсений всегда прав. Это его тупорылое, раздражающее до зубового скрежета свойство, которое Антон, как выясняется, ненавидит не только в офисе, но и в полевых условиях. Конечно же, ему становится холоднее после того, как он снимает куртку, и последние остатки накопленного тепла стремительно испаряются. Конечно же, ему не становится теплее, когда он надевает куртку обратно. Конечно же, он не признаёт, что Арсений был прав, просто молча прыгает на бегу, чтобы согреться.

Сумерки быстро сгущаются. С одной стороны, можно надеяться, что в темноте кто-то зажжёт огни, и так будет проще найти цивилизацию, но с другой стороны, риск остаться в глуши без связи на ночь слишком велик, и это пугает.

Антон периодически достаёт из кармана телефон и проверяет, не передумал ли тот кирпичировать, но телефон всем своим видом намекает, что в мокром непроветриваемом кармане высохнуть не успел.

Надежда на спасение приходит, когда Антон почти уже успевает смириться с тем, что им придётся ночевать под кустом с пугающе высокой вероятностью не проснуться утром. На холме мелькает тёмное пятно, которое он сначала принимает за большое дерево, но секундой позже понимает, что большое дерево подозрительно прямоугольно.

— Смотри, смотри! — Антон принимается дёргать Арсения за растянутый рукав свитера. — Это дом! Дом!

Эйфория быстро уступает место тревоге — свет в доме не горит и признаков жизни не наблюдается. Антон вертит головой в надежде разглядеть другие жилые здания, но вокруг только лес и темнота.

Когда они подходят ближе, становится понятно, что за темнеющими окнами не видно движения, а на заснеженном участке нет следов ни ботинок, ни машины.

Арсений стучит в дверь, уверенно и громко, но ответа нет.

— Здравствуйте? Есть кто? — кричит он, сложив ладони рупором. — Нам нужна помощь, это серьёзно.

Серьёзней некуда — Антон уже пальцы не чувствует, ни на руках, ни на ногах. Кажется, он готов выбить окно и попасть под уголовку, лишь бы больше никуда не идти.

Арсений продолжает колотить в дверь и не получать реакцию.

Начинает идти снег.

Вот и всё. Они умрут в шаге от нормального человеческого крова, только потому что тут никого…

— Шаст, алё! Проходи, кому говорю.

Антон выныривает из захлестнувших его волн фатализма, чтобы обнаружить на крыльце Арсения, стоящего перед открытой дверью.

— А… а как ты… как ты открыл? — мямлит Антон, поднимаясь на крыльцо.

— Ключ оказался в банке из-под кофе, — пожимает плечами Арсений и кивает на стоящую на перилах жестянку. — Давай не тормози — тепло выходит.

Антон торопливо семенит внутрь и закрывает за собой дверь. Боится, что в доме наткнется на сторожевую собаку или хозяина с ружьём, но внутри пусто. Когда глаза немного привыкают к темноте, Антон чуть лучше понимает, почему тут так туго с охраной — дом оказывается недостроен, и сторожить тут тупо нечего. Структурно он готов: стены и крыша на месте, проложена теплоизоляция, окна и двери стоят. Но внутри стен нет — только деревянные балки и намётки комнат. В одной из таких «комнат», явно выполняющих роль склада, навалены инструменты и стройматериалы. Судя по зачаткам кухни и спальни, хозяин жил тут, пока потихоньку делал ремонт, но эти условия явно шикарными не назовёшь.

— Твою мать, — Арсений несколько раз щёлкает выключателем, но ничего не происходит.

— Света нет.

— Не смертельно, — отмахивается Антон. — Зато смотри, что есть!

Посреди самой большой «комнаты» возвышается печь — вполне себе современная кирпичная печь, с камином с одной стороны и печной дверцей сбоку, и даже дрова аккуратной кучкой сложены у её подножия. Антон бросается к камину, как к последней надежде на спасение, а за спиной звучит занудное:

— Ты топил её хоть раз, умник?

— Да чё тут сложного, как мангал разжечь, — отмахивается Шастун.

Правда, с мангалом он обычно пользовался розжигом, да и светло было, так что какой-то элемент челленджа в этом всё же есть. Но тут есть дрова, спички, вон в углу какая-то газета, так что они явно далеки от участников «Последнего героя», пытающихся добыть огонь первобытными способами.

Тем не менее, огонь никак не хочет разгораться — раз за разом съедает предложенную Антоном газетку и тухнет. Шастун глухо матерится себе под нос.

— Заслонку открой, — гундит Арсений, копающийся в инструментах. — Тяги небось нет.

Антон зажигает ещё одну спичку и с тоской понимает, что Попов снова прав — пламя не тянется вверх. Он поднимается на ноги, обходит печь и осторожно выдвигает на себя действительно нашедшуюся здесь металлическую заслонку. Совпадение или нет, но после этого огонь действительно занимается пободрее и не тухнет в первые тридцать секунд. Дом наконец-то наполняется хоть каким-то светом. Антон поднимается на ноги, но делает это максимально пассивно агрессивно, чтобы Попов понял, что его успешная догадка не означает его интеллектуального превосходства.

— Только не надо говорить, что… — Антон разворачивается в сторону Арсения и бросает предложение на середине.

Тот стоит перед ним абсолютно голый.

— Ты нахуя разделся? — спокойно интересуется Антон.

— Чтобы в мокром не сидеть, — интонация Арсения сочится снисхождением, мол, это же очевидно, как можно этого не понимать.

Антон понимает, что им надо раздеться, он не понимает, зачем раздеваться так: нагло, напоказ, почти хвастаясь своим телом. Это же неправильно. Правильно раздеваться в углу, отвернувшись, стесняясь так сильно, что всё валится из рук.

Арсений же, кажется, невозмутим. Он не только не прячется в угол, но и выходит в свет камина, почти дразнясь.

— Нашёл тут пакет с робой какой-то. Можно переодеться, чтобы не сидеть голышом.

— Я и не планировал сидеть голышом, — ворчит Антон, закапываясь в пакет.

Желание как можно скорее содрать с себя ледяные мокрые шмотки сильно, но страх раздеваться перед людьми сильнее. Арсений, может быть, даже не нарочно всё это делает; для него, может, нормально вот так спокойно и уверенно относиться к своему телу, но из-за количества подъёбок, которыми они обмениваются ежедневно, Антон уже потерял способность считывать любые намерения Арсения как искренние. Во всём читается желание подколоть, выбить из равновесия, самоутвердиться. Вот даже сейчас Антон откопал в мешке спецовку, в которой выглядит как уборщик, а Арсений натянул на себя тельняшку со спортивками, и похож при этом на модель с подиума. И даже брызги краски на его штанах выглядят дизайнерской задумкой.

Сам Попов, кажется, даже не замечает, какой угнетающий эффект оказывает на Антона.

— Надо одежду развесить так, чтобы она получше просохла, но я не вижу тут ничего подходящего, кроме э-э… газонокосилки? Ты видишь тут стулья?

— Может, на втором этаже? — Антон кивает на хлипкую лестницу, явно уходящую наверх.

— Я туда в темноте не полезу, — мотает головой Арсений. — Мне жизнь дорога.

Антон фыркает от смеха:

— Ты думаешь, там сидит маньяк с топором и ждёт твоего появления?

— Я думаю, — поджимает губы Арсений. — Там проще простого оступиться и сломать позвоночник.

Антон вздыхает и выкладывает телефон на каминную полку. Желания лезть наверх в темноте нет и у него.

Стульев здесь не находится, зато находится какая-то натянутая между балками веревка, с которой Арсений сваливает хозяйские вещи с какой-то неуместной аккуратностью. Извините, свои важнее. Насквозь промокшие штаны и свитера мрачной гирляндой темнеют в углу комнаты — лучше бы было поближе к камину их повесить, но искать в темноте моток веревки и новые балки желания ни у кого нет.

Разделавшись с одеждой, Антон опускается на деревянный пол перед камином, пока Арсений деловито пододвигает к огню табуретку. Ишь ты, граф нашёлся, хочет на стуле сидеть. Ну и пусть себе сидит, всё равно эта табуретка выглядит так, будто её на помойке нашли. Пф.

Судя по всему, они застряли здесь как минимум на ночь — а утром их или найдёт озадаченный хозяин дома, или телефон Антона высохнет, и можно будет позвонить Позову, а если повезёт, и геолокацию ему сразу скинуть. В противном случае, что им делать? Нахлобучивать на себя по пять спецовок и отправляться снова искать цивилизацию? В сухом виде они хотя бы могут пройти дальше.

Глядя, как за окном начинается настоящая метель, Антон думает о том, что никуда они в такую погоду не пойдут — по крайней мере, сам Шастун. Попов с его вечным шилом в заднице может чапать куда угодно и замерзать насмерть сколько хочет — пока у них есть выбор между домом с очагом и снежным бураном, Антон всегда будет выбирать тепло и безопасность.

Молчание затягивается.

Они оба, судя по всему, начинают клевать носом, потому что в тепле и после такого стресса разморило мгновенно. Но Антон отказывается ложиться спать, пока не убедится, что все его конечности снова функционируют как надо, гнутся, кровоснабжаются и устраивают владельца своим оттенком. А это значит, что им с Арсением придётся провести какое-то время в напряжённом бодрствовании.

— Давай что ли это… поиграем во что-нибудь, — вздыхает Антон.

Сколько бы они ни грызлись в офисе, такая вот гнетущая тишина ему доставляет больше дискомфорта, чем перспектива разговаривать с Арсением.

— Во что? — хмурится Попов. — В города типа?

— В города и болезни можно, — находится Шастун.

— Чего, блядь? — брови Арсения съезжаются ещё ближе к переносице.

— Ну Димка когда на «Большом шоу» был, они там играли, — напоминает Антон.

— А. Я не смотрел, — пожимает плечами Арсений.

Говорит это ещё таким тоном, мол, я не смотрю такое, хотя это же не вопрос личного желания, это же в том числе их работа — следить за тем, где Позов появляется, и что в индустрии происходит вообще. А этот корчит из себя сапожника, ну, не без сапог, но такого, которому не интересны обувные тренды. И пока все сапожники делают лабутены, этот что сделает, клоги вот эти деревянные? Хотя, кажется, клоги как раз сейчас в моду и входят.

Ладно, приходится ему объяснить:

— Ну там как обычные города, только поочерёдно говорят город-болезнь-город-болезнь, понял?

Арсений почему-то на Антона смотрит, как на дурака:

— Так если вдвоём играть, разве не будет так, что у кого-то только города, а у кого-то только болезни?

Чёрт, а ведь правда. В шоу играло человек пять, не меньше, вдвоём получается как-то тупо. Но не признавать же свою ошибку перед Поповым, так?

— Ну если хочешь, можешь выбрать, что тебе больше нравится — города или болезни, — Антон скребёт по метафорическим сусекам, чтобы найти все оставшиеся в нём капелюшечки дружелюбия и вложить их в этот ответ.

И почему это он вечно старается быть с Арсением цивилизованным, а сам Арсений никогда не старается?

— Конечно, города, — настороженно отвечает Арсений. — Кому нравятся болезни?

— Я не знаю, врачам? — пожимает плечами Антон, вспоминая, как в шоу Позов со своим медицинским образованием всех разъебал в эту игру.

— Я не врач, — дёргает плечом Арсений. — Абакан.

Вот так вот стартует без предупреждения, козлина. Застаёт врасплох, поэтому Антон хлопает глазами, а потом растерянно мямлит:

— Насморк.

Он бы, может, и рад начать с чего-то изысканного, но с Арсением каждый раз так — сколько ни пытайся себя выгодно подать, рядом с ним всё равно будешь выглядеть как деревенщина.

— Курск, — зевая, отзывается Попов.

— Я только что понял, что будет нужно неоправданно много болезней на «к» знать, — признаётся Антон. — Конъюнктивит, во!

— Я только что понял, что будет нужно неоправданно много городов на «т» знать, — парирует Арсений. — Томск.

Ну о чем тут говорить! Мог бы из вежливости выбрать Тольятти или Тулу, но он же специально Антона закапывает, просто потому что такой он человек вредный.

— Карцинома, — невозмутимо отбривает Антон.

Он в этот момент собой даже гордится немного — но недолго, потому что Арсений морщится, словно лимон съел:

— Чего-о? Это что ещё такое?

Антон мгновенно сдувается — может, он что-то неправильно сказал? Перепутал? Слоги местами поменял?

— Ну, карцинома, это типа… рак так называется по-научному, — мямлит Шастун неуверенно.

Арсений скептично выгибает брови:

— Может, канцерома? Как cancer? Канцерогены же, а не карциногены.

Блядь, ну может и так. Это ещё одна мистическая способность Арсения — говорить любую чушь так уверенно, что любой, кто ещё минуту назад был уверен, что говорит что-то правильно, сразу начинает сомневаться в своих умственных способностях. Причём, если загуглить потом, выясняется, что Арсений далеко не всегда бывает прав — но подаёт себя так, будто знает всё на свете, и это работает.

Сейчас загуглить не получится — Антон мрачно смотрит на кирпич айфона на каминной полке.

— Давай другое на К, — велит Арсений, и от его властного тона у Шастуна в жилах кровь закипает.

Перед глазами проносятся все моменты, в которые он соглашался, мол, да, восстание декабристов было на Дворцовой площади, да, Данте написал «Фауста»… А сколько он ещё будет так соглашаться? Год, два, всю жизнь?

Антон расправляет плечи:

— Нет уж, знаешь, что, это не моя проблема, что ты не знаешь банальных вещей.

Брови Арсения взлетают ещё выше, он даже не успевает ответить, а Антона уже несёт дальше:

— Корчишь из себя умника на пустом месте вечно, как будто ты один такой весь интеллигент, а остальные быдло камедиклабовское. А сам…

— Что сам? — холодно уточняет Арсений, хотя по его лицу видно, что внутри у него происходит взрыв склада боеприпасов.

— А сам даже водить не умеешь так, чтобы в озеро не въехать, — внезапно выпаливает Антон, словно засевшую под кожей занозу вытаскивает. — Если бы не твоя криворукость, мы бы не застряли сейчас здесь.

— Моя криворукость?! — снаружи наконец-то показывается зарево бушующего в Арсении пожара. — Моя?! А ты сам-то какого хера начал на меня ехать? На обледеневшей, блядь, дороге у обрыва, а?

— Да я знал, что ли, что ты в озеро свернёшь? — фыркает Антон оскорблённо. — Это каким долбоёбом быть надо, чтобы вот так нырнуть.

— А каким долбоёбом быть надо, чтобы машину на ручник не поставить? — не остаётся в долгу Арсений. — Я-то хотя бы с управлением не справился, а ты чисто сам проебался. Я вообще не понимаю, как Дима тебя на работу взял с отрицательным IQ. Ах да, точно, это же я его попросил.

Антон отшатывается настолько, насколько ему позволяет сидячее положение. Это ещё что за альтернативная история?

— Чё ты несёшь? — ворчит он. — Мы с Позом в одной школе учились, причём тут ты вообще?

— А при том, — самоуверенно вздёргивает нос Арсений. — Что, когда ты приходил в офис собеседоваться, я к нему потом подошёл и спросил, что это за парниша был. Ты мне тогда понравился сразу, это потом уже я узнал, что ты долбоёба кусок. Но в тот момент Димка включил сводника, и взял тебя, чисто потому что мы, видимо, единственные геи, которых он знает.

Антон возмущённо поднимается на ноги и принимается зачем-то отряхивать спецовку.

— Во-первых, — бухтит он. — Я не гей. Я вообще ярлыки не люблю, и это не твоё собачье дело. Во-вторых, это всё хуйня из-под коня, потому что мне Позов эту работу предлагал, когда тебя ещё и в помине не было. Просто у меня там тогда другие обстоятельства были, и я отказался. И он тебя в продакшен взял, только потому что я не смог в первый раз, понял? Съел?

Антон делает шаг от камина, а потом заминается и решает остаться для последней эффектной реплики:

— И вообще, ты мне наоборот с самого начала не понравился.

Вот, так его. Так ему.

На этой эффектной ноте Антон покидает «гостиную» и отправляется к лестнице на второй этаж. Он не горит желанием шариться там в темноте, но будет чудовищно нелепо, если там есть целая вторая кровать, а он не посмотрит и уляжется спать вместе с этим утырком.

Благо, с ростом Антона не приходится подниматься выше первых трёх ступенек. Он высовывает голову в люк и отчаянно пытается разглядеть в темноте мансарды силуэты хоть какой-то мебели, но не видит ничего. Второй этаж пуст и грустен.

Возвращаться к мрачно молчащему Арсению несколько неловко — волна ярости откатывается, и теперь Антон начинает жалеть, что наговорил гадостей.

На самом деле, это ведь не совсем правда, что Арсений ему прям не понравился. Димка пытался свести их с искусностью носорога в музее миниатюр, поэтому в какой-то момент интерес у Антона был — но угас почти сразу, как только Попов начал вести себя как высокомерное чмо. Так что, если в найме Антона и был какой-то романтический интерес, он не оправдался и не оправдается.

Вместо камина Антон сворачивает к лежанке в углу. Назвать это кроватью было бы слишком щедро — судя по всему, некогда это был диван, которому ампутировали ножки и спинки, и кинули сверху пару колючих шерстяных покрывал. Всё ещё лучше, чем спать на полу, но хуже, чем нормальное спальное место в отеле.

— Ты что, собираешься кровать занять? — подрывается Арсений, видя, как конкурент начинает стягивать покрывало.

— А что, на коврике спать должен, как собака? — устало интересуется Антон.

Арсений пожимает плечами:

— Ну я тоже на полу спать не буду.

— Ну не спи. Тут в принципе места двоим хватит, если не разваливаться. Можем валетом лечь.

— Ага, и всю ночь нюхать твои потные ноги? — язвит Арсений, поднимаясь со своей табуретки. — Нет уж, спасибо. У меня нет футфетиша.

— У меня тоже нет футфетиша, — ворчит Антон неловко и совершенно неубедительно.

Вряд ли, пока носки сушатся, голые ноги Арсения пробудят какие-то неоднозначные чувства, но теперь, когда он это сказал, Антон ловит себя на том, что зачем-то смотрит на его ступни оценивающе.

— Если будешь ночью пинаться или отбирать одеяло, столкну тебя на пол, — предупреждает Арсений, забираясь на лежанку. — И руки-ноги на меня закидывать не надо тоже.

— Ой, да больно надо, — морщится Антон.

Нет, если так подумать, в целях выживания им и правда было бы логичнее спать в обнимку. Только вот обнимать колючего Арсения не хочется совершенно, и Попов, кажется, этот настрой разделяет, потому что они, не сговариваясь, укладываются на узкий диван спинами друг к другу.

Шерстяное покрывало приятно греет тело и неприятно колет лицо и ладони. За окном завывает вьюга. За спиной мерно сопит Арсений.

Антон засыпает, думая о том, что после возвращения в Москву попросит у Позова разрешение работать из дома почаще, чтобы как можно меньше сталкиваться в офисе с этим козлом.