Наверное, для того, чтобы продолжить рассказ, мне стоило бы рассказать, кем вообще приходился мне Флавио, что нас связывало и почему такие чувства охватывали меня, едва я взглянул на него. Это... очень сложная история, но мне давно пора было поделиться ею, чтобы отпустить и двигаться дальше.

Итак, Флавио Лопес. Человек, которого я мог убить.

Мы познакомились рано — слишком рано, если говорить откровенно. Я попал в его мир ненароком, но, встретив его, не захотел уходить. Я был совсем юн, как и он, но уже тогда я жил с Хуаном и готовился к становлению инквизитором. Жизнь моя в то время казалась скучной, монотонной. Но едва мы встретились... Этот мальчик перевернул мою жизнь.

Мне показалось, что в ней ещё было что-то, чего я не знал, чего мне не стоило знать, но очень хотелось.

Он был шумным, активным и бесконечно разговорчивым — полная моя противоположность. То, чего не было у меня, он с радостью давал, а меня принимал со всеми недостатками. Я хорошо помню тот день, когда мы познакомились — я потерялся, а его семья приютила меня. Всего на день, но для меня он был длиною в жизнь.

Мы продолжали общаться и дальше, и наша дружба могла длиться вечно. Для меня он был больше, чем другом — почти братом, ради которого я бы пошёл на многое.

Но не на всё. И после моего становления инквизитором я узнал об этом на собственной шкуре.

Этот день я помню ещё лучше, чем наше знакомство. Будто это было вчера.

Семья Лопес была замечена за колдовством. Его родителям удалось скрыться, а самому Флавио — нет. Я знаю об этом потому, что я был тем, кто нашёл его. Я помню страх в его глазах, когда он увидел меня, в обмундировании инквизитора, в свете от факела, поздней ночью. Он говорил, что моё лицо в тот момент показалось ему похожим на бронзовую статую смерти. Увы, я не мог помочь ему уже тогда — со мной был отряд, и закрыть им глаза, чтобы мой друг сбежал, я не мог. Не мог сделать ничего, чтобы спасти его.

Взглянув в его глаза, я остолбенел. В них, впервые за всё то время, что я знал его, такого яркого, дружелюбного, жизнерадостного, отразилась вся боль, которую, как мне показалось, он тогда мог вынести. Предательство и смерть. Что ещё там могло отразиться?

Я слышал «Хватайте его!» за своей спиной. Видел, как ему перетягивают руки верёвкой. Но не мог пошевелить и пальцем. Меня сковал ужас, а позади Флавио будто плясали демоны с коварными ухмылками сквозь всё лицо.

Они смеялись, называли меня предателем и убийцей, тыкали в меня своими мерзкими, узловатыми пальцами и громко кричали.

Я не помню, как мы возвращались назад, и не помню, как Флавио оказался за решёткой. Моё тело было при этом, но разумом я был где-то там, где мы с моим лучшим другом собирали цветы и плели друг другу душистые венки, вешали их на шеи и головы, смеялись и пели.

Я никогда не пел больше. Только при нём. Будто бы у меня забрали голос.

Казнь не назначалась сразу же после поимки преступника — нужно было время, чтобы всё подготовить, и проводилась она вечером, как праздничный фестиваль. Только вот такие фестивали проходили почти каждый день и стали уже обыденностью. Ужасной, тошнотворной реальностью, что пахла обуглившейся плотью и мокрой древесиной. Так, видимо, пахнет смерть?

Мне поручили подготовить заключённого к сожжению.

Они не отличались особым умом.

Флавио сидел в углу своей темницы, что-то напевая себе под нос. Услышав мои шаги, он притих и не продолжил своего занятия даже тогда, когда увидел знакомую фигуру. Только поднял два пальца в знак приветствия. Выглядел он так, будто уже подготовился. Синяки под глазами, необычайно бледное для его смуглой кожи лицо и неровная линия рта. Даже пухлые губы и усеянная веснушками переносица не спасала ситуацию. Он выглядел отвратительно, даже будучи прекрасным.

Я не мог сказать и слова.

— Люди вроде меня всегда умирают как-то нестандартно? — поинтересовался он, едва я отвернулся и прислонился спиной к ледяным железным прутьям камеры, стоявшим тесным рядком. Между ними не просочиться, тем более, с фигурой Флавио.

— Не знаю. Я не был тобой. И не умирал, — добавил я, напустив на себя тень равнодушия.

— Не плачь на работе.

Он, как всегда, прекрасно знал, когда я был на грани.

— Думаю, я умру от старости. Как любой инквизитор.

— Рано тебе ещё о таком думать.

Я обернулся.

— Я хочу, чтобы ты жил. Ради меня, — Флавио вымученно улыбнулся, — Мы же друзья, помнишь?

Внутри меня что-то упало. Возможно, полка с книгами обо всей истории нашего многолетнего мира. Или сердце.

Он считал меня своим другом. Всё ещё считал. Хотя я им не был — я был убийцей. Так сказали мне посланники Дьявола.

А сам Бог говорил, что я его друг.

Кому было верить?

— Как ты оцениваешь вес слова «друзья»?

— Семья. Те, кто — неважно, душой или телом, — всегда с тобой.

— Моё тело только что швырнуло тебя в камеру для тех, кого вечером сегодняшнего дня сожгут.

— Твоё тело выполняло работу, которую ему поручили, а твоя душа всё равно болит из-за этого, — парировал Флавио с блуждающей усмешкой.

Я задумался.

Во мне будто жило два человека. Один был идеально отлаженной машиной — он выполнял любое поручение, данное ему, заперев свои собственные чувства под замок и наплевав на них с высокой колокольни. Другой был сбоем в этой машине. Её чувствами, точнее.

И сегодня машина решила временно отключиться.

Я отстегнул ключ от камеры с кольца, убедился, что кроме нас в тюрьме никого, и бросил его сквозь прутья к ногам Флавио.

— Когда выйдешь, повесь замок на место и закрой на ключ. Ключ оставь себе, будто его и не было на кольце. Если спросят — скажу, что ты сбежал с помощью какой-то очень сильной магии. Прошёл сквозь стену, не знаю. Главное — найди безопасное место.

Флавио не ответил. Он только сунул ключ за пазуху, подошёл к решетке и, просунув сквозь неё руку, взял меня за запястье. Каким-то образом я почувствовал, что его сердце бьётся быстрее обычного.

Я не знал, было ли это от того, что он боялся чего-то. И чего он мог бояться, я тоже не знал.

— Спасибо.

Мне пора было уходить.

Вечером я узнал, что заключённого в камере не нашли. Уже подготовившие сцену инквизиторы долго ругались, причём так витиевато, что я боялся случайно запомнить что-то из этого, чтобы случайно не использовать после. Однако, они и сами прекрасно справились с тем, чтобы списать всё на магические способности беглеца, всё же, подобный опыт уже был, хоть и казался удивительным.

Я поднял глаза к небу, где уже разливалось яркими красками закатное варево, и попросил, сам не зная, кого, о том, чтобы Флавио был в безопасности.

И сейчас я видел, что он действительно был.

Мне было сложно подобрать слова, чтобы заговорить с ним, завязать диалог так непринуждённо, как мы делали это раньше. Остальные тоже притихли, чуя, что происходит что-то важное.

Флавио не удержался первым:

— В твоих мешках под глазами можно прятать картошку.

— А у тебя за пазухой — половину нашего огорода.

Мы оба рассмеялись, и, либо мне послышалось, либо я действительно слышал, как остальные выдохнули с явным облегчением. Я сел к нему и обхватил его плечи руками, чувствуя, как в глазах начинает предательски пощипывать, как воздух начинает дрожать перед грозой, а небо — затягиваться тучами.

— Я рад видеть, что ты в порядке.

— Да-да, взаимно, — он утешающе похлопал меня по спине. Как всегда, он безупречно читал меня, как открытую книгу — при нём у меня не было никакой возможности даже попытаться её закрыть, — Ещё немного — и я бы начал считать дни до того, как снова тебя увижу.

Я зажмурился, но быстро вернулся в реальность. У меня — нас — были проблемы более существенные, чем встреча старых друзей, хотя я и планировал обсудить её позже, когда появится возможность.

— Вообще, мы по делу.

— По личной рекомендации Николаса Тайвана, напоминаю.

— Выйди отсюда со своими рекомендациями, — невольно огрызнулся я, вызвав очередной взрыв хохота у Флавио, после чего ввёл его в курс дела. Я упомянул и визит к Мартину, и туманное предсказание, и свои размышления по поводу того, что же нам предстоит сделать, чтобы устранить скрытую угрозу.

— «Пока не обретёшь себя» — любые старания бесполезны, правильно? — принялся анализировать слова Божества Флавио, — Видимо, тебе нужно чем-то пожертвовать, чтобы мы могли достичь цели. «Потерять привычный жизненный уклад», да? Но, судя по всему, жертва будет не напрасной, напротив, она окупится. Может, тебя даже щедро вознаградят!

— У Божеств есть деньги? — поинтересовался Дикки. Мой друг улыбнулся, очевидно, не смеясь над наивностью предположения, а оттого, что она, такая детская, показалась ему очаровательной:

— Не в прямом смысле. Может, у тебя появятся не просто новые знакомые, а друзья, — он многозначительно оглядел всех присутствующих, кому-то махнул рукой, — Может... может, ты узнаешь о себе что-то, что всегда хотел!

— Например, кто мои отец и мать, — я, не удержавшись, фыркнул, — Ну-ну.

— Не смейся. Всё может быть.

Я пожал плечами.

— Как бы то ни было, наша первоочередная цель — выяснить, что произошло с Ховардом и почему он так истощён.

— Очевидно, вторжение извне, — вставил Ник.

— Или нарушение каких-то естественных процессов, — предположила Эмилия.

— А может, всё сразу, — подытожил Флавио, сложив руки в замок, — И с чего предлагаешь начать, Командир?

Вопрос, очевидно, был адресован мне.

— Литература?

— Скука.

— Спросить его самого?

— Как будто у него есть силы сообщать каждому второму о своём самочувствии.

— Ладно, гении, тогда предложите сами что-нибудь!

Ненадолго воцарилась тишина, нарушаемая только перезвоном сверчков за пределами своеобразного жилища.

— Может, сходить туда, где они впервые появились? Посмотреть там, а потом сопоставить с тем, что нам... ну, то есть, тебе, Квайст, известно про Божеств.

Все, включая меня, уставились на Дикки с неподдельным изумлением. И восторгом.

Идея была действительно потрясающая.

— Возражения? — я выждал с пару секунд, — Нет? Тогда идём. Сейчас. Возможно, это поможет прояснить те аспекты их существования, о которых не пишут в книгах.

— Ты так в этом уверен? — ухмыльнулся Николас. Я отразил персональную атаку:

— А что тебе больше нравится — книги или ожидание Ховарда, которое может продлиться сутки?

Тот прикусил губу и первым вышел из шалаша Флавио. Остальные последовали за ним.

Я подумал, что это было только началом... началом чего-то очень, очень важного. Не только для Вселенной, но и для меня самого.