Искры в сумерках

Тихие всхлипывания перемежались столь же тихими чертыханиями. Уши чутко дёрнулись на очередное — десятое по счёту? — шмыганье носа и последовавшие за ним едва слышные слова «ну отдайте, ну пожалуйста, ну чего вам стоит быть хорошими и гостеприимными».

Ему было искренне интересно — кто в понимании Анны должен быть хорошим и гостеприимным? Зайцы, испокон веков сопровождавшие ирлин и служившие им? Крысы, вороны и змеи, населявшие старинный особняк, и незаметно наблюдавшие за всеми обитателями? Или, быть может, речь шла о малютках файхо, что людьми, в силу их ограниченности, воспринимались как молчаливые феи, а не как элементали — воплощение и порождение жестоких стихий?

Кто разберёт сумбур в головах людей, способных обвинять в пропаже нужных и важных вещей кого угодно, но только не себя и свою дурную привычку бросать всё как придётся?

Всхлипывания сменились причитаниями. Ещё одна дурная привычка, которую Хиро терпеть не мог, хоть отец и находил эту черту людей — бесконечные саможаления — удивительно забавной. Но что забавного может быть в слабости? Как и во всём этом бесконечном нытье о потерянном сокровище.

Анна вздрогнула от испуга, когда он бесшумно подошёл к ней со спины и крепко ухватил за локоть.

— В чём причина причитаний, распугавших всех привидений? — вкрадчиво спросил Хиро, с неприязнью отмечая опухшие от слёз глаза служанки и её искусанные губы.

Отвратительное зрелище, чего уж говорить. Более приятно Анна выглядела при взгляде истинном: пятна тревоги, боли, страха, отчаяния и, что интересно, надежды образовывали на её теле яркий узор. Причудливая палитра эмоций. Жаль, что человеческий глаз не мог оценить её по достоинству.

— Я потеряла, — сбивчиво начала рассказывать Анна, украдкой пытаясь утереть с щёк следы слёз и оплывшей туши. — Маленькие серёжки. Они очень важны для меня.

Хиро едва заметно усмехнулся. Он оценил попытки этой глупой девчонки быть тактичной. Попробуй она расплакаться и начать рассуждать о возможности кражи — мигом бы отправилась на корм монстрам. Вероятно, в разобранном виде. В их — в его — доме всё подчинялось строгим правилам.

— Что за серьги?

— Маленькие такие...

Он чудом не закатил глаза. Иногда эта детская прямота и наивность подкупали. Сейчас же вызывали лишь глухое раздражение, рискующее перерасти в неконтролируемую злость.

— Они маленькие такие, в виде звёздочек. С, кажется, бриллиантиками. Только какими-то необычными, редкими, что ли, — тихо произнесла Анна, изредка заикаясь, но хотя бы уже не орошая всё вокруг слезами.

На мгновение в коридоре повисла благословенная тишина. Вздохнув, Анна ещё тише, чем прежде, добавила:

— Они очень старенькие. Семейная реликвия, можно сказать. Принадлежали моей пра-пра... далёкой прабабушке.

В этот раз усмешку подавить не удалось. То, что люди в сути своей мелочные и ограниченные, он знал всегда, но то, с какой пренебрежительной лёгкостью они теряют фамильные драгоценности, с историей зачастую куда более древней, чем мог похвастаться хранивший их род, каждый раз поражало.

Анна смотрела на него с плохо скрываемой надеждой: он рядом, он поможет, он — «осенний принц» — спасёт несчастную сиротку, найдёт сокровище и, быть может, даже сделает принцессой.

Как жаль, что отголоски драконьей крови в венах шептали совсем иное. В голове мелькнула и почти сразу скрылась в тени шальная мысль: а что сказала бы Анна и прочие служанки, покажись он им на глаза не в облике человека, а в шкуре монстра — одного из легендарных хищников, что некогда бродили по миру и правили им?

Жаль только, что с течением времени ирлин утратили способность возвращаться к истокам. Из оборотнических способностей остались лишь человеческая личина да облик кошек, будто бы в насмешку созданных миниатюрных копий ушедших в небытие властителей. Правда, с ирлин осталось их чутьё. Восприимчивость к магии. Умение чувствовать и использовать потоки сил, пронизывающих и заполняющих мир жизненной энергией.

Вдох. Хиро сосредоточился на доме, будто тот представлял собой единый организм. Живущий по своим законам. Дышащий пропитавшей его магией. Бесчисленные комнаты и коридоры послушно раскрывались перед своим господином и выстраивались на внутренней карте.

Снова раздался тихий всхлип. Анна заметила, каким отрешённым — погружённым в себя — стал его взгляд. Глупая девчонка решила, что он счёл её жалобы недостаточно весомыми. Не хватало ещё только нового потока слёз и нескончаемых причитаний.

— Ты так сильно желаешь вернуть утраченное?

Взяв глупую девчонку за руку, Хиро заставил посмотреть ему в глаза. Заплаканное лицо по-прежнему не было красивым. Только в глазах робко и до смешного несмело теплилась надежда на чудо.

— Это моё самое сильное желание.

Жестом, достойным фокусника, Хиро высвободил свою ладонь из пальцев Анны и сжал кулак. Кожу начало покалывать — магия откликалась на зов потомка мифических монстров. Вдох за вдохом, шаг за шагом — попробуй объясни, как работает магия, когда она бурлит в твоей крови?

Анна тихо вскрикнула — не то от испуга, не то от восторга — она видела, что при встрече с ней его руки были пусты. Сейчас же на правой ладони — той самой, что буквально мгновение назад была крепко сжата в кулак, — лежали маленькие серёжки. Крохотные звёздочки блестели тонкой огранкой бриллиантов.

Всхлип — и вот уже Анна рассыпалась в благодарностях, прижимая к груди заветное сокровище. Не успевшие толком просохнуть после первых рыданий глаза опять наполнились слезами.

Мысленно Хиро скривился. Глупые сантименты выводили из себя. Анна не потеряла бы серёжки, не будь у неё дурной привычки разглядывать их по вечерам, фантазировать об их судьбе, тянувшейся сквозь года, и жизнях предыдущих владелиц, а потом засыпать, сжимая маленькие звёздочки в руке. Вот они и выскользнули из пальцев в ту ночь, когда хозяйка мучилась в полудрёме, терзаемая цепкими когтями ночных кошмаров, и закатились в незаметную щель у стены.

— Храни своё сокровище бережнее, — произнес Хиро и кивнул, давая Анне понять, что она может больше не утомлять его своим присутствием.

Анна светилась от счастья, всё продолжая прижимать серьги к груди. Прежде, чем удалиться, она ещё раз поблагодарила за «маленькое чудо».

— Ты так сильно желаешь вернуть утраченное? — произнес Хиро одними губами, разглядывая коридор в котором скрылась Анна.

«Да, юный господин».

Она возникла будто бы ниоткуда. Сотканная из тончайшей пелены серебристого тумана, молодая женщина казалась не более, чем причудливым наваждением, порождённым игрой света и тени. И всё же в ней угадывалось родство с той, что скрылась в хитросплетениях коридора. Только скулы были острее, уложенные в замысловатую причёску волосы и платье отдавали стариной, а взгляд — глаза Анны всегда поражали открытостью на грани детской наивности — кипел от гремучей смеси отвращения и злости.

— Она — кровь твоей крови. Маленькая глупая девочка.

«Когда-то давно я тоже была нежным и наивным цветом, переполненным мечтаний о будущем, — ледяной шёпот звучал как треск гремучей змеи. — Это стоило мне сначала свободы и чести, а потом и жизни, когда её предок, удовлетворённый присвоенным себе моим наследством, решил, что жена больше не нужна. Он вероломно напал на меня, изрезал, точно кусок поданной на завтрак ветчины, и замуровал в малой комнатке, бросив умирать. А все они — мои дети и внуки, кровь моей крови — молчаливо жили, опуская глаза к полу».

Хиро почувствовал, как похолодел воздух вокруг мерцающей фигуры. Призрачная женщина пылала от ненависти; ему не нужно было прислушиваться к её рассказу, чтобы узнать историю о любви и ненависти, алчности, предательстве и ледяном равнодушии. Столь же холодной была и жестокость, с какой дух выносил приговор.

«Я поклялась, что не успокоюсь до тех пор, пока по земле будет ходить хоть один человек, в чьих жилах будет бежать грязная кровь свиньи, посмевшей назвать себя моим мужем».

Ему достаточно было коснуться тех маленьких серёжек, чтобы своими глазами почувствовать всё то, что призрак копил веками. Страх умиравшей женщины. Боль от предательства тех, кого считала самыми близкими людьми. Отчаяние, расцветающее ярчайшей ненавистью женщины, чьё тело после смерти было предано не земле, а перемолото в труху, что стала частью серебряной оправы бриллиантовых серёг.

Навеки заточённая в крохотное украшение она стала не только фамильной реликвией, но и проклятием, по пятам следуя за всеми членами семьи и неумолимо карая всех, кто имел несчастье оказаться на пути. Вина растворилась в реке времени, но потомки продолжали искупать грех своих предков.

«Позвольте мне, юный господин, забрать свою последнюю жертву».

— Она умрёт на новую луну. Твоя клятва будет исполнена, когда кровь омоет серебро. Ты будешь свободна от многолетней ненависти и боли.

Женщина встала перед ним. На мгновение ему показалось, что под маской злобы проступило нечто иное — интерес? Будто под лицом немолодой жены проступил образ невесты, совсем ещё юной девочки, которой всё же протянули руку помощи. Спустя года. Спустя сотни смертей. Спустя бесконечное число часовых оборотов, напитавших некогда слабый дух невиданной силой. Дух, что теперь мог быть полезным слугой.

Хиро вспомнил тонкую гравировку на основании серёжек. Ева.

— Ты так сильно желаешь вернуть утраченное?

«Это моё самое сильное желание».