Мондштадт.

Безымянный остров.

Полдень 25 августа.

Холодно. Голова болела, во рту ощущался металлический вкус, а на спине лежало что-то тяжелое. Точно хорек барахольщик, я перевернулся на спину и обомлел, увидев лицо Кайи перед собой. Он находился без сознания. Его рот и нос были вымазаны в крови и песке, а смуглая кожа похолодела и покрылась тонким слоем инея.

Грохот привлек мое внимание, заставил вскрикнуть. Только сейчас я увидел, как свистящие красные снаряды разбиваются о прочный щит. Тот переливался в бледных лучах солнца, словно многогранный горный хрусталь. Когда в нем появлялись дыры, они почти сразу затягивались новым слоем льда. Сфера становилась еще прочнее, а Кайа — бледнее.

«Ты все еще жив… Кай, ты живой… Держись!»

Я обнял брата, подскочил с земли. Щит треснул от нового удара ракеты о крио поверхность, но все еще держал оборону. Прижимая к себе Альбериха, отшатнулся и метнулся к Волчьей погибели. Только теперь увидел, что здесь творится. Весь остров заполонили гремящие ржавые машины. Десяток, не меньше. И все… для меня? Это даже забавно. Какая честь. Но если умирать, то достойно. В бою. С оружием в руках. Оберегая брата.

Но не успел и шагу ступить, как один из культиваторов рухнул на землю, рассыпаясь на мелкие осколки. Розария встряхнула кистью, будто старалась избавиться от растяжения. Мимо нее пронесся синий неуловимый силуэт. Он опутал стражей тонкими нитями, стянул троих в одну точку, и те уселись спина к спине, вытянув ноги. На одного из них взобралась высокая девушка, так сильно напоминающая…

— Е Лань? — шепотом пробормотал я.

Следующий страж руин упал на спину, когда под его ногой вырос каменный цветок. Сокрушительный удар нанесла стрела. Она просвистела со стороны побережья и прошила машину, словно игла. Смеющийся мальчишка проскочил мимо неповоротливых культиваторов, разбивая соединения в области их конечностей.

— Чайльд, прекрати валять дурака! — позвал его знакомый женский голос, и весь остров покрылся легкими зонтиками одуванчиков. — Действуй по инструкции, раз уж вызвался помочь!

— Попробуй меня застави-и-ить! — высунул он в ответ язык и вновь ринулся в бой. Джинн покачала головой и ударила одного из надвигающихся культиваторов в грудь ветряным потоком.

— Эй! Дилюк! Чем это вы здесь занимаетесь?! — звонко позвал меня Тома. Он взмахнул копьем. Вокруг нас образовался полыхающий шар. Он полностью растопил щит Кайи, но надежнее защищал нас троих от новых атак.

Поднялся ветер. В потемневшем небе раздался громкий гул. Над островом завис изумрудный Глаз бури — причина аномалии на Безымянном острове. Только теперь я осознал, насколько глуп наш с Альберихом поступок.

— Альбедо сказал, нужно прикрывать твою спину. Буквально. Идем! Они справятся, а нам нужно помочь Кайе и тебе! — объяснялся Тома, становясь за моей спиной. Он отвел нас к развалинам, где мы и притаились.

Бой продолжался долго. Безумно долго. Отвратительно то, что я не видел, что именно происходит там, снаружи. Слышал взрывы, возгласы и команды. Тома требовал оставаться рядом с ним. Я держался, чтобы не сорваться. Когда в нас летели снаряды и волны анемо элемента, Тома укрывал нас щитом, обжигая ладони, покрываясь потом.

Не знаю, возможно ли продержаться до полуночи, но мы пробовали. Ведь такого поворота сюжета я в дневниках брата еще не встречал.

Мондштадт.

Кладбище подле Собора Фавония.

Утро 26 августа.

— Альберих! — я резко обернулся на зов Джинн. Лицо временного магистра сейчас было краснее самых спелых мондштадтских яблок. Оно покрыто тонкими порезами, ссадинами и парой рассечений. Ее кулаки упирались в бока, а ноздри широко раздувались. — Я больше не буду оставлять тебя с Барбарой! Ты опять ее провел и сбежал! Разве тебе не было сказано — соблюдать постельный режим!

— Чш-ш-ш… Здесь нельзя кричать… — шикнул на нее я. — Не буди усопших.

Та надулась еще сильнее, но очень скоро оттаяла и приблизилась ко мне. Ее хрупкая ладошка легла на мое плечо, сжимая, когда я поспешил подняться. Делал это весьма неуклюже. Никак не мог привыкнуть к тому, что с пиратами меня теперь роднит не только повязка на глазу, но и деревянная нога, если таковой можно обозвать этот костыль.

— Я должен был рассказать ему, чем все закончилось… — прошептал я.

— Он бы гордился тобой… — Джинн в ответ кивнула, медленно опустошая легкие.

— Нет. Я ничего не сделал. Если бы не ваша помощь… — начал я, но Гуннхильдр поспешила прервать меня, дав затрещину. — Ладно-ладно!.. — смеюсь в ответ, вытирая влагу с щеки горящей.

— Если бы не ты, вы бы оба погибли…

— Да. И я должен был рассказать об этом раньше Дилюка, — хихикаю, и получаю новую затрещину. Почти неощутимую, но такую обидную!

— Альберих, тебе столько лет, а ты все еще ведешь себя, как малышка Кли. Посажу тебя под стражу в пустую комнату. Идем, а то доктор Бай Чжу снова намешает тебе горькое лекарство в наказание за опоздание!

Мондштадт.

«Доля Ангелов»

Вечер 6 сентября.

— Пакуйте, — взмахиваю ладонью, и рыцари выходят из своих укрытий. Они лихо связывают похитителей сокровищ, выносят их на руках из таверны.

Поставив коробку на стойку, я скидываю в нее все то, что удалось изъять у преступников. Вместе с Дилюком заполняем список, вкладываем листок внутрь, упаковываем короб и ставим свои автографы.

— Ты снова переборщил с соком, Люк, — усаживаюсь напротив брата, подпираю щеку кулаком. Тот поднимает на меня сокрушительный взгляд. Он вызывает усмешку сначала у меня, потом у Рагнвиндра.

— Опять стащишь бутылку вина?

— О нет, в этом нет нужды. Сделай что-нибудь сладкое. Такое, чтобы слиплось все, что только может.

— Горячий шоколад? — он откладывает тряпку в сторону и забирается в закрома, где хранит редкие ингредиенты, когда я согласно киваю. Пока брат копошится с моим заказом, я замечаю знакомые фигуры за одним из столиков под лестницей. Прихрамывая, приближаюсь к ребятам и заглядываю Моне через плечо.

— А что это у нас здесь, ха?..

Девушка захлопывает учебник, тихо пискнув. Заспанная дамочка, что восседает рядом с ней, хлопает длинными ресницами и, кажется, пытается понять, где она вообще находится.

— Мы… мы… мы просто… Кайа, это Лайла! Она — ученая из Сумеру! А это Кайа — лучший капитан Ордо Фавониус! — спешит сгладить обстановку Мона, но я выдергиваю книжку из ее пальцев, прячу за пазуху.

— Малышка, разве тебе неизвестно, что создание машин, оказывающих влияние на время и пространство, под строгим запретом, ха? И разве тот телескоп, что был подарен тебе, не выполняет все необходимые для твоих исследований задачи?

— Мы никогда-а-а-а! Ты же знаешь, что мы больше никогда-а-а-а!.. — протягивает Мона, а Лайла шепчет что-то астрологу на ухо. Мегистус багровеет, косится на гостью. — И… да, телескоп просто чудесный!

— Осторожно. Ты ведь не хочешь отбывать наказание в тюрьме?

Мона мотает головой, Лайла морщит носик и взглядом ищет выход, а я, посмеиваясь над обеими, возвращаюсь к Дилюку, присаживаясь на свое излюбленное место. Брат ставит передо мной напиток, украшенный палочками корицы и сливочной пенкой. От одного только аромата по коже бегут мурашки.

— Надеюсь, Предвестник покинул наши края? Моя спина восстановилась, и теперь я могу…

— Да-да, я знаю. Но утром они отправились в Ли Юэ вместе с Е Лань, прихватив пять литров борща в «Хорошем охотнике». Ты бы видел его лицо! И ведь сам все сожрет. Один. В это самое лицо! — Дилюк прикрывает рот кулаком, скрывая смех. Чарльз косится в нашу сторону, выгибает бровь. — А Тома отправится в Инадзуму через неделю. Хочет побывать на фестивале цветов.

— Хорошо. Значит, успею выбрать для него лучшее вино из османтуса. А ты? Когда у тебя первая встреча с Альбедо? И уверен, что хочешь участвовать в этом?.. — Дилюк смотрит на меня скептически. Он вытирает руки чистым полотенцем и присаживается напротив.

— Разумеется. Несмотря на свои методы, он и Мона все же спасли тебя. Нас. Я дал слово, что приму участие в эксперименте, если он вытащит нас из этой истории. Потому, завтра утром я отправляюсь на Хребет. Придется заглянуть на винокурню, собрать теплые вещи.

— Идем сейчас? Уверен, Аделинда будет рада тебе. Вы ведь не виделись с момента твоей выписки.

— Сначала разберусь с этим шедевром, что ты создал для своего любимого братца! — фыркаю я и присасываюсь к трубочке. Другой рукой подхватываю палочку корицы, вожу ей по ароматной пенке, вырисовывая узоры.

Но Рагнвиндр уже не слушает меня. Он снимает фартук, оставляет его на крючке под столом и, предупредив Чарльза, покидает бар. Накинув себе на плечи мундир, брат подхватывает меня под локоть одной рукой, другой хватает коробочку и тащит на улицу.

— Бери с собой, выпьешь по дороге.

— Эй! Но хозяин мне оторвет голову за то, что я утащил посуду из его заведения! — упираюсь пятками в пол, стараясь не пролить ни капли шоколада.

— Ничего. С хозяином я как-нибудь сам договорюсь. Слышал, у него чудный характер.

— Скорее, чудной!

Мы смеемся, выбираясь на улицу. Прохладный ветер треплет наши волосы.

Мы смеемся, и в наших сердцах играет музыка. Та самая, что можно услышать на улицах Сумеру.

Мы смеемся, и возвращаемся в наш общий дом.

Мы смеемся, понимая, что этого могло бы не быть.

И теперь мы смеемся чаще и чаще, пока бьются наши сердца.