— Вродь туда он побежал, — говорит парень с широким добродушным лицом. — Ну я издалече видел. Может, показалось.

Ви устало качает головой и спешит отойти в сторону, присесть на бесхозные мешки с какими-то крестьянскими пожитками. И вовсе не потому, что простоватый парень напоминает ей Джеки — такого же местами наивного, но готового помочь чем может. Просто с самого утра они с Джонни бродят по лагерю беженцев, разбитому перед воротами в Оксенфурт, и расспрашивают людей о вампирах, слушая в ответ страшные байки и дикие россказни. И смотрят.

Ви многое видела на улицах Новиграда, и обычно она не жалеет людей, собственное выживание — важнее всего, но теперь она смотрит на голодных детей, воющих на телегах, захлебывающихся слезами. Если бы боги слышали их, и Радовид, и Эмгыр уже провалились бы в пекло. Но боги глухи.

— Ну, хоть какой-то след у нас есть, — криво улыбается Ви, когда Джонни подходит к ней с кувшином воды, за который он заплатил вдесятеро больше. Зато, может, у той бабки появится шанс купить грамотку и оказаться по ту сторону ворот, но вероятность эта настолько призрачная, что легче просто смириться и не думать об этом.

— Не очень-то содержательный, сука, рассказ. И этой таинственной тенью был кто-то из этих людей, кто решил ночью переплыть реку и пролезть в город.

— У канала слишком гладкие стены, не выйдет.

— Об этом прискорбном факте и узнаешь, когда в тебя сверху целится стражник из арбалета.

Шутки у чародея, конечно, мрачные. Но жизненные.

Ви благодарно кивает, принимая кувшин с водой, отпивает немного. Погода стоит жаркая, от земли парит. Кажется, скоро будут грозы и проливные дожди; у Ви всегда голова перед ними гудит, как осиный рой. Никакой надежды на будущее у нее не остается, но какая-то часть души Ви подло радуется, что след вампира они так и не обнаружили.

Беженцы могли помирать из-за голода или болезни, а то и из-за того, что среди них наверняка есть лихие люди, бегущие от правосудия, и они не постеснялись бы зарезать спящих, чтобы украсть у них припасы. А слухами земля полнится. Кто-то узнал про смерти в лагере, потом расслышал про убитого ведьмаком вампира, и одно наложилось на другое. Как говорил Джеки, у страха глаза велики.

— Думаешь, если бы они все оказались внутри, было бы легче? — спрашивает Джонни. — Это же толпа. Они, блядь, неуправляемые. Часть из них подастся в бандиты и станет резать оксенфуртских горожан, потому что у них не хватит денег на еду. А еще кто-то из них может быть болен — помнишь эпидемию чумы в Вызиме несколько лет назад?

— Ты просто не любишь людей, — ворчит Ви.

— Это так заметно?

— Не смешно, — рычит Ви, пинает его по ноге — куда уж дотягивается. Джонни смеется, стоя рядом с ней, и он хотя бы спасает ее от пекущего солнечного света, падающего на лицо. Ви жмурится и смотрит на него: — Ладно, может, ты и прав. Но ты мудак.

— И никогда не отрицал.

— Если не принимают в город, могли бы хоть прислать припасы, — неохотно говорит Ви. — В амбарах наверняка есть зерно.

— А может, его попортили крысы, и скоро горожане будут вешать богатых, чтобы хоть что-то заполучить. Я бы на это посмотрел, — мечтательно улыбается он.

— Бестия бы их всех прирезала. Где ты с ней познакомился, кстати? Она хороша…

— Маленькие нахальные наемницы не совсем в ее вкусе, — иронично улыбается Джонни.

— Не переводи тему. Мне правда интересно — может, ты всех друзей находишь на болоте?

— Нет, милая, ты исключение, — снова смеется он. Теперь как-то натянуто, обреченно. — Ну… Как я уже говорил, я послал Капитул чародеев на три веселых, поэтому остался без дела. Тогда я встретил Керри, он бард. Научил меня играть на лютне, познакомил со своими товарищами. Мы часто нанимались к кому-нибудь: кого-то убить, охранять или грабить — не важно. Бестия тоже была с ними, но она любила контролировать. А чародей им пригодился, — Джонни улыбается расслабленно, вспоминая те дни, и Ви сама понимает, что заслушалась, воображая те приключения. Наверное, это было похоже на дорогу, которая была у них с Джеки. — Мы назывались «ганза». Aen hanse. На Старшей Речи это вооруженный отряд, вроде разбойничьего, но такой, членов которого связывают узы дружбы.

— И что случилось потом? — спрашивает Ви, коря себя за любопытство.

«Что случилось на Коломнице?» Решится ли она когда-нибудь спросить? Может, она не выдержит правду?

— Люди ссорятся и расходятся. Некоторым, конечно, везет больше, и они не ругаются вдрызг, как мы, но все-таки за свои годы я научился тому, что ничто не длится вечно.

— А ты философ, — вздыхает Ви.

Кажется, она не заслуживает его доверия. Или это все потому, что сама ничего не предложила взамен? Ей хочется рассказать о Джеки, поделиться своим горем, но слова не идут на язык, словно жгутся поперек горла, как раскаленный прут. Ей снова хочется глотнуть воды.

— Идем, прогуляемся по берегу, — предлагает Джонни.

— Не надеешься же ты, что мы наткнемся на вампира случайно?

— Если люди его замечают, значит, он неаккуратен. Может, нам повезет.

Прогуляться по берегу, где шуршит прохладная вода, — не самая плохая идея, и Ви следует за ним. Почему-то она всегда идет за другими, полагаясь на них. Может, поэтому Джеки убили — потому что она не смогла его защитить, не выскочила вперед в нужный момент и не отвлекла лешего, махнувшего лапой… Может быть, она просто трусиха.

— Если тут и были следы, их смыл прибой, — ворчит Ви, чтобы отвлечься. — А вампиры могут бегать по воде?

— Нет, но могут быстро плавать, — задумчиво откликается Джонни. — Не исключаю, что ход в его логово — там, внизу. Я мог бы наколдовать одну хуйню, чтобы дышать под водой дольше, и разведать…

— Но лезть в воду тебе не хочется, — продолжает Ви. — Понимаю: такой грязной реки я давно не видела. А в Новиграде доки в жаркие дни лучше обходить стороной, потому что тина и трупы, которые еще не выловили, страшно смердят. Ты не умеешь плавать? — внезапно спрашивает она, понаблюдав за Джонни.

— Умею. Но нихуя не люблю. Как по мне, плавание того не стоит. Нет опоры. Ухватиться не за что, — он страдальчески кривится, словно Ви уже спихивает его в мутную воду. — Но если придется…

— Ты не можешь туда телепортироваться? Вроде чародеи это умеют.

— Я могу перенестись только в то место, которое я знаю. Надо про него очень отчетливо подумать, но мы же не в курсе, где нора этой твари… В лучшем случае нас закинет в канализацию под городом.

— А в худшем?

— Ну, мы можем быть заживо замурованы в камень острова, на котором стоит Оксенфурт.

Ви вздрагивает и оборачивается на лагерь беженцев. Шумный и обреченный.

— Понятно, блядь. Значит, мы не пользуемся порталами.

***

Несмотря на то, что рассказы беженцев туманны и по большей части надуманны, они решают остаться с ними на несколько ночей и проследить. Среди такой толпы народа, поселившегося при Оксенфурте, как какое-нибудь кочевое племя, никто не замечает чародея в плаще и хмурую девку при нем. Они устраиваются чуть в стороне и наблюдают, похожие на таких же жертв войны своими мрачными лицами. Ви сидит, обняв свой меч, а Джонни лениво перебирает струны лютни, издающей нежные тихие звуки.

— Ты мог бы взять с собой свой посох. Или хотя бы меч, — шпыняет его Ви. — Но нет, ты потащил лютню!

— Не думаю, что меч особо скрасил бы нам ожидание. Когда ты чародей, можно не таскать целый мешок вещей при себе. Я могу просто их призвать.

— Ну удачи тебе, блять.

Ей кажется, что Джонни слишком беспечен. А у нее трясутся руки.

— А разве проточная вода не останавливает нечисть? — спрашивает Ви.

— Только призраков, — лениво отвечает Джонни. Он лежит на земле, прислушиваясь к чему-то, что ведомо только чародею. — Я чую, что у тебя под рубашкой чеснок. Это не поможет. Бабские бредни.

Ви сдавленно рычит и пихает его в бок.

— Один мой… знакомый ведьмак говорил, что перед дракой с вампиром надо выпить «Черную кровь», — вспоминает она. — Тогда эта тварь не станет тебя кусать, а если рискнет, то тут же отравится.

— Ведьмачьи эликсиры — редкостная дрянь. К тому же, охуенно ядовитая для обычных людей. Даже для чародеев, — выразительно произносит Джонни. — Надеюсь, ты ничего такого не выхлебала? Из старых запасов.

— Нету у меня ничего, — угрюмо говорит Ви. — Просто не нравится мне идти в бой без подготовки.

— Никто и не говорил, что мы будем убивать его сегодня, расслабься. Сначала надо выяснить, что это за хуйня и насколько она опасна, а потом уже думать об истреблении.

Он говорит разумные вещи, но так небрежно, словно все это — не вопрос чьей-то жизни и смерти, а развлечение, вроде дворянской соколиной охоты или гонок на лошадях. Ви задумчиво рассматривает чародея, блаженно растянувшегося рядом, как крестьянин — после долгой работы в поле. Но работу только предстоит сделать.

Бестия назвала его Робертом — это имя звучит весьма благородно. Будучи обычной уличной девчонкой, Ви не знала дворянских фамилий, и все говорили ей, что от аристократов лучше держаться подальше, потому что кто знает, что они могут сделать с маленькой девочкой, о которой никто не будет переживать… Ви любопытно, насколько отличалось их детство. У Джонни повадки человека, привыкшего сражаться за свою жизнь и изворачиваться, но ведь для учебы в чародейской школе нужно немалое состояние… Вряд ли он бедствовал.

Они не говорят о прошлом. Вместо этого они дожидаются ночи и пробираются по лагерю беженцев. Кое-где еще горят костры, похожие на таинственные огни в темноте, и Джонни сторонится их: вампир ни за что не вылезет на свет, значит, нужно держаться самых мрачных оконечностей лагеря. Тех, где пахнет немытым запрелым телом, дерьмом и болезнью. Джонни прав: многие из беженцев выглядят как чумные, и у Ви что-то замирает в груди, когда она пробирается мимо телег, в которых кто-то глухо и безнадежно стонет.

— Тш-ш, слышишь? — останавливает ее Джонни.

— Нет.

Ви решает быть честной. Наверняка он не разозлится за то, что она всего лишь человек — без чуткого слуха и нечеловечески острых чувств. Но у нее есть меч, и она обнажает его. Серебряный росчерк в бедном свете далеких костров. Знакомое ощущение рукояти успокаивает.

Далекий собачий вой кажется дурным предзнаменованием. По небу бегут тяжелые тучи, почти скрывая полную луну. У Ви с собой нет фонаря или факела, чтобы не спугнуть вампира, поэтому она осторожно ступает вслед за Джонни, радужки которого светятся золотистым цветом. Ви вздрагивает — так похоже на ведьмачьи глаза, хищные, как у кошки, но это какое-то замудренное заклинание, которое позволяет ему видеть в ночной тьме.

Они приближаются к восточной оконечности лагеря, неподалеку от реки, и Ви тоже улавливает эти слабые звуки. Она ожидала различить рычание или нечеловеческий визг, как у других тварей, которых они с Джеки убивали, но Ви слышит что-то до боли знакомое — как упирающегося человека волокут куда-то, а ноги его скребут по земле в тщетной попытке вырваться. Видимо, он слишком слаб, чтобы заорать, позвать на помощь, но сдавленные стоны Ви различает в ночной тишине…

Черные тени скользят где-то у реки. Джонни срывается в бег, словно забывая о Ви, которая обязана его прикрывать. Она легко находит его впереди, когда из рук чародея вырываются клубы яркого горячего пламени. Мешанина теней распадается — одна валится на землю тяжелым мешком, а другая, быстрая и смертоносная, несется прямо на Джонни. Во вспышке колдовского пламени Ви успевает увидеть вытянутую нетопыриную морду, увенчанную то ли рогами, то ли множеством острых ушей, наползающих друг на друга. У твари алая морда — от крови; кажется, что с нее живьем содрали кожу.

На мгновение она видит вампира, а потом он исчезает. Раз — и нет. Только Ви по-прежнему чует густой, ржавый запах крови, а еще — немытого зверя, грязной шерсти. Тварь где-то рядом, и теперь Ви не может различить ее; она пляшет, поворачиваясь в разные стороны, вслепую тыкая мечом перед собой, очерчивая им круги. Хочется завыть от отчаяния.

— Ви, ко мне! — орет Джонни.

Вампир появляется прямо за ее спиной, Ви чувствует его тяжелое дыхание на шее, волосы встают дыбом, как у напуганной кошки. Он хватает ее за плечи, прижимая к себе, тянет, пытаясь уронить на траву и погрести под собой, разодрать ее шею… Ви представляет, как шилья клыков пробивают ее, как кожа лопается, как кровь хлещет из раны, наполняя пасть чудовища. Но этого не происходит. Шумно втянув воздух возле ее шеи, вампир почему-то разочарованно рычит, мотая тяжелой башкой. Он медлит.

И тогда Ви изворачивает руку и бьет мечом назад, впивается в жесткую плоть. Ей везет — она попадает, и меч входит достаточно глубоко, чтобы тварь обожглась серебром и заверещала от ярости. Когти все еще впиваются ей в плечи, но вампира сметает прочь всполохом огненного заклинания. Джонни оказывается рядом, в его руке мелькает посох, который вспыхивает, объятый алым огнем, и им Джонни проезжается по зубам твари. Ви отползает, не выпуская меча. Нужно зайти со спины, отвлечь, но вампир, даже подрезанный, слишком шустрый…

Джонни отлетает в сторону, зажимая предплечье. Искры ложатся в траву и тухнут, но Ви успевает различить рваную рану. Когти у вампира длинные, и теперь он сражается не за ночной перекус, а за свою жизнь.

Пока Джонни сдавленно ругается и колдует, Ви бесшумно забирается за спину твари. Один удар. Точный и сильный, чтобы снести голову. Как Джеки учил, ну же!

Когда она заносит меч, руку вдруг простреливает дикая боль, заставляющая Ви завизжать от неожиданности, широко распахнув глаза. Вампир оборачивается, отшвыривает ее ударом в грудь, когти скребут по кольчужным вставкам куртки. Ви все еще извивается, сходя с ума от неожиданной боли. Ее рука цела! Это Джонни ранили! Но она не может сжать дрожащие пальцы, чтобы перехватить меч.

Вампир кидается к воде, но там его поджидает Джонни. Берег вспыхивает стеной огня — длинной, неприступной, плюющейся сгустками пламени прямо в вампирью морду. От ярчайшей вспышки даже у Ви болят глаза, не то что у ночной твари, которая, заверещав, кидается прочь. К лесу — выше на холме.

Ви сдавленно стонет и пытается подняться. Нужно бежать за тварью, догнать, пока она ранена… Ребра ноют от удара, а неожиданная вспышка в руке успокаивается. Ви задирает рукав и смотрит на бледную кожу. Пара старых синяков, но ничего серьезного.

Проверив, что она жива, Джонни ненадолго наклоняется к мужику, недоеденному вампиром. На шее у него отчетливый след от укуса, но он дышит, хотя и очень слабо, замученно, словно после долгой болезни. Ничего, выкарабкается.

— За ним, — рычит Джонни, указывая на лес.

Но Ви не идет — у нее ноги спотыкаются. И мысли — тоже.

— Он не стал меня кусать, — бормочет Ви. Она не может сдвинуться с места, словно прикованная цепью. — Почему он не сожрал меня? Я же не пила никакую «Черную кровь»! Почему твои раны болят у меня? Что происходит? — в отчаянии вскрикивает она.

— У нас нет на это времени…

— Ну так брось меня тут! — вспыхивает Ви. — Я не пойду, пока не услышу ответы!

Она плохо видит его лицо, но догадывается, что чародей стискивает зубы и щурится, как злобная псина. Он всегда так делает, когда что-то его сильно бесит.

— Я… ладно, ладно, блядь, — Джонни нервно мотает головой. — Хочешь правду? Ты умерла на болоте.

— Я… что?

Ви почти падает, но Джонни надежно держит ее за локти.

— Ты умерла, — повторяет он. — Ты не дышала, когда я там появился. Я убил водную бабу, потому что денег мне за нее были должны. Посмотрел на тебя, проверил пульс. Тебе кислотой разъело всю правую половину лица. Ты была мертва, Ви. Еще не успела остыть. Так — понятно?

Воцаряется тишина. Ви понимает, что не слышит стук своего пульса.

— Такой магии не существует, — жалобно говорит Ви. — Такого не может быть! Даже в сказках! Иначе короли бы не умирали.

— Я не думал, что получится. Просто рискнул.

— Ты не думал?! — взвизгивает она, пытаясь вырваться. — Ты даже не знал, что будет! Во что ты меня превратил?! Зачем?!

Слова застревают у нее в глотке, потому что он вдруг хватает ее серебряной лапищей за горло и сжимает. Ви дергается, понимая, что не может вырваться из хватки, пока Джонни шипит, наклонившись к ней близко-близко:

— Ну давай, скажи, что ты согласилась бы умереть! Что ты смирилась бы! Я спас тебе жизнь!

Он резко разжимает хватку, потому что сам задыхается, и Ви сгибается пополам. Они оба пытаются отдышаться, и Ви корежит от мысли, что ей, может быть, уже и не нужно это. Дышать.

— Перестань реветь, — глухо бросает Джонни. — Ты — ебаное чудо, Ви. Многие чародеи пытались совершить подобное, победить смерть, но у нас получилось по-настоящему.

Когда он смотрит на нее, его глаза тоже мокрые, и Ви хочется с визгом наброситься на это ужасное отражение себя и расцарапать ему лицо. Она вспоминает. Его дерганные движения на болоте, будто он сам едва воскрес из мертвых. То, как он отворачивался в лесу, чтобы она не заметила, что у него тоже раскалывается голова. То, как Бестия смотрела на нее — внимательно, испытующе. Она знала — и ничего не сказала, когда пришла к ней поговорить!

— Ты не имел права, — сдавленно повторяет Ви. — Я не твоя игрушка.

— Ты моя, Ви, — устало ухмыляется он. — А я — твой. Мы не выживем друг без друга. Магия нас не развяжет. У меча Предназначения два острия. Одно из них — ты, другое — я. Можешь попытаться сбежать от этого, если хочешь сделать нам больно. Я тоже не сразу смирился с этой хуйней, так что понимаю от всей, бля буду, души, — ворчит он. И Ви хочется рассмеяться от того, как несуразно это звучит после рассказов о Предназначении.

Это все нереально. Ей кажется, что она проснется на болоте, охваченная лихорадкой, и какая-нибудь крестьянская бабка появится издалека, сквозь туман, и скажет, что Ви заболела, у нее помутился рассудок и она болтала какой-то бред про чародеев. Она щипает себя за руку — сильно. Очень сильно. Джонни кривится. Может, осуждает ее детские попытки проснуться. Но скорее всего он чувствует короткий укус ее боли.

— А теперь мы идем за вампиром, — говорит Джонни. — Может, нам повезет и он все еще там.

***

В лесу мертвенно спокойно. Ви пытается сосредоточиться на работе, выбросить мысли из головы. Теперь, когда они обнаружили себя, когда вампир чует их, Джонни колдует светящееся заклинание, которое показывает им дорогу. Ви ему благодарна, конечно, поскольку не хочет запнуться о кривую корягу и свернуть шею, но в то же время ей хочется заорать во всю глотку, разреветься, как маленькая девочка, или накинуться на чародея, чтобы отрубить его нахальное лицо.

Он не имел права.

И что, она правда умерла? Почему Ви ничего не помнит? Есть там хоть что-нибудь, в бездонной черноте?

Между деревьями скользит тень, похожая на призрак. Джонни шепчет, что вампир стал двигаться медленнее, мучается от нанесенных ран и подпаленной шкуры, но Ви только качает головой и сама прячется за деревом. Может быть, это ловушка, а тварь пытается подманить их ближе, чтобы разодрать в клочья. Они уже убедились, что она умна.

Раненый вампир блуждает где-то рядом, и рука Ви дрожит теперь не от разделенной боли, а от предвкушения. Эту тварь можно убить — вот этим мечом, который закалил в боях Джеки, а теперь она продолжит его работу. Почему-то после осознания своей смерти страх испаряется, Ви кружит голову легкое безумие.

Джонни, как всегда, рвется в бой. Он неосторожно высовывается, кивает куда-то вправо, где заметил вампира. Лес молчит, только угрожающе шелестит листвой. Ночные птицы умолкают, когда рядом кровопийца, и Ви легко поверить, что они одни во всем свете. Только они — и чудовище. Она крепче сжимает меч, кивает Джонни.

Тот вырывается вперед, словно надеется спутать планы вампира, пытавшегося подманить их ближе. Вместо этого безумный чародей летит на тварь сам, сближается, чтобы разжечь огонь прямо перед носом. Серебряная рука словно бы тоже горит — пять глубоких царапин обжигают морду вампира, который пятится, отступает… прямо под меч Ви, которая разит его в лапу. Вот так, чтобы больше не смел ее хватать!

Они пытаются зажать вертящегося вампира в тиски, но он все еще слишком быстр. Бросается на Ви, чуя в ней более слабое звено, теснит ее, заставляя отмахиваться мечом. Сталь и серебро встречаются с острыми когтями, раздается звон. Ви вслепую отходит, чтобы потом контратаковать, резко выбрасывая себя вперед. Вампир явно слабеет, алый огонь в его глазах тухнет, как тлеющие угли…

Когда на лице Ви появляется торжествующая ухмылка, вампир вдруг набирает в грудь воздуха и кричит, визжит изо всех сил… От его пасти мерзко пахнет застоявшейся кровью, Ви закрывается левой рукой.

И тогда его крик, словно резкий порыв ветра, опрокидывает Ви. Она катится по земле, собирая локтями и ребрами удары, кричит — больше от обиды, что ее швырнули прочь, как щенка.

Ви понимает, что вампир подманил их к обрыву, когда земля заканчивается и она чувствует, что падает. Ноги повисают над пропастью, она отпускает меч, пытаясь вцепиться в древесный корень на краю обрыва, но тот оказывается гнилым. С хрустом ломается у нее в руках, и она снова летит.

Джонни, тоже отброшенный воплем, впивается правой рукой в край обрыва намертво и в последний момент успевает вцепиться в ее руку, удержать Ви.

Сначала дыхание Ви перехватывает надежда, ведь она больше не падает в черную пропасть.

Потом приходит осознание. Он не схватил ее за запястье, а впился в плоть. Пробил насквозь. Серебряные когти дребезжат по ее кости, горячая кровь стекает под рукавом внутрь, к боку. Боль приходит постепенно, накатывает, как волны.

Кажется, вампир сбегает зализывать раны. Ви больше его не слышит.

Она смотрит вниз, догадываясь, что там плещется река. Холодная вода — это неприятно, но Ви лучше выберет ее, чем Джонни, раздирающего ее руку. Но сердце обмирает в груди: прямо под ней не колышущаяся черная река, обнимающая Оксенфурт, а каменистый пляж.

Под ее весом Джонни сам сползает вниз.

— Спокойно, я держу! — рычит Джонни, вцепляясь рукой в край обрыва. Ви чувствует болтающимися ногами пропасть и жмурится до боли. Только не смотреть вниз. Только не…

Боль в руке разгорается. Она чувствует, как каждый острый коготь впивается в ее мясо. Так вот как чувствует себя рыба на крючке. Ви всхлипывает, жалобно скулит. У Джонни не хватит сил подтянуть их обоих наверх, а долго они так не провисят — и никто не придет на помощь.

— Терпи, — бросает Джонни, сам стараясь не заорать. — Дыши. Смотри на меня. Нет, сука, не вниз! На меня!

— Ты… твоя рука, — дрожащим голосом говорит Ви. — Ты нас не удержишь. Тебе же тоже больно…

Рука, вцепившаяся в каменистый выступ, дрожит — не только от напряжения, но и от чужой боли, доходящей отзвуком. Когда висишь над пропастью, сложно делать вид, что у тебя все замечательно. Даже Джонни не справляется.

— Тебе придется меня бросить, — сглатывая слезы, хрипит Ви. — Это… это правильно. Я и так должна была умереть. Это моя судьба.

— Нахуй твою судьбу! — кричит Джонни, скребя пальцами по камню. Она буквально чувствует, как ломаются ногти. — Ты мне веришь?

— Нет! Ладно! Да! — орет в ответ Ви, перекрикивая ветер.

И он отпускает руку. Правую.

Ви понимает, что они вдвоем падают, когда пролетает уже несколько метров вниз. Сердце ухает в пятки, из груди сдавленно вырывается крик. Джонни в падении умудряется подтянуть ее ближе, прижать к себе, обнять, словно он всю жизнь мечтал расшибиться с кем-нибудь насмерть. Кажется, она вопит и отбивается, дрожа в истерике. Первая смерть была… лучше. Она не успела даже понять, что происходит. А теперь все слишком реально: ночь, ветер, бьющий по лицу, крутое падение. Когти выходят из раны с огненной вспышкой боли, но это ничто по сравнению с тем, как удар о твердую землю изломает их кости, раздробит, превратив в отбитое мясо…

Помимо воя ветра, Ви вдруг слышит странный шелестящий звук, но это не река. Пытаясь вывернуться, Ви едва не расцепляет руки, но Джонни держит ее крепко, надежно.

Они вместе падают в воронку золотого портала — у самой земли.