В один из многих похожих друг на друга дней, проведённых в бесконечных патрулях, Аэрин зашёл в дешёвый трактир на берегу впадающей в Нибен лесной реки. Это было на Чёрной дороге, диком, нехоженом, малоприятном месте, где часто скрывались контрабандисты, беглые преступники и прочий сброд. Он помнил, как ещё в крепости, в разговоре с капитаном другого патруля услышал, что нести здесь службу отправляют в качестве наказания. Стоя у двери кабинета генерала Адамуса Филиды, Рин понимал, что ему не достанется этот участок. Его с людьми отправят, как и раньше, следить за порядком на трактах близ Коррола или на торговый маршрут между Анвилом и Кватчем. А вот его товарищ трясся, зная, что Чёрная дорога достанется ему, и без конца твердил, что разбойники — это самое безобидное, что может на ней встретиться. В граничащем с Аргонией лесу обитают сухопутные дреуги, чьи логова занимают площадь размером с квартал столицы, а в руинах древних эльфийских городов, плотно разбросанных по левому берегу Нибена, скрываются дикие кровожадные вампиры, бесшумно нападающие ночью на спящих путников. Аэрин не боялся ни разбойников, ни дреугов, ни мифических вампиров и своих ребят из четвёртого патрульного подразделения тоже учил ничего не бояться. В первую очередь солдат должен беспокоиться о безопасности граждан, во вторую — защищать жизнь товарища, и только в последнюю — думать о себе. Поэтому он не стал дожидаться, когда генерал огласит решение, шагнул вперёд и сам вызвался патрулировать Чёрную дорогу. В отличие от многих других капитанов, которые отправляли в патрули солдат, а сами предпочитали командовать из крепости, Аэрин считал, что надо воспитывать молодняк собственным примером. Так что он не боялся несогласного ропота, едких фраз в спину или открытого недовольства. Он был для своих ребят кем-то вроде старшего брата и учил их тем идеалам, которые сам для себя однажды придумал, во многом почерпнув их из благородных образов императорских стражей древних эпох.

За месяцы патрулирования Чёрной дороги Аэрин столкнулся с разными подозрительными типами, но ни разу не видел дреуга или вампира. Однако тем вечером, когда он зашёл в трактир, многое изменилось. Он уже не первый раз заглядывал в это место, хозяйка успела его запомнить и была рада его появлению, ведь это означало, что теперь её заведению точно ничего не угрожает. Она угостила Аэрина ужином, и он поднялся наверх. В какой-то момент он вдруг услышал приятный женский голос в зале. Замер, прислушиваясь, но не торопясь проверять, кем была та загадочная гостья с чарующим уверенным голосом. Она разговаривала с охотником, пытаясь выведать о некоем странном урочище, которому местные дали устрашающее название Топь красной воды в предупреждение и напутствие нерадивым путешественникам. Однако девушку это явно не страшило. Она узнала у мужчины, куда идти, поблагодарила хозяйку за ужин, и на скрипучей лестнице послышались её лёгкие шаги.

Они встретились. Рин — уставший, безоружный, в грязной рубахе, не брившийся несколько дней. И она. Только позже, снова и снова прокручивая в мыслях эту встречу, он пытался вспомнить, как она выглядела. Но в тот момент он не мог видеть ничего, кроме её глаз и того, как она на него смотрела. С восторженным испугом. С застенчивым восхищением. С разгорающимся пламенем интереса. За тридцать четыре года его жизни на него ни одна девушка ещё не смотрела так, как смотрела она.

Аэрин давно отчаялся с кем-то найти счастье. И в любовь давно не верил, тем более в любовь с первого взгляда. Но искра, которая пробежала между ними в момент той встречи в трактире… назвать это как-то иначе не получалось. Аэрин смотрел на девушку и больше ничего вокруг не видел. Тьму, в которой он возился, годами слоняясь по дорогам Тамриэля, пронзило ярким лучом света, и в жизни, никому не нужной, самой невзрачной человеческой жизни, впервые появился какой-то смысл.

Конечно, Рин частенько засматривался на разных красавиц. Некоторым удавалось сводить его с ума на долгие месяцы. Но ни одна из них, даже если позволяла ему намного больше томных мечтательных вздохов, не испытывала к нему взаимных сильных чувств. А здесь… Этот пленительный карий взгляд ясно дал понять, что девушка испугалась не высокого незнакомого мужчину, преградившего ей путь в дверях таверны, нет. Она испугалась вдруг вспыхнувшего в груди чувства, тянущего её к нему.

Аэрин потом долго пытался убедить себя, что сам это выдумал, что ему просто захотелось, чтобы это оказалось правдой, что на самом деле она, утомлённая дорогой и долгим днём, молилась Девяти, чтобы он ничего ей не сказал и просто прошёл мимо. Но нет. Её удивлённый взгляд был искренним и полным влечения. Аэрин, мало что понимающий в человеческих чувствах, впервые растолковал всё верно.

Но он тогда в самом деле ничего ей не сказал. Улыбнулся и спустился в зал, чтобы не смущать её своим присутствием, потому что отдельных комнат в этом трактире не было, только общее помещение с расстеленными на полу спальниками. 

С тех пор он очень много о ней думал. Забыл, только когда началась вся эта суета с убийством императора, с Мифическим Рассветом, с Обливионом… Но вот уже четвёртый день Аэрин брёл на север, и она не выходила у него из головы. Как он ни пытался думать о чём-то другом, о чём-то более важном, мысли неизменно возвращались к ней, к её очарованному взгляду, к её полуулыбке, к её шёлковым локонам.

Боги, какие у неё были волосы! Прежде Рин ни у кого таких не видел. В помещении они показались ему чёрными, но когда он увидел, как солнечный свет играет на этих блестящих волнистых прядях, разглядел в них огненные оттенки рыжего, переливы цвета красного вина и холодные блики тёмно-каштанового. Когда она склонялась над ним, сосредоточенная и строгая, чтобы залечить рану, её волосы случайно касались его кожи, и Аэрин чувствовал, будто тело пронзает электрическими разрядами магии.

Аэрин неосознанно дотронулся до груди, где остался длинный шрам от скользящего удара меча, и почувствовал под пальцами что-то липкое. Удивлённо замер, поднял окровавленную руку.

Бросив сумку с вещами в свежий рыхлый снег, припорошивший горный склон за минувшую ночь, он суетливо скинул стёганку, задрал рубаху и посмотрел на старую рану, про которую давно забыл. Она вновь сочилась кровью, и яркие красные капли падали на белое покрывало и растекались, будто распускаясь цветами под ногами.

Это было невозможно. Рин быстро оделся, закутавшись теплее, сел на оказавшееся поблизости поваленное дерево и отдышался, пытаясь убедить себя, что ему всё причудилось от переутомления. Посидев минуту с закрытыми глазами и успокоившись, он снова приподнял рубаху. Кровь остановилась, но не исчезла. Аэрин опять дотронулся до безобразных разводов — кровь. Самая настоящая тёплая кровь.

Первое, о чём он подумал, это о том, что так действовало заклинание Румы Каморан, когда она пыталась выжать из него жизнь. Но с тех пор прошло уже немало времени, магия так не действовала. Тогда он осмотрелся, нашёл взглядом свою сумку, валяющуюся на земле в нескольких шагах, быстро подскочил к ней и вытащил закутанную в шерстяную робу книгу. На обложке «Мистериума Заркса» была вытиснена чёрным большая руна даэдрического алфавита. Оставляя красные отпечатки пальцев на жёлтых пергаментных страницах, Рин начал листать книгу, не зная, что именно хочет найти. Он дошёл до разворота, который читал Манкар, вгляделся в линии и надписи, и перед глазами вдруг поплыло.

Аэрин отбросил книгу, внезапно осознав, что пергамент, из которого она сшита, изготовлен вовсе не из овечьей или телячьей кожи.

Он снова закрыл глаза и сжал голову. На многие мили вокруг не было никого, только он.

Аэрин пробирался через лес на северо-запад, где, насколько он знал, располагался Храм Повелителя Облаков. Он собирался доставить Клинкам жуткий даэдрический манускрипт, но теперь начал сомневаться, что справится, и пожалел, что не взял с собой кого-то из солдат.

Пробившиеся из-под пелены страха и слабости остатки совести заставили его устыдиться этой мысли. «Мистериум Заркса» — его ноша. Никто, кроме него, не должен был пострадать из-за этого. Дагон и так забрал слишком много жертв.

Аэрин заставил себя открыть глаза, подобрал робу и кинул её на книгу. Смотреть на тёмный артефакт было нельзя.

Он снова убрал книгу в сумку, выпрямился, выдохнул и приказал себе продолжать путь, несмотря ни на что.

Когда он проснулся на следующее утро после встречи с ней, понял, что она уже ушла. Ушла в одиночестве в ту страшную топь, где наверняка водилась какая-то нечисть. Аэрин не знал, для чего ей это, но успел лишь схватить секиру и выбежать следом. Накануне он слышал, как охотник объяснял ей маршрут, и запомнил, куда идти. Сначала Рин бежал по дороге на юг, но так и не нагнал её, а когда впереди появилась река, свернул налево, в лес, и, не сбавляя скорости, начал пробираться по заросшему колючей дикой розой высокому берегу, влажному от утренней росы.

Он увидел её и подоспел в последний момент, когда её ножка в длинном аккуратном сапожке потеряла опору и заскользила по глинистой возвышенности. Ещё секунда — и девушка упала бы прямо в мутную воду, но Аэрин вовремя схватил её, дёрнул за руку и притянул к себе, не позволяя сорваться. Незнакомка испуганно прижалась к его груди, но, опомнившись, поспешила отстраниться.

Они снова долго молчали. Девушка была младшего Аэрина лет на десять, она только перешагнула порог юности. На ней была дорогая мифриловая кольчуга, стягивающаяся завязками на спине, к поясу был пристегнут лёгкий меч в красивых ножнах. Сегодня она собрала волосы в высокий хвост, и из-за этого её длинная тонкая шея и острые скулы стали ещё заметнее. Аэрин видел в ней силу и энергию, но она также не была лишена женственности и нежности.

Она всё-таки заговорила первой.

— Спасибо, — сказала она неуверенно и не стала отводить взгляд. Её пышные ресницы медленно опустились и поднялись, окончательно очаровывая Аэрина. Насколько же она была красива…

Едва совладав с голосом, Рин ответил по привычке, не соображая:

— Пожалуйста.

Она всё-таки спрятала от него взгляд, снова смущённо улыбнувшись. Может, подумала, что он специально испытывает её, играя в гляделки. А он просто не мог понять, что с ним, и то, что вот так на неё пялиться было невежливо, его мало заботило.

— Ты следил за мной?

Разумеется, она узнала его, вспомнила, что вечером он тоже был в трактире. Но её вопрос прозвучал без тени обвинения. Отрицать очевидное было глупо.

— Да.

— Ты разбойник?

Наконец-то она смогла привести его в чувства, и Аэрин улыбнулся такому предположению. Возможно, его внешность и правда казалась ей настолько отталкивающей. Пришлось вытащить из-под рубахи амулет как подтверждение благих намерений и представиться:

— Капитан четвёртого патрульного подразделения Аэрин Латиус.

— Кира Данкар, — в ответ сказала она и пошутила: — Без титулов.

Была ли это злая насмешка судьбы или провидение богов, но в тот момент Аэрин вдруг понял, что уберёг от падения в грязь дочь генерала Данкара. Того человека, который однажды со своим отрядом спас родную деревню Рина от грабителей. Который был для него вдохновителем и примером для подражания.

Он не дал ей знать, что ему знакома её фамилия. Раз она специально добавила, что не имеет титулов, значит, не хотела, чтобы в ней видели только дочь известного воина. Однако, глядя на неё, Аэрин неизменно исступлённо думал о том, что их встреча не была глупой случайностью. Девятеро хотели, чтобы генерал Данкар сыграл в судьбе Аэрина столь весомую роль, чтобы потом Рин познакомился с его дочерью. Для чего? И почему его так тянуло к ней, и почему она так на него смотрела?

Аэрин всеми силами гнал эти мысли прочь. Не уходили.

— Вчера я случайно услышал, как ты спрашивала у охотника про Топь красной воды, — сознался он ей. — Что за дело у тебя там?

Кира ответила чуть резче, чем он хотел бы услышать.

— Я не намерена говорить об этом.

Аэрин промолчал, не отводя взгляда. Ещё несколько секунд Кира недовольно хмурила брови и смотрела на него с обиженным гордым прищуром, но надолго её не хватило. Возможно, решила, что не отвечать на вопросы капитана Имперского Легиона не лучшая из идей.

— Там есть пещера, — сказала она, — в которой обитают вампиры. Я собираюсь их истребить.

Возможно, Рин удивился бы меньше, если бы Кира Данкар сама оказалась вампиром. По крайней мере это объяснило бы её пленительную красоту и то, почему он оказался так ею очарован. У него не было сомнений, что дочь генерала Данкара прекрасно обучена владению мечом и способна справиться с несколькими противниками ничуть не хуже опытного солдата, но лезть в одиночку в логово монстров было верной смертью. Если только она не была в этом действительно хороша. В конце концов, Аэрин ничего не знал о Кире Данкар.

— Для чего тебе это?

Девушка отмахнулась.

— Ничего личного.

Упрямая. Гордая. Свободолюбивая. Может, именно это так сильно нравилось ему в ней. Латиус никогда не был тем мужчиной, которого увлекали простые женщины. Ему досталось сомнительное удовольствие быть падким на таких амбициозных и своевольных, как Кира. Он сразу увидел в ней это, а потому понял, что отговорить её не удастся. Понял он также и то, что если уйдёт, она всё равно полезет в эту пещеру охотиться на нечисть. Поэтому Рин не раздумывая молча подвинул её в сторону и, перехватив секиру, начал спускаться к воде. Кира ахнула от неожиданности.

Почти сразу он услышал в спину:

— Ты что, собираешься идти со мной?

— Не могу же я пустить тебя одну.

— На тебе даже нет брони!

Это был весомый аргумент, но неубедительный для Аэрина.

— Зато оружие при мне.

Кире хватило той уверенности, которая прозвучала в его голосе. У Аэрина всегда была эта пагубная черта: пытался казаться бесстрашным и чересчур самоуверенным, когда приходилось кого-то защищать. Неважно кого, даже если это тоже солдат, но только младше него. Если это Иветта, которая потом шипела на него дикой кошкой и твердила, что сама способна за себя постоять. Или целый город, разрушенный силами даэдра. Неважно. В одиночестве Аэрин, безусловно, многого боялся, во многом был не уверен. Но едва за спиной появлялся кто-то, кто мог нуждаться в его защите, он решительно шёл напролом и не думал о последствиях для себя.

Он поступал так ещё тогда, когда ему было что терять и во что верить. Теперь же он всё чаще убеждался, что ему не суждено найти своё место в жизни. Кира ускользнула от него, будто нежный сон перед рассветом. Да и смел ли он надеяться, что ему удастся сделать её своей? Генерал Данкар никогда бы не отдал дочь за обычного солдата, у которого за душой ничего нет.

«Ты не нужен этому миру», — подсказало воспоминание голосом Манкара Каморана. Аэрин и тогда не хотел отрицать того, что босмер прав. Теперь же, пробираясь в одиночестве через горы, спорить с этим и лгать самому себе вовсе не имело смысла.

Манкар Каморан тоже не знал, в чём ценность его жизни для Тамриэля. Его отца убили, мать умерла. Он воспитывался в королевской семье, но, несмотря на то, что в его жилах текла кровь Драконорождённого, у него никогда не было права на престол. Его презирали и избегали. Его обвиняли в злодеяниях отца, хотя он, будучи ребёнком, едва ли осознавал масштабы нанесённых Хеймоном разрушений.

Рину было уже тридцать четыре года, он многое видел и многое пережил за время службы в легионе и считал, что половину отмеренного срока уже оставил позади. Но он до сих пор помнил, как мать, разозлившись на него, однажды бросила ядовитое: «Ты весь в отца!» Самое смешное, что Рин не запомнил, в чём конкретно тогда провинился, это воспоминание стёрлось, как нечто незначительное. Но слова матери запомнил на всю жизнь.

Отца он не знал. Тот бросил их, когда Рину было года два. Лара, которая тогда уже что-то соображала, рассказывала, что отец связался с какими-то людьми и ушёл за лёгкими деньгами, потому что ежедневный упорный труд крестьянской жизни и необходимость кормить жену и двух маленьких детей были для него невыносимы.

Аэрин даже внешность полностью перенял от матери, будто отца у него вовсе не было. Но это не мешало Рину презирать его и даже ненавидеть за вечно уставшую маму, за её слезы, за истерики, которые она иногда устраивала, когда есть становилось нечего и она винила в этом себя, в страхе срываясь на детях. Поэтому когда она обвинила сына в том, что он похож на отца… это стало сильным ударом.

Рин тогда был уже достаточно взрослым. Он даже в детстве, кажется, почти не плакал, однако в тот момент она довела его до слёз. При ней и при Ларе он, конечно, не показал, что это его задело, проглотил горечь, но при первой возможности сбежал в лес подальше от чужих глаз. Ему самому было странно от собственных слёз.

Он хотел бы навсегда сохранить в тайне ото всех тот постыдный момент слабости, но даэдра бы побрали соседскую девчонку с её потусторонними магическими способностями! Иветта почувствовала, что что-то не так, нашла его, и долго сидела рядом, прижавшись, как маленькая сестрёнка, и даже не спрашивая, что именно случилось. Может, благодаря магии и так знала. С тех пор Рин стал считать её своим самым близким и единственным другом, который всё понимает и не раскрывает его секретов.

И вот Аэрин представлял маленького Манкара Каморана, в котором все вокруг видели лишь зло его отца, и как никто другой понимал его.

Вдруг вспомнившаяся глупая обида из детства легла на сердце таким тяжёлым грузом, что продолжать путь стало невозможно. Аэрин снова остановился и посмотрел по сторонам, осознав, что в последний час даже не разбирал пути. Шёл куда глаза глядят, примерно придерживаясь северо-запада. Напролом, как обычно. И всю жизнь он так. Пока другие находили лёгкие очевидные пути, он пытался добраться до вершины, тупо карабкаясь по утёсу и раз за разом неизбежно срываясь в бездну.

Эта мысль заставила Аэрина обернуться. Он с лёгким удивлением обнаружил, что забрался уже высоко на склон Джерол и за спиной простилался довольно крутой обрыв, падение с которого могло стать фатальным. Аэрин бездумно сделал два шага к пропасти.

Перед самым лицом вдруг с криком промелькнул небольшой сокол. Аэрин вмиг опомнился, проводил птицу напуганным взглядом и, только когда рябые крылья скрылись за деревьями, осознал, что незаметно сходит с ума. Собственные мысли ему не принадлежали.

Он сел у края, зачерпнул ладонью снег, умылся и с трудом собрал последние крупицы разума. Талая вода капала ему на руки красным. Аэрин не чувствовал никакой боли, но кожа уже стала мертвенно-синей, с зелёным оттенком, как у мертвецов в холодном кабинете Велдона.

В лесу снова крикнул молодой сокол, приказывая ему собраться и не поддаваться чёрной магии. Аэрин прогнал из головы Велдона, Иветту, Киру, мать, Каморана — всех — и шёпотом помолился Кинарет за её заступничество и помощь. Соколёнка послала богиня, чтобы удержать Аэрина от необратимого.

Он попытался понять, где находится. До Храма Повелителя Облаков было ещё дня два пути. Осилит ли?..

…а был ли выбор?

В пещерах Красной топи оказалось целое вампирское гнездо. Это не были одиночные особи, пытающиеся выжить в первом подвернувшемся под руку подземелье. Здесь обустроили настоящее логово, и монстры не собирались сдаваться без боя двум дерзнувшим напасть на них безумцам. В те времена у Аэрина была секира с посеребрённым лезвием, специально на случай подобных историй с нежитью, так что ему в этом крепко повезло. Меч Киры же, когда она вынула его из ножен, замерцал огненной магией. Она прекрасно с ним управлялась, была ловкой и смертоносной, и в какой-то момент Аэрин почувствовал себя уродливым увальнем, когда без особого изящества рубил вампирам головы. Под его рукой умирали обращённые мужчины и женщины, брызги крови запятнали ему лицо, руки и одежду, но всё, о чём он мог думать, — это защитить Киру Данкар, пускай он так ничего и не узнал о цели её визита.

Она же не только искусно умерщвляла кровопийц точными выпадами и уколами, но и время от времени пользовалась магией. Вампиры прекрасно ориентировались в темноте, но это не стало для них преимуществом, потому что, благодаря Кире, залы пещеры озарял иллюзорный свет, и его вполне хватало, чтобы не быть для тварей лёгкой мишенью. Также она иногда отбивалась от противников огненными заклинаниями. Может, не настолько сильными, как у боевых магов легиона, но вполне эффективными против разъярённой нежити.

Когда Аэрин и дочь генерала Данкара забрались совсем глубоко в лабиринты затопленного грота, стало ясно, отчего вампиры так слетелись сюда. Оказалось, что они сплотились вокруг своего старейшего сородича, которому, если верить Кире, было уже более трехсот лет. Он и был её целью. Кира напала на него, не размениваясь на пустые разговоры, и вкладывала в этот поединок все свои умения, всё, на что была способна. Аэрин пытался успеть уследить, как она справляется, но сам в этот момент был вынужден отбиваться сразу от двух ловких кровожадных чудовищ. Как только они пали под лезвием его секиры, он быстро обернулся и увидел, что древний вампир прижал Киру к стене. Ещё миг — и…

Рин не позволил этому случиться, мгновенно оказался рядом, занёс оружие, и проломил твари хребет. Кира, глядя на него с облегчением, благодарно кивнула.

Аэрин позволил ей делать то, ради чего пришла, а сам старался быть настороже, опасаясь, что в пещере ещё остались выжившие особи. Он отошёл на несколько шагов, прислонился к стене и опустил голову. Грудь рассекала длинная красная линия от скользящего удара клинка. Кровь без остановки лилась из раны, и рубаха, насквозь пропитавшись, стала тяжёлой и холодной.

Кира же достала из поясной сумочки магический свиток, прочла заклинание, и труп древнего вампира сгорел за считанные секунды, обратившись в горсть пепла на влажном каменном полу. Девушка наклонилась, сгребла горстку праха в оплетённый медной проволокой флакончик, плотно закупорила его крышкой и выпрямилась с гордым видом победительницы.

Аэрин думал, что на такое безумство могли пойти только алхимики ради какой-то особо редкой субстанции.

— Тебе это для какого-то зелья?

Кира похвалила:

— Угадал.

Он хмыкнул.

— В таких случаях алхимики платят целой армии наёмников, а не лезут сами в вампирское логово.

После увенчавшейся успехом миссии настроение девушки стало заметно лучше. Проходя мимо Аэрина, она на секунду остановилась и, понизив голос, предупреждающе прошептала:

— А я и есть целая армия наёмников.

В шутку, конечно. Рин усмехнулся, покачал головой: ребёнок.

Кира направилась к выходу, и он, с трудом подхватив ставшую слишком тяжёлой секиру, поплёлся следом.

Только когда они выбрались, выдержка подвела его. Аэрин опёрся о ближайшее дерево, измученно прикрыл глаза, пытаясь побороть боль. В голове шумело, лес вокруг расплывался, и Латиусу просто требовалась пара минут, чтобы прийти в себя. Но Кира, которая шла впереди и ничего не замечала, вдруг оказалась рядом. Он почувствовал её маленькие пальчики на своём плече и с неохотой открыл глаза.

— Тебя ранили, — строго констатировала она. — Почему не сказал?!

— Ерунда. Просто скользящий…

Девушка не позволила ему продолжить храбриться.

— Я не хочу копать тебе здесь могилу, Аэрин! — Она успокоилась, справилась с накатывающим страхом и заговорила со сдержанной рассудительностью. — Сядь. Я посмотрю.

Аэрин отпустил секиру, оружие глухо стукнулось о землю. Придерживаясь за ствол дерева, он тоже медленно опустился в траву и прислонился затылком к шершавой коре.

И тут же вздрогнул, когда тёплые ладони девушки коснулись его, чтобы снять рубаху.

Кира была увлечена раной и не смотрела Аэрину в глаза. Это позволяло ему не таясь наслаждаться её красотой. В лучах заходящего солнца её растрепавшиеся волосы мерцали драгоценными рубинами, а морщинка, появившаяся меж тонких бровей, только придавала нежному девичьему лицу очарования.

Кира омыла рану чистой водой из своего дорожного бурдючка, приложила ладонь и сосредоточилась на исцеляющем заклинании. Аэрин почувствовал, как тёплая магия просочилась под кожу. Ощущение было неприятным, но он стерпел и не издал ни звука. Он видел, что Кире нелегко далось такое колдовство, с мечом она управлялась лучше.

— Вот, выпей. — Она придержала его голову и поднесла к губам холодное стекло флакона с лечебным зельем. — Будь здесь и не двигайся. Заклинание остановило кровь, но я никогда не была хороша в целительстве, так что это тебя не спасёт.

— Куда ты?

— Я скоро.

Кира второпях вернулась к реке, принесла воды в бутылочке из-под зелья, наломала сухих веток и сложила маленький костёр на окружённой высокими деревьями полянке. Аэрин порывался ей помочь, но Кира шикнула на него так, что спорить с ней он больше не решился. Очевидно, она уже знала, что делать в таких ситуациях, и была к ним готова.

Вода в стеклянной ёмкости быстро закипела, Кира достала из сумки небольшой свёрточек, в котором оказались шёлковые нитки и тонкая изогнутая игла. Аэрин обречённо выдохнул.

— Ты хорошо подготовилась к встрече с вампирами, — негромко заметил он, пока Кира обеззараживала инструменты кипящей водой.

— Я не отправляюсь в путешествие без базовых вещей, которые могут спасти мою или чью-то другую жизнь.

— Слова опытной искательницы приключений.

Она, такая сосредоточенная и хмурая, вдруг улыбнулась.

— Иначе про меня и не скажешь. Находить приключения у меня получается лучше всего.

Аэрин бы засмеялся, если бы каждый вдох не давался ему такой болью. Кира приблизилась, села рядом, и руками знающей целительницы принялась сшивать края раны. Аэрин морщился, но молчал. Её лицо было так близко, что ему пришлось поднять голову и не смотреть на неё, дабы лишний раз себя не искушать.

— Ты тоже меня удивил, Аэрин, — призналась Кира, закончив. — Я и не думала, что среди легионеров есть воины, которые без колебаний и подготовки полезут истреблять вампиров. Другие на твоём месте махнули бы на меня рукой.

В её походной сумке нашлось место и скрученному рулону чистой ткани, которой как раз хватило, чтобы дважды обернуть вокруг груди Рина. Несмотря на своё незавидное положение, он начал получать истинное удовольствие от того, как Кира о нём заботилась.

Сейчас, идя по тёмному склону Джерольских гор, он хотел бы, умереть именно в тот вечер. Он умер бы, зная, что спас от вампиров дочь генерала Данкара, потрясающе храбрую, умную и красивую девушку. Умер бы, зная, что совершил что-то важное, нужное, что его жизнь не прошла напрасно. Умер бы во лжи, но с чувством умиротворённости. Он хотел бы не знать всего, что случилось после.

— У тебя какое-то предвзятое отношение к легионерам, — ответил тогда он ей.

— А разве я не права? — Она посмотрела в ответ холодно и решительно, но голос её звучал мягко.

Аэрин задумался. Это он со своими глупыми рыцарскими идеалами ни за что не посмел бы отпустить девушку одну в такое опасное место, неважно кого. Но другие вряд ли бы стали так рисковать. В обязанности патрульных не входит разбираться с неприятностями, в которые авантюристы так успешно ввязываются. Более того, за подобную инициативу можно схлопотать от командира. Когда легионер узнаёт о лагере бандитов, логове вампиров или гнезде других тварей, он сообщает об этом капитану, а тот уже направляет в нужное место отряд. Но в одиночку, никого не предупредив, солдаты в такие дела не ввязываются.

Аэрин Латиус всегда ставил совесть превыше закона. Будь он достойным солдатом, никогда бы не попал в тюрьму.

Конечно, он не стал пересказывать Кире Имперский устав. Вероятно, она и так его знала. К счастью, ответа она не ждала, а он не был против оставить ей последнее слово, и, уйдя от сомнительной темы девушка заботливо поинтересовалась:

— Как себя чувствуешь?

— Сносно. Нужно возвращаться, пока не стемнело.

Кира помогла ему подняться, и Аэрин в который раз удивился тому, сколько силы и огня было в этом хрупком худощавом теле.

Они добрались до трактира, и в ту ночь оказались единственными посетителями. Аэрин тайно жаждал провести с Кирой ещё хотя бы час, выслушать её историю, узнать её лучше, ведь им до сих пор так и не удавалось нормально поговорить. Но оба были слишком вымотаны. Когда луны вскарабкались высоко на небосклон, Кира крепко уснула, закутавшись в одеяло, и Аэрин некоторое время любовался ею в темноте, пока усталость не сморила и его.

А на утро она уехала, не сказав ничего, кроме очередной благодарности за помощь.

Над горами Джерол тоже высоко стояли луны. Уже вторую ночь Аэрин не подпускал к себе сон, и отдыхал только сидя — как только начинал падать, значит, нужно было вставать и продолжать путь. Его подгонял не только страх того, что Мифический Рассвет в любой момент может приступить к воплощению своего плана в жизнь. Он боялся даэдрической книги, которая лежала в его сумке и насылала странные воспоминания, горькое чувство обиды, вины, шептала чужие мысли. Аэрин едва справлялся с этим, будучи в сознании. Если он уснёт, противостоять силе «Мистериума Заркса» у него не получится.

Он снова подумал о Кире и о том, с каким живым интересом она разглядывала его амулет, когда закончила перевязывать рану. Она правда считала Аэрина особенным, не таким как другие легионеры, и это грело его душу, хотя он был вынужден постоянно твердить себе не зазнаваться на этот счёт. Он коснулся кулаком груди, стремясь нащупать привычную тяжесть у солнечного сплетения, и вдруг с ужасом понял, что оберег не при нём. Почти сразу вспомнил, что сам оставил его у Иветты, но из-за этого почему-то всё равно стало тревожно. Будто в том грубо отлитом из металла Имперском Драконе заключалась вся его удача, которой ныне он был лишён.

Аэрин давно сбился со счёта, сколько дней уже потратил на путь до Храма. Но верил, что Теодор, в отличие от него, давно добрался до столицы и доложил обо всём генералу.

Юстиниан Транквилл был достойным продолжателем дела Адамуса Филиды. Он обладал выдающимся гибким и острым умом, умел оказывать на людей влияние, был обучен искусству ведения войны и сам являлся опытным воином. Транквилл всегда умел держать ситуацию под контролем и даже сейчас, в такие непростые времена, справлялся блестяще. Но Аэрин знал, что Тракнвилл не хотел становиться командующим Имперского Легиона. И боялся он не ответственности.

Он боялся участи, которая настигла его предшественника.

В какой-то степени Адамус Филида сам накликал на себя эту беду. Он ввязался в противостояние, из которого не мог выйти победителем. Всю жизнь он фанатично преследовал Тёмное Братство, упёк за решётку под сотню людей, которых подозревал в связях с убийцами, и казнил около десятка тех, кто, по его убеждению, сам был убийцей. Ни один из них не признался. Кто-то умолял пощадить и клялся, что невиновен, кто-то — хмуро отмалчивался. Но никто не признавался.

Тогда Филида велел вести их на плаху. Если бы место генерала не занял Транквилл, Аэрин не прожил бы и недели, когда его обвинили в подельничестве Тёмному Братству.

Адамус Филида должен был понимать, что своими действиями ворошит змеиное гнездо, и однажды змеи его всё-таки ужалили. Ему уже было за восемьдесят, и он решил наконец-то сложить с себя полномочия и тихо встретить старость на тёплом берегу южного Топальского моря. Там убийцы ему и отомстили. Он был убит решительным точным выстрелом, но даже если бы рана оказалась несмертельной, Филида всё равно бы умер, потому что выпущенная в него стрела являлась тёмным даэдрическим артефактом, созданным в Пустоте самим Ситисом.

Аэрин замер на возвышенности, глядя, как солнечные лучи освещают очертания города впереди. Брума стояла на высокогорном плато, и её изогнутые стены и крепкие круглые башни были хорошо заметны на фоне острого угловатого силуэта Джерол. Рин не пойдёт в город. Его путь лежал дальше на север, туда, где за дымом белых облаков скрывалась древняя акавирская крепость.

Откуда в Тамриэле столько чёрной магии, и почему она будто нацелена преследовать именно Аэрина? Он хотел бы никогда не видеть посиневшего лица мёртвого генерала, пронзённого Розой Ситиса, хотел бы не слышать шёпота «Мистериума Заркса» в голове.

Рин заметил, кто стрелял в Филиду. Убийца скрывался за заклинанием невидимости, но по движению листьев на ветках, по лёгкой взвеси пыли на дороге, по едва уловимому стуку каблука на мостовой Аэрин вычислил его. В тот момент Латиус был преисполнен решимости и гордости. Он чувствовал себя настоящим солдатом Имперского Легиона, достойным солдатом, преданным Империи и Закону, решительным, смелым. Он вдруг настолько в себя поверил, что заранее понял: ничто не помешает ему поймать преступника. Пока стражники Лейавина и телохранитель Адамуса Филиды в растерянности сплотились вокруг трупа, Аэрин выбежал вперёд и бросился следом за убийцей. Тёмный брат сразу почуял погоню, нырнул в переулок между домами, попытался скрыться во дворах. Аэрин был быстрее.

Он набросился на невидимого убийцу, повалил на землю, прижал, не позволяя вырваться, и почувствовал в тот момент такую приятную сладость победы, какой прежде не знал. Он много раз вычислял преступников, думающих, что они самые хитрые, ловил удирающих воришек, убивал разбойников. За преданную службу и хороший результат ему и пожаловали звание капитана. Но Аэрин делал всё это только потому, что таков был долг. Он делал это, не осознавая, это была его рутина, что-то обычное, почти что повседневное.

Но теперь он поймал убийцу из Тёмного Братства.

Как вдруг заклинание невидимости спало вместе с его гордостью за себя, и по земле разметались волнистые локоны цвета красного вина.

Аэрин смотрел в напуганные карие глаза, но сам не показал ей ни удивления, ни разочарования. Эмоции овладели им уже после, а тогда… тогда он не чувствовал ничего.

У него была лишь доля секунды, чтобы всё осмыслить. И он отпустил её. О случившемся знали только они двое, и уж точно в том переулке не было никаких босмерских стражниц.

Потом Аэрин много раз спрашивал себя, зачем он так поступил. Придумывал сотни оправданий, но в конце концов сознался: ему было страшно. Если бы мир узнал, что Кира Данкар работает на Тёмное Братство, её отец не выдержал бы такого удара, а Аэрин не мог так поступить с героем своего детства. Это было первое, что Рин объяснил себе, но это не было правдой. На самом деле он боялся того, что генерал Данкар мог обо всём знать. Так что Рин боялся за себя: боялся разочароваться в своём идеале, боялся гнева, который бы на него посыпался, боялся жить дальше с пониманием, что привёл на казнь девушку, которую сделал своей богиней.

В этом тоже была его беда. Аэрин вечно всё идеализировал. Не хотел замечать человеческие пороки, пошлость, грязь, коварство и интриги. Не хотел верить, что хорошие люди тоже могут творить зло, и признавать собственную наивность.

Он не был нужен этому миру. Он ненавидел серый цвет.

Когда рассвет разгорелся жарче, из пучины облаков выплыла громадная величественная крепость. Аэрин уже обогнул Бруму и увидел дорогу, петляющую вверх по склону, которая как раз вела к обители Клинков. Он вышел на неё. Понял, что сделал единственное подвластное ему — сохранил демоническую книгу, из которой Манкар Каморан черпал свои идеи, — и теперь ему оставалось надеяться лишь на то, что Клинки смогут извлечь из этого какую–то выгоду.

Рин сделал ещё шаг, и его последние силы иссякли.

* * *

Он видел себя идущим по тому опасному мосту между башнями Мёртвых Земель. Случилось то, что неминуемо должно было случиться: он сорвался.

Аэрин дёрнулся, испуганно распахнув глаза, но ничего не увидел, потому что находился в могильной полутьме. Рядом прошуршали чьи-то суетливые шаги, тёплые ласковые руки коснулись его груди и щеки, прозвучал мягкий шёпот:

— Не бойся, всё хорошо.

Рин не знал эту девушку. Голова шла кругом, и он никак не мог сосредоточиться, чтобы разглядеть в сумерках её лицо.

— Как себя чувствуешь? — спрашивала она тем временем. — Что-то болит? Хочешь, принесу воды?

Он смог лишь кивнуть в ответ на последний вопрос, потому что отвечать на остальные не было сил. И ясности не было, Аэрин не понимал, где он, с кем он, и что с ним такое. Но чувствовал он себя отвратительно.

Его голову приподняли, губы коснулись кромки стеклянного стакана. Рин сделал несколько осторожных глотков, закашлялся. Девушка заботливо вытерла воду у него с подбородка.

— Не торопись, — посоветовала она, и по её голосу Рин догадался, что она ласково улыбнулась. Ещё одна терпеливая посланница Кинарет, не иначе.

Хотелось о многом её спросить, но для начала он попытался снова найти губами стакан, и сиделка быстро расшифровала его неловкое движение. Он отпил ещё немного, пересохшему горлу стало легче.

Аэрин осмотрелся, насколько мог. Понял, что лежал на полу в каком-то помещении с низким потолком, а у стены стоял маленький столик, на котором горела одинокая свеча. Девушка сидела спиной к свету, поэтому он всё ещё не мог разглядеть её. Она была невысокий.

— Хочешь ещё чего-то? — уточнила она. Аэрин не знал. Девушка осторожно опустила его голову на подушку и ласково сказала: — Отдыхай.

Он вновь закрыл глаза. Для начала нужно было побороть головокружение и тошноту.

Когда он очнулся во второй раз, было уже легче. Свеча почти полностью догорела, а девушка сидела у столика и вязала, в её руках тихонько цокали спицы. Рин заворочался, пытаясь приподняться, и она тут же отложила рукоделие и оказалась рядом.

— Не торопись, вот так, — приговаривала она, усаживая его у стены. Аэрин понял, что лежал на спальнике, укрытый тяжёлым одеялом, в комнате здания, построенного из камня.

— Где я?

— В Храме Повелителя Облаков, — спокойно ответила она.

Аэрин быстро замотал головой, глядя по сторонам.

— Где мои вещи? У меня была книга…

— Тихо, тихо… — Сиделка коснулась его виска, пытаясь успокоить. Надо признать, заботливые руки девушки и правда успокаивали, хотя Аэрин не чувствовал ни капли магии. — Твои вещи, должно быть, у Грандмастера. Ты теперь в безопасности, тебе не о чем беспокоиться.

— Я должен с ним поговорить.

— Пока что ты должен отдохнуть. Грандмастер знает, что ты очнулся, и придёт к тебе, когда сможет.

Аэрин был вынужден признать, что теперь от него ничего не зависело, и ему оставалось лишь смириться с ролью посетителя лазарета. Он выдохнул, замолчал на какое-то время, потом понял, что должен спросить:

— Как тебя зовут?

— Кларисса. Её светлость прислала меня, чтобы я служила будущему императору. А он сказал, что я принесу больше пользы, если позабочусь о тебе.

Аэрину не сразу удалось осмыслить услышанное. Он уточнил:

— Её светлость — графиня Брумы?

— Да, сэр, Нарина Карвейн.

— Давай без этого, — попросил он. — Просто Рин, хорошо?

В полутьме он увидел, что её губы растянулись в скромной улыбке, а когда она повернулась к свету, наконец-то смог разглядеть её. Кларисса была очень юной, ещё совсем девочка лет двенадцати, может, тринадцати. Она обладала на редкость миловидной внешностью с мягкими чертами лица и аккуратным маленьким носиком, рыжие волосы были убраны в небрежный узел на затылке и заколоты простыми деревянными шпильками. Нарина Карвейн наверняка прислала наследнику свою самую красивую и способную служанку, чтобы не только делала то, что от неё требовалось, но и радовала глаз своим присутствием.

Вскоре Кларисса оставила его, убедившись, что он не нуждается в её опеке, и за это время Аэрин бегло осмотрел себя. Никакой крови на руках и теле. Никаких ран, кроме тех, которые уже давно зажили. Выходит, всё это ему и правда причудилось.

Через несколько минут вернулась Кларисса, держа в руках миску горячего куриного бульона. Аэрин смутно представлял последние дни своего похода, прошедшие как в бреду, и не помнил, чтобы он спал или ел. Это ли было настоящей причиной его ослабленного состояния, чёрная магия «Мистериума Заркса» или всё вместе, он не знал.

Пока он пил самый вкусный в своей жизни куриный бульон, Кларисса развела огонь в очаге, чтобы в комнате не было так холодно, и пламя окончательно разогнало мрак, дав Рину возможность как следует рассмотреть юную служанку. Кларисса была горянкой, но говорила на тамриэлике с акцентом восточных коловианцев: согласные в её речи были сильными и яркими, отчего её голос казался звонким, эмоциональным и страстным. Аэрину стало интересно, и он спросил:

— Как ты попала в свиту к графине Брумы?

Девушка вдруг беззвучно рассмеялась. Похоже, история была не из весёлых. Тем не менее Кларисса не стала ничего утаивать и поделилась:

— Сначала я служила семье графа Голдвайна, но на одном из вечеров, миледи Нарина заметила меня и граф решил, что я могу стать прекрасным подарком её светлости. Так меня забрали в Бруму. А теперь и она сочла незазорным “подарить” меня Его Величеству, и вот я здесь, ещё дальше на севере. Может, вскоре он пожалует меня какому-нибудь вельможе из Солитьюда и отошлёт к самому морю Призраков.

Аэрин никогда не был великим военачальником и полководцем, но он неплохо запоминал карты и примерно представлял, о чём говорила Кларисса. Удивительным было то, откуда она всё это знала.

— Вижу, у графа Голдвайна ты получила хорошее образование. Неудивительно, что именно тебя, умницу и красавицу, он передал брумской графине, а она направила служить будущему императору.

Кларисса смущённо улыбнулась, спрятав взгляд. Её обширным знаниям сразу нашлось объяснение.

— Мой отец был кастеляном в Кватче. Я его единственная дочь. Он хотел дать мне лучшее.

Аэрин поставил миску на пол, внимательнее посмотрел на Клариссу. Он сам был виноват, что начал этот разговор.

— Прости. В любом случае, видно, Боги хотели уберечь тебя от беды, потому и направили сюда.

— Знаю. И тебе ли извиняться, капитан Латиус?

Аэрин промолчал, сомневаясь, правильно ли понял её. Даже если Кларисса знала о его роли в битве за Кватч, Аэрин никогда не считал, что сделал что-то героическое. На его месте мог быть любой другой воин. Ещё немного, и Савлиан Матиус сам, наверное, пошёл бы во Врата Обливиона, чтобы спасти свой город. Рин был в этом уверен.

Отдых и тёплая еда придали ему сил, поэтому Аэрин, не желая быть обузой Клариссе и всему Храму, поднялся на ноги. Головокружение ещё донимало его, но уже не так сильно, тем не менее юная служанка всё равно вызвалась сопровождать его, чтобы показать внутренние помещения крепости, с которыми она сама уже успела хорошо ознакомиться.

Они вышли через единственную дверь, прошли по длинному коридору с множеством ответвлений, и, когда впереди показалась невысокая лестница, ведущая наверх, Аэрин понял, что до этого находился в подземном помещении. Каменные ступени привели их в новых лабиринт комнат и проходов. Случайно заглянув за один из углов, Рин увидел зал с несколькими разложенными на полу спальниками — нечто вроде казарм для Клинков. Кларисса указала направо и объяснила:

— Там покои Грандмастера и Его Величества. Сюда, покажу тебе зал.

Она отворила большую тяжёлую дверь и привела Аэрина в просторное помещение с высоким сводом, держащимся на тонких колоннах, лишённых украшений. У дальней стены, в центре, полыхало пламя в открытом очаге, в несколько рядов стояли длинные столы и лавки. Солдатская столовая. Сейчас здесь никого не было, поэтому человек, сидящий спиной к огню и работающий с книгами и документами, не мог не привлечь внимание. Грозной тенью за его спиной стоял телохранитель, которого Рин тоже узнал. Редгард едва заметно улыбнулся, показывая, что рад встрече.

Среди прочих печатных изданий и рукописей на столе, Аэрин увидел обложку «Мистериума Заркса».

Первое, что он почувствовал, вновь глядя на даэдрический артефакт, — испуг. Но почти сразу понял, что не слышит в голове коварного шёпота, не видит Киру в галлюцинациях и не истекает кровью. Поэтому Аэрин обернулся к Клариссе и сказал ей:

— Спасибо, я дальше сам. Дай нам поговорить.

Девушка кивнула ему, поклонилась заметившему их Мартину:

— Ваше Величество, — и, поняв, что от неё ничего не нужно, поспешила удалиться и не мешать.

Аэрин сделал шаг к наследнику. Согнулся в пояс, повторив то же церемониальное:

— Ваше Величество…

И получил за это полный усталости и отчаяния взгляд.

— Да какое я вам “Ваше Величество”? — спокойно спросил Мартин. — Пожалуйста, давай без поклонов и помпезности. Я ещё нескоро к такому привыкну.

Пожалуй, Аэрин понимал его. Мартин всю жизнь считал себя обычным человеком, служил богам, находил утешение в скромности. И вдруг стать единственным претендентом на Рубиновый Трон?

«Не единственным», — пронеслось в голове, и Аэрин распознал за этими словами собственную мысль, а не подстрекания «Мистериума Заркса».

Понимая, что Аэрин растерялся и не знает, что ответить, Мартин сказал:

— Я рад снова видеть тебя. И также рад, что ты смог встать на ноги после того, как принёс сюда эту книгу. Ты хоть знаешь, что это такое?

Аэрин кивнул, промолчал.

— К таким вещам даже приближаться опасно! — В голосе Мартина послышалось осуждение, продиктованное страхом. Это Аэрин тоже понимал.

— Оставить её было бы опаснее.

— Да, ты прав. К счастью, я знаю, как защитить себя и весь Храм от влияния её магии. Садись. Я позову Джоффри, мы хотели бы знать, что с тобой случилось.

Звучный голос Бауруса не позволил ему сделать это самостоятельно.

— Я схожу за Грандмастером. — Он перевёл взгляд на Рина и вопрошающе произнёс: — Капитан Латиус?..

Аэрин убедительно кивнул, заверив, что рядом с ним Мартин будет в безопасности. После того, как и он, и Баурус допустили смерть Уриэля Септима, они не сомневались друг в друге. Оба сделают всё, чтобы не повторить прошлой ошибки.

Когда Клинок ушёл, и Рин с Мартином остались наедине, бастард утомлённо выдохнул и вдруг тихо заговорил:

— Здесь, в Храме Повелителя Облаков, о тебе много говорят. Баурус очень хорошо о тебе отзывается. Джоффри как-то признался, что заблуждался на твой счёт, когда поначалу отнёсся к тебе с недоверием. Кларисса считает тебя героем, потому что ты освободил Кватч. А я даже не поблагодарил тебя как следует. Просто тогда я был слишком шокирован обрушившейся на меня правдой. Но я хочу сказать сейчас: спасибо, что спас меня тогда, Рин. Если бы не ты, я бы, возможно, так и погиб бы в часовне в ту ночь.

Голос Мартина звучал тихо и ровно, но такое признание далось ему непросто. Аэрин не знал, что на это ответить, поэтому только повторил в сотый раз:

— Я просто делал свою работу. Хотя… в тот момент я уже не имел никакого отношения к легиону, ты ведь знаешь.

Мартин кивнул, подтверждая, что знает, и добавил:

— Я рад, что боги переплели наши пути.

Двери в зал снова открылись, и Аэрин увидел Грандмастера, сопровождаемого Баурусом. Редгард снова молчаливо встал позади Мартина, похоже, он считал своим долгом оберегать наследника каждую минуту. Джоффри же подошёл к столу сбоку, упёрся в него руками и тяжело посмотрел на Аэрина. Латиусу стало не по себе под этим взглядом, будто он снова нёс вину перед легионом и империей.

Голос пожилого бретона прозвучал нетерпеливо, однако мягко.

— Мы все тут надеялись, что ты вернёшься с Амулетом Королей.

Аэрин неосознанно перевёл взгляд на «Мистериум Заркса». Стало стыдно, что вместо ожидаемого божественного артефакта он притащил сюда эту обливионскую книгу.

— Я видел его, — признался он. — Но заполучить Амулет Королей было непросто, он всегда был при Каморане. На груди.

Джоффри недоверчиво переспросил:

— То есть Манкар Каморан мог носить Амулет Королей?

— Именно.

— Тебе лучше рассказать нам всё с самого начала, Аэрин.

— Тогда тебе лучше сесть. Рассказ будет долгим.

Рин пытался во всех подробностях описать случившееся у озера Арриус, однако умолчал о том, как цитировал «Мистериум Заркса», и о своих сомнениях, о странном чувстве спокойствия и правильности во время разговора с Камораном.

Джоффри, слушая, хмурился, недовольно поджимал губы, нервно заламывал пальцы, но не перебивал. Мартин больше выглядел удивлённым, нежели обеспокоенным происходящим. Когда Рин закончил, никто не стал торопиться с ответом.

Наконец, Джоффри медленно заговорил:

— Не хочется признавать, но ситуация уже давно вышла из-под контроля. То, что случилось в Кватче, было первым тревожным признаком, однако не последним. Мне всё чаще и чаще докладывают о появлении Врат Обливиона в самых разных уголках Тамриэля. Как бы страшно это ни звучало, но это даёт нам время. Похоже, Мерунес Дагон не может сразу явиться в Нирн и уничтожить его, ему требуется своего рода подготовка, то самое Время Очищения, о котором ты говоришь, иначе Манкар Каморан давно бы перешёл к действиям. Так что мы должны воспользоваться этим временем с умом.

Аэрин начал сомневаться, правильно ли он услышал.

— Что? Врата Обливиона появляются где-то ещё?

— Как бы ни было прискорбно это признавать. Это выглядит как шпионские вылазки. Даэдра проникают в наш мир, изучают, приглядывают лакомые кусочки. Основные силы они экономят для более масштабного вторжения.

— Уже кто-то пострадал?

— Аэрин, речь не об этом, — строго осадил его Грандмастер. — Речь о том, что это приведёт к катастрофе, если мы не вернём Амулет Королей. Это наш единственный шанс короновать Мартина, зажечь Драконьи Огни и защитить Тамриэль от даэдра. Надо решить, как действовать, и действовать быстро.

— Ты говоришь, что Манкар Каморан умеет открывать портал, — вдруг вспомнил Мартин. — Я подозреваю, что это своего рода его личная дверь во владения Мерунеса Дагона, в Обливион. Там он строит планы, отдаёт приказы и залечивает раны, даже если они смертельные.

— Это не было похоже на Врата, которые мы видели в Кватче, — объяснил Рин, но Мартин покачал головой.

— Портал и не должен выглядеть так. Мы не знаем, в какую именно область Обливиона он открывает проход, но я боюсь, что, если мы хотим заполучить Амулет Королей, нам придётся это выяснить. В Тамриэле Манкар Каморан неуязвим. Чтобы как-то ему навредить, нужно проследовать за ним.

Джоффри это заинтересовало.

— Мы можем на это рассчитывать?

— У нас есть “Мистериум Заркса”, — уклончиво ответил Мартин. — Это больше, чем книга. Если говорить честно… это вообще не книга.

— То есть?

— Это даэдрический артефакт, концентрация магии Обливиона. Это… сложно объяснить.

— Тебе такое по силам?

Мартин не хотел давать прямых ответов и осторожно, с сомнением кивнул. Джоффри, впрочем, этого хватило.

— Тогда займись этим. А я с Клинками возьму на себя более земные проблемы. Аэрин…

Мартин вдруг вступился за Латиуса:

— Джоффри, дай ему время. Он сейчас не в том состоянии, чтобы выполнять поручения.

— Если от меня что-то требуется…

— Мартин прав. Пока что набирайся сил. Потом…

Главная дверь за спиной Аэрина вдруг распахнулась, вынудив Джоффри закончить на полуслове. В зал вбежал один из Клинков, поклонился Мартину, быстро поприветствовал Грандмастера годами отработанным действием: прижал руку к груди, склонил голову. На Рина он не обратил никакого внимания.

— Грандмастер Джоффри, у стен видели людей. Двое неизвестных следили за крепостью, в этом не может быть сомнений. Я распорядился немедленно разыскать их, но отряд вернулся ни с чем.

Джоффри резко поднялся. Стул жалобно прочертил ножками по полу с невыносимым скрежетом.

— Пусть ищут лучше! Это наверняка шпионы Мифического Рассвета, у других нет причин подбираться так близко к Храму Повелителя Облаков. Значит, теперь они знают, где скрывается наследник. Уверен, они следили за тобой.

Ледяной взгляд Джоффри впился в Аэрина такой железной хваткой, что пытки «Мистериума Заркса» показались незначительными и даже приятными. Рин мог бы попытаться оправдаться, но его вина была очевидна, и он промолчал, едва заметно кивнув в знак согласия и не отводя взгляда.

Мартин успокаивающе коснулся предплечья Грандмастера, снова защищая Латиуса:

— Необязательно. На стороне Мифического Рассвета силы даэдра. Они ведь как-то нашли меня в Кватче и каким-то образом знали, куда Клинки поведут императора. Вины Аэрина в этом нет.

Джоффри выдохнул, согласился.

— Да. С моей стороны было самонадеянно полагать, что враг никогда тебя здесь не найдёт. Это был лишь вопрос времени. Я должен идти. У меня много дел.

Он оставил их, приказав Клинку, доложившему о шпионах, следовать за ним и на ходу отдавая распоряжения. Мартин нашёл в себе силы для утешающей улыбки.

— Не злись на Джоффри.

— С чего бы? Я считаю, что он прав. Этих шпионов и правда мог привести я.

— Даже если и так, винить тебя за это было бы, по крайней мере, бесчеловечно. Я удивлён уже тем фактом, что тебе удалось пройти такой большой путь, неся “Мистериум Заркса”, и остаться в живых, так что думать о “хвосте” ты просто не мог.

Аэрин не ответил. Он упрямо считал, что «Мистериум Заркса» по-своему любит его. Навевает разные мысли. Звучит в голове древними письменами. Манит к свободе, о которой Рин всегда мечтал и которой у него не было. Обещает понимание, поддержку и любовь, которых… у Аэрина тоже никогда не было.

Но разве можно было говорить такое Мартину?

— Я займусь книгой, а ты иди, — посоветовал Септим. — Набирайся сил, чувствую, скоро они понадобятся.

Аэрин посмотрел на страшный манускрипт и спросил:

— Я могу дотронуться?

— Прошу тебя.

Аэрин осторожно развернул к себе книгу, начал бережно листать пергаментные страницы и остановился на развороте с начертанием неясных фигур и символов.

— Вот. Эти страницы были открыты, когда Каморан читал свою проповедь и когда создал портал. Не знаю, имеет ли это какое-то значение.

— Возможно, — согласился Мартин. — Пожалуй, я начну именно с них.

Рин поднялся из-за стола и только сейчас почувствовал, что рассказ и воспоминания о святилище Дагона под озером Арриус лишили его последних сил. Тем не менее он не пошёл снова чахнуть под одеялом, а заинтересованно направился к главной двери, ведущей во двор крепости.

На улице было ветрено и холодно. В горах лежал снег, облака проплывали совсем низко. Справа в конюшнях гугукали лошади, там же чирикали воробьи и синицы, прилетевшие на щедро выставленный в кормушках овёс. Внешний вид храма производил впечатление: толстые, не пробиваемые ни магией, ни снарядами стены высотой не ниже, чем у Имперского Города, природная защищённость с севера в виде нависающего горного массива, непростой подступ к возвышенности, на которой он был возведён, и Брума как живой щит на юге. Джоффри действительно знал, где нужно укрыть наследника.

Аэрин подошёл к стене, поднялся, посмотрел вокруг. Несколько караульных несли здесь свой пост. Они лишь взглянули на чужака без особого интереса и вернулись к дозору. Другие Клинки упражнялись с мечом, и время от времени по округе разносился характерный лязг.

Его окликнули со спины:

— Рин!

Это была Кларисса. Латиус обернулся, думая, что зачем-то понадобился Джоффри или Мартину, что от него что-то требуется, но девушка не сообщила ему ничего такого. Она подошла ближе, держа в руках длинный широкий шарф, который только закончила вязать.

— С ума сошёл выходить на улицу в одной рубахе? Здесь тебе не берег Румаре, окоченеешь до смерти. Вот, возьми.

Он попытался отказаться:

— Не нужно, Кларисса. Я уже возвращаюсь внутрь.

— Возьми, — повторила она, но уже не так настойчиво и даже робко. — Я… я его тебе связала…

— Мне?

— Это просто маленький подарок герою Кватча. Мой отец погиб в ту ночь, но ты спас многих других горожан. Моих родных, моих друзей. Ты спас будущего императора. И мы все благодарны тебе.

Его до глубины души тронула её речь, и почему-то вдруг захотелось обнять эту несчастную девочку, которая была так далеко от дома и чувствовала себя такой одинокой здесь.

— Ну что ты, Кларисса… — растерянно проговорил он, однако принял подарок, видя, что для неё это важно. — Вы все преувеличиваете мою роль в Кватче и забываете о заслугах остальных.

— Не забываем, — решительно опровергла Кларисса. — Но ты, похоже, и сам не понимаешь, что Кватч благодарен тебе не только за закрытие Врат Обливиона и не за уничтожение даэдра в городе, а за надежду. Когда уже ни у кого не осталось веры, появился ты. Без колебаний шагнул во Врата. Вернул выживших стражников. Потом командовал солдатами. Ты был для Кватча примером доблести и отваги. Это важно.

Она говорила так по-взрослому и с такой уверенностью, что Аэрин начал сомневаться.

— Так ты была там?

— Мне писала об этом моя мачеха, ты встречался с ней. Она сказала, что ни у кого тогда не было такой решимости и непоколебимой веры в победу, как у тебя. Тебя прислали туда боги, это было каждому ясно.

В небе раздался знакомый писк соколиного крика. Кларисса вдруг обрадовалась:

— Ой, Сорбус! — и, натянув рукав на кисть, подняла вытянутую руку.

Аэрин удивлённо наблюдал за ней и думал, что смутно запомнил какую-то женщину, встретившуюся ему в лагере беженцев под Кватчем. Он ещё обратил внимание, что она держится лучше остальных.

Молодой сокол, описав полукруг над стенами Храма Повелителя Облаков сел на руку Клариссы. Она с любовью погладила птицу.

— Знакомься, Сорбус, это Аэрин Латиус. Рин, это Сорбус.

— Это твой сокол?

— Мне хочется, чтобы был мой, но похоже, он принадлежит кому-то из охотников графини Карвейн. Я нашла его раненого, когда меня везли сюда, взяла с собой, выходила. Потом обнаружила, что он привычен к людям. Хотела отпустить на волю, а он возвращается снова и снова, даже умеет садиться на руку. Клинки не против, что он здесь.

Аэрин осторожно коснулся перьев соколёнка, невесомо погладил. Он не был уверен, что это была та же птица, но совпадение было бы слишком удивительным.

Сорбус вдруг попытался его клюнуть, Рин успел одёрнуть руку, а Кларисса сразу же отругала любимца.

И Аэрин рассмеялся. Порой ему была необходима поддержка и надежда, но иногда куда ценнее была бы отрезвляющая пощёчина, которая заставит взять себя в руки и действовать.

Он вовремя увидел, как Джоффри выходит из внутренних помещений Храма, и заспешил к нему навстречу.

— Грандмастер!