Обучение в Облачных Глубинах было интересным — и не мешали этому даже тысячи правил, которых обязательно необходимо было придерживаться. Цзян Чэну нравились занятия, редкие совместные ночные охоты, сама атмосфера Облачных Глубин, которая как будто успокаивала, позволяя забыть о терзавших обычно тревогах. Но даже всё это хорошее и интересное не изменяло одного: домой, в Юньмэн, по-настоящему тянуло. То ли к знакомым до мелочей местам, то ли к стряпне сестры, которая была в разы лучше пусть и не совсем ужасной, но иногда чересчур пресной пищи здесь, то ли к привычным тренировочным площадкам, то ли… К людям. Причём вполне себе конкретным.

Каждый раз, с подачки Вэй Усяня в свободные от занятий дни выходя за пределы Облачных Глубин, Цзян Чэн нет-нет да и заглядывался на городскую почтовую станцию. Он говорил Мэн Яо, что будет писать ему, — но совсем не подумал о том, как это устроить. Слишком много было разнообразных «но» — и раз за разом под звучное «Ну что ты там застрял?» шисюна он проходил мимо, пока внутри клубились всё новые переживания.

А если письмо потеряется и не дойдёт? Если его прочитает кто-то другой? В конце концов, если юноше в публичный дом будут приносить письма — не важно, подписанные или нет — не будет ли у него проблем из-за этого? Ваньинь слишком хорошо помнил их самую первую встречу, когда Мэн Яо крайне нелестно отозвался о его попытке помочь и заступиться — мол, разговоры пойдут, смотреть косо будут. И пусть уже после, когда Цзян Чэн высказывал опасения о том, не принесут ли их встречи новые причины для сплетен, Мэн Яо уверял, что всё это не так страшно, лишний раз рисковать и подставлять их обоих не хотелось. Написание письма неизменно откладывалось.

А потом из-за драки Вэй Усяню пришлось отправиться домой куда раньше окончания срока обучения. От осознания этого становилось не по себе — Цзян Чэн мог на пальцах одной руки пересчитать случаи, когда они с шисюном расставались на такой долгий срок. И всё же в этом наконец удалось увидеть новую возможность.

Когда написанное и перевязанное лентой письмо оказалось в его руках, Вэй Усянь был в полном восторге — наконец-то он узнает, куда и к кому шиди постоянно уходит! Цзян Чэну пришлось подключить всю свою силу воли, чтобы, глядя на его довольное лицо, не передумать и не вырвать свиток из его рук. И всё же желание дать о себе знать — хотя бы так — пересиливало. Даже если Мэн Яо и не ждал встречи так же, как ждал её он, даже если сам Ваньинь ни за что не получил бы ответ… Хотелось хотя бы дать знать, когда его ждать.

Он не решился писать ничего об их прощании, странном, выбивающем почву из-под ног, заставившим потерять ясность мысли. Не потому, что страшно было, что прочтёт не тот, кто должен (Вэй Усяню он в этом плане доверял как себе, он не только не прочитает, но и сохранит просьбу в тайне). Просто о таких вещах не пишут — тем более, когда есть шанс не получить ответ вовсе. О подобном говорят в живую, глядя в глаза, подбирая слова в моменте и ориентируясь на чужие эмоции сразу, чтобы точно всё было понято верно. И, если «подождать» здесь значило «не испортить», Ваньинь готов был ждать столько, сколько потребуется. Даже если все эти два месяца придётся закапываться в учёбу и изводить себя тренировками, чтобы лишний раз не думать.

***

— Ты уверен, что это хорошая идея?

Вэй Усянь стоял за его спиной и наблюдал за тем, как шиди завязывает пояс простенького серого ханьфу, которое тот не надевал уже непозволительно долго. Цзян Чэн в ответ нахмурился, поправляя образовавшиеся на одежде складки. Уверен он не был — но и оттягивать дальше не было никаких сил.

Он вернулся в Пристань Лотоса вчера — и сегодня матушка позволила не думать о тренировках и занятиях, чтобы можно было отдохнуть от дороги. И, возможно, следовало бы и в самом деле потратить день на то, чтобы отоспаться и дать себе расслабиться… Но кто знает, когда ещё у него будет полностью свободный день? Близился Совет кланов с запланированным на нём состязанием лучников, а значит скоро матушка за них возьмётся всерьёз и ещё совсем не скоро позволит спокойно вздохнуть. Значит, сейчас нужно было использовать любую возможность. Даже если от предвкушения предстоящей встречи потряхивало в волнении.

— Ладно, я пошёл, — так и оставив вопрос шисюна без ответа, Цзян Чэн подхватил с подставки Саньду. — Если кто-то спросит…

— «Я его не видел с самого утра, но если увижу — скажу, что вы его искали», — без особого энтузиазма, но ровно так, как ему это старательно вбивали в голову, ответил Вэй Усянь. — Не переживай, не выдам тебя. Хотя… — юноша посмотрел куда-то в сторону, улыбаясь при этом почти издевательски. — Знаешь, я могу и обидеться, что первым делом ты бежишь к нему. Со мной ты тоже давно не виделся.

— С тобой, — Цзян Чэн, уже готовый было выйти из комнаты, обернулся, кидая на шисюна долгий взгляд, — мы провели вчера целый вечер. И это ты, а не я виноват в том, что мы давно не виделись, так что…

— Ай, нет, не начинай, я понял, — Вэй Усянь демонстративно, пусть и не всерьёз, закрыл уши руками. Затем посмотрел на тут же замолчавшего шиди уже без улыбки и после недолгой паузы наконец произнёс: — Всё, иди. Смотри только никому на глаза не попадись. Если кто увидит, как ты за ворота выходишь, там уже даже мои слова никак ситуацию не спасут.

Цзян Чэн недовольно фыркнул и вышел за дверь. Конечно, он будет осторожен! Как будто первый раз… Да Вэй Усянь сам попадался чаще него! Хотя, отходя от ворот Пристани Лотоса, он и правда заставил себя лишний раз оглянуться и проверить, не заметил ли его уход ещё кто-то. На всякий случай.

По улицам Юньпина, уже знакомым и переставшим казаться такими запутанными, как вначале, Цзян Чэн почти бежал. Он уже забыл, когда в последний раз ходил так быстро — в Облачных Глубинах уже получил бы выговор. Но сейчас не было ни трёх тысяч правил, ни неодобрительных взглядов. Только желание поскорее добраться до места.

Всё воодушевление как рукой сняло, стоило преодолеть последний поворот. Публичный дом, показавшийся за ним, совсем не походил на тот, который Ваньинь помнил. Было безумно тихо. Ни музыки, ни пения, ни разговоров.

Юноша замедлил шаг и остановился у самого порога, разглядывая белые полосы бумаги и ткани на месте прежней яркой резьбы на стенах, белые фонари, заменившие привычные красные, вывешенную над дверьми бумажную птицу, едва заметно качавшуюся от лёгких дуновений ветра*. Улыбка при виде всего этого сошла с лица как её и не было. Причина у таких перемен могла быть лишь одна. И от осознания этого к горлу подступал непонятный ком. В голове закружились самые нерадостные предположения.

Он не знал, сколько простоял тогда вот так, молча глядя на такое знакомое и незнакомое одновременно здание — но дверь вдруг скрипнула, и на порог вышла молодая женщина в простых, ничем не украшенных голубых одеждах. Её взгляд скользнул по Цзян Чэну, и тот спешно опустил голову. Он невовремя, совсем невовремя… Нужно было уйти. И чем скорее, тем лучше. Если всё так, как он думает, ему здесь совсем не место.

— Молодой господин, вы уже довольно долго здесь стоите, — женщина обратилась к нему до того, как он успел хоть что-то предпринять. — Мне жаль, но мы не предоставляем услуги сейчас. Возможно, вам следует…

— Нет-нет, я вовсе не за этим, я… — Цзян Чэн поднял на неё взгляд и резко замотал головой, как-то совсем не замечая, что перебил женщину совсем невежливо. Под её удивлённым взглядом он совсем стушевался и принялся прерывисто объяснять, почти оправдываться: — Здесь… Живёт мой друг. Меня здесь давно не было и я думал, что мы можем встретиться сегодня, но… Похоже, сейчас не самое лучшее время. Я прошу прощения, — он спешно склонился в неглубоком поклоне и уже хотел уйти, как до него снова донёсся голос:

— Друг… А-Яо? — мягкий и нежный, словно задумчивый. Цзян Чэн в удивлении поднял голову и медленно кивнул. Во взгляде женщины проскользнуло что-то болезненное, а затем она отступила чуть в сторону и приоткрыла дверь шире, приглашая внутрь. — Заходите. Не знаю, правильно ли это… Но ему должно стать чуть легче, если рядом будет кто-то ему близкий.

Цзян Чэн сделал несколько шагов навстречу, даже не думая о том, порог какого места переступает. От последней произнесённой женщиной фразой по венам пробежался холод. Легче? Получается, вся эта траурность ранее яркого убранства, мёртвая тишина, сочувствующий взгляд предназначались… Нет. Нет, он отказывался верить!

Женщина провела его по широкому коридору мимо нескольких дверей и остановилась у самой дальней, совсем невзрачной. Стучать или хоть как-то обозначать своё присутствие она не стала — только неслышно отворила дверь и невесомым касанием между лопаток направила Цзян Чэна в открывшийся проём. Когда он оказался внутри, а за спиной раздался лёгкий хлопок, поверить пришлось.

В совсем маленькой комнатке на небольшом возвышении покоился массивный гроб — а напротив него на коленях сидел, низко склонив голову, юноша. На нём были белые одежды из грубого холста, которые совсем не подходили ещё не до конца оформившейся подростковой фигуре. Он смотрел ровно перед собой и, наверное, даже не заметил, что в комнате теперь не один. Цзян Чэн почувствовал, как в груди неконтролируемо тяжелеет.

— Нет… — на выдохе сорвалось с губ. Слишком тихо — но от этого едва слышно произнесённого слова Мэн Яо дёрнулся, словно выходя из забытья, и повернулся к нему. Их взгляды встретились — и Цзян Чэн заметил, как в такой непривычной пустоте чужих глаз как будто появился едва заметный огонёк.

— Ваньинь, — и без этого не такой яркий, как прежде, этот огонёк погас так же быстро, как загорелся. Мэн Яо посмотрел на него совсем немного, а затем со странной смесью нерешительности и смятения поджал губы и снова отвернулся. — С возвращением, — прозвучало совсем бесцветно. Не радостно и не с грустью — никак. Ваньинь ещё более явно почувствовал, что сейчас он абсолютно лишний.

Зря он пришёл. Зря он позволил той женщине привести его сюда. Он не знал, что нужно делать — и вряд ли Мэн Яо сейчас станет легче от того, что он просто здесь. Пока не становилось.

— Как давно? — всё так же шёпотом произнёс Цзян Чэн. Боясь разрушить висящую тишину, сделать что-то не так.

— Почти месяц, — Мэн Яо зажмурился и опустил голову ещё ниже. Волосы упали на лицо, совсем не давая разглядеть застывшее на нём выражение. Но Ваньинь готов был поклясться, что на следующих словах чужой голос едва заметно дрогнул: — Послезавтра похороны**.

Цзян Чэн прикрыл глаза и слабо выдохнул, мысленно считая мгновения. Лишь собравшись с мыслями, он наконец позволил себе сделать несколько шагов вперёд и опуститься на пол рядом с Мэн Яо. Нерешительно протянул к нему руку, едва касаясь провёл по спине, осторожно обхватил плечо, неловко обнимая, позволяя прислониться к себе. Мэн Яо безвольной куклой подчинился лёгким касаниям и опустил голову на чужое плечо.

Ваньинь не был уверен, что это поможет. Даже не надеялся. Но ничего большего в голову сейчас не приходило. Ничто не казалось уместным. Даже эти почти сочувственные, но как будто всё равно чересчур не подходящие ситуации касания.

— Извини, — вдруг послышался голос Мэн Яо. Совсем тихий, почти теряющийся в мёртвой тишине комнаты. — Ты, наверняка, не так представлял себе эту встречу.

— Перестань! — почти шикнул Цзян Чэн, чуть отклоняясь и пытаясь заглянуть в лицо юноше. — Как будто ты виноват, что…

Он осёкся, заметив, как Мэн Яо нахмурился и повернул голову в сторону от него. Не отстраняясь совсем, но явно не желая дать другому увидеть на своём лице хоть тень новой эмоции. Ваньинь тяжело выдохнул — и чуть наклонился, невесомо касаясь губами виска. Чтобы успокоить. Попытаться.

— Я… Могу как-то помочь? — не отстраняясь произнёс юноша. Повисшая после этого вопроса тишина была сравнима с пыткой.

Мэн Яо молчал и почти не двигался. Лишь грудная клетка время от времени невысоко вздымалась, чтобы тут же опасть с поверхностным выдохом. Цзян Чэну казалось, что вот так, в пустой, пропитанной скорбью комнате, без единого слова, они провели целую вечность.

— Прогуляйся со мной к озеру, — после продолжительного молчания наконец ответил Мэн Яо. Всё ещё не поднимая головы, не повышая голос выше шёпота. — Мне что-то нехорошо… Хочу на воздух.