Как они оказались в такой ситуации? 

Вопрос внезапно возникает в голове, и следом за ним ответ, словно самая звонкая пощечина, бьет прямо наотмашь. Это твоя идея и твоя вина. Обжигающий стыд пронзает с головы до пят, приговозжает к полу, не давая двигаться. Если бы их так яро не прогоняли, она действительно не шевельнулась бы. Кое-как шаг за шагом ей удается спуститься по лестнице, держась вялой рукой за гнутые старые перила. Нога неуклюже соскальзывает, и с Катиных губ срывается звонкое "ой", заставившее Стаса на секунду обернуться. Она чувствует, как кровь в щекам приливает под этим нечитаемым взглядом. Катерина рукой взмахивает, давая понять, что все в порядке, и саму себя проклинает за то, что решила надеть сапоги на высоких каблуках. Черт бы их побрал. И ее тоже, решившую принарядиться. Для чего? Для тщедушного удовлетворения, когда Стас при встрече посмотрел на нее такую счастливую и красивую? Она не нуждается больше в его внимании и одобрении, в конце концов она не настолько жалкая… Ну, Катя старательно убеждает себя в этом. 

На улице холодно, ветер пробирается под одежду, холодными прикосновения пятнает кожу и заставляет сильнее закутаться в дубленку. Катя ежится и смотрит на Стаса, который, стоило им выйти за порог дома, тут же за сигаретами тянется. Собственная пачка прожигает карман, заставляет пальцы едва ощутимо подрагивать в предвкушении. У Катерины вопросы к самой себе появляются: "Как ты до этого докатилась? Зачем ты саму себя в эту несуразную, стыдную, глупую ситуацию запихнула? Что за привычка такая: заставлять себя страдать?". Ни одного вразумительного ответа она не находит, как и всегда, да и сил на поиски сейчас нет никаких. 

Катя слишком устала от всего этого: от постоянного разочарования, от незаживающих ран, от никуда не уходящих обид. Желчь прожигает ее насквозь, того гляди образуется брешь в животе. Хотя кого она обманывает, внутри нее уже давно существует дыра, притом черная, непроглядная, всепоглощающая, которую ничем не уймешь. Ни заботливыми, чуткими руками, ни крепкой дружбой, ни попытками отыскать себя в новом, разрушенном мире. 

- И это все? - вопрос дается с трудом, приходится руки в защитном жесте на груди сложить. 

Стас медлит, не торопится повернуться и взглянуть бывшей жене в глаза. А она с ума сходит, изводится от чужого равнодушия и попросту закипать начинает. Конечно, ему плевать. Плевать на их детей, на их лживую совместную жизнь, и уж тем более плевать на ее чувства (как и на нее саму было плевать всю жизнь). Будь ему не все равно: давно бы позвонил, попросил встретиться, попытался поговорить. Но это сложно, действительно сложно. Он больше предпочитает морочить голову другой женщине, кружа вокруг нее подобно ястребу. Катя искренне не понимает его мотивов, не знает зачем он снова так поступает, но не решается лезть - это уже не ее дело. 

- Это все на что ты способен? - дрожащим голосом добавляет она, устав ждать ответа.

Чувствует, как ее начинает по-настоящему колотить. Катя спешно ладони в перчатки прячет, понимая, как жалко выглядит: маленькая, дрожащая женщина, с трясущимися, как у алкоголички, руками. От обиды и тупой бессмысленной злости на саму себя слезы наворачиваются на глаза. К счастью, Катерина тут же умело их прячет: наловчилась за последние года и теперь в этом мастерстве ей нет равных. 

Наконец Стас оборачивается, но все так же не смотрит на нее, полностью игнорируя ее присутствие. Катя чувствует себя пустым местом, понимая, что еще никогда такого унижения не испытывала. Как будто бы она вошь, недостойная даже взгляда короля. В очередной раз она убеждается в том, что ни черта об этом человеке не знает. Всю жизнь с ним прожила, не видя, какой он на самом деле холодный, жестокий и эгоистичный. Внутри что-то хрупкое трещит, ломается и рушится, оставляя Катерину ни с чем. 

Когда они превратились в это?

Ей бы хотелось верить, что в этом кто-то виноват, но это не так. Просто они никогда и не были настоящими - всегда оставались лишь фикцией, картонкой с напечатанные изображением счастливой семьи. Все встало наконец на свои места. Болезненная жестокая правда, которую они всю жизнь так старательно прятали по углам и закоулкам, вырвалась наружу и им остается пожинать плоды собственных стараний. Удивительно, что Катерина и себя начала со временем во всем обвинять: что не увидела, не догадалась, не поняла еще тогда в бурной молодости. Слышать собственные же оправдания в виде фраз "да ты была молода, глупа и влюблена" ей надоело еще в первые недели. 

- Кать, ну что я должен был сделать? - он все на сигарету эту проклятую таращится, будто в ней сокрыты все тайны мира, - Нужно было насильно ей деньги впихнуть? Или что? Отобрать у нее ребенка? Тебе это надо? 

Катя слышит его, понимает, что он прав и оттого злится. Бывший муж раздражает ее своим образом отстраненного грустного мудреца. Да так сильно, что зубы скрипеть начинают. Конечно, ведь лучше строить новую лживую жизнь, чем разобраться со старой. Внутри клокочет та самая бездна, оголодавшая, такая же озлобленная, как и ее хозяйка. Она же и заставляет бросить резкое:

- Зато тебе, как всегда, насрать на детей, да?

Дура. Вот же дура.

Кате после этих слов хочется убиться на месте, провалиться сквозь землю и сгореть в геене огненной. Сама не понимает, зачем это выплюнула, зачем так грубо с ним. Сколько раз напоминала себе быть лучше Стаса, не превращаться него (или же нечто худшее). А в итоге скатывается туда же: в мир полный лжи, грязи и яда. 

Он молчит, никак ее слова не комментирует, только тяжело выдыхает. Катя пристально следит за его движениями: как Стас трет переносицу и тут же обжигается о собственную сигарету. Она могла бы отметить, что это карма, но правда слишком устала от всего. 

- Мы уже это обсуждали... 

- Да ничего мы не обсуждали! - у нее вырывается возмущенный возглас быстрее, чем она успевает остановить себя.

Ведь это так. Ничего они не обсуждали. Не говорили ни о ситуации с Ильей, ни о ситуации с Раулем. Они вообще перестали разговаривать после того, как Катя узнала правду. Они перестали быть командой, парой, семьей, в конце концов. Стали чужаками, делящими одну жилплощадь и не более того. 

"Вы же можете просто не замечать меня".

- Давай вернемся, давай украдем чужого ребенка, тебе от этого легче станет?! - начинает почти кричать Стас, поднимая озлобленный взгляд на нее, - Как будто это исправит тот факт, что мы отвратительные родители! Будто это добавит в пустое существование хоть толику смысла!

Сердце сжимается в страхе, а перед глазами на долю секунды возникает образ полуторагодовой давности. Катино тело реагирует быстрее нее самой, инстинктивно делает шаг назад, отшатываясь подальше от потенциальной опасности. Сама она понимает, что старательно пытается уменьшится, сжаться до маленьких размеров. Катя от этого пробудившегося чувства только еще более жалкой себя ощущает. Не нужно было даже соглашаться. Никак он не изменился, ничего уже не исправить. А она не согласна быть его грушей для битья. 

- Катюш... прости пожалуйста, - бормочет Стас, как будто бы может этим что-то исправить. Как будто эти жалкие слова соберут ее вновь в ту веселую, добродушную, доверчивую девушку, какой она была много лет назад. Как будто это избавит ее от параноидального страха и недоверия. 

- В жопу иди.

И это единственное, что она может ему после всего пережитого сказать. Катерина знает, что если останется, то зарыдает прямо перед бывшим мужем. А ей все-таки хотелось бы сохранить остатки гордости. Даже если от нее остались лишь крупицы. Катя торопливо уходит, увеличивая скорость с каждым шагом. Сердце колотится в груди, бьется о ребра и своим гулким стуком затмевает все мысли. Она уже не слышит ничего и практически ничего не видит из-за выступивших слез. Ей кажется, будто Стас вот-вот бросится за ней. Но ради никчемных остатков самоуважения она держится и не оборачивается. Она почти бежит и сбавляет темп только у выхода из микрорайона, когда понимает, что за ней не ведется никакой погони. 

Конечно, дура. Больно ты кому нужна.

Кате взвыть хочется от этих отчаянных мыслей. Она не удерживается на ослабевших ногах, усаживается прямо на погнутый, выкрашенный в синий цвет заборчик и закуривает. Точнее пытается закурить: руки так трясутся, что она едва может достать сигарету из пачки. Чертовы перчатки мешаются, Катя срывает их нервно и подцепляет пальцами фильтр. Табачный дым никак не помогает заполнить бездонную пропасть внутри, только сильнее скручивает живот. 

"Нужно позвонить Крис," - первая мысль, возникшая в голове, тут же в сторону отбрасывается. Сейчас Катя не готова говорить с подругой и рассказывать об этом позоре. Хотя понимает, что Кристина скорее всего распереживается - она ведь действительно преданный друг. Все уточняла у нее точно ли она этого хочет, нужно ли ей это. Оказалось, что нет. Как обычно Кристина оказалась умнее и прозорливее нее. Она вообще удивительный человек. Но Катя просто не готова. Знает, что не сдержится, свалится в обвинения, начнет ругать бывшего мужа. Да и говорить о Стасе ей совершенно не хочется. Потому промерзшие пальцы сами находят нужный номер и на кнопку вызова жмут. Гудки тянутся вечность, каждая пауза заставляет Катю едва ощутимо вздрогнуть. Она уже хочет положить трубку, обругав себя за беспечность, как на том конце провода раздается мягкое, бархатное:

- Алло?

Улыбка сразу на лицо просится, когда Катерина слышит любимый голос. Одно короткое, но мягкое, ласковое "алло" переворачивает все внутри и теплом обволакивает. На мгновение ей кажется, будто она уже дома в заботливый объятьях и ничего плохого с ней более не произойдет. 

- Сереж… - ее собственный голос  дребезжит, звенит и с потрохами выдает ее состояние, - Сереж, а ты… Ты очень занят?

Она слышит шум и возню, возникшие на той стороне, прежде Сережа обеспокоенно спрашивает:

- Кать, все в порядке? - все спокойствие и миролюбивость улетучиваются в один миг, - Ты где сейчас?

- Да все там же, - она невесело хмыкает, вытирая выступившие на глазах слезы, - А ты… Можешь забрать меня?

- Не уходи никуда, я скоро приеду, - тараторит Сережа и отключается, не услышав тихое Катино:

- Куда мне тут идти то. 

Ей действительно некуда идти: дома ждет одиночество и страшные тени по углам, пытающиеся убедить ее взяться за старые привычки; дома у Бабичей ждет обеспокоенная Кристина, которую совершенно не хочется грузить своими проблемами. Катя долгое время вообще не знала, как ей говорить с подругой после всего. После ужаса, что та пережила в абсолютном одиночестве, после того, как она вынуждена была видеться с собственным насильником, после того, как оказалось, что с ней это сделал сын Катерины... О подобном даже думать страшно, не то что произносить вслух. Она не понимала, как себя удержать на плаву, не то чтобы помочь подруге. Только вот Кристине помощь оказалась не нужна. В отличии от Кати. 

Ее привлекает шум, заставляет голову вскинуть и посмотреть на знакомый автомобиль. Приехал он и вправду быстро: Катя уверена, что следующим утром его будет ждать стопка свеженьких штрафов. От этого чувствует себя еще более виноватой. Выдернула его с работы, заставила мчаться через весь город. И для чего? Чтобы слушать ее рыдания и причитания о том, как ей плохо? Как все ужасно прошло? Как мир к ней несправедлив?

- Кать, да ты же замерзнешь, - Сережа выскакивает из своего рейндж ровера, запахивает спортивную дутую куртку и перед Катей останавливается.

Даже здесь он внимателен и тактичен до чертиков. Видит ее состояние и лишний раз старается не прикасаться. Сохраняет призрачные границы, пока Катя сама не позволит их нарушить. Он во всем такой: аккуратный, бережный, осторожный (даже чересчур). Но сейчас ей плевать на это - тяжелый день сказывается на ней не лучшим образом, отключая все аналитические способности. Сейчас Катерине хочется ткнуться в чужое твердое плечо, бездумно размазывая макияж, и просто почувствовать… почувствовать хоть что-то хорошее. 

- Пойдем в машину, а то заболеешь, - Сережа осторожно руку ей протягивает, все еще чрезмерно робко. Катерине все равно: она за подставленную ладонь тут же цепляется.

Он улавливает ее настроение моментально, оттого привлекает ближе к себе, обнимает за плечи и до машины доводит. Конечно Сережа чувствует все: ее дрожь, ее холодную кожу, ее покрасневшие глаза и запах табака. Но никак это не комментирует, лишь крепче обнимает без слов даря то, что женщине нужно. Она чувствует себя впервые за день в безопасности, когда после самого страшного шторма оказываешься в надежной крепости из стен собственного дома. Катерина нарадоваться не может тому, что Сережа молчит и никак не комментирует происходящее: ей совершенно не хочется говорить. Он проявляет заботу всегда и везде, но сегодня особенно чутко. Помогает Кате забраться на место и, сидя в самой машине, потеплее печку включает. 

- Хочешь домой тебя отвезу? - осторожно спрашивает он, аккуратный взгляд на Катерину бросая.

Катя головой качает: ни за что. Сейчас она не готова возвращаться в этот дом. Вновь ее посещает мысль, что оставить его было дурацкой затеей. Но жалеть об этом поздно, слишком много сил и времени потрачено на то, чтобы все там изменить. Кто бы мог подумать, что после всего произошедшего она собственноручно запрет себя в клетке. 

- Поехали к тебе, - голос срывается на хрип, - Не хочу сейчас… просто не хочу. 

Сережа понимающе кивает, и трогается с места. В свою квартиру отвозит, где делает все (как умеет), чтобы Катерине стало хоть немного легче. Заваривает чай, включает что-то ненавязчивое и забирается вместе с Катей на диван. Ни о чем не спрашивает, не пытается в душу залезть и выудить подробности. Вместо этого покрепче обнимает, да в макушку бережно целует, позволяя Катерине раствориться в призрачном ощущении покоя.