Нана морщит носик, заглядывая в кроватку. Её младший брат почти лысый, беззубый и истошно вопит. Нана кривится, испытывая отвращение и раздражение к малышу. Она не хотела ни братика, ни сестрёнку, её полностью устраивало быть единственным ребёнком в семье, но родители решили иначе и теперь у них дома вечно орущий младенец.
— Заткнись, — просит она шёпотом, с опаской смотря на дверной проём, будто бы в доме кроме них может быть кто-нибудь ещё. — Заткнись или я тебя придушу.
Но ребёнок на её слова ревёт только сильнее. Будто бы на зло.
Нану жутко это раздражает. Как избавиться от младшего брата?
— Зачем тебя только родили? — девочка хватается за голову, злясь от криков младенца. — Прекрати, прошу тебя!
Родителей нет дома, отец как всегда на работе, а мама отлучилась в больницу, оставив её с братом.
Тошинори только девять месяцев, но Нана, которая при родителях всегда ловко справлялась с маленьким братом в свои семь с половиной лет, сейчас не знала, что делать.
Она терпеть не могла Тоши! С его появлением вся её жизнь превратилась в ад. Как альфа, она должна позаботиться о младшем. Нана мысленно просит всех богов, чтобы к моменту определения сущности этот мерзавец и вправду оказался омегой, иначе она не знала, как двое альф уживутся под одной крышей. Нана его точно загрызёт!
И зачем она только вызвалась доброволицей? Мама же изначально хотела взять сына с собой, но Нана захотела выслужиться, показать, какая она хорошая дочь и помощница.
Отношения с матерью после рождения брата совсем ухудшились, и Наной теперь постоянно были недовольны. То она не помыла посуду, то не убралась, то немного задержалась, играя с друзьями. И Нане было обидно, что, с появлением Тошинори, она вдруг стала плохая!
Отца почти не бывало дома, он постоянно работал и вечно был занят. Но Нана любила его. Даже больше, чем мать.
Для матери так и не получалось стать хорошей. Теперь хорошим был только Тошинори!
— Подушкой придавлю, — рассерженно шипит на него Нана, но даже не думает воплотить угрозу в реальность.
А брат вопит только сильнее.
***
— Отстань, — рычит она на младшего брата, таскающегося за ней по пятам, и злится только сильнее. Тошинори четыре и он любит постоянно ходить за ней хвостиком.
Нане одиннадцать и она уже мастерски умеет врать родителям. Она альфа и она сама так решила. И плевать, что запахи она начала слышать рано, как и омеги, об этом Нана, конечно же, не сказала родителям, да и врачам тоже не говорила — мало ли. Потому что она альфа, а это всего лишь небольшой сбой её организма, вызванный стрессом под названием «Тошинори»!
Но проблема была даже не в этом – у неё прорезался запах, уже в одиннадцать, что было ненормально для альф. Консультации у врачей не дали никакого толка. У Наны чесались дёсна, порой болели зубы.
Мать была обеспокоена состоянием своей дочери. Как-то раз Нана услышала разговор матери и отца, они взволнованно разговаривали на кухне поздней ночью. Мама тогда сказала: «Я не переживу такого позора, если она окажется гаммой».
Девочка не знала, кто такие гаммы, учительница тоже не смогла ответить на её вопрос, и все те взрослые, у которых она об этом спрашивала, говорили, что она, скорее всего, не так расслышала. Но Нана знала, что всё она правильно расслышала.
Нана твёрдо решила не быть гаммой. Лучше быть просто нелюбимым ребёнком, чем позором семьи.
***
Домой Нана возвращается поздно. Она поругалась с матерью из-за Тошинори и обида клокотала в ней до сих пор. Да, она непременно получит хорошую взбучку, ей двенадцать и, как говорит папа, она не в том возрасте, чтобы показывать свой характер.
Теперь, когда отец стал первым, всё резко изменилось. В прошлом году Нана не чувствовала этого гнетущего напряжения в обществе, на неё никак не влиял комендантский час, но этот год всё резко перевернул.
Наверное, было бы здорово, если бы Тошинори никогда не рождался. Нана до сих пор видела в нём главную причину всех своих несчастий. Этот мелкий засранец, который продолжал бегать за ней хвостиком.
Надо же, он тоже альфа! Ну кто бы мог подумать?! Этот нытик, вечно цепляющийся за мамину юбку, был альфой! Нана ненавидела его за это!
На улице темно, а в доме тихо и неуютно. Свет горит на кухне и в гостиной, но в доме будто никого.
— Мам, — нерешительно зовёт девочка, переходя из комнаты в комнату. Но никто ей не откликается.
Мать бы уже сразу выскочила и наорала на неё, а потом заплакала, взяла бы вертящегося рядом Тошинори на руки и с горечью посмотрела на дочь, а потом ушла бы на кухню.
Нана была готова к взбучке, к ссоре и крикам. Отец вечно отсутствовал при их скандалах, а при нём мама её не ругала, только недовольно делала замечания. И Нана считала это несправедливым!
— Мам, — зовёт она чуть громче.
А в груди поднимается паника. Неприятное чувство беспокойства захватывает её. Мама всегда была дома по вечерам из-за комендантского часа, к тому же она вряд ли бы вышла из дома, чтобы не нарушить обещание, данное отцу. Неужели она могла отправиться на поиски дочери? С Тоши? Да нет, мать никогда за ней не бегала.
Но дома не было никого, отец был в командировке. Нана испугалась. Она не знала, что ей делать и что думать. Она ведь обещала папе, что будет присматривать за матерью и помогать по дому, следить за Тоши. Она обещала и оставила их из-за своей импульсивности и обиды.
Не зная, что делать, Нана позвонила в агентство отца и в слезах, постоянно запинаясь, пыталась объяснить, что мамы и брата нет дома.
***
— Всё хорошо, Тоши, — мягко говорит мама, поглаживая его по волосам. — Ты не виноват, Нана у нас несдержанная. Не бери в голову, она постоянно капризничает.
Мальчишка лишь шмыгает носом и качает низко опущенной головой.
— Я её обидел, — невнятно бормочет малыш.
— В будущем ваши отношения поменяются, — обещает мама, — и вы тогда начнёте ладить. Вот увидишь, вы хорошо будете общаться.
— И вместе иглать? — с надеждой спрашивает Тошинори.
— И вместе играть.
В дверь раздаётся негромкий стук.
— Должно быть, это Инко, она сегодня ещё не приходила, — женщина выглядывает в окно. — Уже темнеет. Её родители беспечные люди, как они могут отпускать её одну в такое время? Небезопасно же ведь, всякое может случиться.
— Я не хочу с ней иглать, — хмурится Тошинори.
— Я скажу ей, что ты себя плохо чувствуешь, — мягко улыбается мама и идёт к двери.
Яги сидит на диванчике и прислушивается к тому, что происходит в коридоре. Он очень сильно любил свою мать, отца не так сильно, его почти не бывало дома и он чаще общался с Наной, чем с ним, что иногда задевало Тоши. Нана же нравилась Тошинори, сестра была импульсивной, яркой, несдержанной, громкой. В ней было всё, что могло привлекать к себе внимание.
— Простите, вы к кому? — слышит он мамин голос и недовольно хмурится. Это явно не Инко пришла.
Тошинори спрыгивает с диванчика и идёт в прихожую, слыша непонятный шум. Когда он выходит в небольшое пространство, то немеет от страха, видя, как высокий дядя держит его маму за горло и прижимает к стене.
— Какой чудный малыш, — мужчина улыбается уголком губ, посильнее сдавливая руку на горле омеги. — Не хочешь прогуляться с нами?
Альфа испуганно вскрикивает и бежит обратно, но его хватают за волосы и бьют головой об стену, из-за чего он моментально отключается.
Приходит в себя Тошинори с тихим стоном и скулежом, сворачиваясь на холодном полу. Голова разрывается от боли, во рту сухо, и его слегка тошнит. Он слышит тихие всхлипы и рыдания.
— Мама, — испуганно позвал Тошинори, боясь открыть глаза или пошевелиться.
— О, твой щенок пришёл в себя, — раздался пугающий смеющийся голос, и Яги дёрнули за волосы, заставляя встать и спешно открыть глаза. — Ну, здравствуй, паршивец.
Над ним возвышался высокий мужчина, пугающий его до глубины души, так, что все внутренности холодели. В этот момент он не помнил ни о чём на свете, позабыл даже про маму, страх настолько сковал его тело, что не давал возможности вздохнуть.
Хотелось бежать, провалиться сквозь землю, забиться куда-нибудь в угол и дрожать, что-то внутри кричало об опасности, но тело было онемевшим, даже пальцем невозможно было пошевелить.
Со стороны послышалось испуганное мычание, но Тошинори даже не повернулся, понимая, что сейчас не владеет своим телом.
— Ты же не хочешь, чтобы твой мальчишка пострадал? — усмехнулся злодей, обращаясь явно не к нему, а к тому, кого Яги не видел.
Подтащил стоявший поблизости стул и усадил на него ребёнка, а затем стал обматывать его верёвкой, привязывая к спинке стула.
Кто-то рядом плакал, но Тошинори был под властью страха и всё его внимание принадлежало исключительно похитителю.
— Будешь хорошим мальчиком и твоя мама не будет так сильно мучиться, а если не будешь слушаться, я буду делать ей очень и очень больно, — пообещал злодей с ласковой улыбкой, присев перед ним на корточки. — Самое главное правило: ты не произносишь ни звука. Если я услышу от тебя плач, крик, мольбу или хоть что-нибудь, то я начну отрезать от твоей матери по части её тела. Начну с пальцев, они ведь у неё очень красивые. И глаза. Как думаешь, ей будет больно, когда я буду их выдавливать? У твоей мамы слишком красивое тело, и я могу отрезать отовсюду по кусочку. Я не буду завязывать тебе рот, но ты будешь молчать и смотреть. Ты обязательно должен смотреть, если я увижу, что ты отвернулся, зажмурился, отвёл глаза — я подвешу твою мать за ноги и отхлестаю её до крови. Ты меня понял?
Тошинори во все глаза таращился на злодея, от всех этих страшных слов сердечко с болью сжималось в груди, а по щекам текли слёзы. Мальчишка хотел разрыдаться, позвать на помощь, но страх был настолько сильным, что он не мог открыть и рта, не то, чтобы издать хоть какой-то звук.
— Я рад, что мы с тобой договорились, — он похлопал его по щеке и резко развернул стул, чтобы Тошинори наконец смог увидеть свою мать.
Яги хотел вскрикнуть, но лишь беззвучно открыл рот. Мама сидела на коленях, руки её были связаны за спиной, рот крепко перевязан тряпкой, чтобы она не кричала, волосы выбились из пучка и неаккуратно торчали, а блузка была порвана, на шее уже проступили фиолетовые отметины от руки злодея, из носа текла кровь, правый глаз слегка заплыл, по щекам её текли крупные капли слёз.
И она была напугана. Тогда Яги не понимал, поймёт позже, что в эту минуту она больше боялась за него, нежели за себя.
— А теперь ты, моя хорошая, — ласково сказал злодей, стоя за альфой и смотря на свою жертву. — За любое твоё непослушание — я буду бить твоего сынишку. Если ты будешь сопротивляться — я начну отрезать от него по кусочку и отправлять твоему мужу. Ты должна быть тихой и послушной. Хотя... Кричать ты можешь, я же знаю, что тебе будет больно и сдержаться ты не сможешь, но постарайся сильно не шокировать сына. Ну, а если ты будешь умницей — обещаю, верну твоего ублюдка твоему мужу целым и невредимым. Ты меня поняла?
Женщина испуганно смотрела на мужчину, но спустя секунду кивнула.
— Вот и отлично, а теперь повернись к нам спиной.
Омега смотрела на него испуганно и непонимающе, но увидев, что его рука дёрнулась, тут же послушно повернулась спиной, всё также продолжая сидеть на коленях.
— Хотел, чтобы твой щенок это видел, хотя оставлять её тебе так долго было рискованно, — он подошёл к жене первого героя, убирая волосы с шеи и проводя пальцем по метке. — Ты ведь поняла, что я собираюсь сделать?
Женщина дрогнула, но не ответила.
— Ты запачкала себя, моя хорошая, — он достал нож, приставляя его к бледной женской коже. — Я очищу тебя.
Тошинори дёрнулся, слыша сдавленный крик матери, видя, как нож разрезает её кожу и как кровь обильно течёт по её спине. Это было просто кошмарно. Ему хотелось кричать в ответ, биться в истерике, умолять оставить её в покое, но тело вновь онемело, перестав принадлежать ему самому.
Злодей выпрямился, держа в руках отрезанную плоть, смотря на омегу, прижавшуюся к полу и тяжело дышавшую.
— Не волнуйся, твоя мама так быстро не умрёт, — пообещал злодей, проходя мимо него куда-то за спину.
Тошинори плакал, перед глазами всё размывалось. Где же папа? Где же папа? Почему он не здесь? Почему он не спасает их?
Кто-нибудь!
Помогите маме!
Злодей вновь вернулся к омеге, держа что-то в руках, но у Тоши всё перед глазами расплывалось, он видел только отблески красного.
— Любую заразу нужно выжигать, — сказал Все за Одного и прижал раскалённый метал к срезанной метке.
***
Нана была как на иголках, не находя себе места. С ней рядом сидела героиня, смотрела с жалостью. Её побоялись оставлять одну, отец срочно был возвращён из командировки и теперь он занимался поиском жены.
— Тебе бы поспать, Нана, — мягко обратилась к ней женщина.
— Поспать? — вспыхнула девочка. — Поспать? Вы предлагаете мне поспать, когда моя мама и брат пропали? Да вы совсем спятили, тётя!
Героиня ничего ей не сказала, а лишь устало выдохнула. Она не рассчитывала на то, что жену первого и его сына найдут живыми. К лучшему, если они умерли быстрой смертью.
— Я понимаю твоё беспокойство, но переживаниями ты делу не поможешь, — Чиё встала и направилась на кухню. — Я приготовлю тебе обед и…
— Да заткнись ты! — Нана всхлипнула, затыкая уши. — Что ты можешь понимать? Они пропали, а меня не было дома! Они просто исчезли, они…
Исцеляющая Девочка подошла к Нане и обняла, поглаживая по волосам. Дочь Гран Торино горестно всхлипнула и прижалась к ней, обнимая отчаянно, и громко зарыдала. Даже она уже понимала, что живыми они не вернутся.
В груди зрело мерзкое чувство боли и вины. Она оставила их одних, будь она рядом, размазала бы по стенке тех, кто посмел их похитить. А она, идиотка такая, всё это время бродила по улице, копя в сердце глупые и пустые обиды.
Зазвонил телефон и Чиё, отправив притихшую Нану умываться, пошла отвечать на звонок. Из агентства звонили несколько раз за час, и Шузэнджи постоянно отчитывалась. Но в этот раз в трубке прозвучал не тот голос, который она рассчитывала услышать.
— Чиё, — хрипло выдохнул уставший, полный боли голос первого.
И Исцеляющая Девочка поняла, что все её опасения подтвердились.
— Да, — голос её, к собственному удивлению, прозвучал ровно, почти безэмоционально.
— Мы их нашли, — он говорил с трудом, голос его дрогнул.
— Я сожалею, — Чиё зажмурилась и её голос тоже задрожал. Она могла понять его боль, её брат-омега тоже был убит Все за Одного.
— Он оставил Тошинори в живых, — Гран Торино сделал паузу, набираясь сил. — Его сейчас осматривают специалисты, но он… он слишком напуган. Сообщи Нане, чтобы она не волновалась. И… если она захочет увидеть Тоши, скажи, что это невозможно, так как его осматривают врачи и…
— Я обо всём позабочусь, — пообещала Шузэнджи.
— Спасибо, — сказал Гран Торино и отключился.
***
Нана была взволнована как никогда. Сегодня Тоши возвращался домой, после того, как пробыл в больнице два месяца. Отца почти не было дома. Он провёл похороны жены, так ничего толком и не сказал дочери, полностью раздавленный случившейся трагедией.
Нана чувствовала себя как никогда одинокой. И взваливала на себя вину за произошедшее. Если бы она могла, она всё бы исправила, осталась бы дома, атаковала злодея, отстояла бы маму и брата.
За Наной теперь присматривали герои, после случившегося её не желали оставлять одну. Иногда это была Исцеляющая Девочка, её Нана знала, она была другом её отца и работала в его агентстве.
— Тошинори прошёл через большое потрясение, — мягко заговорила героиня, разливая чай. — Пожалуйста, не напоминай ему о произошедшем, не спрашивай у него о том, что было.
— Но разве он тогда не замкнётся в себе и не начнёт переживать всё это вновь и вновь? — скривилась девочка.
— Ты ещё ребёнок, ты можешь сказать что-то не со зла, но это слишком ранит Тошинори. С ним работает специалист, оставь это ему.
Ей не рассказывали о том, что было в момент похищения, не рассказывали даже о срезанной метке и кто именно похитил и убил её мать. И девочка чувствовала эту недосказанность. Взрослые обменивались такими понимающими взглядами, и эта болезненная тайна всегда висела в тишине этого дома.
Нана хотела возразить, но услышала шум в прихожей и тут же кинулась туда.
Гран Торино выглядел уставшим и будто резко постаревшим. Яги же стоял рядом как бездушная кукла, смотря перед собой пустым взглядом.
— Тоши, — Нана подлетела к брату, стискивая его в объятиях. Она так нуждалась в человеческом тепле, она как никогда остро чувствовала своё одиночество, что ей казалось – брат её спасение. Ей хотелось обогреть его и позаботиться о нём, чтобы чувствовать себя нужной, чтобы хоть как-то заглушить клокочущее чувство вины в груди.
Но Яги не отреагировал. Раньше от такого жеста сестры он бы запищал от восторга, кинулся бы обнимать её и целовать. А тут даже не шелохнулся.
— Ты дома, Тоши, — она отстранилась, сжимая его плечи. — Всё будет хорошо, теперь ты в безопасности.
— Нана, — хриплым низким рыком оборвал её отец.
Девочка обиженно уставилась на первого героя. С момента похорон жены он стал будто бы отстранённым и таким колючим. Винил ли он её в том, что она оставила их и убежала?
— Тоши дома… — беззащитно прошептала она, не находя в себе сил, чтобы хоть что-то ему сказать.
— Я налила чай, — в дверях показалась Шузэнджи. — Думаю, всем не помешает перекусить.
— Тоши, пойдём пить чай, — Нана помогла брату раздеться и повела его на кухню, идя сзади и придерживая альфу за плечи, боясь отпустить, словно он может исчезнуть навсегда.
Взрослые задержались ненадолго.
— Тебе нужно взять отпуск, ты загонял себя, — посмотрела на него недобрым взглядом Чиё, скрещивая руки на груди. — Ты хочешь поймать злодея или лишить нас всех последней надежды, прямиком отправившись в могилу вслед за женой?
— Не смей так говорить, — злобно рыкнул на неё Гран Торино.
— У тебя есть дети, думай и о них тоже. Им обоим сейчас тяжело как никогда. Соберись уже, но лучше возьми отгул на неделю, мы пока будем заняты поиском Все за Одного, а ты уделишь время семье.
— Я не могу, Чиё, — он устало запустил руку в волосы. — Если я сейчас отвлекусь на семью, то всё рухнет. Сейчас в мире героев назревает хаос и он нас затянет с тобой. Если не предотвращать все эти мелкие стычки, наша честь будет замарана, а доверие людей…
— Люди и так нам не верят, — Исцеляющая Девочка была напряжена. — Я понимаю, везде неразбериха, многие герои стали вести себя слишком вольно, но ты не обязан всё это подчищать за ними. Мы охотимся на злодеев, мы не полиция, чтобы разбираться в уголовных или бытовых делах. Оставь это полицейским.
— Если я спущу это с рук, — Гран Торино на миг зажмурился, — то к концу этого десятилетия профессии героя не будет существовать. Мы должны сосредоточиться на поисках Все за Одного, но вместо этого я вынужден встревать в какие-то спорные дела с молодыми героями. Чёрт, этот мир катится в бездну, я не уверен, что справлюсь, Чиё. Я никогда не хотел быть первым, я всегда хотел заниматься спасением людей. Это единственное, что мне было нужно, но с почётным первым местом на меня словно вылили ушат помоев и заставили во всём этом купаться.
— Я всегда буду на твоей стороне, — она сжала его плечо. — А теперь давай вернёмся к твоим детям. Ты им очень нужен.
***
Перед тринадцатилетием у Наны проступает запах. Сильный, удушающий, ей самой от него тошно. Он приторно-сладкий, с тяжёлыми мускатными вкраплениями.
Отец так сильно занят работой, что почти не обращает на это никакого внимания, но Чиё не может не оставить незамеченным такие перемены в девочке. Она и огорашивает Гран Торино известием о том, что его девочка – гамма.
И поэтому их разговор назревает с чужой подачи.
Нана заранее чувствует угнетённость, сидя с родителем довольно поздно на кухне и ёжась под его пристальным взглядом. Будто она в чём-то провинилась, но это не могло быть так, она после возвращения Тошинори старалась вести себя идеально.
— Ты так быстро растёшь, — герой на миг прикрыл глаза. — Со своей работой я и не замечу, как мои дети станут взрослыми.
Нана не решается ничего сказать. Она уже привыкла, что отца всегда нет, что она с Тоши вдвоём, но она не винила его. Ей казалось, что он отстранился от них из-за неё, что это по её вине умерла мама и что именно это служит главной причиной холодности и отчуждённости отца.
— Теперь у тебя есть запах, Нана, — он с печалью взглянул на неё. — Очень необычный запах.
— Что ты хочешь сказать? — она была напряжена, как натянутая пружина – любое неосторожное слово и она лопнет, взорвётся.
— Я думаю, что ты не альфа, — его глаза словно в душу заглядывали. — Твой запах не такой. Я считаю, что…
— Я альфа! — Нана вскочила и ударила ладонями по столу, чувствуя, что напугана, что её самый большой секрет вот-вот будет раскрыт. И она совершенно не была готова к этому.
Она не могла… не могла быть совсем отвергнутой отцом. Мама считала позором быть гаммой. Но Нана уже понимала, что она и не альфа, и не омега. Возможно то, чем она является, и есть эта гамма? То, что так отвергала её мать? То, чем Нана ни за что в жизни не пожелала бы стать?
— Нана, сядь, — просит Гран Торино.
И девочка нехотя подчиняется, смотря как-то загнанно, по-волчьи, будто её сейчас собираются обвинить в убийстве всех омег.
— Позволь, я кое-что тебе расскажу, — продолжает первый. — В мире существует три сущности: это беты, альфы и омеги.
— Я знаю, — бурчит Нана.
— Альфы способны производить потомство и физически превосходят остальных, — пропускает её комментарий мимо ушей альфа, — раз в три месяца у них происходит гон, в который они могут осеменять, также они способны оплодотворить и омегу в период её течки, в остальной период их семя не способно ни в ком зародить жизнь.
Девочка морщится. Говорить с отцом о сущностях — последнее, чего она хотела бы. Да и всё это она уже знает, Нана давно была заинтересована изучением сущностей и их особенностей.
— Омеги способны вынашивать потомство, поэтому их тела от природы не нуждаются в таком хорошем развитии, они сильны и крепки для того, чтобы продолжать род. Они способны зачать как в свою течку, так и в гон альфы. В эти два периода между омегой и альфой происходит сильная химическая реакция и организмы готовы для продления рода.
— Пап, я всё это знаю, — перебивает его дочь.
— Позволь, я расскажу тебе всё, как есть, — спокойно говорит Гран Торино. — Бет же с каждым годом становится всё меньше, потому что произвести на свет бету может только бета, а они, как ты знаешь, бесплодны, но даже природа позаботилась о сохранении их вида, оставив для них репродуктивных женщин, которые не имеют никакой сущности и их физиологические процессы очень древние и период их овуляции приходится на каждый месяц.
Нана закатила глаза. Почему она должна это выслушивать? Но что-то внутри неё с опаской готовилось услышать что-то резкое и страшное. То, от чего ей захочется взвыть.
— Но есть так же и гаммы, о которых у нас не принято говорить, — и её тело парализовал страх при этих словах. — Отчасти и потому, что о них знают не так уж и много людей. Всё потому, что считалось, что гаммы рождаются из порочных союзов между родственниками.
— Это как? — девочка не понимала.
— Это как... Как если бы ты и Тошинори любили друг друга не как брат и сестра, а как мама и папа. Такое недопустимо, Нана. Это неправильно и очень опасно, — отец строго посмотрел на дочь. — Ты должна понимать, что такая связь очень порочна.
— То есть... все гаммы...
— Раньше это было единственной точкой зрения и любую гамму заставляли проходить через тяжёлое болезненное лечение, в надежде на то, что их побочность можно излечить. Видишь ли, гамма представляет из себя нечто среднее между альфой и омегой. Хотя нет, не так, гамма обладает свойствами как альфы, так и омеги. Она может как зачать потомство, так и произвести его на свет, но беда в том, что это физически её истощает и они очень быстро умирают. У любого альфы или омеги каждый год происходит по четыре течки или гона, но у гаммы и течки и гон, то есть восемь периодов, когда их тело подвергается такому большому стрессу.
— Но ведь их лечили, — не понимает Нана. — Разве гаммам не должно стать лучше?
— И так как способа излечить от этого никакого нет, то гамме, чтобы прожить более целостную и спокойную жизнь, нужно выбрать одну из сущностей. Чтобы стать альфой – нельзя допускать близости с альфами, а чтобы быть омегой, нельзя быть с омегами. Первые годы это очень и очень больно, потому что процессы всё равно запускаются в организме. Поэтому я спрошу у тебя, Нана, и ты должна ответить мне очень честно. Есть ли у тебя какие-нибудь отклонения? Было ли что-то...
— Нет, — девочка решительно смотрит ему в глаза. — Просто мне сейчас тяжело, наверное, поэтому мой организм иногда ведёт себя странно. Исцеляющая Девочка говорила, что мы сейчас живём в стрессе, а я ребёнок и моя сущность ещё в «спячке».
Гран Торино просто кивает, соглашаясь с дочерью. Сейчас слишком много стресса.
— Пап, — Нана всё с той же решительностью смотрит ему в глаза, — я знаю, что рано, но… но я хочу, чтобы ты знал. Я буду поступать в ЮЭй.
Первый удивлённо на неё смотрит, словно не сразу поняв, что именно сказала ему дочь. ЮЭй? Он почти забыл, что это академия. Но сам герой не учился в ней.
— Я буду героем, — Нана стискивает кулаки, пытаясь быть твёрдой и решительной.
— Нет, — Гран Торио тоже говорит твёрдо и решительно, — мои дети не будут героями.
И это удивляет девочку. Отец никогда не говорил этих слов. Нана даже не подозревала о том, что отец будет против. Она думала, что ему не понравится выбор её школы, что придётся настаивать и приводить доводы. Но чтобы отец вовсе был против профессии героя...
— Но пап! — возмущается девочка, вскакивая на ноги.
— Мир героев не такой, каким ты его видишь, — Гран Торино говорит тихо и спокойно, но твёрдо. — Твоя мать никогда не хотела видеть вас с Тошинори героями. Я обещал, что моя профессия не станет семейной. Ты знаешь, что мать всегда была против.
— Но мама мертва! — голос Наны срывается на хрип, а по щекам уже текут слёзы.
Это впервые, когда они говорят вслух о её смерти. Потому что о матери они предпочитали не говорить, и эта тема горьким комом висела в воздухе.
И у героя нет слов. Эти слова всё ещё с болью пронзаются в сердце, ранят глубоко и сильно.
— Ты не будешь героем, Нана, — отрезает Гран Торино, поднимаясь из-за стола. — И даже не думай забивать свою голову этим.
***
Нану будто бы лихорадило, внутренности все сдавливало, невозможно было вздохнуть. Её первый гон был две недели назад и он был очень тяжёлым. А сейчас начиналось то, чего она боялась больше всего на свете.
— Господи, — скулила Нана, скрежетала зубами и тихо всхлипывала. Всё внутри выворачивало, кости ломило.
Это была течка, Нана понимала, что течка, чувствуя обильную влагу, скользящую по бёдрам. Запахи стали яркими и оглушающими, в ушах зашумело. Она была дома одна, Тошинори не вернулся со школы. Теперь ей не выкрутиться, отец точно поймёт, что она гамма.
У неё была надежда, что всё это не так, что всё это ошибка и на самом деле она альфа. Это были пустые иллюзии, которые сейчас разбились о жестокую реальность.
Нана ненавидела себя в этот момент и презирала собственную сущность.
Зачем это ей? За что? Отец говорил, что гаммы рождаются у родственников, а её родители не были кровно никак связаны. Она как какая-то аномалия. Неужели так будет всегда?
Нана всхлипнула, прикусывая уголок подушки, которую прижимала к груди, и свернулась в позу эмбриона.
Она знала, что Тоши придётся найти её в таком состоянии, что она, должно быть, напугает его, как и с гоном, но ничего уже поделать с этим не могла.
А потом будет тяжёлый разговор с отцом.
Как же хотелось просто сдохнуть… Нана так от всего от этого устала.
***
Нана не знает, как сказать отцу о том, что она поступила в ЮЭй, потому что он категорически против. Но она ни за что не откажется от своей цели.
— Ты будешь героем? — Тошинори почти девять. Он довольно вытянулся за последние полгода для своего возраста, но слишком худой. В последний год он стал более общительным, хотя продолжал быть отстранённым и замкнутым.
У Яги не было друзей, он был сосредоточен на учёбе и всегда старался быть один. Он больше слушал, нежели говорил.
Нана никогда не спрашивала его о своих чувствах и о том, что же случилось в момент похищения. Как бы она не старалась, а мать ему точно заменить не смогла бы, да и сама ещё была подростком.
— Да, — Нана с тоской смотрит на дно своего стакана, помешивая ложечкой остывший чай. — С отцом придётся ругаться.
— Он против, — почти безразлично говорит Яги. Он уже не такой маленький и понимает, в чём действительно проблема. К тому же стенки в доме тонкие и услышать ссору отца и дочери совсем не сложно. Даже усилий не нужно прикладывать.
— Я не могу быть кем-то другим, — Нана выдыхает и откидывается на спинку стула. — Тоши, я… я сделаю всё, чтобы убить этого ублюдка.
И затыкается, потому что Тошинори напрягается, низко опуская голову.
Они никогда не говорят о Все за Одного, но одного упоминания достаточно, чтобы Яги вновь окунулся в его личный ад, что не отпускал до сих пор. И, наверное, останется в его сердце до самой смерти.
Нана прикусывает губу. С одной стороны она понимает, что Яги маленький и что не готов говорить о самом главном враге их семьи, но с другой стороны её бесит, что они просто это замалчивают!
— Ты должен понять, Тоши, — Нана хлопает ладонью по столу и встаёт на ноги, — что мы не можем спустить ему с рук смерть нашей матери!
Ей больно говорить об этом, злые слова душат. Это не отпускает их всех.
Яги только беспомощно сжимается. Он не хочет ни о чём и ни с кем говорить. Он не хочет это вспоминать, не хочет прокручивать это через себя раз за разом, видеть в ночных кошмарах. Эхо воспоминаний сильное и оглушительное. Тошинори всего лишь хочет это забыть!
— Ты был там и ничего не сделал! — Нана понимает, что это слишком несправедливые слова. Яги было всего пять, у него и причуда-то тогда ещё не пробудилась. Что мог сделать маленький ребёнок в этой ситуации?
— Тебе легко говорить, — голос Тошинори дрожит, он с силой сжимает кулаки, — тебя там не было…
Нана затыкается, как от пощёчины. Её не было рядом даже в тот момент, когда их похитили. Эта горечь обжигает изнутри.
— Поэтому я и хочу что-то исправить, Тоши, — она почти плюётся ядом, желая сплюнуть это чувство из себя. — Поэтому я и хочу его остановить. Сколько ещё невинных омег пострадает от его руки? То, что он делает…
— Заткнись, — почти истерично кричит Тошинори, затыкая уши и со всей силы ударяясь лбом об стол, жалобно всхлипывая. Сестра на живую ковыряет его гниющую рану.
И Нана ненавидит себя, что подвела брата к срыву. Он всё ещё не готов, он всё ещё тонет в этом.
— Прости, прости меня, Тоши, — она подбегает к нему и крепко прижимает к себе.
А Яги ревёт у неё на груди, его трясёт.
— Я отомщу ему за вас, — она тоже плачет и всхлипывает. — Клянусь, что я уничтожу его. За маму и за тебя.
***
Нана совсем не общается с отцом, да это и не так важно. Она на втором году обучения в ЮЭй и важнее этого нет ничего. Они крупно поссорились, Гран Торино так и не смог принять выбор дочери.
— Ты совсем размякла, — рядом садится черноволосая девушка и улыбается, протягивая бутылку с водой.
— Как только представлю, что мне придётся тащиться на практику к этому старпёру, так меня выворачивает, — фыркает Нана, принимая воду и начиная жадно пить. — Тебе больше повезло с практикой.
— Да ну ты, брось, — улыбается Иида, — не такой уж Ворон и старый, ему всего-то тридцать один.
— Этот чёртов Шимура меня невероятно бесит, — фыркает Нана, но тут же успокаивается. — Как прошла твоя течка?
Иида касается рукой живота и морщится.
— Отвратительно.
И Нана её прекрасно понимает. Они подружились с самого начала обучения, точнее, с того момента, когда поняли, что обе гаммы. Общая тяжёлая адаптация как никогда связала их вместе. Они прекрасно понимали ощущения друг друга, все те тяжёлые физиологические процессы, через которые обеим приходилось проходить, обе выдавали себя за альф. Это был подарок судьбы, что две гаммы учатся на одном курсе в ЮЭй.
— Я подумываю стать омегой, — говорит задумчиво Иида.
— Ты с ума сошла? — Нану почти мгновенно выводит из себя эта информация. — Мало того, ложиться под кого-то, так ещё и становиться потенциальной жертвой для Все за Одного.
— Я хочу семью, Нана, хочу детей, — поясняет подруга. — Будь я парнем, это был бы не сложный вопрос, я могла бы оставаться и альфой. Но быть женщиной-гаммой – это либо оставаться бездетной, либо…
— Хватит, — дочь первого морщится, — я даже не желаю этого слышать. На тренировках выбью из тебя всю дурь.
Иида только смеётся.
— Не умеешь ты толком проявлять заботу. Было бы достаточно сказать, что ты обо мне беспокоишься и переживаешь за мою безопасность.
— Нет, это всё дурь, — Нана встаёт на ноги и тянется. — И я её из тебя выбью.
***
— Я не желаю с тобой об этом говорить, — десятилетний Яги не отрывает своего внимания от тетрадки, продолжая в неё что-то записывать. — И не суй свой нос в мои дела.
— Не вредничай, — Нана лежит на его кровати и вертит в руках какую-то заумную книжку, — Инко по тебе слюнки пускает.
— Это звучит мерзко, — морщится Тошинори. — И это абсолютно не твоё дело.
— Но она миленькая, — подмечает сестра. — Почему бы тебе не пригласить её на свидание?
— Нет, — Тошинори поджимает губы. — Она приставучая, вечно крутится рядом и ведёт себя глупо. Она меня бесит!
— Неужели тебя что-то бесит? — насмешливо приподнимает бровь Нана. — Я думала, что в нашей семье я единственная, кто может выходить из себя.
— Раздражает, — поправляется Яги. — В любом случае, я не буду звать её на свидание, не вижу в этом никакого смысла.
— Но она могла бы стать твоим хорошим другом, — подмечает Нана.
— Ровно до того момента, пока не влюбится в кого-то другого, — фыркает Тошинори. — Мы ещё дети, чтобы думать о любви. И она глупая, завалила тест по математике.
— Ты даже знаешь её оценки? — усмехается гамма.
— Так вышло, — Яги морщится. — И мне не нужны друзья, у меня нет времени на это.
— И чем же ты тогда так сильно занят?
Тошинори закрывает тетрадку и поворачивается к сестре, смотря на неё внимательно и не по годам серьёзно.
— Научи меня пользоваться причудой.
— Что? — Нана даже теряется, удивлённая просьбой брата.
— Я хочу стать героем, — в голосе Тошинори такая уверенность, что становится даже страшно. — Я хочу убить Все за Одного.
И девушке становится не по себе. Тоши никогда не заговаривал о злодее, а тут назвал его злодейское имя и не дрогнул.
— Тоши…
— Я остановлю его, Нана. Я остановлю любое зло на этом свете, я буду тем, кто подарит этой стране мирную жизнь.
— Ты уверен? — Нана садится на край кровати. — Ты не обязан…
— Он изнасиловал мою мать, — слышать такое из уст десятилетнего брата жутко. — Насиловал несколько раз у меня на глазах, заставлял смотреть и молчать. В случае, если бы я нарушал его условия – он бы наказывал маму очень жестокими способами.
Нана не может выдавить из себя ни слова, лёгкие будто сдавливает, а в горле застревает мерзкий ком.
— И я ослушивался его, Нана, ослушивался его несколько раз… И был вынужден смотреть на то, как он наказывает мою маму за мои провинности. Я не хочу, чтобы кто-то страдал так же, как моя мама. Или чтобы кто-то проходил через то, через что пришлось пройти мне. Я стану героем и подарю этой стране мир.
У сестры по щекам текут слёзы, сердце с болью колет в груди.
— Я буду учить тебя, — севшим голосом говорит сестра. — Мы остановим его, Яги. Сделаем всё, что только сможем, но уничтожим это зло.
***
Нана становится одержимой идеей уничтожения Все за Одного. После разговора с братом и его откровений, её главной жизненной целью становится убийство Все за Одного. Всё, что она делала до того – глупости.
Что они знают о Все за Одного? Он похищает омег, срезает им метки, насилует и убивает, вырывает им сердца. Для чего ему сердца омег? Это его своеобразный почерк? Но не было бы достаточно срезанной метки? Нет, сердце явно нужно ему для каких-то целей.
Почему именно омеги? Да, из-за того, что жертвы злодея омеги, было решено, что Все за Одного – альфа. Но мог ли он быть таким же аномальным как она, Нана? Мог ли Все за Одного оказаться гаммой? Никто не рассматривает вариант с гаммой, потому что о гаммах обычно не говорят и о них нет доступной информации. Многие вообще не понимают, кто такие гаммы.
К тому же, Все за Одного похищал только меченых омег – не было ни единого случая, чтобы его жертвами становились не меченные. Почему именно они? Это же важно, очень важно. Комендантский час распространяется на всех, но всё же не меченные омеги не были им тронуты ни разу.
Он ненавидит альф и стремится сделать им больно? Ненавидит омег, которые создали свою семью?
Или… Если он гамма, то он ненавидит союзы омег и альф, потому что в нём изначально живут две эти сущности и они сводят его с ума? Гамме тяжело со своей физиологией, но даже принимая одну из сторон, она не может до конца избавиться от своей изначальной сущности.
И если он гамма, то Нана, как гамма, сразу почувствует это в нём, как почувствовала в Ииде.
Но при этом не страдают беты, почему он не трогает их? Потому что у бет обычно не бывает потомства? И есть так же репродуктивные женщины, которых он оставляет без внимания. Пропадают только омеги и единственное, что можно предположить - Все за Одного ненавидит меченных омег.
Это всё так странно и непонятно. Свидетелей нет, есть только тела.
Нана всерьёз задумывается о словах своей подруги. Нужно стать омегой, нужно стать приманкой. Сделать объявление в прессу, но лучше после окончания обучения. И если без метки она не привлечёт к себе его внимание, то придётся в срочном порядке становиться меченной.
Он не оставит её без внимания после того, как развлёкся с её матерью и причинил столько боли её семье. После того, как её отец несколько раз чуть его не поймал.
Но в одиночку ей ни за что не справиться. Ей нужна хорошая опора. И раз уж Яги так решительно настроен, то почему бы не сделать его своей опорой? Она поможет ему стать сильнее, чтобы в будущем он помог ей одолеть Все за Одного.
Наверное, их семья проклята. И будет проклята на несколько поколений, пока будет существовать Все за Одного, хотя, вряд ли он такой живучий. Но именно на их род выпала задача его уничтожения. И, возможно, им всем придётся пожертвовать чем-то большим, чем собственная жизнь, чтобы уничтожить истинное зло.
Отец потерял жену, они с Тоши лишились матери.
Нана не собирается заводить детей, чтобы они страдали так же, как она. Но если это понадобится для уничтожения Все за Одного, она будет готова пожертвовать даже собственным ребёнком.
***
Яги сидит на кровати и пристально наблюдает, как его сестра ходит по его комнате, нервно заламывая руки.
— Я его ненавижу! — в сердцах восклицает она.
— Ну так уйди от него, — безразлично пожимает плечами Тошинори. — Ты легко можешь уволиться и устроиться в любое другое агенство.
— Тебе легко говорить, — восклицает Нана. — Да меня ни одно другое агенство не возьмёт – не захочет проблем с отцом. А Шимуре посрать на авторитет нашего папочки.
— За что ты так с отцом? — альфа действительно не понимает. Ему четырнадцать и да, он не может сказать, что такое отцовская любовь. Отца всегда нет, он иногда звонит, а ночует дома несколько раз в год. Отец нарасхват, но он работает и всего себя отдаёт работе. И Яги признаёт, что это благое дело.
Но сестра абсолютно не разделяет его мнения. Ей двадцать один, но она ещё не попала в сотку рейтинговых героев, хотя старалась больше всех. Но рейтинг её не волновал, она хотела уничтожить Все за Одного. Это было единственное, что объединяло её и её начальника.
— Потому что он не признает меня! — резко говорит гамма, начиная нервно жестикулировать руками. — Я пошла против его воли – стала героем. А ещё он винит меня в смерти мамы!
— Никто тебя не винит, — Яги смотрит в пол. — Я не виню тебя.
— Тоши, — она подлетает к нему, приседая на колено. — Только мы друг у друга и есть. Ты меня понимаешь и поддерживаешь. У меня нет никого, кроме тебя, все слишком заботятся о своём эго.
— Ты просто тяжело сходишься с людьми, — Тошинори осторожно гладит её по голове. — И ты очень вспыльчивая.
— Ты прав, — она криво улыбается и тут же садится рядышком. — Как продвигаются твои дела с Инко?
— Я всё ещё считаю это глупой затеей, — альфа скрещивает руки на груди.
— Ты должен понимать, что Инко самое идеальное прикрытие – она репродуктивная женщина и Все за Одного ею не заинтересуется и никогда не похитит. Ты станешь героем и, чтобы иметь к себе расположение людей, ты должен жениться и создать видимость хорошего брака. Люди это любят. Инко запудрить мозги не сложно, она влюблена в тебя по уши.
— Но я ничего к ней не чувствую, — Тошинори недовольно хмурится. — И я не думаю, что всё, что мы решили, будет честно по отношению к Инко. Ты смотришь слишком далеко, мы уничтожим Все за Одного намного раньше, Инко станет для меня обузой.
— Я не уверена, что мы вообще сможем его уничтожить, — Нана нервно кусает губы. — Если в ближайшие годы ничего толкового не выйдет и ситуация ухудшится, я стану омегой.
— Что ты задумала? — Тошинори совершенно не нравится эта информация.
— Так надо, Тоши, — Нана устало выдыхает и щекой прижимается к его плечу. — Я и так бездействую, все мои силы впустую. Если у меня ничего не выйдет, ты должен быть на подхвате.
— Я позову Инко на свидание, — решительно говорит Яги, понимая, что и он не может бездействовать.
***
— Тошинори, — устало выдыхает Гран Торино.
— Ты знал, что так и будет,— Яги смотрит ему в глаза. — Ты знал, что я тоже стану героем. Не смогу не стать после всего того, что случилось.
— Я понимаю, — отец устало выдыхает и прикрывает веки. — Но я бы не хотел, чтобы мои дети рисковали своей жизнью.
— Нана бы сказала что-то в духе: «О, ты помнишь, что у тебя есть дети». Но я не она, я могу тебя понять. И ты пойми меня, пап, — Яги говорит спокойно и несколько расслабленно. — Пойми, что я тоже пойду в ЮЭй, закончу академию и устроюсь к тебе в агентство. Я думаю, что от этого будет больше пользы, если мы будем работать все вместе.
— Вы так быстро растёте, — Гран Торино устало трёт переносицу. — Казалось, я вот только вчера говорил с твоей сестрой о сущностях на этой самой кухне, а теперь уже говорю с тобой об учёбе. Ты из-за неё тоже решил идти в ЮЭй?
Но ответа на вопрос от сына он не получит.
— Ты помнишь маму? — Яги сморит в окно, чтобы не смотреть на отца.
— Да, — в голосе первого горечь.
— Когда нас похитили, — Тошинори делает недолгую паузу, — то я звал тебя. Надеялся, что ты вот-вот появишься и прекратишь мамины страдания. Я видел это всё. Всё то, что он делал с ней, и не понимал, почему тебя нет рядом, почему ты не нашёл нас и не спас.
У Гран Торино нет сил, чтобы ответить.
— Когда мама умерла, когда он добил её, вырывая сердце из её измученного тела, он был милосердным и разрешил мне проститься с её трупом, — Яги говорил безэмоционально и слишком спокойно. — Он развязал меня и подтащил к её телу, толкнул в её кровь. Она была тёплая и у меня ложно создавалась иллюзия, что она всё ещё жива. Даже в ту минуту я верил в тебя.
Они никогда не говорили об этом, и Гран Торино не думал, что вообще когда-нибудь заговорят. Он был слишком труслив, избегая своих чувств, избегая боли и страха.
— Но она умерла, и ты не спас нас. Я все эти годы ненавидел тебя, ненавидел за то, что ты так и не спас её. Я уважаю тебя как героя, но ненавижу как отца. Ты не спас её. И, думая об этом, много раз думая об этом, я решил, что стану героем, что помогу тебе уничтожить Все за Одного, потому что он этого заслужил. Нана слишком импульсивна, на неё нельзя полагаться. Я стану хорошим героем, пап. Намного лучше, чем ты. Ты научил меня единственному – что собственная семья не так важна и что ради гармонии и мира в жертву нужно отдавать самое важное.
— Тоши… — потрясённо вымолвил Гран Торино.
— Я никогда не прощу тебе смерть матери, — Яги смотри ему прямо в глаза. — И всегда буду тебя ненавидеть.
***
Инко очень миленькая, действительно миленькая. Правда, ужасно худая, с впалыми щёчками и острыми коленками. Но у неё невероятно большие зелёные глаза и вздёрнутый милый носик.
Тошинори нравится её внешность, но он не любит её и это коробит его.
— Ты хотел мне что-то сказать, — у Мидории взволнованный голос, румянец на щеках и такой пронзительный взгляд.
Яги выловил её после школы и предложил проводить до дома. И Инко была очень рада возможности побыть вместе.
— Я приглашаю тебя на свидание, — он смотрит ей прямо в глаза и улыбается. — Ты будешь встречаться со мной, Инко?
И Мидория краснеет, замирает, будто и вовсе перестаёт дышать, глаза её сияют сильнее и девушка явно никак не находит себе места. Только что осуществилась её самая заветная мечта!
— Встре-встречаться? — неуверенно переспрашивает она, боясь, будто ослышалась.
— Ты мне нравишься, — Тошинори подходит и сжимает её дрожащие холодные ладони в своих руках. — А я нравлюсь тебе, Инко?
Спрашивать глупо, Яги знает, что она влюблена в него с их первой встречи. Но для Инко это должно быть всё полной неожиданностью. Он внезапен и, как считает сам – коварен. Но так надо, Мидория будет хорошим прикрытием, к тому же она верная и преданная и создаст герою хорошую репутацию.
— Нравишься, — она с силой сжимает его руки в ответ и боится, что грохнется в обморок от переизбытка чувств.
***
К шестнадцати годам его отношения с Инко станут очень серьёзными. Они так быстро будут развиваться, что он сам не будет за этим поспевать.
Инко будет часто приходить к нему в гости, помогая с готовкой и уборкой, Нана уже давно прекратила жить в родительском доме, особенно после крупной ссоры с отцом.
Яги будет сидеть на диване и смотреть телевизор, Мидория будет доверчиво жаться к его боку. Всё так тихо, по-домашнему, настоящая семейная идиллия.
Но Тошинори будет волновать не то, что происходит на экране, а то, что он чувствует внутри. В старшей школе Яги выучил одну вещь – никому нет никакого дела до твоих настоящих чувств, все стремятся оказать ложную заботу, все якобы заинтересованы в твоём благополучии. Яги научился обманывать людей, не показывать того, что внутри. Для этого было нужно не так уж и много – улыбаться. И Тошинори освоил этот навык в превосходном виде.
— Я буду поступать в Юэй, — Тошинори посмотрел на свою девушку. — Но я не хочу разрывать с тобой отношений, Инко. Я хочу быть героем и хотел бы, чтобы ты была моей спутницей по жизни.
Мидория грустно улыбнулась, смотря ему куда-то в грудь.
— Я знала, что ты захочешь стать героем, — тихо заговорила девушка. — Но я не думала, что ты захочешь иметь со мной серьёзные отношения. То есть, ты поступишь на геройский курс и там будет столько красивых героинь, а я…
— А ты подаришь мне самых красивых детей, — Тошинори приподнимает её лицо за подбородок. — Для меня не имеет значения, что ты не омега. Я знаю, ты очень боишься, что я брошу тебя из-за омеги, как только у меня начнётся гон. Но, Инко, я могу подавить свою природу, мне кроме тебя никто и не нужен. Я люблю только тебя.
— Правда? — встрепенулась девушка.
— Правда, — это была самая большая и самая гнусная ложь, которую он когда-либо говорил в своей жизни.
— Я тоже хочу прожить с тобой всю жизнь, — Мидория придвинулась ближе. — Я люблю тебя, больше всех люблю.
Яги нежно погладил щёку Инко, вовлекая её в осторожный поцелуй. Девушка ответила, не сопротивляясь объятиям и настойчивости альфы.
— Я не хочу давить, — Тошинори внимательно посмотрел ей в глаза. — Я не хочу ни к чему тебя принуждать, Инко.
— Ты меня не принуждаешь, — Мидория покорно смотрела ему в глаза, боясь засмущаться и отвести взгляд, желая сохранить зрительный контакт. — Я готова к этому, Тошинори. Я готова отдать тебе свою девственность.
— Ты такая замечательная, — Яги прислонился своим лбом к её, — ты такая светлая, самое лучшее, что у меня есть, Инко. Я тебя не заслуживаю.
Это в нём взыграла совесть и вина. Но он обещал сестре...
— Не говори так, пожалуйста, — Мидория неловко коснулась его лица. — Ты делаешь меня счастливой, только с тобой я действительно буду счастлива. Но я боюсь, что со временем перестану быть интересна тебе, что ты меня разлюбишь. Ты выбираешь опасную профессию, и я готова тебя поддержать, хотя не хочу, чтобы ты рисковал, и буду бояться за твою жизнь и за твоё здоровье. Я всегда буду на твоей стороне, Тошинори, что бы не случилось.
И Инко действительно без колебаний отдала свою девственность, желая осчастливить того, кого любит всем сердцем.
***
— Как это выходишь замуж? — Яги почувствует горечь и обиду на сестру.
— Так надо, — Нана будто отрешённая и подавленная. В свои двадцать три она уже входила в первую тридцатку героев. — Нужно начинать действовать.
— Кто он хоть? — Тошинори от злости сжал кулаки. Он знает, почему сестра идёт на такой шаг, и не одобряет её поступок. Свадьба, метка – она будет в зоне риска. Она намеренно подвергает себя опасности, желая стать приманкой. Но это безрассудно!
— Шимура, — Нана кривит губы, — пометит меня в мою течку.
— И ты так легко ляжешь под того, кого не любишь?
— А ты разве не трахаешь Инко, не любя её? — рявкнет в ответ гамма. — Ты думаешь, я от большого желания к этому пришла?! Мне придётся иметь метку, сознаваться, что я омега и объяснять, почему скрывала. Это так унизительно. А хуже всего – мне придётся спать с Шимурой!
— Но ведь это то, чего ты хочешь, — скривился Тошинори. — Получите, распишитесь.
— Я бы с удовольствием тебе врезала, — зло на него посмотрела сестра, но потом устало выдохнула и села рядом на диване. — У меня будет к тебе просьба и она тебе не понравится.
— Я должен трахать кого-то ещё, кроме Инко? — недовольно съязвил альфа.
— Да, — гамма посмотрела ему прямо в глаза. — Меня.
Яги даже на мгновение растерялся, явно не ожидая услышать подобное. Это самое непредсказуемое, что когда-либо могла придумать его сестра!
— Я не буду спать с тобой, — на лице Тошинори было отвращение. — Ты хотя бы себя слышишь? У тебя совсем крыша поехала!
— Тоши, пожалуйста, — Нана с силой впилась пальцами ему в плечи, — у меня никого никогда не было, я вообще не собиралась связывать свою жизнь с альфами. Я не хочу проводить свой первый раз с Шимурой. Я не доставлю ему столько удовольствия, он больной ублюдок.
— А с родным братом хочешь?
— С тобой я смогу, — она прижмется к нему как-то отчаянно. — В течку тебе будет легче, я узнавала. Так как я гамма, это будет не так сильно нас отталкивать друг от друга. Это будет и больно, и приятно. Тоши, я прошу тебя, помоги мне. Неужели я так много тебя о чём-то прошу?
— Но это противоестественно, — Яги полностью ошеломлён. — Ты же моя сестра, в нас природой заложено отвращение друг к другу в течку или гон. Да я даже не захочу тебя.
— Захочешь, — Нана уверена, как никогда раньше.
— Я не могу так поступить с тобой, — он покачал головой. — Ты моя сестра и я...
— Это всё ради нашей цели, — она приблизилась. — Нам придётся через это пройти.
И больше не говоря ни слова, гамма поцеловала его. Тошинори, вопреки ожиданиям, здравому смыслу и природе в целом, не оттолкнул сестру. А притянул к себе, углубляя поцелуй.
Это действительно вышло болезненно-сладко. Приятно и горько. Что-то воздушное наполнило его, но с неимоверной силой будто тянуло ко дну. Целовать Нану оказалось странно, волнительно и… правильно.
Она словно была той самой, с кем ему оказалось хорошо.
Яги усадил сестру себе на колени, бесстыдно обнимая и лапая, имея возможность коснуться её везде, где он захочет. У него моментально встанет от её сладкого стона. Даже с Инко никогда не было такого. И это почему-то не пугает.
У Наны пока нет течки и в этом месяце её не предвидится, но, не сговариваясь, они сорвутся и впадут в греховность со всей страстью, отдаваясь до боли, поглощая друг друга без остатка, словно желая уничтожить.
***
В начале третьего курса в ЮЭй всё пойдёт наперекосяк. Один несчастный случай станет для Тошинори большим конфликтом в будущем. Несчастный случай поступит на первый курс в ЮЭй на геройский факультет и будет зваться «Рей».
Вся ситуация произойдёт после спортивного фестиваля, когда Яги вновь возьмёт первое место. Они уже тогда будут планировать с Инко съезжаться вместе и подумывать о свадьбе.
Рей же подкараулила его после школы и смущённо протянула письмо с признанием.
— Я обожаю вас, семпай, — беловолосая девушка словно боялась смотреть ему в глаза. — Я наблюдала за вами с вашего первого фестиваля и ради вас пошла учиться сюда. Пожалуйста, примите мои чувства.
— Прости, — мягко улыбнулся Тошинори, — я не могу принять твои чувства. У меня есть девушка, и у нас очень серьёзные отношения. Мы собираемся жениться и я не собираюсь ей изменять и обманывать тебя, пользоваться твоими чувствами и доверчивостью.
Рей посмотрела на него со слезами на глазах.
— Пожалуйста, возьмите хотя бы конверт, семпай, и прочтите письмо, — голос у девушки дрожал и звучал надломлено.
И Яги не смог отказать в столь невинной просьбе, хотя письмо никогда и не прочитает. Это письмо спровоцирует две реакции.
Первой будет Инко, которая случайно его найдёт и заподозрит своего парня в неверности. И будет права, только так и не узнает, что думать нужно было на ту, что всегда ошивается с Тошинори, а не на ту, что учится с ним в одной академии.
Второй сложной реакцией будет Тодороки Энджи, потому что, как окажется, Рей его невеста и существует даже свадебный контракт, и они помолвлены чуть ли не с пятилетнего возраста.
С этого момента пойдёт вечная война с Тодороки и вечные подозрения Инко. Но, как окажется впоследствии, знакомство с Рей будет нужным.
***
Нана была зла на брата, потому что он с каким-то бараньим упрямством продолжал работать в агентстве отца, не желая ничего слушать. С Инко он уже женился и они снимали небольшую квартирку, но о детях Яги пока не собирался даже думать.
И сестра злилась на брата именно потому, что он постоянно был с отцом, и её план никак не получалось воплотить в реальность, будто Яги делал ей всё на зло!
Хотя сейчас это уже совсем не важно. Не важно, что она злится на Тошинори и мысленно его проклинает, оказавшись в такой ситуации.
— Я думал, что ты будешь напугана, — звучит сзади мужской голос и всё внутри Наны напрягается.
Она не думала, что её план сработает и Все за Одного действительно ею заинтересуется. Тем более, что он поймает её так быстро, обессиленную и сильно раненую.
— Пахнешь чудесно, — её грубо схватили за волосы, ставя на ноги.
Гамма лишь зашипела сквозь стиснутые зубы и покорно встала. Всё тело болело, кажется, у неё были сломаны несколько рёбер, вывих правой лодыжки и кровоточащая рана в левом боку. Будь у неё хоть немного сил, будь у неё возможность сопротивляться… Но единственное, что она почувствовала в нём – он не совсем альфа, как казалось изначально. Скорее всего, он гамма. Чувствует ли он в ней не настоящую омегу?! Но если и чувствует, почему-то это никаким образом не комментирует.
— Несколько лет назад я неплохо развлёкся с твоей мамашей, и твой братишка был нам отличным свидетелем, — усмехнулся ей на ухо злодей, продолжая держать за волосы. — Настала пора повторить.
— Я уничтожу тебя, — Нана с ненавистью посмотрела на мужчину.
— Ооо, милая, ты не поняла, да? — его рука легла на её живот, — нас снова будет трое. От тебя чудно пахнет беременной женщиной, но не волнуйся, к концу сегодняшнего вечера ты скинешь эмбрион.
Нана шокировано замерла. Она беременна? Беременна от кого? От Тошинори или от мужа? С мужем секс был редкий и вынужденный, но был, чтобы постоянно пахнуть им. Если это ребёнок Шимуры – ей плевать, но если ребёнок от Тоши…
— Но сперва веселье, — он вновь заставил её сесть на колени.
— Собираешься срезать мне метку? — Нана не была глупой, понимала, к чему всё идёт.
— А ты вполне догадлива, — он приставил остриё ножа к её шее. — Или маленький братик делился впечатлениями?
Но, не дожидаясь ответа, он стал срезать метку, заставляя Нану кричать от боли. Это была особая, ни с чем не сравнимая боль. Она лишала сил, делала безвольной и покорной. Потому что связь обрывалась со своим альфой.
После того, как злодей срезал метку, он прижег рану, вызвав повторный крик боли. Героиня, чуть ли не обессиленная, лежала на полу и тяжело дышала.
Пинком злодей перевернул её на спину и стал разрывать на ней штаны.
— С тобой у нас будет весёлая программа, — обещал злодей. — Я не дам тебе быстро умереть, как твоей матери. Ты у меня отработаешь за всё твоё семейство.
***
Яги обессиленно опускается на колени у её кровати, пытаясь сдержать слёзы. Пытаясь быть сильным, но слабость берёт своё.
— Не хорони меня, я ещё жива, — хриплым голосом прохрипела сестра, говоря явно с большим трудом, и скользит рукой по простыни, пытаясь отыскать руку брата.
— Я боялся, что больше не увижу тебя, — Яги всхлипывает, хватает её ладонь двумя руками и крепко сжимает. — Боже, я не могу поверить, что ты жива.
— Будет чудом, если я вообще смогу ходить, — со смешком говорит гамма, устало прикрывая глаза. — Не расстраивайся, Тоши, я вернулась.
— Я умру без тебя, Нана, — серьёзно говорит альфа. — Я люблю тебя и не проживу без тебя.
— Отец точно скажет, что я тебя испортила, — смеётся она потрескавшимися губами. — Он всегда выставляет меня самой виноватой. Никогда не простит за мать.
— Я сам захотел быть с тобой, — Тошинори поднялся, с болью смотря на изуродованное лицо сестры. — И не ему меня судить. Он вообще не имеет права что-либо говорить.
Они на мгновение замолкают. И Нана становиться серьёзной и делиться важной информацией.
— Он гамма, Тоши. Выбрал сущность альфы. Сердца омег он ест, думаю, они дают ему долголетие и, возможно, таким образом он может поглощать их причуды. Ему нужны только омеги. Но он не понял, что я гамма. Возможно, что если он съест сердце не омеги, это как-то на него повлияет.
— Мы не будем об этом говорить, — твёрдо возражает Тошинори. — Забудь об этом, На-чан. Ты вернулась и теперь ты будешь только в безопасности.
— Вряд ли он любит отпускать своих жертв. Ему нужно доводить начатое до конца.
Нана так и не решилась сказать Яги о ребёнке, которого потеряла. А она действительно его потеряла.
— И ещё... Я жду ребёнка, — голос всё же дрогнул. — От него.
У Тошинори на какое-то время пропал дар речи. Это просто невозможно! Гаммы никак не могут взаимодействовать и ребёнок между ними - это просто невозможно! Да даже если он и есть, на более поздних сроках у Наны случится выкидыш.
— Когда назначен аборт?
Гамма поджала губы и только покачала головой.
— Я рожу его.
— Нет, — и Яги не намерен слушать бред сестры.
— Я рожу его, — повторяет Нана. — Шансов мало, но я постараюсь. Это может быть возможностью, чтобы одолеть Все за Одного.
— Это безумие! — альфа хватается за голову. — От этого ублюдка нужно избавиться, На-чан, ещё непонятно, к чему это может привести.
— Я не спрашивала твоего мнения, — строго говорит сестра и смотрит сурово. — Я просто поставила тебя перед фактом — я рожу.
***
Вопреки всем наставлениям, Нана сохранила беременность и вполне неплохо чувствовала себя во время неё. Тело её восстановилось, она могла свободно передвигаться.
Отец договорился о родах. Было принято решение скрыть беременность Наны, и она всё это время жила вдали от Токио. С братом сложились не самые лучшие отношения, он был обижен и зол.
Но Нане было плевать, потому что всё шло отлично, и ей даже казалось, что сами роды прошли хорошо.
— Он не прожил и двух часов, — на лице Чиё скорбь. — Мальчик умер.
— Этого следовало ожидать, — казалось бы, новость Нану не задела никак. Она словно этого и ждала.
Шузэнджи лишь устало выдохнула и оставила свою пациентку, возвращаясь к мгновенно прибывшему Гран Торино.
— Мальчик в специальной комнате, — сказа Чиё ему тихим, еле слышным шёпотом, — я сделала всё, как ты просил. Но поклянись мне, что никому и никогда, ни под какими обстоятельствами не расскажешь, что роды принимала я.
— Чиё…
— Клянись!
— Хорошо, клянусь, — сдался Гран Торино.
— Куда будешь девать мальчишку?
— У меня есть одна семья на примете, его должны будут принять, — устало говорит первый. — Побудь ещё с Наной и последи за её состоянием.
Но Нана, оставшись одна в комнате, свернулась калачиком, обнимая живот и тихо всхлипывая. Боль разрывала её на части. Она привыкла к жизни внутри себя, она хотела своего сына, своего малыша. И ненавидела себя за то, что не смогла родить, что родила мёртвого мальчика. Хотелось наложить на себя руки, но это было большой слабостью.
Нана понимала, что эту боль с ней никто не разделит. Что даже Тоши упрётся бараном и не поймёт этого чувства. Яги был немного жесток в этом вопросе, но у неё болели сердце и душа.
***
Нана впала в некоторое безумство и маниакальную зависимость. Всё, что её волновало — убить Все за Одного. Она винила его в смерти своего ребёнка, вся та боль, через которую он заставил её пройти — кипела под кожей.
И тянула Яги за собой, тянула его во тьму, жаждала мести, хотела избавиться от боли, вздохнуть хоть раз нормально, но не могла.
Тошинори брёл за сестрой, как послушный щенок, потому что не мог не идти. Любил её безумно и слепо и, наверное, чувствовал, что скоро её потеряет. И боялся этого больше всего на свете.
Боялся особенно после того, как узнал, что она ждёт от него ребёнка. И это взволновало его невероятно. Нана стала для него всем, и их ребёнок — он соединял их крепче, чем могла бы какая-нибудь связь. Именно с ними Тошинори понял, что такое семья.
Но Нане бы засесть где-нибудь тихо и незаметно родить, заняться воспитанием ребёнка. У неё была возможность стать матерью и попытаться излечить душевную боль. Этот шанс был, но Нана решила им не пользоваться...
Но даже на последнем месяце беременности гамма не стала оставаться в стороне, когда могла осуществить свой план, для которого ей понадобились Тодороки Рей и её подруга с академии — Иида. У них бы всё получилось, если бы Все за Одного не ранил её.
— Нана-сан, я не знаю, что делать, — голос у Тодороки дрожал и она прижимала свою кофту к её груди. — Ранение серьёзное, вы умрёте от кровопотери. Я...
— Воды отошли, — зарычала гамма, хватая девушку за плечо. — Помоги мне родить.
— Я не могу... — голос Рей задрожал, а на глаза навернулись слёзы. — Если я буду принимать у вас роды, то вы умрёте от кровопотери. Я просто не смогу вас спасти. Я поклялась Тошинори-сану, что позабочусь о вас. Я не могу позволить вам умереть.
— Если я сейчас не рожу, — Нана сильнее сжала хрупкое плечо, — то мой ребёнок умрёт. Я знаю, ты репродуктивная женщина, твой материнский инстинкт проявляет себя иначе, но ты ведь уже родила сына, так? На моём месте чью бы жизнь ты предпочла спасти? Свою или своего ребёнка?
— Но вы умрёте, — жалкий шёпот.
— Я уже родила одного мёртвого ребёнка, Рей, — в голосе гаммы была боль. — Я не смогу жить, если умрёт и мой второй ребёнок. Я просто не смогу... За моменты своих беременностей я поняла только одну вещь — мне плевать, кто отец моего ребёнка, потому что он мой, слышишь? И я люблю его уже за то, что он появился во мне! Мой первый мальчик умер, мой маленький малыш. Если умрёт и мой второй ребёнок — я просто наложу на себя руки. Я хочу уничтожить Все за Одного, но я омега и я хочу детей, моё потомство для меня важнее.
Тодороки всхлипнула и затряслась.
— Но Тошинори-сан...
— Мы с Тоши нагрешили, — хрипло выдохнула дочь первого. — Но я ни о чём не жалею, это были наши чувства, которые никто никогда не сможет понять. Он поймёт, он поймёт и примет мой выбор, этот ребёнок важнее моей жизни. Соберись, чёрт возьми, Тодороки, если я сейчас не рожу — ребёнок умрёт!
Девушка захныкала, не зная, как ей поступить. Ей всего-лишь восемнадцать, она на два года младше Тошинори, замужем и участвует в чём-то столь сомнительном и опасном за спиной мужа.
— Ты же тоже мать! — рычит на неё Нана.
— Хо-хорошо, — сдаётся Рей.
Она действительно выбирает принять роды, хотя шанс на выживание Наны останется ничтожно мал. Тодороки не так хороша в медицине, но у неё у самой были роды, она присутствовала при родах и обладала необходимой информацией, но принимать их самой — страшно.
И вопреки всем своим ожиданиям, она справилась с этим быстро и легко, заворачивая окровавленное тело кричащего младенца в свою кофту, при этом оставаясь в одном бюстгальтере.
— Это мальчик, — напряжённая и испуганная, Рей передаёт ребёнка в руки матери.
— Боже, мой малыш, — Нана всхлипывает, принимая ребёнка. — Мой Тенко, я назову тебя Тенко.
— Вы слабеете, — Тодороки прижала руки к лицу. — Вы потеряли слишком много крови...
— Мама с тобой, мой маленький, — гамма и не обращала внимания на слова Рей. Сейчас она могла держать на руках своего живого ребёнка и была невероятно счастлива, что он появился на свет. — Прости, я не смогу быть рядом с тобой всю жизнь, но папа позаботится о тебе. Он подарит тебе счастливое и мирное детство, ты никогда не будешь плакать или страдать. Папа всегда будет рядом и поддержит тебя. Тоши никогда не повторит ошибок наших родителей, он будет намного лучше их. Ты заслуживаешь лучшей жизни, мой Тенко. Мама любит тебя.
Нана посмотрела на Тодороки и протянула его обратно девушке.
— Передашь его Тоши, скажешь, что я назвала его Шимурой Тенко и что я выбрала его жизнь. Скажешь ему, что я люблю их обоих и хочу, чтобы он позаботился о нашем сыне.
— Вашем, — Рей была ошеломлена, взяв обратно в руки ребёнка.
— А теперь уходи с Тенко, — Нана с трудом встала на ноги, держась за стену, — уходи немедленно. Все за Одного я возьму на себя.
— Но...
— Сохрани моего сына живым, — велела ей гамма.
И Тодороки послушалась. Но она не знала, что этот ребёнок перевернёт не только её жизнь, но и сам будет очень и очень страдать.