Многие девочки мечтают быть принцессами. Наивные! Принцессы не только пляшут на балах в пышных платьях и лакомятся изысканными яствами. Нередко они ещё и умирают молодыми при загадочных обстоятельствах…

Некоторые думают, что мачеха решила убить меня, позавидовав моей красоте. На самом деле плевать ей было на то, как я выгляжу. Будь я дурнушкой, меня бы это не спасло, ведь я – законная наследница престола. Мачеха наверняка догадывалась, что среди приближённых моего покойного отца-короля немало тех, кто её тайно ненавидит. Вероятно, она понимала, что они свергнут её, как только я достигну совершеннолетия и смогу взойти на трон. И решила сыграть на опережение. Было ли ей хоть капельку жаль меня? Дрогнуло ли её сердце, когда она отдавала приказ меня убить? Наверняка, ведь я росла у неё на глазах. Но себя саму она всегда жалела и любила больше. В королевских семьях нравы зачастую жестоки. Либо ты, либо тебя. Всё ещё мечтаете быть принцессами, девочки? 

Она проявила хитрость и коварство. Всё должно было выглядеть так, будто я самовольно убежала гулять в лес, и там меня растерзали дикие звери. В действительности же их роль должен был исполнить королевский егерь. Мачеха потребовала принести ей мои останки, чтобы она могла убедиться, что я мертва, и показать их народу. А за ослушание пригрозила казнью.

Вот только одного она не учла – не каждый решится на убийство, даже когда его собственная жизнь под угрозой. Её ввела в заблуждение внешность нашего егеря – это суровый мужчина лет тридцати, высокий, крепко сложенный, косматый, небритый. Его кожа испещрена множеством мелких шрамов. Густые брови и орлиный нос придают его лицу хищное выражение. А между тем под этой грозной оболочкой скрывается мягчайшее сердце. Но об этом знают немногие.

Так вот, егерь – кстати, его зовут Ульрих – погожим летним днём по её приказу вывез меня в лес, якобы на прогулку. Я чувствовала себя в безопасности в его присутствии, ведь знала его с детства. Он был не просто слугой моего покойного отца, а почти приятелем. Помню, как они беседовали в часы отдыха, а я, тогда ещё совсем малютка, дёргала их за пуговицы, забиралась на колени то к одному, то к другому, и требовала рассказать мне сказку. Мне нравилось, что Ульрих, разговаривая со мной, не сюсюкает, как многие старшие. Он обращался ко мне всегда серьёзно, будто ко взрослой. Я чувствовала себя настоящей дамой и старалась держаться умно и солидно (сейчас-то я понимаю, как комично это выглядело). Ульрих рассказывал мне занятные истории из книг – он получил образование, не блестящее, но для егеря вполне приличное. Он угощал меня пряниками и леденцовыми петушками. Я любила его, конечно, не так, как отца, но так, как могла бы любить родного дядю, если бы он у меня был. Как могла мачеха допустить мысль, что он меня убьёт? Видимо, она привыкла судить людей по себе…

Когда мы углубились в лес, Ульрих вдруг остановил коня, помог мне спешиться и, оглядевшись по сторонам, заговорил быстро и взволнованно:

— Ваше Высочество, выслушайте меня и постарайтесь сохранять спокойствие. Королева велела мне вас убить.

Я в ужасе отшатнулась от него, скрестив руки перед лицом в защитном жесте, а Ульрих со вздохом продолжал:

— Разумеется, я этого не сделаю.

Я опустила руки и шагнула обратно, чувствуя, как моё лицо начинает гореть от стыда. Как я могла хоть на миг допустить мысль, что старый друг и верный слуга моего отца способен причинить мне вред?

— Но вам придётся на время спрятаться в лесу, — закончил Ульрих. 

— Одной мне тут не выжить! — воскликнула я испуганно. — Меня или волки съедят, или я сама умру от голода и холода зимой!

— Я мог бы поселить вас у себя в егерской сторожке, но, во-первых, вас там могут обнаружить слуги королевы, во-вторых, неприлично девушке-подростку жить у холостого мужчины, который не состоит с ней в родстве. Поэтому я отвезу вас к своей сестре. Она вдова, растит семерых сыновей. Её муж был охотником и дровосеком, поэтому домик их построен в глухой лесной чаще. Я содержу их семью, отдаю им половину жалованья. Вы поладите, я уверен.

— И как долго мне придётся у них жить?

— До тех пор, пока не умрёт ваша мачеха. Тогда вы вернётесь и станете править королевством.

— А она вас не казнит за ослушание?

— Мы её обманем. Я уже всё продумал. Главное, пообещайте мне, что будете умницей и никогда не откроете дверь чужим.

Я кивнула.

— Обещаю. Надеюсь, вы знаете, что делаете.

Так я и оказалась у сестры Ульриха. Когда мы подъехали к её симпатичному маленькому домику на лесной поляне, на крыльцо высыпала целая толпа мальчишек в смешных колпачках. Я ожидала, что между первым и седьмым ребёнком будет большая разница в возрасте, но все дети выглядели ровесниками, лет примерно четырёх-пяти, к тому же были похожи как две капли воды… точнее, как семь капель.

— У моей сестры родилась сначала двойня, через год – тройня, а ещё через год – снова двойня, — шёпотом пояснил Ульрих, поймав мой недоумённый взгляд. — Мы в шутку зовём эту ораву гномиками.

Я кивнула, про себя восхитившись выносливостью его сестры. 

— Дядя Ульрих приехал, дядя Ульрих приехал! — вопили «гномики», приплясывая. — Что ты нам сегодня привёз? Ты обещал привезти пряничных лошадок!

Егерь ловко спрыгнул на землю, осторожно снял меня со спины коня и поставил рядом с собой. Он заговорил с племянниками таким же серьёзным тоном, каким беседовал со мной, когда я была в их возрасте:

— Я привёз вам подарок получше. Она станет вашей сестрой, о которой вы все мечтали. Только пообещайте, что не будете её обижать. Девочки очень нежные и хрупкие создания, их нельзя толкать, как вы толкаете друг друга.

Маленькие «гномы», сразу притихнув, переглянулись между собой. Их личики стали серьёзными и даже чуточку встревоженными. Я опустилась на траву, чтобы наши головы оказались примерно на одной высоте, и ласково поздоровалась.

— А как тебя зовут? — спросил один из малышей, рассеянно засунув в нос палец. 

— Белоснежка, — ответила я, приветливо улыбаясь.

— Такого имени быть не может, — заявил другой.

— Конечно, — кивнула я. — Это прозвище. Крестили меня под другим именем. Но как-то так вышло, что всю жизнь меня все звали Белоснежкой.

— Потому что у тебя лицо белое как снег? — догадался ещё один «гном».

— Именно. А как вас всех зовут?

Мальчишки стали наперебой выкрикивать свои имена, но тут на крыльцо вышла их мать, высокая полная женщина, круглолицая и краснощёкая, с большими голубыми глазами. Из-под вдовьего чепца выбивались светлые кудряшки. Она вытирала руки передником. Её взгляд скользнул по моему роскошному наряду, брови взлетели, рот открылся.

— Ульрих, ты с ума сошёл! — накинулась она на брата. — Ты что, похитил Их Высочество? Ты соображаешь, какие у тебя будут неприятности?

— Всё совсем не так, Берта. Давай войдём в дом, я всё объясню. Мальчики, вас это тоже касается.  

Мы оказались в комнатке, которая служила, вероятно, одновременно и кухней, и столовой. Там было тесно, но, несмотря на простоту и скромность обстановки, как-то по-особенному уютно. Пахло свежей выпечкой и душистыми лесными травами. Разглядывая начищенные до блеска тазы и сковородки, накрахмаленные занавески на окошках, чистые домотканые полотенца и половички, я поразилась трудолюбию и аккуратности хозяйки. Если бы мне пришлось воспитывать семерых маленьких мальчиков, не имея прислуги, моё жилище, скорее всего, напоминало бы хлев. Берта расцвела от удовольствия, когда я сказала ей об этом.

— Без Ульриха я бы не смогла поддерживать здесь такой порядок, Ваше Высочество. Он ведь полностью нас обеспечивает, так что я могу себе позволить всё время сидеть дома – не считая дней, когда я выбираюсь в ближайшую деревню за покупками. 

— Но вы наверняка ужасно устаёте, — заметила я.

— Да, если честно, тяжеловато присматривать за моими сорванцами, хоть я их и обожаю, — призналась Берта, усаживая меня за чисто выскобленный стол. — А нанять няньку я не могу, у нас не так много денег, да и не захочет никто жить с нами в такой глухомани, побоится. Вот если бы у меня была дочь-подросток, она бы мне помогала…

Её сыновья в это время изучали мой наряд, обступив меня со всех сторон. Они по очереди осторожно тыкали пальчиками в драгоценные камешки на моём поясе или жемчужины, украшающие подол. 

— Твоё желание исполнится, — сказал сестре Ульрих. — Белоснежка станет твоей приёмной дочерью.

— Не шути так, это уже перебор! Для меня большая честь принимать Их Высочество у себя в гостях, но у нас ведь даже свободной комнаты нет. Ты же знаешь, здесь всего две спаленки, в одной ночую я, в другой – мальчишки.

— Белоснежка может спать в твоей комнате. Там найдётся место для второй кровати.

— Да разве Их Высочеству такое подходит?

Один из мальчиков лёг на пол и начал играть с бантиками на моих туфельках, как котёнок.

— Меня устроит любая комната, — вмешалась я. — Всё лучше, чем ночевать под открытым небом в лесу. И зовите меня просто Белоснежкой, пожалуйста. Я больше не Их Высочество, а бедная изгнанница, которая ищет приют.

Ульрих рассказал сестре и племянникам о приказе королевы. Лица мальчиков выражали ужас и отвращение. Берта ахала, цокала языком и качала головой. Когда её брат замолчал, она, забыв о всяких титулах, заворковала, крепко обнимая меня:

— Бедная девочка! Мало того, что без матери росла, а потом и отца лишилась, так ещё и мачеха тебе досталась такая, что врагу не пожелаешь! Конечно, оставайся с нами, я всегда мечтала о доченьке!  

Я обняла её в ответ.  

— Вот только королева наверняка потребует у вас доказательств того, что вы меня убили, — обратилась я к Ульриху, когда Берта разжала объятья. Её сыновья тоже потянулись было ко мне, но тут же попятились, видимо, застеснявшись.

— Да, она велела принести ей ваши останки.

Последнее слово Ульрих выговорил явно с трудом.

— И что вы собираетесь делать? Я не хочу, чтобы вас казнили!

Мальчики встревоженно смотрели то на дядю, то на меня.

— Я уже всё продумал. У меня в сторожке висит свежая туша оленя. Я принесу королеве его внутренности и ваше платье, изодранное в клочья и залитое оленьей кровью. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы она поверила в вашу смерть. Главное, чтобы она не распознала обман с помощью волшебного зеркала…

— Нет у неё никакого волшебного зеркала, — усмехнулась я. — Этот слух она пустила, чтобы в народе её опасались и заговоры против неё не строили.

Ульрих вздохнул с облегчением.

— Тогда всё гораздо проще, чем я думал. Главное, не заговаривайте в лесу с чужими. Никто не должен узнать, что вы здесь.

Берта угостила меня пирожками с лесными ягодами, а затем увела к себе в комнату, где помогла переодеться. Мне пришлось расстаться с изящными туфельками и богато украшенным платьем. Эти вещи Берта отдала Ульриху, чтобы тот облил их оленьей кровью и отнёс в замок. Взамен она достала для меня из сундука грубые деревянные башмаки и кое-что из собственной одежды. Всё это оказалось мне велико.

— Ничего, — утешила меня Берта, — нынче лето, по двору можно ходить и босиком, а осенью мы с братом справим тебе новые башмачки. И свои старые платья, юбки и рубахи я чуть позже перешью для тебя, а пока возьми вот пояс, обвяжись потуже. 

Таков был мой первый день в лесном домике, а последующие слились в один. Скучать мне не приходилось, без дела я не сидела, и течения времени просто не замечала. Мы с Бертой трудились по очереди – пока она занималась стиркой, мытьём посуды или стряпнёй, я приглядывала за мальчишками, а потом мы с ней менялись ролями. Я говорю «трудились», но не могу сказать, что чувствовала себя чрезмерно обременённой. С «гномами» я быстро поладила. Когда я увидела их впервые, они мне показались очень похожими друг на друга, но вскоре я научилась их различать. Каждый был чем-нибудь да примечателен. Я узнала, кто из них молчалив, а кто разговорчив; кто любит носиться как угорелый, а кто предпочитает спокойно сидеть и мастерить что-нибудь. Узнала, кто умеет подражать голосам птиц, кто терпеть не может умываться, кто ужасно боится грозы… Не скажу, что мои «гномики» всегда меня слушались и никогда не ссорились между собой. Всякое бывало – дети есть дети. Но всё же большую часть времени мы все жили в мире и согласии.

В детстве я часто жалела, что матушка не успела подарить мне младшего братика. Видимо, моё желание оказалось настолько сильным, что судьба послала мне сразу семерых.