Ангелы обнимают всем телом. Кроули сомневается насчёт остальных, но его ангел поступает именно так.
Возможно, если бы его обнял другой ангел, объятие кончилось бы весьма печально — мечом или ножом в любой понравившейся чужому ангелу части тела Кроули. Зазубренные ножи особенно подпортили бы целостность тела и продолжительность жизни Кроули. Но Азирафель так не делал.
Всё всегда начиналось с протянутых к Кроули рук. Мягкие ладони приглашали его ближе, лёгкое подергивание пальцев, которые тут же, стоило Кроули шагнуть к ангелу, вцеплялись в его одежду как нежные капканы. Ангелы своего не упускают. Ладони оглаживали его плечи, стекали на руки, сжимали запястья Кроули, чтобы тут же плавно, а временами и очень порывисто, перетечь на спину. Одна ладонь начинала с затылка, ерошила волосы, либо пропуская сквозь пальцы длинные рыжие пряди, либо царапая кожу под короткой стрижкой. Кроули любил побаловаться со своими волосами. После обязательного пункта рука спускалась на шею, чтобы пальцами коротко, но сильно сжать кожу и потревожить невидимую в физическом теле чешую. Не напугать, заземлить, после чего неизменно опускалась к основанию крыльев, неважно, были ли те видны. Ангел к тому времени всегда разогревался, его температура неуклонно повышалась, так что ощущалось это как полуденное солнце, притянутое чёрными перьями, горячо, хорошо, невозможно отказаться.
Вторая рука притягивала Кроули совсем близко к ангелу, сгибала, заключала в приятную клетку. Обвивала пояс, пока ангел утыкался лбом в лоб Кроули, чему-то неярко улыбаясь. Поднималась выше по спине, вдоль позвоночника, тоже жгла, как солнечное пятно, но двигаться хотелось только вперёд, руки Кроули тоже начинали жить своей жизнью.
Плечи Азирафеля, сжать щеки и оставить короткий поцелуй в уголке улыбающихся губ, спина и в итоге Кроули сжимал ангела в кольце своих рук, приникнув как можно ближе, грудь к груди, и пера между ними не втиснуть. Белые крылья ангела с призрачным шепотом укрывали его собой, скрывая ото всех. Крылья могли быть и на другом уровне, но их Кроули ощущал всегда ясно, как руки ангела, жгучие поцелуи или тихие слова на забытом им языке в шею.
Временами это были тихие, уютные объятия на диване, во время чтения или перед телевизором. Азирафель приваливался к боку Кроули всем своим надежным, теплым весом, обматывал их обоих очередным пледом и тихо светился, почти не видно, если не присматриваться. Не наблюдавший подобного прошлые шесть тысяч лет, Кроули быстро окрестил это эквивалентом кошачьего довольного мурлыканья. Сам ангел предпочитал сонно молчать в такие моменты, все глубже погружаясь в кокон из пледа, крепко переплетая свои пальцы с пальцами Кроули.
Иногда Кроули оказывался прижат к стене. Секунду назад он мог о чем-то говорить или громко смеяться, а в следующее мгновение подпирал лопатками в стену или шкаф. Ангел, чуть ниже в своем физическом теле, чем Кроули, возвышался над ним частоколом сверкающих перьев, синим светом из всех глазниц и низким, пробирающим голосом. Кроули никак не мог решить — убийственно страстный ли ангел в таком обличие или же в нем просыпалась ангельская страсть к убийствам? Кроули, впрочем, нравилось. Приятно получить столько внимания разом.
Почти постоянно Кроули был под наблюдением. Он знал, что его одежда наполовину ей уже не являлась. Кроули кожей ощущал беспокойные движения глазных яблок, у которых и физического воплощения-то не было. Ангел не мог и, скорее всего, не хотел влиять и воздействовать на все вокруг, чтобы следовать за Кроули по пятам, но это не касалось вещей Кроули. Когда на него вытаращился с изнанки зонта очень знакомый глаз на другом конце Лондона, Кроули изрядно опешил. Спустя несколько подобных происшествий, пары упоминаний вскользь перед ангелом и целой одной взбучки его штанам — голубая радужка выскочила на пряжке ремня и напугала одну весьма набожную и просветленную старушку в супермаркете, — Кроули смирился, а ангел попросил прощения не менее сотни раз. Это тоже, в каком-то роде, было приятно и походило на объятия. Своеобразные.
Самые тяжелые объятия одновременно являлись самыми важными и необходимыми. Кроули бережно хранил воспоминания об их первом с Азирафелем поцелуе, но эти объятия, когда они изможденные, грязные и в крови, будто их черти драли, — ах, да, про ангелов еще забыли, — стояли у края выжженного котлована, смотря вниз… Левые три крыла Азирафеля не двигались, потому Кроули подлез под них, облегчая спину ангела, одну из его рук Азирафель не выпускал из хватки — Михаил имела отвратительную коллекцию ножей, — и зажимал льющуюся из рваной раны кровь. Они едва стояли на ногах, не могли говорить от боли и усталости, но они поддерживали друг друга и не лежали внизу, в отключке, как другие. Они были живы и снова победили. Ангел тихо плакал в его руках, обнимая только правыми крыльями, но сжимал до хруста костей и перьев.
***
— Милый, — Азирафель сделал глоток из кружки, нахмурился. — Что происходит на лужайке у миссис Мередит?
Кроули проследил за кивком ангела и уставился в окно. Закашлялся, подавляя непотребный подлый смех. Через дорогу их не в меру активные соседи организовали вечер танцев и вовлекли в него своих новых жертв. Будто палку проглотив, Гавриил держался парой пальцев за руки Вельзевул, смотрящей на него с очаровательностью пираньи. Они как роботы бродили по площадке, только чудом не задевая кружащиеся и тесно обнимающиеся парочки.
— Господи боже, — протянул Азирафель, отставляя чашку и прикипая к окну, — ты просто посмотри…
Кроули все-таки не выдержал и захохотал.