Ветер прошелестел в листьях, сорвал с них пару капель, задержавшихся после дождя, и бросил их на сидящего внизу мальчишку. Тот не обратил внимание на холодное ощущение на голове, зато стукнувшие по лезвию ножа капли сразу смахнул. Нож блестел на недавно вышедшем солнце, словно был каким-нибудь волшебным, и сияние исходило от него самого, а не было отражением солнечных лучей. Это сияние завораживало.
Джек испугался. Даже очень. Он сразу попытался спасти его и Акико, взял всю вину на себя, просил за них… А Масамото-сама подшутил над ними. После этого Джек ещё час ходил с выражением лица, открыто говорящим каждому желающему: «Ну и шуточки здесь». Ямато не был уверен, что отец рассказал им про сэппуку просто для того, чтобы хорошенько напугать, тем более что сам говорил, что за их проступок наказание должно было быть суровым. Скорее всего, их «заслуги перед даймё» смягчили приговор.
Мальчик задумчиво повернул нож. Отражённое лезвием солнце ударило прямо в глаза, заставив Ямато зажмуриться. В тот момент он тоже зажмурился, только, в отличие от Джека, он ощутил какое-то… облегчение. Будто все его проблемы решатся, едва он смоет кровью свой позор. Это до сих пор казалось… интересной мыслью.
– Ямато?
Мальчик подпрыгнул на месте от неожиданно раздавшегося за своей спиной голоса отца. Он так глубоко ушёл в себя, что не слышал никаких шагов. Плохо, самурай никогда не должен ослаблять бдительность. Ещё один промах в копилку разочарований Масамото своим младшим сыном.
Такэси сел рядом с Ямато и внимательно осмотрел его, особенно пристально вглядываясь в его лицо. Что самурай тут делал, мальчик понять не мог, но вонзающийся в душу взгляд ему не понравился, и он смущённо отвернулся, нервно вертя в руках нож.
– Красивый, – выдавил Ямато, упрямо смотря на лезвие, пытаясь скрыть от отца свои мысли. Фраза глупая, вид у него – наверняка – тоже, но ничего другого в голову не приходило. В любом случае, как ни старайся, он не сможет угодить отцу. Тем более в нынешнем состоянии.
– И опасный, – Масамото-сама осторожно тронул сына за локоть, побуждая остановить беспокойное верчение оружия. – Ты сейчас явно не здесь, лучше убери его. Я не хочу, чтобы ты поранился.
Мальчик послушно вставил нож в ножны и прикрепил его к поясу. Он мог бы объяснить, что сосредоточен на ноже, поэтому не сможет пораниться, но послушался из-за прозвучавшей в голосе отца заботы. Ямато был уверен, что это не его воображение.
– Что тебя терзает?
«Слишком многое», – уныло подумал сын, не зная, как сказать всё и не сказать ничего одновременно. Он бы и не стал говорить об этом, тем более с отцом, но Масамото-сама спросил, нужно было что-то отвечать.
– Я просто… устал. От бездействия. Я хочу как можно скорее вернуться в школу.
– Совсем скоро вернёшься, – Такеси мягко провёл пальцем по скуле сына и повернул его лицо на себя. – А пока не давай плохим мыслям пробираться в твою голову.
Вглядываясь в глаза отца, Ямато внезапно обнаружил… беспокойство. Такэси был взволнован непривычным поведением сына, и именно это внимание успокоило тревогу мальчика. Он кивнул, улыбаясь уголками губ, и не исполосованная шрамами сторона лица отца смягчилась в ответной тёплой улыбке.