Особняк полон загадок. В каждой комнате, как заметил Бог, было по два, три, а то иногда и четыре секретных входов и выходов. Погреба, фальшивые стены, крутящиеся статуи. Это хорошая защита от таких же людей, но Божеству не знакомо понятие преград. Он сознательно отделился, скользя по теням вглубь по странному знакомому месту. Смутные воспоминания навевали коридоры, главная столовая и кухня. Словно когда-то Бог морей тут был. Он не отрицал подобную возможность даже для себя.

Он мало что помнит из того времени. Лишь небольшую квартирку где-то в центре Лондона, где остановился писатель. Где устало скинул шляпу и принялся за странные дела. На полу лежало тело. Руки того были разрезаны и из них пытались выдавить новые капли крови, лишь бы нарисовать на стене очередное изображение папоротника и желтого знака, читая строки призыва. Он помнит пустые глаза своего последователя, что стоял пред ним на коленях и яростно благодарил. Хастур до сих пор задается вопросом за что. 

Бог помнит стук в дверь, возмущенные голоса и как писатель сбегал из окна… Дальше он не помнит ничего вплоть до жертвоприношения…

– Занятно… – длинные сухие пальцы коснулись старенького захудалого переплета на одной из полок книжного шкафа. Внутри было множество заметок, некоторые из них по множеству раз перечеркнуты, некоторые страницы вырваны, какие-то покоробила вода, а на других виднелись прожженные участки, словно кто-то держал эти страницы над свечкой и не предугадал когда та поглотит хрупкую бумагу. Хастур медленно листал страницу за страницей, не находил ничего интересного, закрывал и убирал назад. Доставал новый и цикл делал новый оборот.

Пока пальцы не наткнулись на дневник, что внешне не отличался от прошлых, кроме имени на обложке. “Фиона Гилман”. Хастур нахмурился. Имя отдалось где-то глубоко приятным огнем и он принялся читать внимательнее.

“Июнь 19хх года. Среда. 

Я прибыла. Я наконец-то здесь. О Н вел меня сюда все это время. Мне сказали вести дневник, я это делаю. Не могу сказать, что это мой способ терапии, но я должна подчиняться правилам, чтобы дойти до своей цели. Я– Фиона Гилман, последовательница Йог-Сотота, прибыла сегодня, в среду в особняк Олетус. До меня здесь было еще двое мужчин. Говорят, что завтра прибудет новое лицо. Не говорят какое. Наверное, не знают. Не интересно.

Слуга сказал, что покидать помещение нельзя. Но для меня не существует стен. Простите, дорогой Барон, что пренебрегаю вашей добротой, но я не могу тратить здесь время, пока все остальные соберутся и мы сможем начать. Я понимаю вашу возможную обеспокоенность, но я не буду помехой. Мне лишь нужно продолжать служение.” 

Хастур медленно перевернул страницу, продолжая хмуриться.

“Июнь 19хх года. Пятница. 

Сегодня прибыл странный человек. Он отказался называть свое имя, попросил звать себя писателем. Конечно, каждый из нас тут не отличается здравым умом, но с ним что-то не так. Я бы хотела это выяснить. Он напоминает мне меня, не понимаю почему. Стоит поговорить с ним.”

Каждая запись начиналась с новой страницы, даже если она сделана в тот же день, что и прошлая. Что немного усложнило восприятие Богом текста, но он продолжал читать. Странный писатель, пятый игрок. Он не понимал о чем речь. Жертвоприношение…

“Июнь 19хх года. Не помню.

Все дни начинают сливаться в один. Когда уже нас отпустят? Шея сильно болит. Этот придурок нанес неправильный удар и все пошло не туда. За это нас накажут. Я уверена, что этого самодовольного дурака накажут. И меня вместе с ним. Он убил двойку, он замахнулся на шестерку и не смог правильно убить меня. Трус, бездарь, неуч. Как такого носит земля. Как он может звать себя последователем сына великого Божества, если даже ритуал совершить не может? Умри, умри, УМРИ. УМРИ. УМРИ. УМРИ. УМРИ. УМРИ…” – далее одно и то же слово, написанное размашистыми большими буквами повторялось примерно две страницы текста. Когда Хастур убедился, что среди повторений ничего нет, то закрыл дневник и поставил его на место. 

Строки эти смутно говорили о прошлых мгновениях, что так и не задержались в божественном разуме. Но на сегодня информации достаточно, больше во все дни до этого, от того пора возвращаться в покои людские и там же уснуть, прикрывая глаза. Человек научил столь обычному действу– сон по ночам и бодрости утром. Бог медленно по ступенькам сползает, придерживая стены рукой. Тени за ним расходятся бороздами, а потом собираются вновь.