Гори все синим пламенем и розовым гори

Наша история берет начало в книжном магазине, там, где даже не самый болтливый дисковый телефон замолкает одним чудесным утром без весомой на то причины. Предсказание на сегодня, выскользнувшее с полки при уборке шкафа с тематическими книгами, гласит: «К тебе я обращаюсь, ангельского рода создание — устрой нечестивым окрещенный ритуал, да спаси подругу свою от жестокой участи с работы! Не забудь испечь печенье».

Попытки истолковать проводились по сей день до часа по полудню, пока Азирафаэль, будучи, очевидно, ангельского рода созданием, упомянутым в пророчестве, не поправила энергичным жестом свои маленькие круглые очки, всмотревшись в бумажку. До этого ценители пророчеств считали это гораздо более приземленным утверждением для узкого круга лиц, — откуда им знать, что ни одна из участниц не "приземленная" как таковая: одна по приданиям парит выше человеческих глаз, вторая должна ошиваться под землей! Или наоборот, считали "нечестивый ритуал" либо чем-то очень серьезным, что бы истребило и упомянутую подругу, и коллег ее вместе взятых — либо чем-то достаточно простым и ненавязчивым, чтобы в этом можно обвинить любых встречных. Это не настолько противоречивые состояния.

После часа по полудню эти дебаты могли на самом деле и продолжиться, это не настолько важно в данном контексте. Важно одно: Азирафаэль поправляет воротник плаща и немного нервно направляется в один из лондонских магазинов растений, все еще раздумывая над пророчеством. И если она правильно его поняла и почувствует с минуты на минуту, что может его выполнить — наука, упаси нас всех от своего гнева! Ну пожалуйста.

Если бы растения могли смотреть, небольшое алое в черном горшке с сочными колючими листьями бы пробуравило в Азирафаэль дыру своим взглядом, вынуждая не просто украдкой через плечо поглядывать, а смотреть на темную зелень с хищным практически настроением.

«С вас два фунта с половиной».

«Вот, держите», — по монетнице и двум купюрам со звоном рассыпается мелочь, которой всегда в кошельке достаточно.

Азирафаэль вообще любит ходить по магазинам.

Следующая остановка — оптика. Впрочем, если хорошо сосредоточиться и представить эти кое-чьи ненасытно рыжие пряди, раскаленной лавой стекающие по недовольному лицу и задевающие темные очки... Стоит задасться вопросом в середине этой всей увлекательной игры воображения на шумной лондонской улице, зачем мы это делаем. И продолжать, пока результат не будет приемлемым. С незыблемым лицом. Ничего плохого не происходит, Азирафаэль просто пытается воссоздать очки своей заклятой подруги из воздуха. Отвлекается немного. Но вытаскивает слегка устаревшую по стилю пару из кармана плаща, выдыхая с облегчением и мимолетным желанием надеть. Ангельское чудо удалось.

Таймер в голове Азирафаэль тем временем лишь набирает обороты со звуком ускоряющихся клавиш пианино. Она плохо держит лицо — очевидно напряжена. Удобно же устроилась Кроули — попадет в неприятности со всеми на белом свете, а ее из этого еще и вытягивать!

Ладно, наука с ней, с этой вашей Кроули — и черти тоже, не расстраивайтесь. Будет спасена дева рыжая от неприятностей, Азирафаэль же любит причинять добро и наносить любовь.

Сюжетный поворот заталкивает порывом ветра героиню-спасительницу в магазин носителей информации вариантивной степени давности, где она спокойнейшим образом берет под подозрительный взгляд одну лишь кассету. Снова оплачивает звонко звенящими монетами и снова бесследно улетучивается, водружая темные очки на лоб, чтоб не потерять — продавцу, бедняге, кажется, что она кого-то в таком виде с таким напряженным стуком туфель напоминает.

Все потому, что история помалу приближается к бетонно-стеклянной бесчувственной высотке — к месту обитания Кроули. А там и ее машина на парковке — ну хоть в ад не утащила, хотя могла! (И, скорее всего, не раз хотела).

Что до самой Кроули, то она сидит в данный момент в офисе владыки ада, закинув ноги на стол, разделяющий их. На ее лице постная усталость — она почти не слушает, что ей говорят, но загоняет тем самым Вельзевул в тупик.

Попробуйте только прервать монолог, чтобы отчитать ее, если чертовке только того и хотелось все это время.

Потому, в лучших традициях адских пыток, Вельзевул продолжает говорить — что угодно, уже хотя бы не так уж и связанное с Кроули, исключительно из чувства контроля. Долго, нудно, звенящим голосом, что вызывает эхо в замкнутом пространстве. Выдавливая все живое. Чтобы управлять адом, надо уметь устраивать зрелищное представление из любой пытки. Быть может, Кроули сама взмолится о пощаде — но тщетно.

На кассете тем временем уже объявилась неестественно аккуратная надпись — и если бы не она, было бы почти не отличить эту кассету от пары других в бардачке машины. Все они рано или поздно заиграют на нужный Бентли лад. Эта, возможно, тоже. Недельки так через три.

На улице помалу вечереет. Азирафаэль дожидается полуночи, пока обыскивает многочисленные ящики в поисках бутылки любимого вина — на нее поглядывает с рабочего стола пророчество. Будто смеется. «Как ты торопишься, как торопишься, сама ведь не знаешь, зачем!» — но она знает, зачем. Это же пророчество, не призыв к действию. Хотя, ну, одно другому, может, и не помеха.

Солнце садится за горизонт, заливая небо рыже-алым цветом. На больших, угрожающих и временами громких напольных часах пробивает десятый час. Созерцайте все, смертные и бессмертные, ангелы и демоны — разогревается духовка для выпечки вкуснейшего печенья во вселенной! (Обычного шоколадного песочного печенья с особенным ингридиентом, — ангельской любовью, — на деле-то).

Светлые кудряшки растрепались от нервных прогулок быстрым шагом из стороны в сторону — нельзя ничего забыть, упустить из плана или сделать хотя бы немного не так. Это вам не абы какое повседневное развлечение в ночь на пятницу! Что это на самом деле такое, рассказывать некогда.

Тем временем Вельзевул замолкает, чтобы в воздухе стояло только мерзейшее жужжание, действующее на нервы. Кроули плотоядно откидывает голову на спинку кожаного кресла и закидывает ногу на ногу — все еще держа их на столе. В молчанку играть невесело. Но как будто у владыки ада есть развлечения поинтереснее, чем создавать иллюзии плавящейся от святой воды кожи для той, кто то и дело пытается поговорить по душам. Это забавно — слушать, как она одергивает пиджак и ругается в голос. Это забавно — выслушивать подчиненных, которые стараются не коситься на Кроули, занимающую треть или четверть кабинета. (А она на них не просто косится, а пялится и ухмыляется от уха до уха, что делает ситуацию в тысячу раз более неловкой).

Для ритуала Азирафаэль нужно пять объектов. А растение, очки, кассета и вино вместе взятые — это, как не крути, четыре. И она не может отвлечься и подумать хорошо, что этот список дополнит — у нее нет такой роскоши. Полночь будет через полчаса.

Мелком на полу чертится простецкая пентаграмма. Кружочек, звездочка пятиконечная. Где-то в раю у архангелов брови на лоб лезут, стоит им только осознать, чем занята красиво и скромно уволенная на прошлой неделе Азирафаэль — призывает демонов! Раскладывает аккуратно все, что может одной конкретной демонице понравиться по углам своего рисунка — для удобства и с чувством «да будь что будет уже» встает на один из них. Осторожно зажигает свечи — у нее были только с легким ароматом корицы, пролежавшие в ящике какое-то время, но не пропадать же добру! Затем еще с чем-то разбирается, закрывает жалюзи и встает на свое место.

Во многих текстах сказано, что демонов призывают на латыни. Это связано с тем, что автора многих текстов могли и не знать много языков, кроме латыни. На каком языке читает призывное заклинание Азирафаэль своим подрагивающим от напряжения голосом, вам знать вовсе необязательно. И как оно звучит — тоже.

И тут ее ангельскую сущность встряхивает внезапный порыв ветра из неизвестного направления — короткие волосы развеваются словно по всей комнате, бежевый плащ поднимается в воздух, да и самой Азирафаэль хочется привстать на носочки крепко зашнурованных туфель. Ее губы трогает скромная улыбка ликования. Получилось.

По книжному магазину разносится грубый голос: «Так-так-так, ангел вызывает демона? Любопытно. И что же ты предложишь в обмен, коли не свою душу?»

«Э-э... Шоколадное печенье», — с легкой заминкой произносит осмелевшая Азирафаэль, переминаясь с носков на пятки. Часы оглушительно бьют двенадцать.

«Что, прям сама испекла? С любовью небось? — недолгая пауза. — Давай сюда. Вельз все равно из кабинета не выходит который день, не думаю, что выйдет ради такой херни».

Она, присев на корточки, ставит тарелку печенья в центр пентаграммы и тут же выпрямляется, чувствуя, как ее саму что-то удерживает на углу звезды между бутылкой вина и кассетой. Не сдвинуться, не уйти.

«В награждение за ваше печенье и подношения к вам будет приведена демоница Кроули. Ожидайте».

Ощущение ветра пропало. Печенье и голос тоже. Азирафаэль лишь надеялась, что демону понравится.

Тем временем, в дверь кабинета Вельзевул впервые за все время "пытки" постучали не ради Вельзевул.

«Владыка, на земле призывают Кроули. Она свободна?»

Владыка вместо ответа ругается сквозь сжатые зубы.

«Свободна. Да так, чтобы на глаз-з-за мне больше не попадалась! Пусть ликует, я ее увольняю ко всем и каж-ж-ждому райскому пирогу!» — и жест такой рукой делает, отгоняя от себя Кроули, уже радостно выскользнувшую в коридор и постукивающую по полу каблуками. Она обгоняет демона из отдела призываний и заглядывает ему в лицо с самой коварной ухмылкой.

«Так... А чего ты там делала-то?»

«Молчала, в основном. Вельз не хотелось подписывать мне увольнение по собственному желанию, сам видел, почему», — чертовка (уже бывшая) складывает руки за спиной и закрывает змеиные глазоньки — очки отобрали.

Так они и доходят до офиса призываний, где Кроули поправляет прическу и пиджак парой резких движений, перед тем, как отправиться вновь на землю. Прокашливается, и затем...

«О, ничтожные смертные! — произносит она наигранным тоном. — Зачем позвали вы меня, демонессу искушения, в свой мир?! Еще и вышедшими из моды очками!»

Но что-то не так. Какие-то знакомые ощущения пронзают ее даже с опущенными глазами. Запах старых книг, выпечки и корицы, под ногами слегка скрипучие полы... Нет, нет.

«Кроули...» — облегченно выдыхает кто-то с подозрительно знакомым голосом, и тут уже хочешь, не хочешь, но поднять взгляд надо.

«...Ангел?» — произносит растерявшаяся демоница, оглядывая комнату. Да, это определенно личная комната Азирафаэль. Что сказать дальше, пока это без иронии чудесное создание щелчком пальцев тушит свечи и стирает пентаграмму — загадка.

«Да. Не настолько сильно, как до этого, но все еще ангел. А ты? — нервная усмешечка. — Все еще демонесса?»

«Какая разница. Я страшно хочу поесть, — Кроули выходит из круга, надевая на себя очки, что скромно лежали на полу. (Чтобы сделать это, не усаживаясь на корточки и не склоняясь простым человеческим способом, ей пришлось изрядно изогнуться в спине). — И... Ну, спасибо. Я понятия не имею, сколько у тебя из-за этого проблем будет, но ты вытащила меня из ада. На веки вечные».

И улыбается — нежно-нежно.

«Меня уволили на той неделе. Фактически, это уже не райская забота, чем я занимаюсь в свое свободное время, — Азирафаэль осторожно улыбается в ответ, оглянув телефон на столе. — Можешь заказать поесть, что хочешь».

«Ты лучшая», — кратко отчеканивает уволенная демоница, падая на стул и набирая какой-то номер. Перед тем она, разумеется, быстро чмокнула собеседницу в щеку — так делали при ней люди, показывая тепло и любовь. Сотни и тысячи раз. Чем она хуже?

У нее вызывает еще одну улыбку маленькое алоэ, стоящее на полу.

Где-то в аду горит синим пламенем старый документ, выказывающий единственные допустимые условия призывания демоницы Кроули. Мне разрешили оставить себе копию, так что цитирую прямо оттуда:

«5. Хорошая музыка. На кассете.

4. Бутылка недешевого вина. (Красное, полусладкое).

3. Непроницаемо темные очки.

2. Растение какое-нибудь. Суккуленты там, не знаю.

1. (Бывшая) хранительница огненного меча Азирафаэль».