Ольга сидит на садовых качелях, сгорбившись, опираясь локтями на колени и смотрит исподлобья.

У него мурашки по коже от этого взгляда. Он в исступлении завороженно смотрит в ее глаза.

Она ничего не говорит, не меняет выражения лица, даже не шевелится. Только продолжает пронзительно смотреть.

Иван теряется. Короткой вспышкой возникает мысль о Вале — где она? Почему ее нет здесь и почему не слышно из дома?.. Но мысль растворяется под острым взглядом, оставляя смутное неприятное послевкусие. Вали здесь нет, и это кажется правильным и неправильным одновременно.

Иван не смеет отвести от Ольги глаз, хотя сам себя готов за это ударить.

Секунда — и ее взгляд меняется. Куда-то внезапно девается острота, ей на смену из ниоткуда возникает… оценивание.

Она все так же молчит. Сидит скованно, как будто не решается пошевелиться.

Иван ощущает себя под колпаком у экспериментатора.

Он находит причину не отворачиваться, ни в коем случае не упускать ее из виду — ему смертельно необходимо знать, сделает она что-то или нет. Продолжит ли смотреть на него, рассматривать, оценивать, практически препарировать…

Еще секунда — Ольга убирает локти с коленей, обнимает сама себя и на мгновение опускает голову, разрывая зрительный контакт.

Каждый жест видится ему таким трогательным, что щемящее чувство в груди почти до конца вытесняет оставшийся неприятный осадок.

Юра возникает рядом внезапно, своим появлением заставляет вздрогнуть.

— Ох ты господи! Анатолич!.. — хочется произнести, но слова застревают в горле.

Ольга снова поднимает на него глаза, и Иван теряется в собственной нерешительности.

Она смотрит затравленно, почти болезненно и почему-то — выжидающе.

Он почти решается сделать шаг к ней, один, второй, добежать до этих пресловутых качелей, приблизиться настолько, насколько это вообще возможно. Но вместо этого делает ровно один шаг назад, не отворачиваясь, не отводя глаз от такого «громкого» взгляда.

И совсем чуточку надеясь, что он не изменится.

Юра стоит тут же рядом, никуда не пропадает, ничего не делает. Стоит, скрестив руки на груди.

И смотрит свысока.

Иван не видит его полностью, замечает только краем глаза, но знает совершенно точно — именно свысока, именно с характерно ковалевской насмешкой на губах.

С ним встречаться взглядом он боится.

Секунда, другая. И Юра вдруг резко подходит, начинает трясти за плечо, но Иван никак не реагирует. Он вглядывается в лицо свата, с ужасом находя, что тот смотрит с неизменным высокомерием. Но почему-то кажется, что оно более чем оправданно.

Юрий уже жестче, обеими руками, встряхивает пару раз и, кажется, что-то говорит.

Иван делает над собой усилие и пытается вслушаться.

— Э!.. Э, любезный! — оказывается, Анатолич практически кричит. — Конечная остановочка! Подъем!

Нехарактерная для Юрия Анатольевича манера речи совершенно не смущает Ивана.

Но внезапная звонкая пощечина действует отрезвляюще. Только Будько открывает рот, чтобы возмутиться — натыкается взглядом на незнакомое лицо.

— Подъем, говорю! — приказным тоном кричит человек в голубой рубашке, с темным галстуком… милиционер.

Иван Степанович оглядывается вокруг: три стены и решетка. Неплохое, однако, начало утра. К слову, утра ли?..

Не без труда приподнявшись на локте, он еще раз — уже внимательнее — оглядывает помещение. Перед глазами все еще стоят образы из странного сновидения, приходится приложить усилие и сосредоточиться на возникшей вдруг, такой неординарной реальности.

— А… а где Оля… Николаевна?

Не успевает он добавить «и Анатолич», как милиционер с веселым смешком отвечает и отходит от него:

— Никакую «Олю Николаевну» я не знаю, — и добавляет слегка раздраженно: — Но если ей можно позвонить и сообщить, что вы здесь, так давайте уже сделаем это!

Будько щурится даже в полутьме камеры. Когда до него доходит, что именно предложил сержант, он дергается, тут же морщится от головной боли и возражает:

— Не! Не надо! Ольге Николаевне не надо!.. Вы шо, нельзя… — и решается опасливо задать вопрос: — Так, а это, Анатолич где?

Сержант снова смеется, весело оглядывает его и отвечает:

— Если так безбожно пить, уважаемый, то можно всех друзей растерять, да что там друзей — родственники все отвернутся!

Ивану Степановичу не смешно. Он обводит глазами камеру еще раз и поднимает растерянный взгляд на сержанта.

Тот опять усмехается и кивком головы указывает на мужчину на соседней лавке, отвернувшегося к стене, очевидно, все еще спящего.

— Не этот ли — ваш Анатолич?

— Этот?..

— Это я у вас спрашиваю, — с нажимом говорит сержант. — Не этот ли и есть ваш Анатолич?

Иван с трудом поднимается на ноги, шатаясь, подходит к мужчине. Его не покидает ощущение неправильности, но проверить ради собственного спокойствия необходимо. По крайней мере, если это Анатолич, то он хотя бы спит и «начистить морду» не собирается.

Подойдя ближе, Будько одновременно разочарованно и облегченно вздыхает.

— Не Анатолич это! — собственные слова звучат обиженно, но сейчас не до того. Смутно вспоминаются события последних дней: заселившийся первый клиент — Валентин. Слезы Ольги Николаевны, которые до боли невыносимо видеть. Чувство вины и попытка исправить ситуацию. Вокзал, поезд, придорожное кафе в Джанкое, пара стопок и угрозы с требованием оставить Ольгу в покое… дальше ничего.

— Уверены? Взгляните еще раз — этот молодой человек вчерашним утром разносил кафе вместе с вами.

— Да?..

— Да, — передразнивает его сержант. — Ладно, давайте говорите. Кто он там?

Сержант достает из кармана рубашки ручку и готовится записывать.

— А то вы вон хоть сейчас в себя пришли, а этого как загрузили в клетку, так и дрыхнет до сих пор. И паспорта при нем нет, в дебоше, что ли, потерял?

— Да Валек это! — отвечает Иван Степанович, отмахиваясь. Мысли занимает совсем другое. Перед глазами все еще возникают образы из сна, а такое с ним случается редко. Как правило, сон и сон. Какой бы он там ни был — забывается наутро. Но здесь притупленные эмоции, туманные ощущения, среди которых сильнее всего, пожалуй, ненависть к Валентину. Задуматься о природе этой ненависти лучше, когда пройдет головная боль.

— Валек, значит? — сержант смотрит скептически.

— Ну да.

— Фамилия, говорю, у Валька имеется?

— Ну наверно имеется, шо вы ко мне причипились, ля? Я ее не помню, в паспорте у него, наверное, записана…

— Ага, спасибо, вы нам очень помогли! — с сарказмом цедит сержант и бросает ручку на стол.

— Да всегда пожалуйста, начальник. А это… водички у вас нет?

— Дома водичка! — раздраженный сержант даже подается вперед, опираясь руками на стол. — Так, — он поворачивает голову и обращается куда-то к сотрудникам. — Федотов! Сюда подойди!

Иван обиженно кривится.

— Хорошо, хоть вы удосужились документы свои не потерять, Будько Иван Степанович, — продолжает милиционер. — Хоть вашу личность установить было несложно.

— Я да, я не потерял… ой… — хлопает он по карманам брюк в поисках документа. — А где мой паспорт?..

— Вот он! — сержант демонстрирует ему паспорт и отдает подошедшему помощнику. — Фиксируй.

Тот кивает, забирает документ, окидывает взглядом Ивана Степановича, затем Валентина, уже наклоняется к бумаге, но вдруг, прищурившись, снова смотрит на Валька.

— А это, — кивает он на спящего. — Не тот ли это, ну… Тюменец наш? Похож больно.

Сержант прищуривает глаза.

— Слушай-ка, — протягивает он уже более миролюбиво, рассматривая Валентина. — Да ты, похоже, делаешь успехи, Федотов! Тащи-ка сюда эту, как ее, фотографию.

Федотов убегает за фотографией, а сержант снова обращается к Будько:

— Вы кем ему приходитесь?

— Да никем я не прихожусь! Он у меня жил, потом надо было там отвезти на вокзал, а он захотел с нами, а я сказал, что нас четверо, а он с чемоданом, но упертый, зараза, все равно захотел… и там в поезд женщине было нельзя, и я поехал вместо нее… — Иван Степанович машет рукой. — Длинная там, в общем, история.

— Так, все, давайте полегче, дальше мне не надо.

— Та я дальше и не помню, — ворчит себе под нос Будько.

— Что?

— Да не, начальник, ниче.

— Не морочьте мне голову! — сержант снова раздражается. — Давайте еще раз, по существу отвечайте — он вам кем приходится?

— Да никем он мне не приходится! Говорю вам, у меня жил, комнату я ему сдавал.

Прибегает запыхавшийся помощник Федотов.

— Вот фотография!

Сержант забирает фото, смотрит, затем поднимает взгляд на Валентина, снова опускает на фото и восклицает:

— Точно! Он! Ну Федотов! Как я сам-то, не понимаю, не увидел?.. А, ладно. Вы, как вас там, гражданин Будько, — он несколько раз машет рукой, не отрывая взгляда от фотографии. — Давайте на выход!

Милиционер отдает ему паспорт, который Иван Степанович машинально забирает.

— Я?..

— Давайте-давайте! Вставайте уже. Водички гражданину принеси, Федотов!

Иван Степанович, морщась от головной боли, выходит из камеры. Федотов тут же подает ему стакан воды и говорит:

— Вам, гражданин Будько, огромная благодарность! Вы поспособствовали поимке очень опасного преступника.

— Кого?.. Его, шо ли? — недоуменно спрашивает Иван, кивая на решетку, за которой остался Валентин.

— Именно так, — подтверждает сержант. — Мы за ним уже несколько месяцев охотимся, а вы невзначай практически его к нам и привели. Я бы даже сказал — профессионально!

— Валек шо — опасный преступник?!..

— Так точно, давайте-давайте, я вас провожу к выходу. Только не Валек, а Валик Тюменец, это его кличка. Аферист.

— Да вы шо?! — оборачиваясь на узкой лестнице, не сдерживается Иван.

— Вот так. Вам еще раз наша благодарность, можете быть свободны.

— Да?.. Ну я пойду тогда?

— Не смею вас больше задерживать! — Федотов кивает на каждое слово.

— Да, я тогда… — он делает шаг, но останавливается, снова оборачивается. — А вы не подскажете, это какой город?

Тот закатывает глаза и вздыхает.

— Джанкой.

— А, ну хотя бы все еще Джанкой, уже хорошо.

С вокзала Джанкоя, оказывается, уехать очень сложно. Особенно в Ялту. Особенно утром.

— И на десять утра нет, и на одиннадцать, и даже на двенадцать, мужчина! — кассирша и не пытается скрыть раздражения.

— И шо мне теперь делать? — спрашивает Будько. — Мне домой надо.

— Ждать! Или купить на вечер. В крайнем случае, на завтрашнее утро.

Плюнув на попытки уехать прямо сейчас, Иван Степанович тратит мелочь на водку и остается на вокзале.

Налить не во что — пить приходится прямо из горла.

Первые глотки не смешивают сознание, но омерзительно быстро вгоняют в меланхолию.

Валек — какой-то аферюга, да еще и в розыске. Считай, первый клиент, и сразу мошенник. Теперь пойман, получается, имиджу гостиницы он не повредит, но и не поможет точно.

Важно, чтобы Валюха не узнала обо всем этом, разнервничается, кинется еще, не дай бог, в слезы.

Иван достает из кармана телефон и видит ровно ту картину, которую ожидает увидеть — телефон разряжен. Должно быть, давно.

Ольга Николаевна, выходит, была не так далека от истины, когда говорила об Уголовном Кодексе.

При мысли о ней хочется сделать еще глоток, или даже больше, в чем Будько себе не отказывает.

Воспоминания вяло перетекают в происходящее в недавнем сне. На удивление весь сон помнится в точности — как Ольга молчала, как смотрела, как Анатолич стоял рядом и ничего не делал. Как подошел затем и что-то сказал.

Вот что именно — вспомнить уже сложнее, но неприятный осадок подсказывает, что что-то нехорошее.

Иван усмехается сам себе — а что тут может быть хорошего?..

Будь он на несколько больших глотков трезвее — был бы готов осознать, что даже мысли допускает исключительно «вокруг», но очень сильно «около». Предусмотрительно выпитая водка вполне позволяет не доводить себя до рубикона и не ставить вопрос ребром.

Впервые он почти четко — насколько позволяет трезвость мыслей — осознает досаду от выключенного мобильного. В пропущенных от Валюхи сомневаться, конечно, не приходится, но… вдруг она тоже переживала? Вдруг тоже звонила?..

Надо бы позвонить домой, хоть даже мобильник у кого-нибудь одолжить, но ни один номер наизусть не вспоминается.

— Э, мужик, в компанию не возьмешь? — раздается вдруг над головой, вырывая из собственных мыслей.

Иван медленно поднимает взгляд на возникшего словно из ниоткуда мужчину. Тот стоит, улыбаясь во все тридцать два.

— У меня вот и добавить есть, — демонстрирует бутылку «Хортици».

— Не, — сухо отвечает Иван и, не утруждая себя оправданием, мотает головой.

— Да ладно тебе, ну че ты…

— Я сказал, иди, куда шел! И без тебя… тошно.

Остаток в горло не лезет совсем. Будько с сожалением разглядывает бутылку, вспоминая, когда в последний раз такое было. Память услужливо подсказывает, что было не так давно — в прошлом году, когда с завода поперли. Вставать не хотелось, но вот с людьми дернуть по пять капель тянуло.

А здесь другое. Работу потерять — все-таки одно. Там, хоть и плевок в душу, ненавистный до тошноты, но хотя бы понятно — дальше что-то можно придумать.

А тут что?

А тут душа наизнанку.

Качнув головой, Иван поджимает губы, встает, доходит до ближайшего мусорного бака и без жалости выкидывает бутылку «Мороши».

— Валюш, можно попросить тебя сделать кофе покрепче? — сонным голосом спрашивает Ольга, отодвигая маску для сна повыше на лоб.

— Конечно, сейчас. Оль… — Валя вдруг останавливается. — Нормально все?

— Да что-то не выспалась. Долго не могла заснуть, теперь вот проснуться не могу, — она опирается локтями на столешницу, подпирает ладонями подбородок и лениво наблюдает, как Валентина готовит кофе.

— А-а, — тянет Валя, — ну щас, щас.

Ольга переводит взгляд на приготовленный ассортимент: блинчики, овсяную кашу, творог с фруктами и ягодами. Аппетита пока нет совсем. Должно быть, организм не готов к приему пищи.

— Слушай, Оль, — обращается вдруг к ней Валя. — А Женька давно звонила?

— Ну… во всяком случае, я ей звонила вчера. А что такое?

— Ой, — счастливо улыбается Валя. — И как у нее там дела? Шо ж ты не рассказываешь ничего? Я ж с ней уже сколько не говорила!

— Ой Валюш, хорошо у нее дела. Не бездельничает, сама не жалуется и на нее жалоб не поступает. Но спрашивала, когда мы приедем, скучает все-таки.

Ольга с грустной улыбкой смотрит на Валю. Та не может сдержать слезы.

— Ой, бубочка наша, а я-то! Как скучаю, ради внучечки приехала, а тут теперь вон оно что.

— Валюш, Валюш, спокойно, — Ольга тянет к ней руку, успокаивающе похлопывает по плечу. — Не переживай, скоро увидишь.

Валентина берет себя в руки, добавляет в почти готовый кофе совсем немного сливок — для цвета — и отдает, уточняя:

— Тебе же без сахара?

— Да, Валюш, без сахара, — кивает Ольга и забирает чашечку.

— Ну ладно, ты это… когда поедешь к ней, позвони мне хоть, расскажи, ладно? Оль?

— Ну конечно, ну что ты, — с улыбкой отвечает Ольга.

Делая несколько глотков, она наблюдает, как Валя возвращается к посуде, и думает — спросить или нет. В конце концов собравшись, спрашивает:

— Валь… он не звонил?

— Не звонил, я уж не знаю, шо думать! — Валентина отвечает быстро, как будто ждала этого вопроса. Ольга понимает, что мысли о пропавшем где-то муже не покидают ее ни на секунду. — Точно шо-то случилось!

— Валя, ничего не случилось! Сама ему звонила?

— Та все так же трубку не берет! Ну как издевается, зараза такая!

Ольга выходит из кухни, останавливается в холле и решает сама набрать свата. В ответ, как и ожидалось, получает только короткие гудки.

— Э… простите, — отодвинув импровизированную шторку, в холл заходит мужчина, подтаскивая второй рукой чемодан.

— Дорогой, — с нажимом обращается к нему девушка, стоя за плечом. — Ну пройди вперед! Что ты на пороге…

— А, да, конечно, — он неловко оборачивается, подтаскивает второй чемодан.

Девушка улыбается Ольге широкой улыбкой. Ольга коротко улыбается в ответ, в нерешительности глядя на гостей.

— Простите, пожалуйста, — продолжает мужчина. — Нам нужен номер, на двое суток. Очень нужен, мы уже столько гостиниц обошли — все говорят у них все под завязку.

Вид у гостей в самом деле усталый — красные от жары лица, немного растрепавшиеся волосы и слегка помятая одежда.

— Нет ли у вас свободных номеров? — спрашивает девушка.

— Свободных… — Ольга мнется в нерешительности, бросает взгляд на ресепшен, затем на столовую.

— Оль, кто там? — не выпуская полотенца из рук, Валя выбегает на звук голосов. Останавливается в проеме, смотрит на вошедших и разочарованно поджимает губы.

Ольга кивает ей и жестом показывает, что все нормально.

— Иди, Валюш, я тут сама.

— Да?.. — подавленно спрашивает Валя и пожимает плечами. Равнодушно соглашается: — Ну давай.

Ольга, натянув широкую улыбку, убирая попутно телефон в карман халата, отвечает гостям:

— Пройдемте, пожалуйста, сюда, — она указывает рукой в направлении ресепшена. Спохватившись в последний момент, стягивает маску для сна и неловко прячет вслед за телефоном. — Одну секундочку.

Она мысленно проклинает Ивана Степановича, его энтузиазм и всю эту гостиницу в целом, когда пытается разобрать хоть что-то в его записях. Бросает неловкий взгляд на клиентов, извиняется и продолжает искать.

В конце концов Ольга закрывает журнал, отдаленно припоминая, что в номерах на втором этаже сейчас точно никто не живет и на следующие двое суток вряд ли кто-то бронировал. Надеясь на благосклонность вселенной или попросту на авось, Ольга сама провожает гостей наверх.

А лестнице по пути обратно сталкивается с Юрием Анатольевичем.

— Доброе утро, Ольга Николаевна, — приветствует он.

— Доброе, доброе, — сухо отвечает она и делает шаг вправо, чтобы его обойти. По случаю, он шагает в ту же сторону. Они топчутся на месте и никак не могут разойтись.

— Да… да прекратите вы! Дайте пройти! — она, наконец, останавливается и хмуро его оглядывает.

— Пожалуйста, — Юрий Анатольевич, качнувшись, делает шаг влево, прислоняется спиной к стене.

— Благодарю, — бросает Ольга.

— Самонадеянно с вашей стороны, — замечает вдруг Юрий Анатольевич.

— Простите? — не успев преодолеть и нескольких ступенек, Ольга оборачивается.

— Думать, что Иван Степанович отдаст вам место за стойкой регистрации, — поясняет он. — Как только вы решитесь сказать, что хотите присоединиться к общему делу.

Она не сразу находится, что ответить, расширяет глаза от удивления, но в конце концов занимает оборонительную позицию:

— Какой же вы мелочный, Юрий Анатольевич… — Ольга щурится и холодно добавляет: — Ах да, я вам уже это говорила.

— Да бросьте, Ольга Николаевна, — усмехается он и возражает с насмешкой: — Я же не в упрек.

Она не знает, чего желает больше — отделаться от этого разговора и уйти или поддаться обиде и ответить этому высокомерию так, как следует. Не загоняя себя в рамки представлений о так называемой женской мудрости.

— К вашему сведению, Юрий Анатольевич, я была вынуждена сама принять и расселить гостей, потому как без Ивана Степановича это тяжебное отельное дело вам вести не по силам!

— Мне так и передать Валентине Петровне? — с обезоруживающей улыбкой спрашивает он. — Что вы считаете, что персонал, и она в том числе, не справляется?

— Ох! — Ольга театрально хлопает в ладоши. — Не утруждайте себя! Если раньше за вами не водилось привычки переводить стрелки и передергивать чужие слова, то теперь мне страшно смотреть, куда вы катитесь! Таким переменам вы тоже обязаны «положительному» влиянию вашего этого… сожителя?

— Да что вы говорите, Ольга Николаевна?

— И на будущее, — резко перебивает она без тени улыбки. — Передавать ничего не надо. При желании я напишу в книгу жалоб и предложений все, что посчитаю нужным.

Она, напрочь забыв, зачем поднималась наверх, хочет обернуться и уйти обратно в столовую, но веселый тон Юрия Анатольевича ее останавливает.

— Так у нас ее нет, — он неопределенно ведет рукой, отходит от стены и снова покачивается. — Если хотите претендовать на долю в бизнесе, вам бы следовало ознакомиться с положением дел гостиницы.

Ольга, напротив, прислоняется плечом к стене и холодно отвечает:

— Как только я приступлю к своим должностным обязанностям, первой моей инициативой будет именно книга жалоб и предложений, Юрий Анатольевич. Можете об этом не беспокоиться. А также в свод правил необходимо будет внести корректировки. В первую очередь, — она принюхивается, пару раз ведет рукой, «подгоняя» к себе запах. — О! Великолепно! Благодарю вас за поданную идею! В первую очередь будет запрещено приносить с собой и распивать спиртные напитки в номере.

Она складывает руки на груди, вздергивает подбородок и выжидающе смотрит. Юрий же расплывается в какой-то глупой улыбке.

— Ольга Николаевна, — почти любезно проговаривает он. — Похоже, вы еще нескоро приступите к своим должностным обязанностям. С правилами поведения вы должны быть ознакомлены даже в качестве клиента.

— Да что вы говорите? Впрочем, у меня есть еще достаточно времени, чтобы ознакомиться со всем необходимым материалом и договориться, так сказать, с управляющим, — она уверенно кивает, возвращая ему улыбку. — Когда он вернется.

— Ольга Николаевна, запрет на распитие спиртных напитков в номере уже есть в своде наших правил.

— Какая неприятность, Юрий Анатольевич! В таком случае, я могу пожаловаться на вас за нарушение?

Он же несколько раз качает головой и возражает:

— Во-первых, я не постоялец, а сотрудник, — он поднимает палец вверх. — Это большая разница. А во-вторых, не отсутствующему ли руководителю вы собрались жаловаться?

— Ничего, время терпит. А вам я бы посоветовала хотя бы проспаться, раз уж эксперименты с медицинским спиртом так скоро привели к трагической алкогольной зависимости.

— Снова указываете, что мне делать, Ольга Николаевна?

— Хоть на правах, пусть уже не единственного, но пока еще клиента, я и могла бы сказать вам не приближаться ко мне в таком состоянии, — она морщится. — Но делать этого я не буду. Так что расслабьтесь, это просто совет, — Ольга окидывает его оценивающим взглядом с головы до ног и добавляет: — Вы представляете собой жалкое зрелище, Юрий Анатольевич.

И, не дожидаясь ответа, уходит.

Юрий Анатольевич провожает ее взглядом, пока она не скрывается в столовой, затем, качнувшись, разворачивается и поднимается обратно наверх.

— Валь, у нас есть холодная вода? — чуть ли не вбегая на кухню, спрашивает Ольга.

— О Господи! — Валентина отвлекается от уборки столов. — Оль, ты шо?

Та не отвечает, открывает холодильник в поисках вчерашних бутылок минералки.

— Да ты шо холодное пить! — восклицает Валя, бросает тряпку и хватает графин с кухонного стола. Наливает полный стакан, протягивает Ольге. — С ума сошла? На вот. На улице жара под тридцать, а ты ледяную, ну Оля.

— Спасибо, Валюш, — хрипло благодарит она и послушно выпивает залпом. Со стуком ставит стакан обратно, делает глубокий вдох, выдох и опускается на стул.

— Оль… — Валя мнется несколько секунд, затем мягко касается ее вздрагивающих плеч и аккуратно начинает: — Ну выпил и наговорил всякой чепухи, знаешь же, как оно бывает…

Ольга снова глубоко вздыхает, стараясь взять себя в руки.

Этот неприятный разговор, случившийся так неожиданно, спровоцирован буквально на пустом месте.

Они ссорились и пока были в браке, бывало крупно, но всегда быстро мирились. Ольга чувствовала, что ни одну ссору в семье затягивать нельзя. Нужно как можно быстрее найти способ помириться, иначе, закопавшись в собственную принципиальность, можно все разрушить до основания.

На первый взгляд может показаться, что Юрий и Ольга похожи, как минимум, некоторой своей чопорностью. Но на самом деле они — полные противоположности друг друга. В семейных конфликтах это вырисовывалось ярче всего. Если Ольга выскажет все сразу, то Юрий, напротив, будет молчать до победного. Если Ольга в конце концов устанет от холода и напряжения, то Юрий, напротив, выскажет все свое недовольство криком, но только когда дойдет до точки невозврата.

При этом никогда никому из них не приходило в голову расслабиться и набраться храбрости — или попросту развязать себе язык — при помощи рюмки.

В их очередной ссоре Ольга, как обычно, бросив все попытки добиться от Юрия ответной откровенности, даже попыталась уступить. Комиссия вместо Берковича? Ради бога. Еще и организация летнего лагеря вместо него? Да пожалуйста. Сумку собрать?

Но, к удивлению, наткнулась на недовольство и здесь. Не зная, как себя повести, она возмутилась, и это стало спусковым крючком. Юрий подал на развод.

Она до последнего не верила, что он пойдет на это, но вот они подошли к тридцати пяти годам совместной жизни с багажом невысказанных претензий, выстраивая каждый по броне вокруг своих взлелеянных обид.

— Сил моих больше нет, — тихо проговаривает Ольга сквозь всхлипы.

Валя замолкает, садится напротив нее. Не зная, куда деть руки, отодвигает стакан ближе к салфеткам, затем салфетки куда-то в сторону.

— Так, ладно, ничего, — Ольга всхлипывает, вытирает слезы, подавляет очередной тяжелый вздох и неловко начинает: — Я, на самом деле, хочу спросить кое-что.

Валя испуганно на нее смотрит:

— Шо такое? — тихо проговаривает она.

— Я… хочу узнать, могу ли я присоединиться к вашему… вашему гостиничному делу? — не глядя на нее, спрашивает Ольга. — Тем или иным образом.

— Господи, Оля! — выдыхает Валентина. — Я бог знает шо подумала! Та конечно! Я уж молчала, но очень надеялась, что ты захочешь. Втроем хорошо, но вчетвером-то мы ж еще быстрее сможем! Иван-то точно не будет против… приехал бы уже, зараза…

При мысли о муже ее настроение вновь заметно меняется. Валя отводит взгляд в сторону, прижимает пальцы к губам и замирает в какой-то скованности.

— Ну тихо, тихо… — Ольга поднимает на нее заплаканные глаза, протягивает руку и успокаивающе гладит по тыльной стороне ладони. — Не переживай, приедет.

— Может, в милицию позвонить? — пара слезинок все-таки скатывается по Валиным щекам. — Я еще со вчерашнего вечера думаю. Ой чую, нехорошее шо-то случилось…

Она совсем перестает сдерживать рыдания и только отмахивается от Ольгиной руки.

— От ведь придурок! — ругается Валентина. — Ну неужели нельзя было без вот этого вот дела? — она показывает характерный жест, означающий выпивку. — Все у него решается только под этим, а мне вот сиди теперь думай, где его носит… и… — она всхлипывает. — И носит ли вообще…

Последняя фраза совсем тонет в рыдании.

В проеме показывается постоялица, очевидно, желающая что-то сказать. Ольга первая замечает ее, прикладывает палец к губам и несколько раз мотает головой, пресекая попытку потревожить Валю. Встает из-за стола, проходя мимо, ободряюще касается Валиного плеча и выходит из столовой к гостье.

— Ой… у вас все нормально? — девушка косится на Валентину.

— Да, все в порядке, не обращайте внимания, — отвечает Ольга, гадая, заметны ли покрасневшие глаза у нее самой. — Сериал по телевизору был грустный, — не вспомнив ничего лучше избитой отмазки, добавляет она и старается улыбаться. — А вы что-то хотели?

— Да, я на самом деле хотела уточнить, во сколько ужин. Забыла спросить, когда мы заселялись, так что… — гостья неловко мнется.

— Ох… — Ольга нервным жестом поправляет волосы. — Ужин в восемь. Сегодня рис и котлеты.

— Большое спасибо.

Женщина уходит наверх, а Ольга возвращается к Валентине. Та, уже немного успокоившись, вытирает слезы со щек, наливает себе стакан воды.

Ольга в нерешительности останавливается у стола.

— Слушай, Оль, — допивая до конца, говорит Валентина. — Тогда на этом… как его? Ресепшене и останешься, ладно? А то я на кухне да на стирке, Юрию Анатольевичу Иван там тоже что-то поназадовал еще когда.

— Конечно, Валюш, — улыбается Ольга и вдруг прислушивается к шуму на улице.

Подъезжающая машина, стук дверью, еще один и разговоры.

Она ловит Валин взгляд и кивком головы указывает на двор. Та подрывается, выбегает, а Ольга возвращается к стойке регистрации, подавив еще один тяжелый вздох. Она боится, что если выйдет вместе с Валентиной, то придется прикусить язык, чтобы не наговорить лишнего, и засунуть руки в карманы, чтобы не залепить пощечину.

Уезжать из Джанкоя приходится следующим утром.

— Мужчина, вы нам не поможете?

— Это вы мне? — сигарета в руке Ивана замирает на полпути.

— Вам-вам, — отвечает женщина, поправляя собранные в хвостик волосы. Она кивает на свой чемодан. Рядом с ней еще несколько девушек — и у всех на блузках бейджи с интригующей надписью: «Kary May».

— А чего ж не помочь, — Будько тушит почти докуренную сигарету. — Не гусарское это, как говорится, дело — отказать дамам в беде!

Женщины смущенно хихикают. Он затаскивает в маршрутку их вещи, затем любезно пропускает их вперед себя и, когда все размещаются, наконец, задает интересующий вопрос:

— А че ж тут, в командировку, шо ли, приехали?

— Да вроде того, — отвечает одна из женщин. — Но, на самом деле, не совсем так. Мы представители успешной компании «Kary May», которая торгует лучшей косметикой на рынке в соотношении цена-качество. У нас по плану расширение нашей сети в Ялте.

— А… не, ну я, вроде как, не ваша целевая аудитория, — смеется Иван Степанович. — И надолго вы к нам в Ялту?

— На самом деле, не очень, всего две недели… ой, да что мы все о нас, да о нас, расскажите о вас, — она кокетливо улыбается. — Вы-то сами откуда?

— Да я тут… кхе… у меня тут гостиница, в Ялте.

— Да вы что? Бизнесмен, значит! Считай, наш коллега!

— А то!

— А что ж вы в Джанкое-то делали? — смеется другая.

— О! Это долгая и очень веселая история!

— А расскажите!

— Да, расскажите!

— Да а че ж не рассказать-то? Был тут у меня один клиент, богатый очень, поселился, значит, в люксе, такой довольный ходит, чаевые направо и налево разбрасывает. Потом, вдруг оказывается, что он глаз положил на другую клиентку.

Девушки снова хихикают.

— Кхм, да… и поселился он у меня, получается, только чтобы к ней подобраться. Такой приставучий, ну слов нет, проходу не дает. Все вокруг уже замечают — думают, ну какая романтика, а я ви-ижу — шо-то там не так.

— И что же? — они округляют глаза.

— В общем, прилип, как банный лист. Она в слезы и ко мне, говорит, сделайте что-нибудь, сил нет, как надо сдыхаться от него. Ну я и придумал махинацию, сделать вид, что она уезжает. Этот горе-влюбленный тоже сваливает в закат, она возвращается и все счастливы.

— Ой… ну как хорошо, что все хорошо закончилось, — женщина снова кокетливо поправляет волосы. — А то знаете, какие маньяки бывают?

— А я не говорил, шо все закончилось. Там все только началось.

Они внимательно на него смотрят, готовясь слушать продолжение истории.

— Значит, он просек, шо мы едем на вокзал, увязался за нами, и вот мы оказываемся у поездов. Та клиентка нашлась быстро, сделала вид, что паспорт забыла, так маньяк вдруг, знаете, шо?

— Что?

— Достает из своего кармана ее паспорт!

Женщины ахают.

— Ну надо же!

— Ага. Вот то ж. И убегает за арбузом, арбузный, блин, король, — Иван Степанович сам не замечает, как последнюю фразу словно выплевывает. — Я эти арбузы терпеть не могу! А, ну так что, на чем я там… ага. Значит, ситуация из ряда вон, отпускать ее нельзя, она в панике, снова в слезы. На шею мне бросается, умоляет что-нибудь придумать. А шо тут придумаешь? Ну я и поехал вместо нее с этим кретином.

— Вместо нее? — пораженно ахают женщины.

— А шо делать? Не гусарское это дело — дам в беде бросать!

Все смеются.

— Ну вы даете! Целую операцию по спасению развернули, настоящий джентльмен!

— Ну шо есть, то есть, — соглашается Иван Степанович. — Так что проводил я его до Джанкоя, убедился, что он доехал, возвращаться похищать предмет своих воздыханий, вроде как, не собирается. И вот теперь еду обратно, домой. Вот такие вот дела. Как видите, сервис у меня — каких еще поискать. Мы клиентов не то что до такси, мы их до Джанкоя провожаем!

Иван Степанович сам не замечает, как атмосфера сменяется на более веселую, отвлекая его от непрошенных мыслей.

— А, кстати, Иван Степанович, — говорит вдруг одна. — Раз уж вы такой старожил в гостиничном бизнесе, не подскажете, как нам добраться до Виноградной 18? К некой Ларисе?

— Да вы шо, к Лариске, шо ли?

— Да.

— Ой не завидую я вам.

— А почему?..

— Та дыра у нее, а не гостиница! У нас в гостиничном этом бизнесе ее в грош никто не ставит!

— Да вы что!.. И что же нам теперь делать?

— Да как что делать? Вы ж ей задаток еще не дали?

— Нет, мы не давали.

— Ну так и заселяйтесь ко мне, у меня как раз три номера свободных. А таким красавицам я еще и скидку сделаю!

— Ой большое спасибо!

Иван Степанович помогает им выгрузить чемоданы.

— Вот, товарищи женщины, это и есть наш островок социализма в море загнивающего капитализма!

— От он, нарисовался! — кричит с порога Валентина Петровна.

— О, прошу знакомиться — это наш повар Валентина Петровна.

Девушки по очереди здороваются с Валей. Она же натягивает улыбку, кидая взгляды на Ивана.

— Прошу к нашему рецепшену! — Будько взмахом руки он указывает на вход в гостиницу.

— Иван, — зовет Валя. — Подойди-ка сюда.

— Ага, ага… ну вы там располагайтесь, а мне тут надо с персоналом переговорить, — и обращаясь к Вале: — Шо?

— Шо ты заладил, шо-шо, паразит? Ты где два дня шлялся? Я уже хотела в милицию звонить! — негромко, но возмущенно начинает она. Разве только оплеух не отвешивает.

— Да не был я ни в какой милиции, — отводя взгляд, проговаривает Иван. — Я на вокзале был два дня. Конечно! Лето — хрен уедешь.

Валя скептически кивает, прищуривается и с недовольством спрашивает:

— Ага, ага, уехал? Где ты этих баб нашел?

— В маршрутке познакомился, — пожимает плечами Иван, стараясь удерживать максимально непринужденное выражение лица. — У них тут всесоюзный слет продавцов какой-то косметики.

— Какой еще косметики?

— «Мери Вей», нет… «Вери Мей», в общем, секта какая-то, — машет он рукой. — Черт их разберет. Они, кстати, к Лариске ехали.

— Да ты шо?

— Ага, но благодаря моему нечеловеческому обаянию они здесь.

— А если она узнает? — тише спрашивает Валентина, словно боясь, что Лариса ее услышит.

— Ну подохнет от зависти, — снова пожимает плечами Иван.

— Да ты шо? — она переходит на радостный шепот.

— Ага, давай, целуй, — счастливая Валентина оставляет долгий поцелуй на его щеке. — А то «нарисовался»! Ладно, надо ж идти регистрировать, а то стоим мы тут с тобой, а гости ждут, между прочим.

Он уже делает несколько шагов ко входу, как Валя окликает:

— Вань, Вань, там это…

— Чего? — не оборачиваясь, спрашивает он и тут же забывает о вопросе, увидев за стойкой регистрации Ольгу Николаевну. Интересные получаются изменения. На секунду засомневавшись, что его не было только два дня, Иван протягивает: — Та-ак, я не понял. А шо происходит?

Она, в начале доброжелательно улыбнувшись, смотрит теперь испуганно. Будько хочет рассмеяться и поздравить ее с вступлением в коммунистические ряды, но, видя этот взгляд, решает растянуть удовольствие.

— Валюха, — обращается он к жене с непроницаемым выражением лица. — А почему это у нас на рецепшене посторонние?

— Вань, ну, в общем, — Валя тоже напрягается, не понимая его настроя. Но с улыбкой продолжает, внимательно следя за его реакцией: — Ольга Николаевна теперь с нами.

Ольга, в свою очередь, тоже вежливо улыбается, но не менее напряженно молчит. Иван замечает это краем глаза и, продолжая веселиться, саркастически уточняет:

— Да ты шо?

И переводит взгляд на Ольгу. С театральной серьезностью спрашивает:

— И шо ж, Ольга Николаевна, вас сподвигло на такой подвиг?

— И-иван Степанович, — начинает она, взяв намеренно оправдательный тон. Будько еле сдерживается, но продолжает внимательно ее слушать. — Вы знаете, мне крайне неловко. Вы тут вкалываете, а я, получается, у вас на шее сижу.

Иван несколько раз понимающе кивает.

— И я просто подумала, что, — она вдруг бросает на него веселый взгляд. Иван понимает, что шутка более чем удалась: Ольга подыгрывает.

Юрий Анатольевич внезапно прерывает, не отводя глаз от газеты:

— Просто у Ольги Николаевны закончились деньги.

«Да пусть даже и так», — хочет рассмеяться Иван, но Ольга опережает:

— Юрий Анатольевич, не заставляйте клиентов ждать свои вещи!

— Да, Анатолич, — поддерживает Иван. — Не заставляй клиентов.

И опять оборачивается к ней, слыша, как Анатолич возмущенно сворачивает газету и поднимается с диванчика.

— Та-ак, — тянет Иван, снова переходя на поучительно серьезный тон. И, решив довести шутку до победного, огибает стойку. — Ну шо…

Трижды целует ее в обе щеки, смачно, издевательски. Даже не задумываясь, издевается он над ней, над Анатоличем или над ними обоими.

— Добро пожаловать в семью Хилтон, — говорит он и, не удержавшись, похлопывает по плечу.

— От так вот! — радостно улыбается Валентина.

Юрий Анатольевич, замерев на лестнице с вещами девушек, невесело усмехается и осуждающе качает головой.

Иван, обернувшись, возмущенно произносит:

— Анатолич, ты еще здесь?

— Да! — поддерживает довольная Ольга, оперевшись рукой на стойку.

Иван кивком головы показывает, чтобы Анатолич поторапливался с багажом. Ольга же, повторив его жест, самодовольно дергает бровями.

Юрий Анатольевич прищуривается и, ничего не ответив, поднимается наверх.

— А чем так пахнет? — вдруг спрашивает Иван.

— Ой! Мамочки! — вспоминает Валентина. — У меня ж котлеты горят!

Проводив взглядом убегающую Валю, Ольга негромко зовет:

— Иван Степанович.

— Да? — собравшись пойти наверх, он останавливается, оборачивается.

— Иван Степанович, — опустив взгляд, неловко царапая краешек стойки, начинает она. — Где вы были так долго?

— Ну Ольга Николаевна, — мученически тянет он. — Ну вы-то хоть…

— Я к тому, что, — она поднимает руку в примирительном жесте. — Не случилось ли чего-то… в общем, удачно ли осуществился план по выпроваживанию некоторых небезызвестных клиентов?

— Не переживайте так, — он наклоняется ближе и проговаривает тише. — Валентин уехал, в Джанкое он купил новый билет на Москву. Все хорошо.

Она хотела бы расслышать в этих словах хотя бы намек на насмешку, но, подняв взгляд на свата, видит, что он совершенно серьезен.

— Это к лучшему, — поджав губы, она кивает.

— Оль, на, ты просила, — Валя ставит на стойку регистрации чашку свежезаваренного зеленого чая.

Ольга, сосредоточенно пролистывая бумаги, берет ее, отпивает и вскрикивает, обжегшись.

— Ну Оля, ну осторожнее ж надо!

— Ох, Валюша… прости, спасибо, я тут слишком… задумалась.

— Та ладно тебе, — улыбается Валя. — Аккуратней давай. А чего делаешь тут?

— Да я смотрю записи Ивана Степановича, — подпирая лоб правой рукой, со вздохом отвечает она и многозначительно смотрит на Валентину.

— Шо за записи? — пугается та.

— Я бы назвала это демо-версией бухгалтерских «проводок», но даже на нее этот шедевр эпистолярного жанра не тянет.

— Ну Оль, ну откуда ж он может…

— Да ладно тебе, Валюша, — смеется Ольга. — Я же не в упрек, просто… — она еще раз пробегается взглядом по бумагам, берет в руки два листа, придирчиво сверяет написанное. — Просто не мешало бы привести все это в порядок, если мы хотим знать, сколько к нам приходит денег и — что еще важнее — куда они уходят.

— А, ну да, это да, — Валя согласно кивает. — Кстати, Оль… а не знаешь, где Иван? Шо-то я его утром в последний раз видела.

— Нет, Валюш, не знаю. Я его вообще сегодня еще не видела. Наверное, поехал куда-то, — пожимает плечами Ольга. — Увидишь, еще приедет с какими-нибудь очередными продавцами косметики.

— Ладно, шо с ним станется. Пойду у наших теперешних постояльцев хотя бы у номере приберусь.

— Валюш, — Ольга окликает ее, приподнимая чашку. — С мятой, что ли?

— Ну а то ж! — улыбается Валя.

Ивана Степановича долго искать не приходится — уборка номера новых постояльцев началась аж на полчаса раньше положенного времени.

«Чтоб постояльцев застать прямо у номере!» — думается Вале, но на его «Что-то случилось, Валентина Петровна?» она отвечает только:

— Да ничего страшного, Иван… Степанович.

Бросает красноречивый взгляд и спрашивает:

— Можно вас на секундочку?

— Хорошо, да. Сейчас, — он выключает пылесос, с улыбкой отвечает девушкам какой-то английской фразой и выходит вслед за Валентиной. — Господи, да куда ж ты побежала-то?..

Она спускается в пролет. Ничего не остается, как последовать за ней.

— Шо, Валюх?

— Это я тебя хочу спросить, шо! — она оборачивается, с недовольством смотрит на него. — Шо здесь происходит?

Она кивает на дверь номера девушек.

— В смысле? — Иван старательно изображает непонимание.

Валя злится еще больше, наклоняется и выплевывает практически в лицо:

— На карамысле! Ты шо там делаешь? — кивком головы она снова указывает на дверь.

— Так а это… — тянет Иван. — Уборка номера. — И добавляет скороговоркой, дергаясь, в сторону двери: — Тебе ж одной трудно, я решил тебе помочь.

— Ты смотри, помощничек выискался! То не допросишься, а то вот он!

— Ну вот он — наконец, допросилась! — собираясь вернуться в номер, раздраженно отвечает он.

— Ты мне давай, мозги не компассируй. Хочешь помочь — езжай в город за моющими. И шоб в их номерах я тя не видела! Ты понял?

— Понял.

— Ты понял, точно?! — Валентина повышает голос.

— Я понял! Все! Понял!

И разворачивается обратно к лестнице.

— Хочешь, шоб я поехал — я съезжу, — он делает несколько шагов, пока Валя не окликает:

— Куда ты?

— Так это, пылесосик забрать.

— Я сама заберу!

— Пожалуйста, милая, пожалуйста!

— От паразит! — проходя мимо, бросает Валентина.

— Приятного аппетита, Ольга Николаевна, — коротко взглянув на нее, сухо проговаривает Юрий Анатольевич.

Даже здесь Ольга улавливает надменность и ребяческое желание ее демонстрировать. Ольга едва не давится, мысленно проклиная Юрия Анатольевича за то, что неаккуратно бросил эти слова как раз, когда она уже взяла в рот кусочек омлета.

— Избавьте меня от вашей вежливости, — она выразительно подчеркивает последнее слово, намекая на недавнюю ссору. — Юрий Анатольевич.

Он ничего не отвечает.

— Ну что ж, — проговаривает Ксения Павловна за соседним столом, вытирая губы салфеткой. — Все было очень вкусно.

— На здоровье, — с улыбкой отвечает Ольга. Всего лишь отвечает вместо Валентины, которой сейчас здесь нет, решившись не пренебрегать обязанностями персонала.

— Все было очень вкусно, — и обращается к девушкам: — Up!

Проходя мимо стола, за которым завтракают Ольга с Юрием, она добавляет:

— Особенно булочки.

— Да, — поддерживает Вера Игоревна. Ее имя Ольга узнала по случайности. — Вы не подскажете, как это они у вас такие пышные получаются?

Ольга хочет ответить, но Юрий Анатольевич прерывает, ни на кого не глядя:

— Ну вы нашли адрес, у кого спрашивать.

Вежливая улыбка, которую и без того удерживать в присутствии Юрия крайне нелегко, совсем сползает с лица.

Ольга, к счастью, прекрасно зная рецепт, отвечает:

— Нужно просто добавить немного французских дрожжей.

— Видишь, как все просто! Кстати, — продолжает Ксения Павловна, подгоняя своих коллег. — Об использовании дрожжей в натуральной косметике…

Ольга, возвращаясь к еде, краем глаза замечает, как Юрий Анатольевич практически прожигает взглядом уходящих девушек. Она секунду недоуменно смотрит на него, но тут же одергивает себя и с новой силой возвращается к омлету.

— Что, Юрий Анатольевич, все смириться никак не можете? — усилием она придает своему голосу непринужденности.

— Простите? — он переводит взгляд на нее. Смотрит с искренним непониманием.

— Мои навыки на кухне были единственным, что вас никогда во мне не устраивало, и теперь вы не находите ничего лучше, чем попрекнуть меня этим, да еще на публике. Молодцом. Достойный поступок профессора философии.

— Меня многое в вас не устраивало, — игнорируя остальное, отвечает он.

— Ох, что же? — она раздраженно бросает вилку на тарелку. — Дайте-ка подумать! Наверное, еще умение внятно и вовремя формулировать свои мысли?

— Я не хочу продолжать этот бессмысленный разговор.

— Ну конечно. Оказывается, этому признанию я обязана не тридцати пяти годам совместной жизни, а одному разводу.

Юрий Анатольевич не отвечает. Повисает тяжелое молчание.

Из холла слышатся разговоры девушек с Иваном Степановичем. Еще минута, и Будько оказывается в проеме столовой.

— О, а эти уже завтракают!

Проходит, садится рядом с Ольгой.

— С добрым утром! — первая приветствует она.

— С добрым утром, Иван Степанович, — вторит Юрий Анатольевич.

— А ты не подлизывайся, Анатолич, — начинает вдруг Иван возмущенно. — Почему до сих пор бассейн не вычищен?

— В смысле? — не понимает тот. — Вы же ничего не говорили.

— А проявить инициативу? А взять хоть шо-то на себя?

Ольга почти гордится сватом. Инициатива — это, безусловно, не к Юрию, но как уместно сейчас приходится этот легкий «наезд».

— Короче, к вечеру бассейн шоб блестел. Понятно?

Ольга не может сдержать довольной улыбки ровно до брошенного:

— Тунеядцы.

— Это что такое сейчас было? — она медленно поворачивает голову к Ивану. — Интеллигентный намек, что и я должна присоединиться к этому?

— Конечно! А кто? Не я же — меня Валюха в город за моющими послала. А потом — вы же сами попросились в наш бизнес.

— Да, — Ольга вынуждена с этим согласиться, но сдаваться без боя она не собирается: — Но, Иван Степанович, я думала, вы меня поставите на расселение или поручите бухгалтерию.

Она краем глаза замечает насмешливый взгляд Юрия Анатольевича и буквально чувствует, как с его языка готова сорваться очередная колкость.

— Ваши карьерные притязания мне понятны, — миролюбиво соглашается Иван, и Ольга готова выдохнуть, ответить Юрию победным взглядом. — Но начнете вы их с самых низов.

Всю серьезность ситуации она понимает, когда смертельно устает, но видит, что они до сих пор не вычистили и трети бассейна.

— Все, Юрий Анатольевич, разрешите откланяться, мыть бассейн вам придется одному — у меня аллергия на хлорку, — она откидывает веник и стягивает резиновые перчатки.

Разумеется, никакой аллергии на хлорку у нее нет. Но головокружение, от первых признаков которого она отмахнулась в начале, становится все сильнее. Списав это на жару, Ольга спешит скрыться в доме.

— Да что вы говорите, Ольга Николаевна? А по-моему, у вас аллергия на работу.

Не ожидая ничего другого, она тем не менее закатывает глаза, оборачивается и отвечает:

— Вы знаете, и, честно говоря, ваше общество немножко поднадоело.

— Кхм… извините, что отвлекаю, — раздается голос Веры Игоревны за спиной. Ольга оборачивается. — Юрий Анатольевич, вы нам не поможете стенд собрать? А то мы даже отвертку дома забыли.

— Ну конечно! Конечно, как раз по адресу, — мстительно иронизирует Ольга. — Стенды — пожалуйста.

Вера Игоревна принимает слова за чистую монету и благодарит.

— Стенд? — запыхавшись спрашивает Юрий Анатольевич. — Свободно! Легко!

Он расправляет плечи и дергает бровями. Ольга проглатывает очередной саркастический комментарий и подавляет желание бросить перчатки на пол.

Юрий Анатольевич делает шаг, и в ту же секунду вода оказывается разлита. Ольга стряхивает ее с резиновых сапог и со вздохом поднимает взгляд на Веру Игоревну:

— Бедный стенд.

Не справившись с головокружением, она поскальзывается, падает. Юрий Анатольевич бросается к ней, но, к сожалению, только мешает. Последнее, что она хотела бы демонстрировать ему — свою собственную слабость.

— Дайте мне руку!

Он, протягивая к ней ладонь, не удерживает равновесие, чуть не падает сам и случайно хватает за лодыжку.

— Не прикасайтесь ко мне! — собственный голос звучит все более истерично. — Дурак!

Когда им, наконец, удается выбраться из бассейна, Ольга едва не теряет равновесие снова. Юрий Анатольевич тут же оказывается рядом.

Собственное здоровье подвело ее очень не вовремя, Юрий Анатольевич, все время норовящий помочь — вызывает только раздражение. Она не хочет казаться беззащитной, в его глазах особенно. После ряда скандалов дома, после громкого, но кое-как спрятанного развода, после его холодности и издевательских шуток здесь — она самолюбиво не может себе позволить дать слабину.

— Я сказала же вам, — потирая виски, возмущается Ольга. — Отойдите от меня! Не прикасайтесь ко мне! За что мне это счастье, радость — видеть вас тут день и ночь?!

Она вбегает в холл под удивленное аханье Валентины. Юрий Анатольевич идет следом.

— Иван Степанович… — жалобно начинает она, но останавливается и только всхлипывает. Продолжение фразы выглядело бы не лучше детсадовского ябедничества.

— Я не понял, а трудовой день еще не кончился, солнце еще не село, стахановцы.

Она хватает со стола какое-то мокрое полотенце и прикладывает к месту ушиба.

— Иван Степанович, — начинает Юрий Анатольевич. — У нас на производстве несчастный случай.

А впрочем, пускай даже и ябедничество.

— Да? Что вы говорите! — и, поворачиваясь к свату, продолжает жалобу: — Иван Степанович, это умышленное членовредительство просто!

— Позвольте, но вы же сами поскользнулись, — не сдается Юрий Анатольевич.

— Да? И воду я сама разлила, наверное?

— Ну я же не специально, — Юрия как будто веселит эта ситуация.

— А мне так не показалось!

— Слушай, Валюх, — Иван обращается к жене, но уже в следующую секунду переводит взгляд на Ольгу. — А как они вообще раньше вместе жили?

— Иван Степанович, — сквозь слезы тянет она. — Ну что вы…

— Ладно, я, конечно, сочувствую вам, Ольга Николаевна, но на больничный не рассчитывайте. Максимум — это отгул.

— Да ладно уж, — не рассчитывая даже на отгул — когда за ушибы давали отгулы? — машет рукой Ольга.

— А ты, Анатолич, за халатность лишаешься премии.

— Какой премии, Иван Степанович?

— А какая тебе уже разница — какой? — повышает голос Будько. — И вообще, не мешайте! Я смотрю.

Он возвращается на место, устремляет взгляд в телевизор, где как раз начинаются новости.

— Валь, у тебя есть что-нибудь холодное?

— Да, щас, — Валя делает несколько шагов к холодильнику, но вздрагивает от жесткого:

— Водку не трогать!

В передаче показывают отделение милиции, вяло сопротивляющегося Валентина, которого называют мошенником-аферистом. Ольга в начале прищуривается, пытаясь разглядеть, не показалось ли ей, затем шокировано округляет глаза. Валя и Юрий рядом с ней замирают.

— Ольга Николаевна, — негромко обращается к ней Иван. — Я вам сейчас холодненького принесу.

И медленно обходит собравшихся. Ольга провожает его взглядом и боится посмотреть на Валентину.

— Тебе уже не нужно? — Валя кивает на полотенце в руках Ольги. Та испуганно мотает головой и отдает.

Она бы и сама с радостью огрела Ивана этим полотенцем, но точно не сейчас. К тому же, зная Валентину, она ждет, что уже через пять минут будет готова жалеть его.

Каждый крик, каждый стук болью отдается у нее в голове. Головокружение возвращается с новой силой. Еле удерживаясь на ногах, Ольга прикладывает одну руку ко лбу и негромко проговаривает:

— Что-то мне нехорошо… я пойду прилягу.

Иван, по случаю оказавшийся рядом с ней, ловко прячется за ее спиной и удерживая за талию, не отпускает:

— Ольга Николаевна, не уходите!

Валя попадает полотенцем прямо по ее лицу и крики затихают.

Едва не падая, не отнимая руки от горячего лба, Ольга почти переходит на шепот:

— Валь, ты что, с ума сошла?

— Прости, Оля, — вопреки сказанному, в голосе ни нотки раскаяния. Валентина полностью сосредоточена на провинившемся муже.

Ольга жмурится, стараясь справиться с головокружением, случайно подается назад, не падая только благодаря удерживающим рукам Ивана. Кое-как приходит в себя.

— Нет, правильно, Валечка, — доносится справа. — Бей ее. Будет знать, как рецидивиста в дом приводить!

— Что?! — возмущается Ольга.

Сил придумывать язвительный комментарий у нее нет, поэтому она сдергивает с себя фартук и обиженно добавляет оплеуху к Валиным тумакам.

— Извините, — неожиданно отвлекает их от перепалки девушка. — Мы тут у себя в номере чемоданчик нашли. Наверное, забыл кто-то?

Она демонстрирует чемодан подозрительного вида, напоминающий тот, в котором должны бы храниться с десяток пачек зеленых. Ольге несложно сложить два и два в уме и догадаться, кому на самом деле принадлежит чемодан. Закрадывается необычное ощущение, что она попала в начало какого-то боевика, где уже через минуту сюжетная линия будет развиваться так стремительно, что только успевай понимать.

Она не знает, как лучше ответить клиентке, но, как обычно, быстро находится Иван Степанович:

— Нет, это мой, — говорит он девушке и, почему-то повернувшись к семье, поясняет: — Я в нем инструменты храню.

Ольга заранее мысленно проклинает маячащую на горизонте очередную авантюру. Но не может не признаться себе, что отчаянно хочет понаблюдать, как Иван Степанович — бывалый десантник — будет вскрывать чемодан.

Ольга с грустью провожает взглядом очередной погнутый нож, но молчит, гадая, насколько еще хватит его выдержки.

Не желая тренировать его упрямство, она все-таки предлагает ввести дату рождения Валентина, не сильно надеясь на успех, однако ее «хороший знакомый» оказывается до банального предсказуем — код подходит, но счастливое лицо Ивана Степановича меняется в момент.

Чемодан оказывается пустым, и Ольге становится смешно.

Где-то в полдень следующего дня Иван Степанович щурится от яркого солнца, сверяя адрес и название, которые дал ему Юрий Анатольевич, с тем, что написано на табличке. Он поднимает взгляд и видит несчастную Ольгу, доктора и Анатолича рядом.

— Ох ты, етитская богомышь! — и не может удержаться от шутки: — Ну я как-то так ее себе и представлял.

— Очень смешно, Иван Степанович, — еле-еле произносит Ольга и спускается со ступенек.

Когда она подходит ближе, он замечает след укуса — похожий на укус осы — и совершенно болезненный вид. Он бы отпустил еще несколько шуток, но ему на самом деле ее жаль.

— Я чуть не умерла, а вам все хиханьки, — в ее голосе стоят слезы.

— Ну ладно вам, Ольга Николаевна, ну не обижайтесь, — просит он и обращается к ним обоим: — Так… а шо у вас тут произошло?

— Ничего особенного, — жалуется она. — Просто Юрий Анатольевич принес на пляж дыню, натравил ос и вообще хотел меня убить.

— Ну что вы такое говорите? — вмешивается Юрий. — Я спас вам жизнь. Даже доктор это сказал.

Ольга не отвечает.

— Так, я не понял, то есть вчерашний случай в бассейне — это не случайность?

— Да я вам говорю — он хочет избавиться от меня! — истерично восклицает Ольга.

Юрий раздраженно всплескивает руками и смотрит на Ивана. Крутит пальцем у виска, кивая на Ольгу. Иван поджимает губы и решает подыграть ей.

— Сами подумайте, зачем мне это надо? — спрашивает тем временем Анатолич.

— Из-за процентов, — быстро находится Будько. — А что? Все эти неприятности начались, когда Ольга Николаевна к нам в бизнес пришла. А! Анатолич! Это, получается, мы все тут под угрозой!

— Да ну что вы бред-то несете?!

Иван бесшумно смеется.

На предложение отвезти их из больницы домой, Ольга категорически отказывается и уходит.

— Эх, ушел стольничек, — шутит Иван Степанович. — Ладно, че стоишь, Анатолич, поехали.

Но на парковке они внезапно встречают Павла Валентиновича — старого друга Ивана — и быстро организовывают так называемый банкет. Иван знакомит Пашу с Юрием. Все они благополучно отключают телефоны, чтобы ни Валентина, ни Ольга Николаевна не смогли помешать их времяпровождению.

Павел что-то спрашивает про Юрия, Иван же, гоняя по кругу пьяные мысли, на автомате отвечает:

— Да Юрик свою бывшую супругу хотел кокнуть — не вышло. Теперь расстроенный.

Думать об Анатоличе в подобном ключе — кажется дикостью даже на пьяную голову. Но отчаянный голос Ольги, которым она снова доказывала, что находится в опасности — даже сейчас не выходит из головы.

— О, Ольга Николаевна, вы тут, а я как раз вас ищу, а вы тут шо… ну и новости! — его взгляд падает на открытую бутылку коньяка, подаренную на днях благодарными клиентами. Затем — на рюмку с тремя оставшимися каплями на дне. — Вы, я смотрю, тут уже завтракаете? А че в одиночестве? Завтрак — самый важный прием пищи за день, его делить надо со всей семьей!

Он отодвигает стул напротив и садится.

— У меня разболелась голова, — не глядя на него, говорит Ольга.

— Ольга Николаевна, даже Валюха давно не верит в эту отмазку. А вы знаете, что алкоголь убивает нервные клетки?

— Идите вы, Иван Степанович, — устало отвечает она.

— А, знаете, получается. Ну ладно… что, прямо настолько сильно голова разболелась?

— Еще вчера. Я не спала почти всю ночь.

— А чего таблетку не приняли?

— Приняла половину.

— Не целую?

— Нет, — слишком быстро отвечает она.

Иван Степанович вопросительно на нее смотрит. В конце концов Ольга закатывает глаза и добавляет:

— Потому что принимаю снотворное и боюсь мешать. Половина таблетки не помогла, так что… так что, Иван Степанович, ожидая, что сегодня днем вы опять придумаете мне какое-нибудь увлекательное времяпрепровождение на палящем солнце, я пытаюсь хоть как-нибудь подготовиться заранее и предупредить свой обморок. Устроит вас такой ответ?

— А я, кстати, как раз по этому вопросу, — оживленно проговаривает Иван Степанович.

— Да ну?

— Да. Зная вашу безграничную любовь к людям и умение находить с ними контакт, я решил отдать вам место за стойкой регистрации, — он достает из кармана и протягивает ей новенький бейдж с ее именем. — Так что, Ольга Николаевна, с почином! И никакого палящего солнца!

Она в некотором замешательстве смотрит на бейдж, затем поднимает взгляд на улыбающегося свата.

— Не, ну вы шо, не рады? — с ноткой обиды спрашивает он. — Или я про любовь к людям перегнул?

— Нет, нет, я… просто как-то не ожидала, — Ольга дергано улыбается. — В таком случае, должна сказать спасибо.

— Та не за что! Мне для сватьи ниче не жалко.

Она смотрит на него и вдруг на мгновение теряется. Чтобы занять паузу, говорит:

— И про любовь к людям вы не перегнули, — слова звучат по-дурацки, но назад их не вернешь.

Иван Степанович же, как обычно, перетягивает эпицентр любой дурацкой ситуации на себя:

— Как говорится, с утра выпьешь — весь день экстраверт! Да, Ольга Николаевна?

И она занимает должность на ресепшене.