— У тебя есть котик?! — восклицает Эрза на грани крика, когда мы заходим в его квартиру, где нас встречает кот, развалившийся на спинке дивана.
Акнология смеётся, и даже смех у него оказывается чертовски сексуальным. Молю всех богов на свете, чтобы они не позволили мне выставить себя идиоткой. Пожалуйста. Не дайте мне поверить в то, что между нами возможно что-либо.
— Скорее я у него. Он пришёл ко мне три месяца назад и с тех пор не желает уходить, — усмехается Акнология.
Это будет позор, если я не соберусь. Давай, Ирен, вернись в реальность.
— А как его зовут? — не унимается дочка. Она давно просила кошку, но в нашем доме нельзя держать домашних животных.
— Пожалуй, я мог бы назвать его Альфредом, потому что шерсть у него такой расцветки, будто он в смокинге.
— Что? Альфред? — Эрза недовольно морщит носик.
— Ей не по душе такое имя, — я улыбаюсь. Приятно видеть столь яркую реакцию хоть на что-то. Эрза не по годам наблюдательна.
— Да уж, — на щеках Акнологии проступает румянец.
— Ты покраснел? — я приближаюсь к коту и почёсываниями за ушком располагаю к себе. Питомец отзывается удовлетворённым мурлыканьем и переворачивается на спину, подставляя мне мохнатый живот.
— Я тоже хочу гладить, — говорит Эрза, — но имя Альфред — дурацкое!
— Ну, он всё равно не приходит, когда я его так называю, — смущённо признаётся Акнология и с осторожностью опускает Эрзу на пол.
Она подходит к дивану, медленно садится и похлопывает по месту рядом с собой. Кот тут же направляется к ней. Он ещё не в курсе, что обзавёлся лучшей подругой, и пока просто сворачивается калачиком, издавая довольное мурлыканье.
— Пока вы знакомитесь, мы с твоей мамой начнём готовить.
Внимание дочки приковано к пушистому созданию; на нас она даже не смотрит, и мы уходим на кухню. Успеваю бегло осмотреться. Гостиная и кухня совмещены, слева виден коридор, который скорее всего ведёт в спальню и ванную.
— Места немного, но я привык, — произносит Акнология, замечая, как я оглядываюсь.
— У меня всего на одну спальню больше, так что и мы с дочкой обитаем не в хоромах, — признаюсь я. — Твоя комната чуть дальше по коридору?
— Угадала. Если понадобится ванная или спальня, они в твоём распоряжении.
— Насчёт ванной подумаю, — улыбаюсь я, — а вот спальня вряд ли.
— Уверена?
В моей груди вновь образуется жгучий комок, распространяя жар выше по шее.
— Уже нет, — срывается с моих уст прежде, чем я успеваю осознать смысл сказанного.
Мы обмениваемся долгими взглядами, общаясь без слов. Наконец он облизывает губы и приближается, говоря так, чтобы услышали только мы двое:
— Что ж, мы хотя бы пытаемся бороться с этим притяжением, верно?
Я киваю, потому что прямо сейчас способна лишь на это. Значит, он чувствует то же самое. Этого достаточно.
***
— Искорка, — обращается он к Эрзе, — какой тебе хот-дог?
— Горячий, — со смехом отвечает она, бегая за котом. До сих пор наотрез отказывается называть его Альфредом и пытается придумать новую кличку.
Мы расположились на заднем дворе Акно. Я потягиваю бутылку лёгкого горячительного — первую за многие годы, — Эрза носится туда-сюда, а Акно занят готовкой. Если прикрыть глаза, то я почти могу представить, что это — моя настоящая жизнь. Я так долго стремилась к этому и не могла получить. Думать в подобном ключе опасно, но я позволяю себе немного расслабиться. Когда чего-то очень сильно хочется, трудно устоять перед соблазном.
Небо темнеет, придавая медленно плывущим облакам розовато-фиолетовый оттенок. Истинная красота на фоне высоток. Поскольку находимся мы в центре города, я полагала, что тут будет шумно, однако ошиблась. Здесь мы как будто сформировали свой миниатюрный мир. Где нас ничто не касается, никто не помешает и не вторгнется в мои запутанные мысли.
— Ирен, а тебе? Какой будешь бургер?
На несколько мгновений я возвращаюсь в воспоминания о том времени, когда была замужем. По какой-то причине вопрос Акнологии напомнил мне именно о том ужасном вечере.
— Ирен, прекрати есть как дикарка. Нам придётся перестать посещать дорогие рестораны, если ты и дальше будешь заказывать сильную прожарку. Это дурной тон.
Пристально смотрю на супруга. Он прекрасно знает, где я выросла. Он в курсе, что моё воспитание не дотягивает до его высоких стандартов, но продолжает ставить меня в неловкие ситуации. Меняться я не намерена. И так уже отказалась от второго пирсинга в ухе, второй татуировки, которую планировала добавить к имеющейся, и, что куда важнее, от карьеры дизайнера, о которой мечтала. Я просто хочу съесть мясо, из которого не сочится кровь.
— Ей среднюю прожарку, — говорит он официанту.
— Сильную, пожалуйста, — поправляю я как можно увереннее, надеясь, что меня послушают. Но понимаю, что право голоса здесь имеет только тот, у кого есть деньги.
— Ей среднюю прожарку, — повторяет муж, — и бокал шато хот-брион восемьдесят девятого года.
Терпеть не могу вино. Принесите пиво, бурбон или стопку текилы, в конце концов. Вино для слабаков. Но ведь я так люблю своего мужа, несмотря на особенности его характера, и думаю, что меня он тоже любит. И хочет дать мне всё самое лучшее. Я напоминаю себе об этом каждый день. Но всё ещё сомневаюсь, знает ли он меня настоящую.
— Эй, — Акнология щёлкает пальцами перед моим лицом. — Ты в порядке?
— Да, извини, — качаю головой, чтобы избавиться от остатков нахлынувших воспоминаний о браке, в котором я никогда не была до конца уверена. Было так больно, когда Сёта бросил меня, я чувствовала себя опустошённой. Но чем больше времени я провожу вдали от него, тем чаще думаю о том, что причина моей боли заключается вовсе не в любви, а в нежелании быть под чьим-то контролем. На досуге это стоит хорошенько обдумать. — Мне сильную прожарку.
Никакого осуждения, никаких вопросов, уверена ли я. Услышав мой ответ, Акно вернулся к приготовлению еды на гриле. Я вздыхаю с облегчением и делаю очередной глоток. Я справлюсь. Добьюсь успеха в этом суровом мире и не сломаюсь. Покажу Сёте, от чего он так легко отказался.
***
Акнология
Хотел бы я знать, о чём задумалась Ирен, когда я спросил у неё про бургер. Её взгляд стал затуманенным, дыхание поверхностным, а на лице отразился гнев, смешанный с сожалением и, может быть, небольшим отвращением. Однажды она доверится мне настолько, что обо всём расскажет. Я помогу ей довериться, чтобы она смогла поделиться.
— Всё готово, дамы.
Несколько месяцев назад я разместил на заднем дворе стол. Пока я готовил, Ирен решила заняться сервировкой, словно мы были одной командой. Всё-таки приятно ощущать себя частью команды. Раньше мне не доводилось испытывать ничего подобного. Я ставлю на стол тарелку с бургерами и хот-догами.
Беру Эрзу на руки и помогаю удобнее устроиться за столом, поскольку сама она до тарелки вряд ли дотянется.
— Будешь ещё? — смотрю на опустевшую бутылку в руках Ирен.
— Наверное, нет. Было бы здорово, но я за рулём.
Какая-то часть меня требует предложить ей остаться тут. Рядом со мной Ирен будет в безопасности и сможет отдохнуть. Расслабиться хотя бы на одну ночь. Я вижу весь тот груз, который лежит на её плечах, бесконечная усталость исходит от неё, а она этого даже не замечает. Хотел бы я подарить ей ночь, когда она сможет не беспокоиться ни о ком, кроме себя.
— Умираю с голоду, — тянусь к бургеру, чтобы заправить его соусом, и наблюдаю за тем, как Ирен возится с хот-догом Эрзы.
— У тебя есть релиш? — Ирен поднимает взгляд, и внутри меня всё холодеет. Её глаза такие тёмные. Задумываюсь над тем, что я мог сказать или сделать не так.
— Есть, — нервно сглатываю, — в холодильнике, на дверце.
Встаю, чтобы принести соус, но Ирен меня опережает.
— Ты всё приготовил. Я схожу сама.
— Извини, Искорка, я не знал, что ты у нас гурман, — да уж, Акно, лучше извиняйся и почаще даже за то, чего не мог знать: мамочка может быть очень свирепой, если потребности её дитя не будут удовлетворены в полной мере. Тыльной стороной ладони вытираю пот со лба.
— Мама обожала релиш, когда я была у неё в животике.
Эрза такая милая, не могу сдержать улыбку.
— Релиш хорошо сочетается с хот-догами. Если когда-нибудь мы сходим на матч, я угощу тебя настоящим хот-догом. Знаешь, какой он? С релишем, горчицей и кетчупом.
Её глаза широко раскрыты, а я тем временем думаю, какого чёрта вообще говорю о том, чего никогда не произойдёт. Я завершу часы отработки, и они сразу отвернутся от меня.
— Нашла, — слышу голос Ирен, спускающейся по лестнице. Поворачиваюсь, чтобы понаблюдать за тем, как она грациозно перемещается по немного нестандартным ступенькам — у меня большой шаг, поэтому лестницу я строил, опираясь на свои параметры. Её грудь подпрыгивает под тканью футболки при каждом шаге, и мне становится интересно, как смотрелись бы эти формы, если бы Ирен оседлала меня. Чёрт возьми, я должен прекратить размышления о ней в таком ключе.
Я всегда был из тех парней, которые хотят того, что им недоступно. А Ирен для меня чертовски недоступна.
***
— И как ты собираешься их делать?
— Ты серьёзно никогда не готовила сморы и даже не пробовала их? Ирен, и чему ты научишь свою дочь? — с доброй усмешкой смотрю на обеих.
Наконец стало достаточно темно, а температура упала примерно на десять градусов. Теперь можно разжечь костёр. Мы не замёрзнем, но и от жары страдать не будем. Идеально. Я обожаю сморы, поэтому все ингредиенты для них у меня имеются.
— Тому, что мир устроен не так, как его видит Единственный и Неповторимый Акнология, — поддразнивает Ирен, мягко улыбаясь.
— Но если вам интересен мой мир, тогда придётся многому научиться. Бояться не стоит, учитель из меня отличный.
— Потому я и боюсь, — тихо произносит Ирен.
Делаю вид, будто не услышал её. Мы оба играем с огнём, и рано или поздно кто-то из нас обожжётся. Это неизбежно. Я вижу, как она смотрит на меня, а она замечает мои взгляды. Сквозь ткань футболки Ирен видны торчащие соски, и я уверен, что окружающая прохлада тут не при чём. Если бы она присмотрелась, то увидела бы, что и я внизу не менее твёрд. Запретное всегда возбуждает.
— Ладно, — аккуратно насаживаю зефир на палку Эрзы. — Держи его над пламенем, чтобы хорошо поджарить. Когда он приготовится, мы вставим его между шоколадом и печеньем.
Она оглядывается на маму в поисках одобрения.
— Всё хорошо, — успокаивает её Ирен. — Тебе понравится, милая, обещаю.
Я сжимаю детскую ладонь своей, чтобы помочь удержать палку. Сосредоточенный взгляд Эрзы напоминает мне Ирен, отчего я не могу сдержать улыбку.
— Слегка поджарим или лучше запечь?
— Запечь. Как хот-дог.
— Что ж, тогда нужно опустить зефир пониже и позволить ему загореться.
— Загореться?! — Эрза бросает на свою мать испуганный взгляд. Хотелось бы, чтобы это дитя и мне доверяло не меньше.
— Всё будет хорошо, сладкая, — улыбается Ирен. — Мама тоже такое любит.
Помогаю Эрзе опустить палку чуть ниже, и мы держим зефир над открытым пламенем достаточно долго.
— Готово, — он определённо запёкся.
Эрза восторженно смеётся.
— Подуй на него.
Она дует изо всех сил, но этого недостаточно, поэтому я прихожу на помощь.
— Теперь нам нужен шоколад и печенье.
— Кусай осторожно, будет горячо.
Эрза откусывает крохотный кусочек, прислушиваясь к предупреждению матери. Медленно жуя и проглатывая, она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Вкуснотища!
И это счастливое восклицание врезается мне прямо в сердце. Я так хотел, чтобы ей понравилось, хотел подарить частичку себя — того, чем мне нравится заниматься, — и ей это нравится.
— Да! — протягиваю ей руку, чтобы дать пять. Когда Эрза отвечает на этот жест, я притягиваю её к себе и обнимаю. Она обхватывает меня за шею тонкими ручками, и мне плевать, что кусочки липкого зефира попадают мне в волосы. Этот момент бесценен.
***
Ирен несёт Эрзу к машине, а я не хочу, чтобы они уходили. Если бы мог, то оставил бы их у себя до утра. Успел бы узнать всё о жизни Ирен до того, как мы познакомились.
— Я действительно хорошо провёл время. Жаль, что она уснула.
Наблюдаю за тем, как Ирен поглаживает дочь по спине. Эта спящая кроха такая милая и невинная.
— А мне — нет, — смеётся Ирен. — Теперь я смогу работать всю ночь, не волнуясь о том, что бросила дочку. Надеюсь, она выспится.
— Напиши мне, когда доберётесь до дома, — придерживаю дверь автомобиля, чтобы Ирен могла посадить дочь в детское кресло и пристегнуть. Заканчивая, она выбирается из машины и выпрямляется, оказываясь ко мне так близко, что хочется прижать к себе, вдыхая аромат её духов.
Ирен подаётся вперёд, как будто сама стремится ко мне. Я не буду против, если она проявит инициативу. Лишь раскину руки и приглашу её в свои объятия. Я почти одержим желанием узнать, как будут ощущаться её мягкие изгибы по сравнению с твёрдыми плоскостями моего тела. Она делает глубокий вдох, а затем пристально смотрит на меня.
— Напишу, — с придыханием говорит она, и мне интересно, что происходит в её голове. Всё бы отдал за то, чтобы узнать.
Галантно открываю ей дверь со стороны водителя и на несколько секунд задумываюсь о поцелуе, который хотел подарить ей на протяжении всего дня. В конце концов отказываюсь от этой идеи — уж слишком от неё веет какой-то неправильностью.
— Увидимся, — говорит она.
— В четверг? У меня назначено заседание по вопросу условно-досрочного освобождения, а потом я свободен.
Стоит отдать ей должное — она даже не кривится при упоминании УДО.
— Конечно, только дай нам знать, если появятся какие-то планы. Я собираюсь немного поработать, смогу это сделать у тебя, пока ты будешь на заседании?
— Да. Приходи пораньше.
— Значит, договорились, — Ирен подаётся ближе ко мне. Наши головы едва не касаются друг друга, её взгляд задерживается на моих губах, и я почти могу ощутить вкус её языка, но в последнюю секунду она отстраняется. — До встречи, Акно.
Прочищаю горло, пытаясь избавиться от фантомных привкусов.
— До встречи.