12. Сильной или средней прожарки?

— У тебя есть котик?! — восклицает Эрза на грани крика, когда мы заходим в его квартиру, где нас встречает кот, развалившийся на спинке дивана.

Акнология смеётся, и даже смех у него оказывается чертовски сексуальным. Молю всех богов на свете, чтобы они не позволили мне выставить себя идиоткой. Пожалуйста. Не дайте мне поверить в то, что между нами возможно что-либо.

— Скорее я у него. Он пришёл ко мне три месяца назад и с тех пор не желает уходить, — усмехается Акнология.

Это будет позор, если я не соберусь. Давай, Ирен, вернись в реальность.

— А как его зовут? — не унимается дочка. Она давно просила кошку, но в нашем доме нельзя держать домашних животных.

— Пожалуй, я мог бы назвать его Альфредом, потому что шерсть у него такой расцветки, будто он в смокинге.

— Что? Альфред? — Эрза недовольно морщит носик.

— Ей не по душе такое имя, — я улыбаюсь. Приятно видеть столь яркую реакцию хоть на что-то. Эрза не по годам наблюдательна.

— Да уж, — на щеках Акнологии проступает румянец.

— Ты покраснел? — я приближаюсь к коту и почёсываниями за ушком располагаю к себе. Питомец отзывается удовлетворённым мурлыканьем и переворачивается на спину, подставляя мне мохнатый живот.

— Я тоже хочу гладить, — говорит Эрза, — но имя Альфред — дурацкое!

— Ну, он всё равно не приходит, когда я его так называю, — смущённо признаётся Акнология и с осторожностью опускает Эрзу на пол.

Она подходит к дивану, медленно садится и похлопывает по месту рядом с собой. Кот тут же направляется к ней. Он ещё не в курсе, что обзавёлся лучшей подругой, и пока просто сворачивается калачиком, издавая довольное мурлыканье.

— Пока вы знакомитесь, мы с твоей мамой начнём готовить.

Внимание дочки приковано к пушистому созданию; на нас она даже не смотрит, и мы уходим на кухню. Успеваю бегло осмотреться. Гостиная и кухня совмещены, слева виден коридор, который скорее всего ведёт в спальню и ванную.

— Места немного, но я привык, — произносит Акнология, замечая, как я оглядываюсь.

— У меня всего на одну спальню больше, так что и мы с дочкой обитаем не в хоромах, — признаюсь я. — Твоя комната чуть дальше по коридору?

— Угадала. Если понадобится ванная или спальня, они в твоём распоряжении.

— Насчёт ванной подумаю, — улыбаюсь я, — а вот спальня вряд ли.

— Уверена?

В моей груди вновь образуется жгучий комок, распространяя жар выше по шее.

— Уже нет, — срывается с моих уст прежде, чем я успеваю осознать смысл сказанного.

Мы обмениваемся долгими взглядами, общаясь без слов. Наконец он облизывает губы и приближается, говоря так, чтобы услышали только мы двое:

— Что ж, мы хотя бы пытаемся бороться с этим притяжением, верно?

Я киваю, потому что прямо сейчас способна лишь на это. Значит, он чувствует то же самое. Этого достаточно.

***

— Искорка, — обращается он к Эрзе, — какой тебе хот-дог?

— Горячий, — со смехом отвечает она, бегая за котом. До сих пор наотрез отказывается называть его Альфредом и пытается придумать новую кличку.

Мы расположились на заднем дворе Акно. Я потягиваю бутылку лёгкого горячительного — первую за многие годы, — Эрза носится туда-сюда, а Акно занят готовкой. Если прикрыть глаза, то я почти могу представить, что это — моя настоящая жизнь. Я так долго стремилась к этому и не могла получить. Думать в подобном ключе опасно, но я позволяю себе немного расслабиться. Когда чего-то очень сильно хочется, трудно устоять перед соблазном.

Небо темнеет, придавая медленно плывущим облакам розовато-фиолетовый оттенок. Истинная красота на фоне высоток. Поскольку находимся мы в центре города, я полагала, что тут будет шумно, однако ошиблась. Здесь мы как будто сформировали свой миниатюрный мир. Где нас ничто не касается, никто не помешает и не вторгнется в мои запутанные мысли.

— Ирен, а тебе? Какой будешь бургер?

На несколько мгновений я возвращаюсь в воспоминания о том времени, когда была замужем. По какой-то причине вопрос Акнологии напомнил мне именно о том ужасном вечере.

— Ирен, прекрати есть как дикарка. Нам придётся перестать посещать дорогие рестораны, если ты и дальше будешь заказывать сильную прожарку. Это дурной тон.

Пристально смотрю на супруга. Он прекрасно знает, где я выросла. Он в курсе, что моё воспитание не дотягивает до его высоких стандартов, но продолжает ставить меня в неловкие ситуации. Меняться я не намерена. И так уже отказалась от второго пирсинга в ухе, второй татуировки, которую планировала добавить к имеющейся, и, что куда важнее, от карьеры дизайнера, о которой мечтала. Я просто хочу съесть мясо, из которого не сочится кровь.

— Ей среднюю прожарку, — говорит он официанту.

— Сильную, пожалуйста, — поправляю я как можно увереннее, надеясь, что меня послушают. Но понимаю, что право голоса здесь имеет только тот, у кого есть деньги.

— Ей среднюю прожарку, — повторяет муж, — и бокал шато хот-брион восемьдесят девятого года.

Терпеть не могу вино. Принесите пиво, бурбон или стопку текилы, в конце концов. Вино для слабаков. Но ведь я так люблю своего мужа, несмотря на особенности его характера, и думаю, что меня он тоже любит. И хочет дать мне всё самое лучшее. Я напоминаю себе об этом каждый день. Но всё ещё сомневаюсь, знает ли он меня настоящую.

— Эй, — Акнология щёлкает пальцами перед моим лицом. — Ты в порядке?

— Да, извини, — качаю головой, чтобы избавиться от остатков нахлынувших воспоминаний о браке, в котором я никогда не была до конца уверена. Было так больно, когда Сёта бросил меня, я чувствовала себя опустошённой. Но чем больше времени я провожу вдали от него, тем чаще думаю о том, что причина моей боли заключается вовсе не в любви, а в нежелании быть под чьим-то контролем. На досуге это стоит хорошенько обдумать. — Мне сильную прожарку.

Никакого осуждения, никаких вопросов, уверена ли я. Услышав мой ответ, Акно вернулся к приготовлению еды на гриле. Я вздыхаю с облегчением и делаю очередной глоток. Я справлюсь. Добьюсь успеха в этом суровом мире и не сломаюсь. Покажу Сёте, от чего он так легко отказался.

***

Акнология

Хотел бы я знать, о чём задумалась Ирен, когда я спросил у неё про бургер. Её взгляд стал затуманенным, дыхание поверхностным, а на лице отразился гнев, смешанный с сожалением и, может быть, небольшим отвращением. Однажды она доверится мне настолько, что обо всём расскажет. Я помогу ей довериться, чтобы она смогла поделиться.

— Всё готово, дамы.

Несколько месяцев назад я разместил на заднем дворе стол. Пока я готовил, Ирен решила заняться сервировкой, словно мы были одной командой. Всё-таки приятно ощущать себя частью команды. Раньше мне не доводилось испытывать ничего подобного. Я ставлю на стол тарелку с бургерами и хот-догами.

Беру Эрзу на руки и помогаю удобнее устроиться за столом, поскольку сама она до тарелки вряд ли дотянется.

— Будешь ещё? — смотрю на опустевшую бутылку в руках Ирен.

— Наверное, нет. Было бы здорово, но я за рулём.

Какая-то часть меня требует предложить ей остаться тут. Рядом со мной Ирен будет в безопасности и сможет отдохнуть. Расслабиться хотя бы на одну ночь. Я вижу весь тот груз, который лежит на её плечах, бесконечная усталость исходит от неё, а она этого даже не замечает. Хотел бы я подарить ей ночь, когда она сможет не беспокоиться ни о ком, кроме себя.

— Умираю с голоду, — тянусь к бургеру, чтобы заправить его соусом, и наблюдаю за тем, как Ирен возится с хот-догом Эрзы.

— У тебя есть релиш? — Ирен поднимает взгляд, и внутри меня всё холодеет. Её глаза такие тёмные. Задумываюсь над тем, что я мог сказать или сделать не так.

— Есть, — нервно сглатываю, — в холодильнике, на дверце.

Встаю, чтобы принести соус, но Ирен меня опережает.

— Ты всё приготовил. Я схожу сама.

— Извини, Искорка, я не знал, что ты у нас гурман, — да уж, Акно, лучше извиняйся и почаще даже за то, чего не мог знать: мамочка может быть очень свирепой, если потребности её дитя не будут удовлетворены в полной мере. Тыльной стороной ладони вытираю пот со лба.

— Мама обожала релиш, когда я была у неё в животике.

Эрза такая милая, не могу сдержать улыбку.

— Релиш хорошо сочетается с хот-догами. Если когда-нибудь мы сходим на матч, я угощу тебя настоящим хот-догом. Знаешь, какой он? С релишем, горчицей и кетчупом.

Её глаза широко раскрыты, а я тем временем думаю, какого чёрта вообще говорю о том, чего никогда не произойдёт. Я завершу часы отработки, и они сразу отвернутся от меня.

— Нашла, — слышу голос Ирен, спускающейся по лестнице. Поворачиваюсь, чтобы понаблюдать за тем, как она грациозно перемещается по немного нестандартным ступенькам — у меня большой шаг, поэтому лестницу я строил, опираясь на свои параметры. Её грудь подпрыгивает под тканью футболки при каждом шаге, и мне становится интересно, как смотрелись бы эти формы, если бы Ирен оседлала меня. Чёрт возьми, я должен прекратить размышления о ней в таком ключе.

Я всегда был из тех парней, которые хотят того, что им недоступно. А Ирен для меня чертовски недоступна.

***

— И как ты собираешься их делать?

— Ты серьёзно никогда не готовила сморы и даже не пробовала их? Ирен, и чему ты научишь свою дочь? — с доброй усмешкой смотрю на обеих.

Наконец стало достаточно темно, а температура упала примерно на десять градусов. Теперь можно разжечь костёр. Мы не замёрзнем, но и от жары страдать не будем. Идеально. Я обожаю сморы, поэтому все ингредиенты для них у меня имеются.

— Тому, что мир устроен не так, как его видит Единственный и Неповторимый Акнология, — поддразнивает Ирен, мягко улыбаясь.

— Но если вам интересен мой мир, тогда придётся многому научиться. Бояться не стоит, учитель из меня отличный.

— Потому я и боюсь, — тихо произносит Ирен.

Делаю вид, будто не услышал её. Мы оба играем с огнём, и рано или поздно кто-то из нас обожжётся. Это неизбежно. Я вижу, как она смотрит на меня, а она замечает мои взгляды. Сквозь ткань футболки Ирен видны торчащие соски, и я уверен, что окружающая прохлада тут не при чём. Если бы она присмотрелась, то увидела бы, что и я внизу не менее твёрд. Запретное всегда возбуждает.

— Ладно, — аккуратно насаживаю зефир на палку Эрзы. — Держи его над пламенем, чтобы хорошо поджарить. Когда он приготовится, мы вставим его между шоколадом и печеньем.

Она оглядывается на маму в поисках одобрения.

— Всё хорошо, — успокаивает её Ирен. — Тебе понравится, милая, обещаю.

Я сжимаю детскую ладонь своей, чтобы помочь удержать палку. Сосредоточенный взгляд Эрзы напоминает мне Ирен, отчего я не могу сдержать улыбку.

— Слегка поджарим или лучше запечь?

— Запечь. Как хот-дог.

— Что ж, тогда нужно опустить зефир пониже и позволить ему загореться.

— Загореться?! — Эрза бросает на свою мать испуганный взгляд. Хотелось бы, чтобы это дитя и мне доверяло не меньше.

— Всё будет хорошо, сладкая, — улыбается Ирен. — Мама тоже такое любит.

Помогаю Эрзе опустить палку чуть ниже, и мы держим зефир над открытым пламенем достаточно долго.

— Готово, — он определённо запёкся.

Эрза восторженно смеётся.

— Подуй на него.

Она дует изо всех сил, но этого недостаточно, поэтому я прихожу на помощь.

— Теперь нам нужен шоколад и печенье.

— Кусай осторожно, будет горячо.

Эрза откусывает крохотный кусочек, прислушиваясь к предупреждению матери. Медленно жуя и проглатывая, она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Вкуснотища!

И это счастливое восклицание врезается мне прямо в сердце. Я так хотел, чтобы ей понравилось, хотел подарить частичку себя — того, чем мне нравится заниматься, — и ей это нравится.

— Да! — протягиваю ей руку, чтобы дать пять. Когда Эрза отвечает на этот жест, я притягиваю её к себе и обнимаю. Она обхватывает меня за шею тонкими ручками, и мне плевать, что кусочки липкого зефира попадают мне в волосы. Этот момент бесценен.

***

Ирен несёт Эрзу к машине, а я не хочу, чтобы они уходили. Если бы мог, то оставил бы их у себя до утра. Успел бы узнать всё о жизни Ирен до того, как мы познакомились.

— Я действительно хорошо провёл время. Жаль, что она уснула.

Наблюдаю за тем, как Ирен поглаживает дочь по спине. Эта спящая кроха такая милая и невинная.

— А мне — нет, — смеётся Ирен. — Теперь я смогу работать всю ночь, не волнуясь о том, что бросила дочку. Надеюсь, она выспится.

— Напиши мне, когда доберётесь до дома, — придерживаю дверь автомобиля, чтобы Ирен могла посадить дочь в детское кресло и пристегнуть. Заканчивая, она выбирается из машины и выпрямляется, оказываясь ко мне так близко, что хочется прижать к себе, вдыхая аромат её духов.

Ирен подаётся вперёд, как будто сама стремится ко мне. Я не буду против, если она проявит инициативу. Лишь раскину руки и приглашу её в свои объятия. Я почти одержим желанием узнать, как будут ощущаться её мягкие изгибы по сравнению с твёрдыми плоскостями моего тела. Она делает глубокий вдох, а затем пристально смотрит на меня.

— Напишу, — с придыханием говорит она, и мне интересно, что происходит в её голове. Всё бы отдал за то, чтобы узнать.

Галантно открываю ей дверь со стороны водителя и на несколько секунд задумываюсь о поцелуе, который хотел подарить ей на протяжении всего дня. В конце концов отказываюсь от этой идеи — уж слишком от неё веет какой-то неправильностью.

— Увидимся, — говорит она.

— В четверг? У меня назначено заседание по вопросу условно-досрочного освобождения, а потом я свободен.

Стоит отдать ей должное — она даже не кривится при упоминании УДО.

— Конечно, только дай нам знать, если появятся какие-то планы. Я собираюсь немного поработать, смогу это сделать у тебя, пока ты будешь на заседании?

— Да. Приходи пораньше.

— Значит, договорились, — Ирен подаётся ближе ко мне. Наши головы едва не касаются друг друга, её взгляд задерживается на моих губах, и я почти могу ощутить вкус её языка, но в последнюю секунду она отстраняется. — До встречи, Акно.

Прочищаю горло, пытаясь избавиться от фантомных привкусов.

— До встречи.