Дом, в который привела их старуха, оказался небольшой, покосившейся от времени хижиной. Зайцы остались снаружи, улегшись на пороге. В доме стояла одна кровать, плетеное кресло, на котором почти можно было улечься, стол, печь, расставленная по углам старая посуда и большой шкаф у дальней стены, верхние полки которого были завалены книгами. И - ни одного человека больше. Ни звука, ни запаха, только затхлый аромат пыли и старости и тепло от печи. Плечи Константина чуть расслабились. Макс же повел себя совершенно как звереныш - весь подобрался, вцепляясь в отца, сделался настолько маленьким, насколько смог и тревожно принюхался.

- Все в порядке, - тихо и успокаивающе бросил Константин и погладил Макса по теплой макушке.

- Конешно, в порядке, отчего ж не в порядке быть?.. - Старуха проковыляла к креслу, уже не нуждаясь в палке, и тяжело, медленно опустилась в него, утомленно прикрыла глаза. - Тебя звать как, мальчик?..

- Па-па! - Вмешался Макс. Старуха улыбнулась, пожевала почти безгубым ртом и провела морщинистой рукой по подолу вылинявшего платья, когда-то бывшего зеленым.

- Что же, имя доброе. Папа так папа. А тебя, умник-горлопан, как?

Макс уже не понял ее. Он смолк и растерянно взглянул на отца. Константин быстро прикинул, как стоит его представить. В Релении все знали принца как Максимилиана Фенсалора. Называть его краткой формой настоящего имени было огромным риском, но приучать сына к чужому имени тоже, наверное, не стоило, он и без того путался в своих ипостасях щенка и ребенка… Да и что знала старуха так далеко от столицы, в лесу Мулевира?

- Макс.

Константин внимательно следил за реакцией старухи, но она только улыбнулась шире.

- Хорошее имя! Большой у тебя сын вырастет, великий будет.

Константин напряженно кивнул. 

- Как тебя зовут, бабушка?

- Родой меня мать назвала, - откликнулась старуха. - Надеялась, что род чей-то я продолжить помогу, о многих детях для меня молилась. Не дали духи… Да что уж теперь.

Рода тяжело поднялась, вновь опершись на свою клюку, и прошаркала к печи.

- Садись давай, папаша. Поесть тебе дам.

- Спасибо, бабушка, не стоит, - тут же отказался Константин. Старуха неожиданно ловко вытянула из печи ухватом горшок с кашей. Макс тут же подался вперед, принюхиваясь. Каша пахла умопомрачительно хорошо, а в желудке Константина вот уже четвертый месяц не было ничего, кроме сырого мяса, кое-каких овощей и ягод и пресной воды. Как и в желудке его сына. Макс потянулся вперед, пытаясь вывернуться из рук отца.

- А-а-а!

Это на его языке означало “есть хочу”. Константин прижал его крепче. Макс пнул отца ногой и требовательно взвизгнул.

- Слышу я, как не стоит, - отозвалась Рода, - голоднющие оба, чай, кожа да кости, да? Не пойдешь к бабушке на ручки, Макс?

Макс, будучи себе на уме, не собирался идти на ручки ни к кому. Сейчас его интересовала каша. Константин прижал его крепче.

- Он не очень любит сидеть на руках.

Рода кивнула.

- Чужих не любит? Хорошо. Осторожный. Долго жить будет.

- Ка-а-а-а-а! - Макс весь изогнулся, пытаясь дотянуться до вкусно пахнущего горшка. Рот Константина наполнился слюной, и он сглотнул. Но ведь каша могла быть отравлена… 

Будто поняв его, Рода спокойно зачерпнула из горшка деревянной ложкой и отправила себе в рот порцию каши. Почмокала. Нахмурилась, слепо и внимательно глядя в угол.

- Передержала чуток… Ну да ничего, водой запьем. Сядь, чаво встал, папаша! И ешь давай, неча смотреть тут.

Только после этого Константин сел, продолжая держать сына на коленях. Макс тут же запустил ручку в горшок, схватил кашу рукой и пихнул ее себе в рот.

- Ай!

- Макс, не лезь руками! - Тут же отругал его Константин. - Каша горячая. Ты обожжешься.

Было уже поздно, Макс заплакал. Константин едва подавил тяжкий вздох и болезненный щипок голода в животе. Рода склонила голову, немного послушала плач ребенка и вдруг, протянув руку, зажала его нос двумя пальцами.

- Тихо! Вороны унесут, глаза выклюют!

Макс мгновенно затих, скосив глазки на собственный нос. Он никогда в жизни не успокаивался так быстро - только рядом с этой странной старухой. Мальчик шмыгнул носом еще раз и утер его рукавом уже прохудившейся рубашечки.

- Спасибо, - тихо сказал Константин. Он взял ложку, зачерпнул немного каши, подул на нее и поднес к лицу сына. Макс тут же схватил ложку руками и направил ее, куда нужно, зачавкал кашей.

Он не умел пользоваться ложкой, едва понимал, как сидеть, недоуменно рассматривал стол и посуду, пялился во все глаза на старуху. Звереныш, не ребенок. У Константина сжалось сердце. Он сам, судя по рассказам няни, в этом возрасте уже неплохо говорил отдельными фразами, понимал почти все, что ему говорят, и уж точно не пялился на ложки, как на диво.

А его сын ощеривался на любую незнакомую вещь, на резкие движения рядом, да и просто так, когда сердился.

Если Рода что и услышала из странного поведения мальчика. то ничего не сказала.

Наевшись каши, Макс уснул, свернувшись на руках у Константина и уткнувшись лицом в сгиб его локтя. Рода встала с кресла, опершись на палку. Платок чуть сполз ей на затылок, открыв еще больше белесых редеющих волос. Константин не сразу догадался, что нужно помочь - старые привычки выветривались с трудом… Но было что-то глубоко неправильное в том, что старая женщина неловкими руками убирает со стола. Король осторожно встал, подняв сына на руки и огляделся. Куда было его здесь положить?.. Единственная удобная лежанка на низкой, чисто выбеленной печи явно понадобится к ночи Роде, сам Константин переночевал бы и на полу (в последнее время он спал и на более твердых и мерзлых поверхностях), но что было делать с Максом?..

- Чаво встал? - Старуха слепо обернулась к нему. - Еле стоишь… Укладывай дитенка на лежанку-то!

Константин решил не спорить и уложил Макса на кровать. Малыш почмокал во сне и сунул в рот большой палец. Константин натянул на него толстое одеяло в крепком домотканом пододеяльнике. Даже видеть его на кровати было странно. Столько месяцев миновало… Его принц стал гораздо больше, вырос и уже, пожалуй, с трудом бы поместился в своей роскошной колыбельке, оставленной позади навсегда. При этой мысли у Константина заболело сердце. Макс же спокойно спал, раскинув ручки и прикрыв глаза. Его веки были цвета закатных облаков, а от длинных ресниц на пухлые еще по-младенчески щечки легли голубые тени.

Рода убирала удивительно тихо для слепой и уверенно двигалась по дому, уже зная, что и где стоит, не нащупывала свой путь, неслышно скользя по комнате. Как только Константин сделал шаг прочь от кровати, под его ногой скрипнула половица. Рода цыкнула.

- От-то неуклюжий!.. - Прошептала она. - А ну подь отсюда, папаша! Зайцы там на крыльце, бошки отверни да освежуй, завтра крольчатину в печке с овощами потомлю… Сумеешь?

Константин кивнул, спохватился и прошептал:

- Смогу.

Дикие лесные зайцы покорно ждали все это время у порога дома и не пытались убежать от Константина, даже когда он сворачивал им шеи. Король задумался. Он вошел в дом с потяжелевшими еще теплыми тушками в руках, взял нож и вспорол шкуру одного из них. Зайцы были жирными, коричневыми и большеухими - ничего необычного. Константин вместе с Иваном сам частенько охотился на таких же, а потом выслеживал в образе волка, вот только те зайцы выражали куда меньше покорной готовности пойти на ужин, чем эти.

“Дрессированные?.. Никогда не слышал, чтобы зайцев можно было дрессировать подобным образом”.

- Шкуры не повреди там, - прошептала Рода из кресла. - Рукавички маленькому справлю, коль старые пальцы не подведут… Да на тулупчик, может, хватит. Зима суровая будет.

Константин даже не захотел спрашивать, откуда таинственная старуха это знает. Она будто была частью леса, его естественным продолжением, и поэтому ее слушались лесные твари и не могли найти люди.

Макс зашевелился, закряхтел и захныкал во сне, и Константин тут же привычно отложил нож, поднялся, чтобы успокоить сына.

- Ва-ва… - Макс засопел. Ему, должно быть, снился Ваня. 

- Ну-ну, - Рода поднялась из кресла, проковыляла к кровати и села, положила морщинистую ладонь на лоб Макса, на грудь, начала легонько и ритмично похлопывать. Мальчик тут же унялся и сонно засопел.

Константин напрягся. Что, если это какая-то одурманивающая магия, как было с зайцами? Он не мог позволить никому навредить сыну или одурачить себя.

- Ты ведьма?

- М? - Рода продолжала поглаживать Макса по спутавшимся волосам. - А што ж, может статься, что и ведьма. Много ведаю… Больше, чем хотела б. Да ты не бойся, ишь, волк загнанный…

Константин застыл. Она знает?! Она видела? Почувствовала?

- Страхом от тебя так и пахнет, - участливо продолжала она. - Не бойся ты меня. Дитенка обидеть - это мало того, что сердца не иметь - это Проклятие навлечь на себя, неминуемо… Духи и те детей малых не трогают, а он вон и без матери. Сирот обижать - большой грех…

- Как ты узнала.

Константин не узнал свой голос, таким сиплым и надтреснутым он стал. Осилить старуху не должно было составить труда, но она сидела слишком близко. У короля слегка задрожали руки. Усилием воли Константин остановил дрожь, сжав и разжав пальцы на рукояти ножа. В теплом доме вкусно пахло кашей и слегка поскрипывал дом. За окном мягко шумел холодный ветер, играя с первыми снежинками. У Константина не было пристанища от смертельного холода. Он не хотел убивать.

- Узнала как? Да как же! - Рода искренне удивилась. - Какая ж мать бросит родное дитя, пусть и на отца, одних их оставит! Ты что, милок. Женщина землю голыми руками рыть будет, а с маленьким дитем не расстанется. Нету ее, милок. Нету у вас с ним никого…

Константин вдруг почувствовал подступающие к глазам горячие слезы. Он скучал по ней. Конечно, Ната сейчас была бы бесполезна, такая же беззащитная против суровой жизни, как и он сам, но она была его родным человеком. Она была мамой Макса, так ждала его и обняла его всего раз…

Он моргнул, не решаясь говорить. Рода кивнула, будто услышала то, чего он не произнес.

- Доешь кашу да сосни чуток. Рядом с ним на печи ляжешь, никто Макса твоего у тебя не отнимет. А я тут в креслице посижу, я сплю плохо, да захочу ежели, но на сундук…

- Нет, спасибо, - Константин внимательно следил за речью. - Я лягу на полу. 

Ляжет и не будет спать. Рода махнула рукой.

- От-то дуболобый! Иди ляг быстро! Я вообще спать не буду, а что до лечь - так скоро в гроб лягу, належусь там до талого! А ну быстро ложись, не то дитенок тебя ночью не найдет, спужается, и что тогда?

Здесь крыть было нечем - тащить сына с собой на пол у Константина не хватило бы духу, а Макс порой мог проснуться среди ночи и с хныканьем тут же искать отца.

Так и случилось. Ночью сын проснулся от луны, ярко светившей прямо на лицо, и заплакал. Константин сел на постели, скрестив ноги, и уложил Макса к себе на руки, начал качать, сам едва не теряя сознание от недосыпа.

- Ну-ну-ну-ну… - Рода, которая тоже проснулась, замычала какую-то смутно узнаваемую мелодию. Возможно, Константину пела такую же песню няня в глубоком детстве.

- Мать-луна, не буди дитятко, не насылай дурных снов, спрячь от него личико еще на пару катков, - пропела Рода, и Макс перестал крутиться и хныкать, затих, почмокал и уснул, уткнувшись носом в подмышку отца. Константин почувствовал уже знакомый страх - она колдовала над ним, но как?

- Да не бойся ты, ишь, - прошептала она. - Спи и ты, беспокойный дух, и чтоб страх твой затух, не мятаться тебе, пока не пропоет трижды петух…

Константин пытался бороться со сном, сколько мог, таращил глаза, пытался встать, закричать, убежать с сыном на руках из этого колдовского дома, но веки налились тяжестью, а усталые члены расслабились, как всегда было на границе сна и яви… Он позвал на помощь, но крик утонул в сонной темноте, как в пуховой подушке…

Очнулся Константин от хриплого крика петуха. Резко сел на постели. Он чувствовал себя отдохнувшим, крепким, сильным - и страшно голодным. Вспомнив о произошедшем ночью, он схватил тонкое покрывало.

- Макс!

Сына рядом не было. В ужасе Константин вскочил на ноги и вылетел из дома. Холодный воздух хлестнул по лицу и плечам, босые ноги обожгло тонким слоем льда и лезвиями замерзающей травы. Нельзя было доверять первой встречной, пусть и старухе! Она унесла его, убила, отдала солдатам Дарденна, наверняка они прочесывали даже леса, если знали, что Проклятие королей связано с животными, она!.. Из горла вырвался почти волчий рык.

- Макс!

- Папа! Мяу! 

Константин застыл, тут же поворачиваясь на источник звука. Макс сидел на свернутом старом тулупе и гладил большого рыжего кота. Кот, явно хорошо кормившийся, судя по пушистой шерсти, лениво ходил туда-сюда под детской ручкой, периодически толкая Макса покатым лобиком - гладь. Макс заливисто хохотал и гладил кота, пытаясь поймать пушистый хвост, который кот предусмотрительно убирал. Одет Макс был не в свою одежду, а в теплый тулупчик и штанишки из коричневой шерсти. Из зайцев - догадался Константин, уже падая на колени и прижимая к себе сына. Макс удивился и закряхтел недовольно, потянулся к коту, который ушел, не желая терпеть лишней компании.

- Прости, я отпущу тебя чуть позже, - пробормотал Константин капризно взвигнувшему сыну. Руки, сжавшиеся вокруг хрупкого тельца, одеревенели от страха и отказывались разжиматься.

- Папа! Мяу! - Макс упрямо тянулся к коту. Глубоко выдохнув, Константин повернулся и позволил сыну погладить кота, не выпуская его из рук. По двору, в плохо сколоченном и очень старом загоне бродили белые куры и черный петух - все хозяйство…

- Ну чаво раскричался? - Недовольно позвала Рода с порога покосившегося дома. - Хоть бы доброго утра пожелал - нет! Ух из дома, только его и слышали! Вечно несетесь, не зная куда…

- Что ты вчера со мной сделала? - Хрипло спросил Константин, не замечая, как его тонкие штаны пропитываются ноябрьским снегом.

- Ничего! - Удивленно ответила Рода, боком сходя с крыльца и осторожно, по-старчески, переставляя ноги. - Чаво с тобой делать-то надобно было? Упал ты сам, как дерево подрубленное, заснул! Я и слова вымолвить не успела! 

Константин выдохнул и прижал Макса к себе сильнее. Тот неожиданно мокро чмокнул его в подбородок и сообщил, указывая на кота:

- Мяу!

- Вот, Макс-то наш уже новое слово выучил, пока дрых папаша, да? - Рода подковыляла к ним и улыбнулась, глядя молочно-белесыми глазами в их сторону. - И кашки с мяском поел! Ложечкой! И папаше б не худо, а?

Константин, который только начал унимать бешеный стук сердца, выдохнул еще раз. Он сам виноват, что уснул так крепко, потерял бдительность…

- Думал, покрала я сына? - Тихо спросила Рода, пока Макс догонял кота, который, впрочем, и не слишком торопился убегать. Константин медленно поднялся, чувствуя, как начинает привычно и болезненно сосать под ложечкой голод. Верхняя губа сама собой изогнулась в подобии оскала, король сглотнул рождающийся в горле предупреждающий рык - не подходи. К этому времени он всегда забирался в какую-нибудь пещеру, овраг или в углубление под поваленным гниющим деревом и засыпал, согревая сына теплом волчьей шерсти, а к ночи, крадучись, выходил на охоту, навострив уши и сияя в темноте яркими глазами, ловившими скудный свет луны и отражавший его почти потусторонним блеском…

Насколько проще было бы остаться зверем навсегда. Разве не этого они заслужили?

Рода не видела его оскала. Благожелательно и спокойно она смотрела за его плечо выцветшими до молочной белизны глазами и улыбалась.

- Не слушаешь, неслух. Сказала вчера: дите, а тем более сироту обижать - на себя проклятие навлечь верный путь.

- Он не сирота, - резко отрезал Константин, но тут же, с усилием сдержав себя, коснулся сухой руки, опиравшейся о криво обструганную палку:

- Спасибо, Рода.

Она кивнула и расплылась в еще более широкой улыбке, неуловимо и до боли напомнившей Константину кого-то из собственного детства - бабушку? Нет, ее он никогда не знал. Мать? Она умерла далеко не такой старой.

Позвав Макса, Константин помог Роде войти в дом. Рыжий кот, юркнув под его ногами, вошел в дом первым и запрыгнул на рассохшийся табурет, нервно дергая хвостом и широко раскрыв на Константина глаза с широкими зрачками и золотистым ободком радужки.