— Блять!

Габриэль несколько раз судорожно щёлкнул ключом зажигания, не убирая левой руки с руля в надежде, что потрёпанный жизнью голубенький «Бентли» оживёт, но, убедившись, что дребезжащая музыка ревущего мотора продолжается всего с пару секунд, после чего авто всё так же не заводится, рывком вытащил его и дёрнул ручник. Затем взял с пустовавшего пассажирского сиденья курительную трубку и банку категории консервная, наполненную витаминами, после чего вышел из авто, хлопнув тугой, противно скрепящей дверью, и поставил его на сигнализацию. Скрестив руки на груди, подпёр собой дверь и запрокинул голову, слепо изучая переливы мандаринового сока и гранатового вина где-то в импровизированном небе.

— Блять, — повторил он уже менее агрессивным тоном, механически и не глядя набивая трубку какой-то подозрительной лиловой — с бирюзовыми вкраплениями — травой с резким сладковатым запахом персика и жвачки.

Придётся звонить... кому-нибудь.

Лет этому «Бентли» было больше, чем, наверное, прошло со смерти Габриэля, после которой он и стал работать в этом дурдоме, где почему-то предпочитали пешие прогулки туда-сюда по междумировым воротам автомобильным, а он, как изгой общества, блин, любил комфорт. А больше комфорта ему нравилось только гулять по свалкам, где он и нашёл это чудо техники, которое стоило больше, чем ему когда-либо платили, вместе с ключами. Кармой стало состояние этой красавицы — дверь со стороны водителя валялась смятая чуть поотдаль, капот был щедро покрыт следами от ударов чем-то вроде гвоздодёра, салон будто жгли изнутри, благо, обивка кресел была более-менее целая, а уж о ржавчине и состоянии внутренних органов и речи не шло. Когда Габриэль явился к своей троице, крутя кольцо ключа на пальце, никто ему не поверил — кто ж в здравом уме выкинет чёртов «Бентли», — но всё прояснилось, когда тот продемонстрировал машину, которую ещё предстояло как-то доставить в гараж, где тот займётся ремонтом, абсолютно не намекая на помощь, нет, что вы, но маслёнку-то подать можно? В общем, в гараже он в общей сложности провёл почти восемьсот часов, а учитывая его нестабильное ментальное состояние, которое то и дело сигнализировало ему бросить эту затею, восстановление заняло почти полгода. А её ещё предстояло перекрасить, потому что от обилия белого цвета Габриэля неудержимо рвало.

Сейчас же отремонтированный «Бентли» представлял собой не предмет роскоши, коим когда-то был, но латанное во всех местах средство передвижения, не кабриолет, потому что Габриэль их терпеть не мог из-за непредсказуемой погоды, но всё ещё удобное голубое купе, которое он сам любил всем сердцем, как родного ребёнка. Но вот что неприятно — ломался он чаще, чем тот имел под рукой кого-нибудь, кто хоть сколько-нибудь разбирался бы в двигателях.

Габриэль вооружился раскладушкой — рация была при себе, но пользоваться ею было неохота — и нашёл в списке имён Ярослава, перебирая трубку между пальцами.

— Алло?

— Если у твоего детища опять полетел движок, иди нахуй, — рыкнули по ту сторону провода.

— Ты мне друг или нет? — заскулил Габриэль жалобным тоном, выпятив нижнюю губу.

— Я скоро буду брать с тебя деньги за каждое «ну глянь мотор, ну пожалуйста», — на заднем плане послышался глухой стук от чего-то металлического, что упало на бетонный пол гаража. Скорее всего, гаечный ключ, подумал Габриэль, — Ты где? — добавил Яр уже голосом заметно смягчившимся.

— Давай я перекину тебе смс-ку от босса? — Габриэлю было, честно, лень вспоминать, в районе чего он сейчас вообще находится, — Туда ведёт одна дорога, как я помню, и я где-то на ней.

— Завязываюсь, — он почти слышал, как его собеседник кивнул, прежде чем отключиться. «Завязываюсь» с его языка переводилось как «Скоро буду», так что Габриэль лишь кинул телефон на пассажирское сидение сквозь приоткрытое окно, как только отправил необходимое сообщение, и стал ждать, раскуривая трубку.

Конечно, он бы с большим удовольствием позвонил, например, Кармело, но пока тот доберётся, пройдёт вечность, а у него ещё невыполненное задание свыше. Ярослав же в девяносто девяти случаях из ста находился в гараже, когда Габриэль звонил, и мог тут же вскарабкаться на мотоцикл и приехать в считанные минуты. А ещё он вероятнее всего заедет на обратном пути за пончиками или колой, если его об этом попросит вечно голодный первый отряд.

Подуспокоившись, Габриэль двумя пальцами поправил чёрную а-ля пиратскую повязку на правом глазу, не вынимая трубки изо рта, и так и впал в транс, стоя возле машины, пока его из такого состояния не выбил рёв мотора где-то вдалеке, который через пару минут — как показалось сонному Габриэлю, на самом деле прошло всего с пять секунд, — уже нестерпимо бил по ушам. Возле голубого «Бентли» припарковался мотоцикл Ярослава, чёрный Крузер марки то ли Хонда, то ли ещё какой-то на «Х». Ярослав снял шлем — Габриэля всегда удивляло, как такой, как Ярослав, всё время следит за собственной безопасностью, — и встряхнул копной пламенно-алых волос, убранных в косу и поэтому демонстрировавших выбритые виски.

— Что опять? — он наградил Габриэля только мимолётным взглядом, после чего демонстративно прошагал в армейских ботинках со шнуровкой до самого колена к автомобилю и с самодовольной полуулыбкой «вскрыл» его.

— Ну, что там? — тревожно поинтересовался владелец машины.

— Ты б хоть следил за ним иногда, нет? — вместо ответа цокнул языком Яр, ощупывая свои брюки карго защитного цвета на предмет... чего-то, после чего выудил из нижнего кармана на застёжке небольшую щётку и занырнул под капот, — У тебя все клеммы окислились к хуям, — послышался оттуда агрессивный голос, который тут же прервался резким шуршанием щетины по металлическим соединениям.

Ярослав был хорошим парнем, впрочем, плохих и не брали на работу с воротами. Габриэлю он в какой-то степени нравился, с его отросшими каштановыми корнями, насквозь пропахший бензином и облаком мужского (#Чисто_мужского) одеколона, в чёрной кожаной куртке и множестве слоёв из пёстрых рубашек и футболок с принтом под ней. И всегда готовый, возможно, предложить свою помощь бесплатно, как бы он ни ругался каждый раз, когда в «Бентли» что-то ломалось — он уже и сам полюбил эту машину и разбирался в ней куда лучше её владельца. В глубине души он не был таким уж чёрствым, коим желал выглядеть, и это знал каждый, кто хоть раз видел его у костра с огромной гитарой в руках, когда он пел своим низким с хрипотцой голосом что-то с огромным количеством ругани в тексте, но от этого как будто и не менее родное.

Прошло с двадцать минут; трубка Габриэля опустела, а Ярослав тем временем поджал болтавшиеся клеммы, хлопнул крышкой, вновь закрывая сердце автомобиля от посторонних глаз, и вытер пот со лба.

— Пробуй.

Габриэль убрал трубку за пазуху белой рубахи и сел за руль. Машина, довольная тем, что о ней, наконец, позаботились, заурчала и покорно завелась.

— Спасибо, — только и выдавил он, пытаясь опустить уголки губ, но они упорно поднимались вновь.

— Раз в месяц — ко мне на диагностику, заебал, — добродушно оскалился Ярослав, надевая шлем, — У меня выходной, взять чего?

— Пончик с брусникой, — Габриэль поправил зеркало заднего вида.

— Понял, — тот уже оседлал Хонду и, прежде, чем Габриэль успел попросить его не брать полную коробку, как всегда, укатил, оставив его наедине с собственными мыслями.

Он порылся в списке треков стереосистемы, включил какой-то лоу-фай без слов на слабой громкости и, наконец, продолжил путь.

Не то, чтобы он вообще нуждался в автомобиле. При жизни он был, мягко говоря, беден, всю одежду получал от старшего брата и передавал младшим, когда она только-только начинала немного давить в плечах, а уж о машине в его семье и речи не шло. Когда-то у них был большой фургон, в котором они перевозили вещи, а необходимость в переезде была почти постоянно, но и его пришлось продать ради более-менее стабильного места жительства. Когда Габриэль умер, их осталось пятеро — четверо братьев и сестра десяти лет отроду, так что, наверное, жить им стало легче, тем более, что о существовании второго по старшинству брата тут же забыли, спасибо его замечательной работе. Но теперь он, наконец, мог позволить себе что-то большее, нежели один диван на троих, так что и от полуразвалившегося «Бентли», о котором когда-то мог только мечтать, отказаться просто не смог, хотя из-за него он больше опаздывал, чем ускорял своё передвижение. Пешком было бы проще, но Габриэль никогда не искал лёгких путей.

С сегодняшним заданием хотелось бы разобраться побыстрее, пока пончики не остыли. Хотя, Ярослав будет, как всегда, полчаса тупить, что взять всей своей компании, как бы они ни отнекивались. Габриэль мог только догадываться, как он всегда довозил все набранные «продукты» (в лице плюшек и ящика колы в лучшем случае) в идеальном состоянии. Благо, доехал он быстрее, чем ожидалось.

«На радарах лагает такое-то измерение, сходи проверь», но в более официальном формате. А чего ещё было ожидать от их босса, спрашивается? Хотя этого парня любили все, зная, что под зловещим миганием монитора на его голове скрывается тот ещё душа компании. Работа с междумировыми воротами — отстой, потому что ей придают слишком много значения в их тайной, так скажем, организации. Зато платили.

«Вселенная полна хаоса, и мы должны сделать всё, что в наших силах, чтобы хотя бы немного понизить его концентрацию,» — пояснял своё мировоззрение — ну, и причину основания этой компании тоже — босс. Габриэль считал его чересчур хипповатым, но оправдывал это его, вроде как, бессмертием и тем, что, какую бы пургу он им не втирал, он всё ещё был величайшим изобретателем. И неплохим тусовщиком, подумал Габриэль, вспоминая последний раз, когда видел «босса без головы» — так они за глаза называли его в дни, когда он не носил на голове телевизор. Но большую часть времени он сидел, пялясь на огромное количество экранов и отслеживая, чтобы ни один мир не пропал с радаров, а едва это случалось, — причём достаточно часто — он бил тревогу. Просто писал сообщение тому, кто сейчас был не занят, точнее — список тех, кто куда-то был отправлен, у него висел отдельной вкладкой. Когда мир пропадал с радаров, там с вероятностью в девяносто девять и девять десятых процента произошло искажение пространства — эта терминология Габриэля раздражала, тоже мне, искажение, но учить ее нужно было, к сожалению. В некоторых случаях искажения были более существенными, в некоторых — совсем незначительными, бывали и ложные вызовы.

Машину тряхануло, когда Габриэль пересёк невидимые простому человеческому глазу (но они и не были людьми) ворота и, ловко вывернув руль, припарковал её у них под противный визг колёс. Затем выбрался из машины, театрально приложив ладонь ко лбу как козырёк, хотя это не то, чтобы помогало видеть, и сделал пару шагов, проверяя землю. Окружение выглядело на редкость схожим с земным, так что Габриэль почесал затылок — в таких местах что-то происходило реже всего, и он уже подумал, что ради ложного вызова выдернул Ярослава из гаража, но почувствовал, как в прикрытом повязкой глазу неприятно защипало. Проверенный сигнал того, что искажение — аномалия, как они их звали, — где-то близко. Возможно, из-за такой особенности Габриэля и любили.

Он нащупал кнопку и открыл багажник, в полутьме прошарил по нему рукой и выудил из дальнего угла своё излюбленное ружьё — одно из изобретений босса, захлопнул багажник и повесил оружие на плечо. Не помешал бы фонарик, подумал Габриэль, но рыться в его поисках по салону не стал. Жжение в глазу дало ему знать, что аномалия недалеко, так что ему даже повезло — быстро покончит с работой, пришлёт боссу смайлик, мол, всё сделал, и вернётся к пончикам и, если повезёт, бутылке колы. Эта мысль заставила его приободриться, так что он уверенно направился в направлении, где посылаемые его глазом вибрации становились сильнее. На миссиях ему не приходилось курить — он просто думал о чём-то отстранённом, вернее, о ком-то, так что волноваться не приходилось.

Аномалий сегодня было две, и Габриэля это огорчило — он свёл брови к переносице и недовольно почесал кончик носа. Одну из них он видел чётко прямо перед собой — вихреобразный портал стандартного человеческого размера. Если попытаться просунуть в такой руку, возникнет неприятное покалывание, как когда она затекает, а если попробовать войти — сломается вся имеющаяся при себе техника. А, ну и ещё есть небольшой шанс либо переместиться, либо самому стать аномалией с рукой в заднице, например, или глазом на подбородке, но это Габриэля как-то мало тревожило — он перезарядил пушку, прищурился, глядя в оптический прицел. Портал задвигался быстрее и издал неприятный потрескивающий звук, что сигнализировало о том, что сейчас он сожмётся в пространстве до атома и переместится на другой конец мира, чего Габриэль допустить не мог, а то пончики остынут. Так что он нажал на спусковой крючок — пули представляли собой небольшие бомбы, которые с лёгким взрывом уничтожали аномалию при контакте. После взрыва могла образоваться шаровая молния, но Габриэль, хоть и боялся грозы в детстве, сейчас уже никак на них не реагировал. Удостоверившись, что залатал пространство, — он просто помахал рукой там, где раньше был портал, убедившись, что руку слегка покалывает — он продолжил путь, всё так же ориентируясь «на глазок».

Впрочем, вторая располагалась неподалёку от первой, на крыше похожего на хлев здания, увитого плющом, сквозь дыру в которой росло что-то похожее на берёзу. Габриэль не стал всматриваться, что то была за аномалия, во-первых, потому, что не было необходимости, а во-вторых, потому, что то могло вызвать лишь отвращение. Запах гниющих абрикосов и крови явно сигнализировал о том, что она была на крыше, так что он просто выстрелил, стараясь особо не обращать внимания на торчащие из самых неподходящих мест конечности. Затем — ещё один выстрел, на сей раз, то был сильно пастеризованный антибиотик, на случай, если искажение произошло не так давно — Габриэль смутно догадывался, что несчастный просто по незнанию сунулся в портал, который он же только что ликвидировал. Сегодня повезло — тело парня, чуть моложе самого Габриэля на момент смерти, скатилось по пологой крыше, и тот, хоть и не обладал особой физической силой, смог его поймать. Тот умер в момент соприкосновения с порталом, который Габриэль не застал, так что, чисто теоретически, сейчас он держал уже не тело, а ту часть человека, которую принимали к ним на работу. Если повезёт и его реабилитируют, он присоединится к их рядам. Было бы неплохо, подумал Габриэль, босс любит новобранцев, особенно спасённых. Он не в первый раз находил недавно искаженных, так что, убедившись, что работа сделана, вернулся к машине и скинул юношу на задние сиденья, попутно набирая сообщение начальству.

«Сделал. По пути спас исказившегося, так что у нас, наверное, новенький.»

«ок, передай фло»

Он опустил по максимуму оба стекла — пахло в салоне ужасно — и закурил. Вряд ли парень скажет ему спасибо за такое спасение, но Габриэль решил проверять его хоть иногда. И спросить, что тот любит из еды — после искажения много есть не помешает.

К Фло он добрался быстро — самопровозглашенного главу нулевого отряда посылали куда-то редко, так что он сидел в своём импровизированном кабинете в кресле с красной кожаной обивкой, закинув ногу на ногу. Он заменял врача и бухгалтера и обладал всеми физическими полномочиями босса, так что со всем новоиспеченным пушечным мясом посылали к нему. Габриэль кое-как втащил в кабинет парня и уложил на такого же стиля, как и кресло, диван, толком не осматривая обстановку — он уже знал, что что-то поменялось, ведь в прошлый раз диван был бархатным в клетку. Только мельком он взглянул на Фло — тот будто бы и не заметил, что тот вошёл. Огненно-рыжие волосы доходили аж до самого пояса, и тот, как всегда, не удосужился их завязать, очки с заклеенной синей изолентой дужкой свисали с воротника чёрной идеально выглаженной рубашки, скрывавшейся под тёмно-зеленым, почти черным, пальто. Фло пользовался уважением — он умер в более зрелом возрасте, чем многие из них, тем более, не от несчастного случая, а от рака.

— Фл... — начал было Габриэль, но тот поднял указательный палец в чёрной перчатке, прервав его:

— Я разберусь.

Тот не стал спорить и ретировался. Благо, проблем с «Бентли» больше не возникло, и он добрался до резиденции своей компании без происшествий, припарковавшись возле нелепого здания, расположенного на одинаковом расстоянии аж от пяти ворот, испещренного граффити и щедро оклеенного мхом и разного рода плакатами. Они называли её «Норой» неизвестно, почему — она не была вырыта в земле, разве что, напоминала дыру, и всё, что туда попадало, никогда не возвращалось. Он поднялся на крыльцо, потыкал пальцем дверной звонок для виду, выломал его и просто открыл дверь — ключи у них не жаловали.

С порога он попал прямо в гостиную — единственное, что в «Норе» никогда не менялось, это расположение гостиной прямо напротив входной двери без малейшего намека на коридор. Кармело развалился в кресле с внушительного размера картонной коробкой на коленях — Габриэль смутно догадывался о ее содержимом — и деревянным ящиком, доверху набитым льдом, с опущенными в него стеклянными бутылками колы в ногах.

— Пончики, — кивнул Кармело на коробку, подтверждая догадки Габриэля, — Мы не открывали.

— Оригинальное приветствие, — присвистнул Габриэль, усевшись на плетёный ковёр возле ящика колы.

— А ты, как всегда, вовремя, Эль, — не упустила шанса съязвить Ансельма из противоположного угла комнаты. Либо ещё не собиралась на задание, либо уже вернулась, догадался Габриэль по её внешнему виду — она, конечно, была накрашена, но вместо красной атласной майки, кремового пиджака в клетку и пёстрой юбки-карандаша, под которыми виднелись неизменно яркие чулки и чёрные туфли, на ней была просторная — клетчатая, ага, как же, — фланелевая рубаха, видимо, из чужого гардероба, и юбка из разноцветных лоскутков. В таком амплуа она могла появиться только в компании этих троих, так что, очевидно, пока что она никуда не планировала появляться.

Габриэль пропустил её слова мимо ушей и вооружился пончиком: — Я ж ему сказал, «пончик», один пончик, неужели так сложно было купить один пончик?

— Это же Яр, — хмыкнул ему в ответ Кармело — Ло в простонародье, но Габриэль подсознательно чаще звал их полными именами, чтобы не забыть. Он запил пончик колой, аппетитно жуя:

— Чего он ещё купил?

Анс начала загибать пальцы: — Пакет, килограммовый где-то, круассанов с шоколадом для Артюра, три упаковки самого дешевого печенья, ну, ты знаешь, Фёдор его любит, и две литровых бутылки пива, себе и Энди.

Габриэль ограничился сухим «Понятно» и поздно спохватился, что это слово в их доме не любили — откуда-то с подоконника, где за шторой спряталась в одних хлопчатых шортах и зелёном топе Пернилла, в него прилетела подушка с типичным «Что тебе понятно, лично мне вот ничего не понятно!».

— Да-да, — тот машинально поймал подушку за уголок и уткнул себе под голову, запихивая в рот оставшиеся пол-пончика.

— Подавишься, — заметил Кармело.

— Тогда ты сделаешь мне искусственное дыхание, — пожал плечами Габриэль, едва дожевав.

Кармело не мог с этим поспорить, и Габриэль это знал, даже если он и не очень нуждался в дыхании вообще. Кислород в целом был им не слишком важен для нормальной жизнедеятельности — он был далеко не в каждом измерении, да и все члены их скромной организации давно умерли, так что о какой жизнедеятельности вообще шла речь? В любом случае, единственное, в чём сейчас нуждался Габриэль — что-нибудь пожевать, что-нибудь попить, крыша над головой, чтобы не съели искажения, и парочка друзей рядом. Всё, что есть, но ему и этого хватало с головой — в любой другой момент он бы и не подумал, что после жизни в нищете его ждёт другая, после-жизнь, где он обретёт всё, о чём мечтал; сейчас он был по-настоящему дома, по-настоящему счастлив. Хоть таковым и не выглядел.

— Как работа? — вежливо поинтересовалась Ансельма, листая книгу французской поэзии с видом, будто бы что-то понимала — на деле же она просто рассматривала иллюстрации.

— Опять новенький, — хмыкнул Габриэль, — Нашёл рядом с порталом.

— И как он?

— Немного младше меня. Фло сказал, разберётся, — он потянулся за следующим пончиком, и Кармело любезно подал его ему.

— Ну, раз Фло так сказал...

— Вы его переоцениваете, — Габриэль поджал губы. С подоконника послышалось «Я поддерживаю!».

— Главное, что он справляется со своими обязанностями врача, — пожал плечами Кармело.

— Видимо, не очень хороший он мозгоправ, раз ты полез к шаровой молнии, — парировал Габриэль, жестикулируя пончиком.

— Боже, ты мне это теперь будешь припоминать, пока я не искажусь?

— Кто знает. Я пойду посплю, — он взял ещё пончик про запас, чтобы съесть, когда проснётся, и поднялся на ноги, — Если захочешь, присоединяйся.

Кармело улыбнулся и показал ему оттопыренный большой палец, наблюдая, как Габриэль пытается найти свою спальню, которую они опять переместили, но на сей раз не на второй этаж, а на третий.

— Говнюки, — крикнул он им с лестницы.

Наконец, он добрался до спальни — место, которое принадлежало всецело ему и его рукам. Выполненное преимущественно в оттенках синего и голубого, с редкими вкраплениями бледно-лимонного, кожано-коричневого и пестреющей ткани, которая служила ему шторами (в которых он уж точно нуждался — окно здесь было во всю стену) и покрывалом. Мебели здесь было бы меньше, если бы его сожители не настояли на том, что комната выглядит пустынно, а он нашёл бы, что ответить, кроме того, что припаркует сюда «Бентли». Помимо кровати и тумбочки рядом с ней в комнату притащили узкий шкаф-гардероб, который вместе со всеми скелетами дремал в углу, мягкий диван в голубо-серую клетку и столик. Кармело убедил его повесить несколько картин и плакатов с группами, которые каким-то чудом нравились им обоим. Он водрузил пончик на прикроватную тумбочку, ручки ящиков у которой были сделаны, как и у гардероба, в виде глаз, и развалился на кровати, толком не раздеваясь, только скинув ботинки. Пахло сахарной посыпкой и мятой. Грела душу мысль: «Это всё было его».

Сейчас он заснёт, придёт Кармело и либо уснёт следом, либо будет караулить его (Кармело был единственным, кому разрешалось входить и выходить из комнаты Габриэля когда угодно, хотя у него и была собственная — после смерти Габриэль ужасно не любил делить с кем-то комнату, но это был особенный случай), пока он не проспит свои законные четыре часа и либо снова отправится на работу, либо его друзья вытащат его за покупками/в кафе/развлекаться/нужное подчеркнуть, и в любом случае, как бы он не нервничал, не ругался, не ненавидел заглохший «Бентли» и бога, он чудесно проведёт время. Здесь так было всегда.

Скрипнула дверь; запахло чаем, корицей (и ещё какими-то приправами, которых Габриэль не знал) и апельсинами.

— Сладких снов.