— Привет, мам.

Фёдор сел, скрестив ноги, перед могилой, которую сам возвёл неподалёку от импровизированной церкви, которая, казалось, не принадлежала ни одной религии и где он жил. Его мать была бы очень рассержена, если бы её, на протяжении всей жизни чопорную христианку, похоронили не на территории церкви, хотя это и не было её могилой на самом деле, Фёдор надеялся, что она его слышит. Правда, в плохие дни он надеялся, что она не только его не слышит, но и вообще не помнит о его существовании или игнорирует его.

Мать Фёдора умерла, когда ему едва исполнилось семь лет, так что он хорошо её помнил и поэтому мог представить, как разговаривает с её духом, хотя до сих пор ни разу не видел его на самом деле.

— Как там дела? Надеюсь, нормально.

С предполагаемым духом он привык общаться на родном русском, что мог себе позволить почти никогда, за исключением тех моментов, когда оставался наедине с Ярославом. Остальной отряд либо вообще не воспринимал русскую речь на слух, либо не мог на неё ответить.

— У меня тоже. Работаю потихоньку. Платят нормально. Я же рассказывал, где работаю, в прошлый раз?

Он ощутил ледяное прикосновение ветра к своей коже. Пусть он не был эзотериком и никогда не планировал профессионально общаться с реальными духами, все сигналы, которые появлялись вокруг него во время таких спиритических сеансов, он привык воспринимать буквально.

— О Боже, я же рассказывал. Ну ладно.

Фёдор происходил из состоятельной семьи, в которой был единственным ребёнком. Его отец, Владимир Резников, держал крупный бизнес по возведению памятников и строительству надгробий из камня, а, зачастую, и более редких минералов. Также он владел крупным кладбищем рядом с единственной городской церковью, на котором ещё подростком Фёдор не только подрабатывал, но и просто любил проводить время. Кажется, мёртвым он нравился, но он предпочитал не задумываться о том, хорошо это или плохо. По крайней мере, они его не трогали, а он, в свою очередь, соблюдал все их правила и иногда приносил что-нибудь полезное.

Он должен был унаследовать бизнес отца, разбогатеть, завести семью, детей, а дальше по списку — его сыновья должны были получить бизнес от отца, передать его по цепочке друг другу, потом — своим детям... Что-то пошло не так в самом начале этого плана. Вернее, цепочка работала стабильно, и последним звеном в ней стал Владимир.

Фёдор не хотел знать, кому он, всё же, передаст бизнес. За неделю до своего двадцатисемилетия (почему-то отец установил именно этот возраст для передачи бизнеса, наверное, считал, что по достижении такового его сын уже будет не слишком молод, но и не слишком в возрасте, чтобы быстро освоиться) что-то произошло.

Наверное, мёртвые были против того, чтобы он получил такую власть. Или деньги.

Он умер.

Загадочные обстоятельства своей смерти Фёдор мог оправдать только этим. Он записал в небольшой тетради с кожаным переплётом ручкой с чёрными чернилами, как умер, во всех подробностях. Это казалось ему слишком любопытным, чтобы рано или поздно забыть — а, учитывая его память, он мог.

Было полнолуние.

— Я работаю в этой странной организации, которая охотится на аномалии... Чёрт, опять забыл, как это правильно называется... Короче, тут всё просто, измерение пропадает с радаров, значит, там что-то случилось, тебя отправляют туда, ты по детектору отслеживаешь, где и что исказилось — а, точно, искажение пространства — и ликвидируешь. Не намного лучше бизнеса отца, но тоже нормально. Платят. Хотя, я не знаю, зачем мне теперь деньги, если я умер... Разве что дешёвого печенья купить, но за это в основном отвечает Яр, а денег он ни с кого не берёт. Да нормальный он парень, мам, Боже!

Если учитывать, что он разбился, катаясь на мотоцикле, ещё будучи живым, а сейчас продолжал на нём разъезжать — вряд ли его можно было подогнать под стереотип «нормального». Но Анна Резникова в таких подробностях не нуждалась, решил Фёдор.

— Да, я много хожу пешком. Водку пью только раз в неделю, когда мы собираемся все вместе.

Он приврал. Собирались они немного чаще.

— Ем три раза в день.

Кофе с печеньем.

— Да не заигрываю я с призраками, о чём вообще речь?

Пока.

— Да, мам. Отцу привет. Разбей его любимую тарелку в столовой, а то я не могу, сама понимаешь. Люблю. Приходи ещё.

Он поднялся на ноги.

В ту ночь на кладбище было особенно беспокойно.

Фёдор никогда не рассказывал об этом кому-либо, иначе его тут же послали бы в церковь, изгонять из него нечистого. Изначально Фёдор и сам думал сходить да попросить святого отца сказать, что было не так с ним, но потом передумал — эта небольшая особенность, которой он обладал, начала ему нравиться, и он не хотел бы утратить её.

Он слышал голоса мёртвых. Иногда — более чётко, иногда менее.

Он даже пользовался этим, как своеобразной работой — приносил мёртвым то, что они хотели бы иметь, или наоборот — относил их живым родственникам то, что покойные желали бы передать. Ему нравилось оставлять след в памяти не только живых.

Но в то злополучное полнолуние тридцать первого октября, в День Всех Святых, он слышал всё слишком хорошо. Едва он переступил ворота кладбища, его чуть ли не сбил с ног оглушающий гул вокруг. Он закрыл уши ладонями, но голоса просачивались сквозь кожу, звучали будто бы в его голове.

— Потише, я же ничего не могу разобрать!

Один за другим голоса начали повторять что-то на латыни — отец учил сына ей, так что он в какой-то степени знал её, но сейчас уж никак не мог перевести фразу. Фёдор подумал, что, наверное, ему и не нужно было разбираться, что ему хотят сказать. Дело было в чем-то другом.

Он плотнее закутался в пальто и туже затянул пояс на талии. Его колотил озноб — возможно, десятки и сотни духов сейчас проходили сквозь его бренное тело, и ощущение это было явно не из приятных.

«Vade nobiscum.»

— Куда?

«В лучшее место.»

Фёдор повёл плечами; ему стало чуть легче, тем более, гомон голосов уже не казался таким оглушающим, скорее, шумел, как помехи на радио, где-то в фоновом режиме. Когда ему нужно было что-то услышать, миллионы голосов сливались в один, и благодаря этому он, наконец, мог понять, что они говорят.

— Почему?

«Ты не должен быть таким, как он. Ты другой.»

Отец. Они говорят об отце, подумал Фёдор.

Он не понимал, чем был плох его отец, все это время, но осознал это в момент, когда об этом заговорили духи. Отец никогда не был ему отцом по-настоящему — не проводил время с семьёй, не проявлял заботы или любви, не поддерживал никак иначе, кроме финансов. С самого детства Фёдора готовили лишь к тому, чтобы стать копией отца — выпрямляли ему волосы и стригли под ноль, надевали деловые костюмы и голубые линзы, и всё же он был больше похож на мать, нежели на отца, своими кудрями и необыкновенного фиалкового цвета глазами. После смерти матери он будто и забыл об этом, медленно, но верно становясь марионеткой в руках Резникова-старшего. Единственное, что отделяло их друг от друга — младший работал с мёртвыми, а старший — нет. Кто бы мог подумать, что именно они остановят его, прежде, чем он станет таким же, потеряв всякую человечность, но обретя власть?

Он сам не заметил, как оказался возле глубокой ямы, внутри которой зияла пустота. Чернеющая бездна. Оттуда пахло землёй и чем-то родным. Смертью, подумал Фёдор. Как назло, луну закрыли тучи, будто вуалью, и тот не смог разглядеть больше, чем яму под ногами. Но облака проплыли, лимонный диск луны вновь озарил собой кладбище — подсознательно он нравился Фёдору больше солнца. Он заметил, что в яме лежал гроб — один из тех, что он сделал сам, тёмный, деревянный, с бархатной алой обивкой внутри. Он был открыт и будто приглашал войти. Прилечь и обрести вечный покой. Машинально он поднял глаза на надгробие и удивился его присутствию — оно было всё овито плющом, поэтому он вытянул руку и отодвинул лозы, изучая лиловыми глазами надпись.

«Резников Фёдор В.»

И две даты — седьмое ноября двадцать шесть лет назад и тридцать первое октября текущего года.

Сегодняшняя дата.

Фёдор улыбнулся.

— Вы подготовили это для меня?

Голоса в его голове наперебой заговорили «Да».

— Спасибо.

Он улыбнулся и забрался в яму.

«Я хочу остаться Фёдором Резниковым. Не Владимиром Резниковым-вторым.»

«Твоё желание будет исполнено.»

Крышка гроба захлопнулась, и он почувствовал, как кто-то бестелесный засыпает яму землёй.

Ему предстоял чудесный сон.

И новая жизнь в теле Фёдора Резникова.