Она переворачивает пустой граненый стакан. Со дна стакана падает и растекается по истертому деревянному столу черно-красная змея искушения. Змея всегда говорит одно и то же.
Змея никогда не произносила ни слова.
Она переворачивает пустой граненый стакан. Змея сворачивается в мутную черную желеобразную жидкость на дне и скалит клыки. Выпей, говорит змея, я одарю тебя всем, что пожелаешь.
И она бы желала не пить.
Она переворачивает наполовину пустой граненый стакан. «Неужели ты ничего не хочешь?» — шипит змея из-за стекла и видит только расслабленное пожимание плечами.
«Все чего-то хотят, Кроули. Это не твоя работа — играть в святошу».
Шипение змеи похоже на треск помех радио, перекрученный в обратную сторону.
Она переворачивает наполовину полный граненый стакан. Затем сдавливает дном змею, морща лицо в отвращении. Змеиные останки склизкой массой падают с перевернутого стола кому-то на голову. Ее рыжие волосы, неровными прядями свисающие с потолка, где она сидит, загораются.
«Кто такая Кроули?»
Ее губы шевелятся, но звук приходит словно с опозданием. Дрянной музыкальный проигрыватель. Волосы горят. Посетители бара, сидящие "по-нормальному" на полу, считают это уникальным светильником. Кто вообще тут сидит нормально — большая загадка.
«Душа компании».
Она переворачивает пустой граненый стакан. Закрывает глаза, и огонь тут же поглощает ее лицо. По радио доносится искаженная и унизительно плохо звучащая версия какой-то знакомой песни.
«Какой компании?» — она любопытствует. Стакан впивается ей в руку. Из ран плещется не кровь — новая искусительница. Ползет повторять цикл. Кусать свой хвост. Передавать жажду искушать.
Голосу не мешает звучать нормально и, пожалуй, даже уставше полностью горящая голова.
«Не хочешь разве сама узнать?»
Голос змеи струится в венах. От такого будет мало отмыться. Она мотает головой и смотрит на сидящих снизу, что-то рассчитывая. Воздух тяжелый, как вода.
«Не особо».
Она вытирает руки о светло-серый пиджак, лишь только сейчас замечая, что огонь спускается по лацканам. Будь ее лицо хоть немного видно, она бы ярко и прознительно ухмыльнулась.
Она цепляется прямоугольным каблуком за спинку стула и беззаботно свешивается головой к народу. На нее смотрят со всех сторон, словно та — унизительное для всех участвующих представление. На нее смотрит со всех сторон одна личность своими солеными морскими серо-голубыми глазами. Это единственное, что имеет значение.
Голос вытекает из ее ладоней черно-красной слизью и путается в чьих-то светлых кудрях.
«Ох, Кроули, Кроули. Ты не можешь ничего не выбирать. Ровно как и не можешь выбрать все и сразу».
«Дай угадаю: последствия?»
Она выгибает спину еще сильнее и вычищает от своей искусительницы светлые, ужасно мягкие волосы, пока ее голос искаженным треском костра расползается по помещению.
«Какая ты умная девочка. Может, еще и угадаешь, почему тебе нельзя соваться к чужим?».
Мягчайшие светлые волосы загораются, стоит ей только попытаться занять еще более странную позу. Серые-морские глаза испуганно моргают много-много тысяч раз. Где-то в огне по ее спине проходит холодок.
Она падает на стол.
Она переворачивает своим падением пустой граненый стакан. Не на сто восемьдесят градусов, как до этого, — ровно восемьдесят восемь.
Прекрасная незнакомка в ужасе смотрит, как горит все, что ей известно. Все, что предстояло быть известным. Она не такая уж и незнакомка. Но, знаете, сложно определить это, когда у тебя голова в огне. И пиджак горит, но не сгорает. Сжигает все вокруг, разумеется, но не сгорает.
Это было бы слишком простым избавлением от своей судьбы, если бы он просто взял и сгорел.
«Вы в порядке?»
Глупый вопрос, но для многоглазой девы, каждая буква произносимая коей эхом разносится по всему помещению, простительно.
«Не особо. У тебя есть апельсиновый сок? Может, кофе со льдом?»
Пока-еще-не-Кроули приподнимает горящую голову, все еще лежа поперек стола. Ее голос звучит так буднично и — я бы сказала "виновато", но не могу себе позволить такого громкого слова лжи, поэтому — слегка недовольно. Скатерть охватывает огнем.
Оркестр из радио заливается пугающим криком всех его участников будто бы единовременно. Дирижер, должно быть, сломал себе руку и не одну, пытаясь управлять этим хаосом. А это даже не оригинал композиции звучит. Снова выкрученная куда-то не туда версия.
«Боюсь, что нет. Простите».
«И что, мне всю жизнь ходить с горящим пиджаком?»
Волосы прелестной дивы потихоньку потухали, становясь мерзкого сероватого оттенка. Становясь почему-то почти горизонтально вбок, и только кудри остаются нетронутыми. Наблюдательное создание внимательно оглядывает со всех сторон лежащую на столе, о чем-то глубоко задумавшись.
Она переворачивает пустой граненый стакан. На сто восемьдесят градусов — и кофе с апельсиновым соком и льдом прожигает дыру в непроглядной массе огня.
Оттуда выглядывают золотистые змеиные глаза — в дне стеклянного стакана это видно было на секунду слишком отчетливо. Уже-похоже-Кроули издает звук, сравнимый с примитивным ругательством — с раскатом грома — с миганием фары среди ночи.
«И что, тебе не страшно болтать с объятой в огонь?» — любопыствует она секундой спустя, как ни в чем не бывало.
«Страшно. А тебе не страшно быть такой в одиночестве?» — и только теперь удается разглядеть ее слегка настороженную позу и выражение лица.
Посетители бара пытаются заняться своими делами. У них выходит довольно посредственно: в центре здания на столе все еще лежит горящее создание непонятного происхождения, ведет светские беседы, требует напитков и ругается в голос.
«Ладно, выйду я, проветрюсь».
«Сожжешь же все! Меня подожди».
И, кажется, когда они выходят из бара, держась за руки, огонь слегка стихает. Солнце будто даже сильнее светит в глаза.
А, нет, это обычное солнце. Нечего спать на стене, забыв закрыть жалюзи, Кроули. К тебе гости — вот, в дверной звонок трезвонит твоя дива прекрасных чудес и прагматизма, и имя ей Азирафаэль.
Ох, демонам, конечно, положены свои кошмары. Змея пожирающая свой хвост, вопросы, которые оборачиваются только новыми вопросами. И так целую вечность. Огонь, который ее не жжет, но и не очищает. Но остальное жжет.
Хорошо, что у некоей рыжей искусительницы - демоницы есть кто-то, кто не сгорает в ее адском огне. Кто может уравновесить, прид...