Максим тщательно расписывал все формулы из задачи со звёздочкой по физике. Третий закон Ньютона, Сила гравитации, Закон Архимеда, плотность… Решение выходило на целую страницу, а он ещё и близко не подобрался к ответу. Макс тяжело вздохнул и посмотрел в окно. Темно. Даже звёзд не видно.

На слабо освещённой фонарем улице лежали огромные сверкающие сугробы. Фонарь слабо мерцал, то потухая, то зажигаясь вновь. Максим сдвинул очки рукой и протер глаза. Записи на тетрадном листочке сливались в одну бессмысленную кашу.

— Может, перерыв? — с надеждой в голосе спросил Вова, уже минут десять сидевший, сложив голову на стол.

— Давай, — Максим отодвинулся от стола и медленно встал, похрустев позвонком.

— У тебя есть кофе?

— Только чай.

— Оо… — расстроенно протянул Вова, — от него ещё больше спать хочется. Время уже полдвенадцатого!

— Ты сам сказал, что не ляжем, пока не решим.

— Ну это было в десять! Я думал, мы за полчаса управимся!

Максим открыл кухонный шкафчик и достал несколько коробок чая.

— Есть зелёный, чёрный, каркаде, иван-чай…

— Давай каркаде, — вяло сказал Вова.

Пока чайник кипел, Максим насыпал сухие цветы в кружки.

— Сахар?

— Не-а.

Максим хмыкнул и насыпал себе две ложки.

— От сахара мозг лучше работает, — констатировал он.

— Сахар — быстрый углевод, ты после него вообще овощем станешь, — парировал Вова и подпер голову рукой. — Скоро я начну зевать.

Макс разлил кипяток по кружкам, и тот стал медленно окрашиваться в темно-бордовый цвет.

— Погнали, — они взяли чай в руки и вернулись обратно в комнату.

Вова отъехал на стуле к окну и стал созерцать ночной пейзаж города, попивая горячий слегка кислый чай, а Максим снова уселся работать.

— Долго не протянешь, — бросил Вова.

— Посмотрим.

Максим снова стал вчитываться в условие задачи и сверяться со своими расчётами. Вова хмыкнул и уставился в окно.

Красиво: сквозь темное покрывало ночи прорывались слабые огоньки гирлянд в окнах однообразных панелек, во дворе, закопанная в сугроб, стояла большая ель, которую дети старательно украшали бумажными поделками. Выглядело… достаточно экстравагантно, да. Вова был переполнен атмосферой наступающего праздника; Новый год стоит у самого порога, а у Макса дома даже гирлянды не развешены. Вова проехался взглядом по безликому окну и, окрылённый идеей, развернулся к Максиму:

— У тебя гирлянды есть?

— Что? — Макс повернулся к Вове, но разумом, кажется, все ещё был где-то у Ньютона. — А… посмотри в шкафу в гостиной, — и снова уткнулся в тетрадь.

Владимир хмыкнул и направился в гостиную за коробкой гирлянд. Если размышлять логически, вся атрибутика для праздников всегда и абсолютно всегда лежит на самой верхней полке, поэтому Вова сразу встал на стул и открыл дверцу. И не прогадал. В большом мешке из Пятёрочки лежали облысевшие пластиковые снежинки, гирлянды, дождики, конфетти и елочные игрушки. Вова с большим усилием вынул мешок с полки и стал его разбирать. Из всех новогодних побрякушек его пока интересовали только гирлянды — для елочных игрушек нужно было где-то раздобыть саму ёлку. Он размотал огромный клубок запутавшихся проводов и вычленил наиболее приемлемую гирлянду желтого цвета. Довольный, Вова пошел в комнату к Максу показывать свою добычу.

— Ты что, собираешься украшать комнату, пока я мучаюсь?

— Это твой осознанный выбор, — протянул Вова с улыбкой, пытаясь приклеить край гирлянды на скотч, удерживая остальную длину другой рукой, зажав в зубах ножницы и стараясь не завалиться на пол.

— Это бесчеловечно.

— О да.

— Антигуманно.

— Верно.

— Жестоко и беспощадно.

— Как ты прав.

— Ты — тиран.

Вова громко хмыкнул и продолжил развешивать гирлянду на окне.

Примерно через полчаса и нескольких громких матов Вовы на отрывающуюся с принципом домино от стены гирлянду, Максим со вздохом облегчения отъехал от стола.

— Решил, — устало улыбнулся он и распластался на кровати. — А ты какой-то медленный.

Вова готов был огрызнуться, но вдруг кусочек скотча, тщательно приклеенный на стену ранее, издал очень подозрительный звук, и Вова с размаху ударил по нему ладонью.

Скоро гирлянда была приклеена полностью, а Вова, в любой момент ожидающий подставы, медленно поднял руки, осматривая проделанную работу.

— Фуф, — вздохнул он ещё более красноречиво, когда слез со стула, — у меня шея затекла. Двигайся.

Максим перелег на край кровати, и Вова плюхнулся на свободную сторону, подкинув Макса в воздух.

— И что это за закон?

— А хрен знает.

— Верно, — улыбнулся Вова, прикрыв глаза.

Максим закинул руки за голову, любуясь эстетикой праздника.

— Хоть что-то новогоднее у тебя появилось, — поворчал Вова. — Ещё бы ёлку поставить.

— Только не сегодня.

Вова сощурил глаза так, чтобы огоньки расплылись в яркие пятна, переливающиеся друг за другом. Он словно попал в детство, когда, засыпая в предновогодней суете, также следил за сверкающими искорками гирлянд. Вдруг Макс мягко приобнял его рукой, и Вова выгнул бровь.

Он развернулся лицом к Максиму и встретился с ним взглядом. Владимира словно током прошибло. В очках Максима плавно мерцали огоньки. Вова находился от него на таком близком расстоянии, что ощущал его размеренное горячее дыхание.

— Предлагаю укрыться, — прошептал он и, приподняв одеяло, залез под него с головой. — Давай-давай, здесь теплее.

Вова пролез за Максом и оказался в приятной темноте импровизированного домика.

— Представь, — Максим перешёл на томный шёпот, — там, снаружи, жуткий холод, минус двадцать, снег, вьюга… прислушайся, — Максим замолчал и Вова бросил взгляд в ту сторону, где должно располагаться окно. Об него ворочался ветер, тихо завывая и шелестя снежинками. — …А мы в этом тёплом уютном мире под огромным одеялом, и никакие морозы здесь не страшны.

Вова подтянул под себя одеяло и согнул ноги в коленках — горячий шёпот Максима пробуждал в нем какие-то новые, неизвестные чувства, очень тёплые и невероятно приятные. А Максим продолжал тихо говорить, вызывая у Вовы мурашки на коже.

— Знаешь, я сразу представлю Нарнию… Ее бескрайние просторы, покрытые снегом и льдом. Мороз и солнце… А мы скрылись от пелены зимы в тепле и только смотрим, как медленно кружится снег за окном.

В такие моменты ощущаешь себя совершенно по-другому, как в размытых детских воспоминаниях… окутанных сказкой. Иногда хочется так скрыться от всего мира, чтобы никто не видел, никто не слышал, …и никто не нашёл.

Такое близкое расстояние ещё никогда не смущало Вову: он любил обниматься, жался вместе с одноклассниками на узком диване и в целом был тактильным человеком, но здесь— кажется, между ним и Максимом было что-то иное, новое, необычное. Вове вдруг захотелось новых ощущений, чувств и эмоций, а Максим молчал — наверное, задумался о своих детских воспоминаниях, о днях и ночах, проведённых с большой волшебной книгой.

Вова придвинулся к Максиму так, что чуть не коснулся его носом.

— В такие моменты можешь расслабиться и не задумываться ни о чем. Улететь в прострацию, астрал, самые отдаленные уголки Вселенной и думать только о своём, только о том, что тебе действительно важно, что правда волнует.

— Говоришь как в книжках.

— Не одну физику читать.

Снаружи завывал холодный ветер и размеренно колыхал одеяло. Вова освободил из-под себя начавшую неметь руку и случайно коснулся Максима. Горячий. Словно печка.

Снежинки медленно падали на землю, застилая ее белоснежной пеленой.

И тихое, размеренное дыхание. И горячая, гладкая кожа.

Словно странник скитался по спящему городу ветер.

И в ослепляющей темноте Вова осторожно проводил рукой по телу Максима. Медленно коснулся руки и вызвал мурашки от холодных касаний, подцепил край футболки и погладил нежную кожу на груди, на что Макс отозвался тихим обжигающим вздохом.

Максим легко провёл пальцами по горячей щеке Вовы, словно невзначай задев пересохшие губы, спускался все ниже — по тонкой шее с острым выступающим кадыком, ключицам и белоснежному торсу. Кажется это был тот самый взрыв самых ярких и невообразимых эмоций, щеки Вовы пылали огнём, но в абсолютном мраке ничего не было видно. Горячие руки Максима нежно гладили его грудную клетку.

Вова перекинул ногу через Макса и резко сел на него, сменив положение затекающего тела. Максим негромко охнул и сложил руки на кровать. Вова снова пробирался своими цепкими ладонями под одежду друга, решив изучить каждую впадинку и ямочку на его теле. Он резво добрался до широкой груди, нежно ведя кончиками пальцев по коже, обвёл грудные мышцы и легонько задел твёрдые соски. Максим отрывисто вздохнул, и Вова почувствовал его частое сердцебиение. Снова провёл руками по чувствительной коже, лаская и поглаживая.

— Ещё, — прошептал Максим на выдохе.

Вова мягко провёл рукой по быстро вздымающейся и опускающейся груди Макса и резко сжал соски пальцами.

Максим выгнулся в спине и тихо простонал, прикрыв рот рукой.

Вова наклонился к Максу, прижавшись щекой к его телу, услышал, как часто бьется его сердце, как сбивчиво дыхание. Он обвёл языком вокруг его эрогенной зоны, вызвав у Максима волну мурашек. Облизнул твёрдую кожу, посасывая выступающий горошек, и обсыпал его грудь влажными поцелуями.

Кажется, за эти несколько минут Вова сломал внутри себя все самые твёрдые рамки, стал собой… отдался тому, чего действительно желал, отчего пылали щеки и кожа, отчего так часто билось сердце в унисон Максиму, отчего хотелось ещё больше и жарче.

Чувствительной кожей он ощутил как твердеет член в штанах у Макса. И это был предел Вовиного возбуждения. Он отодвинулся назад, переместив свои руки из-под футболки на натянутую ткань домашних брюк, и плавно провёл рукой по выпирающему бугорку.

Максим лишь резко втянул воздух в легкие и коснулся своими горячими пальцами тонких рук Вовы.

Где то в глубинах мозга здравый смысл скандировал: «Братцы, сохраняйте своё целомудрие!», но Вова здравый смысл не уважал, поэтому развязал шнурок на штанах Макса и быстро спустил их вниз. Он аккуратно провёл руками по бёдрам друга, ощутив пальцами стоящий колом ствол, погладил большим пальцем по головке и почувствовал маленькую капельку выделившегося предэякулята.

Вова подцепил пальцами резинку трусов и снял их следом за штанами.

Теперь перед Вовой лежал почти полностью обнаженный Максим, и, наверное, к лучшему, что он совершенно ничего в этой тьме не различает, только некоторые черты, но больше — ощущения, звуковые и тактильные.

— Ты можешь отказаться, если тебе не нравится, — вдруг сказал Вова, но получил тихий, но внятный ответ:

— Только не заканчивай.

Вова обхватил рукой горячий ствол Максима и медленно провёл ладонью вверх и вниз. Отдавал ли он себе отчёт о своих действиях? Что ж, наверное, по крайней мере в его затуманенном мозгу отчётливо виднелось желание отсосать Максиму, настолько приятно, насколько ему позволит его неопытность, и, кажется, ни один нейрон этому желанию не прекословил. Он наклонился чуть ниже и провёл языком по влажной головке, чем вызвал у Макса мелкую дрожь, обхватил ее губами и медленно облизнул по кругу. На языке остался чуть солоноватый привкус тягучей жидкости. Максим рвано выдохнул, когда Вова отстранился, облизнув свои губы.

Макс острожно провел рукой по его лицу, зацепив средним и указательным пальцами нижнюю губу. Вова облизал их и, причмокнув губами, взял в рот. Макс медленно двигал пальцами вперёд и назад, проводя ими по языку и упираясь в стенки горла. Вова послушно принимал их до самого конца, щекоча их кончиком языка и обильно смачивая слюной. Максим добавил третий и четвёртый палец, широко раздвигая губы Вовы. Он проникал в глубь глотки, касаясь корня языка и проходясь подушечками пальцев по стенкам гортани, а Вова вдыхал воздух носом, подавляя рвотный рефлекс. Этому его научили одноклассники, видимо, довольно сведущие в этой непростой теме.

Максим дотронулся до языка Вовы, заставляя того очистить его пальцы от слюны, и плавно достал, обтерев их об простыню. Вова вдохнул побольше воздуха ртом и сглотнул.

Он снова наклонился к члену Максима, подрагивающему от напряжения, и взял головку в рот. Втянул воздух и начал слабо вбирать до середины — назад, проводя влажными губами по горячей коже. Максим вплёл свои пальцы в шевелюру Вовы и слегка надавил вниз. Вова поддался знаку и плавно опустился до самого корня, уперевшись носом в завивающиеся волосы на лобке. Головка члена уперлась ему горло, и Вова постарался провести языком по его длине. Максим расслабленно выдохнул, подавшись тазом вперёд и проехавшись дальше по горлу Вовы. От неожиданного движения Вова резко вздохнул, но не подавился. Он снова отодвинулся назад, создавая вакуум во рту и быстро проехался по всей длине, оставляя влажные следы от языка на всей поверхности крепкого ствола Макса. Он старался действовать быстро и легко, заставив Максима дрожать в экстазе: проводил языком по уздечке, забирался в щель уретры, вызывая у друга нескрываемые стоны, вбирал член до корня и проводил мокрыми губами по его головке. Максим только держал руку на его голове, крепко сжимая волосы в самых приятных моментах, чем вызывал у Вовы звёздочки в глазах. Вова ускорял темп, а Максим беспрерывно подавался тазом вперёд, достигая пика оргазма, и, спустя несколько прямых попаданий прямо в глубину горла, он излился Вове в рот и блаженно простонал. Его руки опали на постель, и только грудь бешено вздымалась от быстрого дыхания.

Вова отстранился и вытер губы тыльной стороной руки. На языке все ещё ощущалась вязкая солёная жидкость. Он быстро вдыхал и выдыхал ртом, стараясь восстановить сбитое дыхание. Вова слез с Максима и упал рядом на свою часть кровати. Макс откинул одеяло, и уже привыкшие к темноте глаза наконец различили очертания комнаты, ночной улицы в окне и лежащего рядом лучшего друга. Уставшие, потные, но довольные они распластались на кровати, а на глаза постепенно ложилась мягкая пелена сна. И сквозь прикрытые веки Вова, засыпая в предновогоднюю ночь, также как и в детстве следил за сверкающими искорками стареньких гирлянд.