Сюэ Яну требуется целая вечность, чтобы из невразумительного сипения удалось сложить не менее сиплое:
— Что?! — пораженно вопрошает он, глядя на светлое и незамутненное лицо даочжана.
— Ты не расслышал? — неподдельно удивляется тот, и выглядит при этом так, будто до того не мялся как девственница, боясь раскрыть свои распутные секреты. Видать, думает, что раз уж проговорился, то и стесняться ему больше нечего. — Я сказал, что ты…
— Не нужно повторять! — обрывает его Сюэ Ян, и голос его звучит все еще невыносимо жалко. Он глубоко вдыхает и выдыхает, стараясь придать себе уверенности, прежде чем уточнить: — Я правильно понял, что ты в самом деле… натираешь свой нефритовый стержень на самый унизительный момент в моей жизни?
— Я лишь думаю об этом, — и бровью не поведя, возражает Сяо Синчэнь. Его пальцы со зловещим трепетом поглаживают узлы на ручке корзины.
— Вопрос, вообще-то, состоял совсем в другом! Неужели тебе доставляют наслаждение мои страдания?
На самом деле, это нихрена не новость. Это для посторонних даочжан — образчик святости и добродетели, но на самом деле… Побывал бы у него кто в плену, мигом бы поменял свое мнение! А ведь как Сяо Синчэнь убедительно брехал, что ему стыдно за свои издевательства, и Сюэ Ян же поверил… Внутри со стремительной скоростью разгорается обида и гнев.
— Вот поэтому я и не хотел тебе признаваться, — ощутив чужую злость, — даже слепой заметит, что рядом с ним кого-то колотит, — горестно вздыхает даочжан. — Я знал, что ты не поймешь.
— Так объясни! — огрызается Сюэ Ян, почти жалея о том, что позволил перехватить себя за талию и остался на месте, а не сразу отскочил в сторону на несколько чжанов — а лучше ли.
— Так уж вышло, но наше путешествие до Нечистой Юдоли принесло мне самые яркие воспоминания в жизни. По крайней мере, в ее зрячей части…
— «Путешествие»?! Да ты меня как козла на бойню тащил! Хотя ты же у нас мечтаешь подохнуть, потому для тебя это, конечно, было бы увеселительной прогулкой…
— Прекрати выставлять меня самоубийцей, без твоих вечных напоминаний я бы об этом думал гораздо реже, — оскорбленно бормочет Сяо Синчэнь. — Я уже искренне жалею, что когда-то поделился с тобой своими темными думами.
— Да, и сейчас еще сверху новых наваливаешь!
— Сейчас ты меня сам вынудил заговорить. И, будь любезен, все же дослушай, — строго произносит он, неодобрительно хмурясь. — Разумеется, если бы тебя казнили, то у меня было было бы иное отношение к тем нескольким дням в твоей компании, но ведь этого же не произошло?
На это Сюэ Ян способен только раздраженно фыркнуть. Можно подумать, ему бы легче стало, проливай даочжан слезы по его насаженной на пику башке — или что там мог бывший глава Не устроить преступнику… Ха-ха, а тот-то сам без башки остался, вот так незадача! Гхм, не в этом сейчас суть.
— Так или иначе, пускай мне и совестно, но мне бы не хотелось это забывать. В конце концов, это был едва ли не последний раз, когда я тебя видел… — с налетом мечтательности тянет Сяо Синчэнь. Задумчиво пожевав губами, он спрашивает: — Разве тебе не льстит, что я хочу подольше сохранить в памяти твое лицо?
Вот это заявление! А он не может вспоминать что-нибудь другое? Например, вечерок на постоялом дворе? Там было все, что нужно: и романтичный полумрак, и винные лобзания на лестнице, и Сюэ Ян не такой побитый жизнью, как нынче, а юный да звонкий…
— С грязной тряпкой во рту, охренеть, как льстит! — он не считает нужным сдерживать свое возмущение, потому вырывается, чтобы досадливо взмахнуть руками. — Знаешь, тебе нужно было просто признаться, что ты проклятый грязный извращенец, которому щемит засадить беспомощной жертве, и я бы тебя даже не осуждал — а кому не щемит-то? И без всех этих дурацких оправданий про память, которые должны меня якобы тронуть.
С ними все стало только хуже. А еще он ничегошеньки не понял! Наверное, потому что Сюэ Ян не поехавший даос, которого мотает от первозданной святости до самых низов грешной Преисподней. Неудобно, непредсказуемо и выбивает из колеи каждый раз, как в первый.
— Как грубо, — морщится даочжан, сминая край своего рукава, и ткани приходится туго от его недовольства. — Однако если тебе по душе такая версия… Пускай. Как бы там ни было, ты уже согласился исполнить мои желания, несмотря на мои предупреждения, — сурово припечатывает он.
Можно было бы этого и не говорить! Сюэ Ян прекрасно в курсе, что он частенько сначала делает, а потом уже думает, на кой все это было, и очень редко находит достойный ответ кроме как: «Разум помутился». Точнее, так извечно происходит только в отношении одного определенного представителя даосской братии — с другими он гораздо осмотрительнее. Хотя бы потому, что с другими он в храме не кланялся и никогда не собирался!
— И когда ты хочешь это сделать? — отрывисто спрашивает Сюэ Ян, не уверенный, что именно хочет услышать. Слишком много неоднозначных ощущений от этого разговора, и давящее присутствие Сяо Синчэня не помогает в них разобраться.
В прямом смысле слова давящее: тот снова очень ловко умудрился поймать в свои успокаивающие объятья — никаких веревок не нужно, чтобы прекратить дергаться.
— В ближайшее время. Но я не хочу делать что-то против твоей воли, мы же не… — даочжан прерывается, не найдя подходящего слова. — Поэтому когда ты будешь готов, дай мне знать, хорошо?
Да драть его во все дыры! Нельзя говорить подобные вещи таким сладким убаюкивающим голосом! Как фокусник на ярмарке, у которого после чарующих речей даже именитые воины с многолетней выучкой через палочку прыгать начинают по щелчку пальцев…
— А что мне мешает просто сбежать от твоих распутных хотелок? — выныривая из обволакивающей неги, интересуется Сюэ Ян. «Когда будет готов», ну надо же!
— Совершенно ничего. Не побегу же я за тобой, в самом деле?
Звучит разумно, да… Погодите, что? Как это?! Что Сяо Синчэнь только что сказал? Сюэ Ян не ослышался?..
— Не побежишь? — неверяще переспрашивает он. — Что, как кочевряжиться начал, уже не мил твоему сердцу? Или думаешь, что я как нагуляюсь, затоскую и вернусь обратно, как псина какая-нибудь?
Похоже, кое-кто о себе уже слишком много мнить начал! И это всего-то за пару лет совместной жизни, поглядите на него, какой выискался!
— А-Ян, — устало стонет даочжан, — ну как мне за тобой угнаться вслепую? У меня будет шанс тебя отыскать, только если почтенная госпожа Цзянцзай соизволит сообщить моему клинку, где ты. Правда, насколько мне известно, она меня не слишком жалует, чтобы оказывать столь щедрые услуги.
Сюэ Ян давится воздухом. Ему до сих пор не верится, что собственное оружие, призванное служить верой и правдой, настолько своевольное, что вздумало само себе выбирать притязания! То есть с Шуанхуа какие-то интрижки крутить — тьма, да как это вообще возможно?! — запросто, а вот его хозяина Цзянцзай просто на дух не переносит. Даже надеется, что Сюэ Ян когда-нибудь прикончит Сяо Синчэня и заберет его меч себе. Ну или даочжан сам на себя руки наложит с тем же итогом… Тьфу, пускай уже всех одним скопом ненавидит! Лицемерная сука, но кое в чем она права.
— И то верно — за что ей любить такого гнусного даоса? — пренебрежительно бросает Сюэ Ян, справившись с очередным порывом бессильной ярости. Сделать-то он с этим уже ничего не может, Цзянцзай не перевоспитать, она сама кого хочешь жизни научить горазда.
— Я и не настаиваю. Но что насчет тебя?
Нет, этот и без того дурной разговор идет в уже совершенно непостижимые степи! Сяо Синчэнь жаждет не только покорности, но и признаний?
— А у меня вкус просто паршивый — это давно всем понятно. Ведь я сижу с тобой, а не с какой-нибудь миловидной девицей без одухотворенных завихрений в башке!
— Вот именно по этой причине я и желаю, чтобы ты хоть иногда помалкивал.
Наверное, шепот даочжана должен был прозвучать прямо на ухо, но в сгиб шеи выходит на порядок эффективнее. Иначе почему Сюэ Ян, не выдержав и десятка мгновений, хрипло произносит:
— Я подумаю и скажу, когда буду готов, — а после все же выскальзывает из чужих рук и стремительно уходит на улицу, оставляя Сяо Синчэня наедине с недоплетенной корзиной.
***
В раздумьях проходит добрая половина дня. И ни к какой толковой мысли Сюэ Ян прийти не способен. Может, и правда сбежать?.. Если честно, это является запасным планом на случай крайней скуки, которая должна неизбежно наступить. Потому что тихая — почти семейная — жизнь это забавно и ново лишь до поры до времени, а потом природа возьмет свое и непременно захочется разнообразия. Но даочжан сейчас взял и все испортил, впрочем, как всегда. Он, похоже, родился только за этим.
Во-первых, Сюэ Яну сейчас точно не скучно — сложновато испытывать тоску, когда выясняется, что живешь с больным на всю голову развратником. А во-вторых, Сяо Синчэнь посмел заявить, что не ломанется за беглецом, как несколько лет назад, что начисто рушит весь замысел! А еще заставляет чувствовать себя никчемным и ненужным. При таком раскладе чужое желание связать затолкать в рот анучу и впрямь льстит!
«Надоел уже стенать!» — подает голос Цзянцай, прислоненная поодаль к стене похоронного дома, на которую так удобно опираться спиной самому, устроившись на небольшом клочке травы, растущем во дворе.
«Вот только тебя забыл спросить!» — мигом мысленно огрызается Сюэ Ян.
«Не хотел бы слышать мое мнение, то не волок бы с собой». — В логике оружию не отказать. Равно как и дождаться поддержки от скверной бабы! Зря ее даочжан «почтенной госпожой» величает, все равно не задобрит…
— Лучше б что полезное сказала… — ворчит себе под нос Сюэ Ян, вновь погружаясь в размышления, идущие по кругу.
Ну что ж тут прикажете делать? Дурость сплошная… Интересно, как долго можно будет томить Сяо Синчэня ожиданием? Он-то терпеливый, напоминать напрямую не станет, постыдится, а там через год-другой и вовсе позабудет… Ага, ну конечно! Это же проклятый коварный даос, от них такого добра не жди. Сюэ Ян это лучше всех на свете знает.
— Эй, ты, дело к тебе есть!
Сюэ Ян крупно вздрагивает и поднимает взгляд на стоящую перед ним Слепышку. Мелкая поганка будто из-под земли выросла, настолько бесшумно подкралась! Учится с годами: сейчас если кого захочет обчистить, никто уже и не заметит, не схватит за руку. Возможно, не стоило ее этому учить — с ней поседеть можно раньше срока…
— Какое у тебя ко мне дело может быть? — едва ли не рычит на нее Сюэ Ян. Невзирая на свои даосские трудности, он все еще помнит с чего начался его паскудный день: с сожранных не им конфет! И если девчонка думает, что за это не отхватит, то глубоко ошибается.
А-Цин подходит ближе, опускаясь на корточки рядом, чтобы склониться вперед и заговорщически прошипеть:
— Я подумала, что тебе это должно быть интересно. В город сегодня утром прибыл один человек и, представляешь, он…
Сюэ Ян не дает ей закончить, резко вскакивая на ноги. Подхватив Цзянцзай — в основном для устрашения, — он второй рукой сгребает Слепышку за шкирку и, не обращая внимания на возмущенную брань, волочет ее к воротам.
— Мне насрать, кто там и что! Проваливай, чтобы я тебя тут не видел до завтрашнего дня! — рявкает он, поднавешивая ей от всей души пинка обратно на пыльную дорогу прохожим на потеху.
Словами с обнаглевшей девкой он говорить не намерен, она ж все равно не поймет! А так хоть немного в башке отложится: если нагадила, то лучше не маячить перед глазами и не злить, следует переждать. Придумала тоже… Небось, приехал на рынок какой-нибудь шарлатан или торговец из другой провинции, и малявка решила подсуетиться и что-то выклянчить. И с чего это Сюэ Яну должно быть интересно? Ему сейчас интересно только одно!
А-Цин обиженно сопит, потирая ушибленный зад — пусть радуется, что не по голове получила! — и восклицает:
— Ну и ладно, только меня потом не вини!
Сюэ Ян же молча закрывает скрипучую створку, накидывая изнутри засов (не то чтобы он кого-то остановит), и быстрым шагом идет в дом. А переступив порог, решительно заявляет:
— Даочжан, я готов. Только давай по-быстрому — у меня в прошлый раз чуть руки не отнялись после твоих измывательств.