Сяо Синчэнь, услышав судьбоносные слова, замирает с занесенным над чашей чайником, а затем изумленно произносит:
— Это так… неожиданно… Признаться, я думал, что тебе понадобится несколько дней, чтобы собраться с мыслями. — Он глубоко вдыхает и с глухим неровным стуком ставит глиняную посудину на стол. Неужто сам собраться с мыслями не успел?
— А чего тут думать? — деланно небрежным тоном отзывается Сюэ Ян. Он рад, что его лица никто не увидит, потому что не уверен, что так же хорошо его сейчас контролирует, как голос. — Это как с долговой ямой: раньше начнешь — быстрей отработаешь. Потому лучше покончить со всем сразу.
Даочжан хмурится. Похоже, он не слишком рад.
— Мне не по душе, что ты относишься к этому, как к какому-то наказанию, которое нужно перетерпеть и забыть как страшный сон, — уязвленно тянет он.
— Я к этому отношусь как к твоему желанию, которое я согласился уважить. И уж извини, что я не прыгаю при этом от счастья! — язвительно замечает Сюэ Ян, взмахивая свободной от меча рукой. — И какая тебе разница, мне же все равно положено будет молчать, разве нет?
— Даже если и так, то я не хочу, чтобы ты молился о том, чтобы все поскорее закончилось! — Сяо Синчэнь выглядит расстроенным подобной перспективой. А чего он вообще ждал-то?
— Ну тогда, мой дражайший, это зависит только от тебя — уж постарайся, чтобы мне понравилось! — усмехается Сюэ Ян.
В конце концов, слыхал он о всяких развратниках, которым подобные штучки приносят удовольствие. Себя к их числу он ни в коем случае не относит, но не приведи вся эта история с веревками к почти вывернутым из суставам плечам и полугодовому заключению в темнице, где он сидел как дрессированная зверушка в клетке, то… Нельзя отрицать, что в некоторые моменты было даже весьма занятно.
Правда, это может касаться чего угодно, но не заткнутого рта! Сяо Синчэнь сим гнусным и подлым поступком в одночасье лишил Сюэ Яна всяческого достоинства — с ним можно делать что угодно, кроме как лишать способности говорить. Это хуже, чем отнять меч у любого другого заклинателя! И если даочжану так хочется сделать это снова, то ему придется поднапрячься, чтобы наслаждение перевесило унижение.
— Я приложу все усилия, чтобы тебе тоже было приятно, — его голос пропитан серьезностью и важностью.
При всей внешней мягкости, Сяо Синчэня нельзя назвать мечтой трепетной невинной девицы, с которой следует обращаться, как с хрупким фарфором. Однако никто от него и не требует обходительных расшаркиваний; и самому ему даром не нужно. Но Сюэ Ян еще ни разу не разочаровывался, деля с ним постель, поэтому данное обещание отнюдь не пустое. Где не достает мастерства, у обоих с лихвой хватает усердия.
— Уж надеюсь, — уже с большим энтузиазмом, чем раньше, говорит он.
— И также я хочу, чтобы ты понимал: у меня нет цели причинить тебе боль или унизить, что бы ты себе ни выдумывал, — почти деловым тоном продолжает даочжан, ощутив уверенность. Он приподнимает уголок губ, добавляя: — Считай это… еще одной игрой? Ты же их любишь.
У Сюэ Яна от восхищения и ужаса аж дыхание перехватывает — какой низкий ход! Этот ушлый даос снова умудрился задеть по больному и сказать именно то, что подействует лучше всего. Да, если воспринимать исполнение мерзкой фантазии Сяо Синчэня как забаву, где каждому отведена своя роль, то это уже тянет на отличное развлечение!
— Коварно, — с трудом сглотнув вставший в горле комок, не без уважения бормочет себе под нос Сюэ Ян. Выждав несколько мгновений, он разворачивается и бросает через плечо: — Жду тебя в комнате. Поторопись, даочжан.
С его губ срывается нервный смешок, когда до слуха долетает надсадный скрежет ножек стола по полу. Кажется, кое-кто очень взбудораженный в него врезался, но едва ли это послужило препятствием. Да уж, игра обещает быть нескучной.
***
Ждать приходится довольно долго. Оказывается, Сяо Синчэню еще требуется подготовиться — дескать, предупреждать нужно было! Сюэ Ян же, томясь в ожидании, хвалит себя: хорошо, что он выпер Слепышку куда подальше и та точно не ворвется в самый неловкий момент. Правда, выгонял со злости, без загадов, однако по итогу с толком. Девка видала, конечно, всякое, и ничем ее не смутить — чьими-то голыми задницами уж точно, — но грядущее представление не для рыбьих глазенок.
И если сам Сюэ Ян уже вполне себе настроился оказаться в крайне неудобном положении, то это не значит, что он хочет, чтобы его кто-то созерцал спеленанным и со ртом, заткнутым чем-то, совсем для этого не предназначенным. Узри такое малявка, вмиг уважать и бояться перестанет! Так что пусть только вздумает вернуться раньше срока…
А Сяо Синчэнь, конечно, хорош «старший братец»: даже не поинтересовался, где его дорогая «сестрица» бродит, так ему прищемило! И, чего уж говорить, привык он на Сюэ Яна ответственность сбрасывать, да и Слепышка, чай, не домашний ребенок — что с ней станется-то? Но если его ткнуть носом, как начнет заливаться и корить себя, что лучше уж промолчать… Чтоб настрой не сбивать.
— Даочжан, где ты там запропастился? — во весь голос зовет Сюэ Ян, ерзая на месте. Простынь на постели под ним сбилась — извелся весь! Ему было великодушно разрешено раздеться до нательного белья, а не полностью, — «Если ты боишься, что останутся следы…» — чем он и воспользовался. Хотя, надо полагать, его с легкостью избавят от остатков одежды в случае необходимости, и нет сомнений, что она настанет.
— Терпение — добродетель! — доносится поучительное откуда-то из-за двери. Но уже совсем скоро Сяо Синчэнь торжественно появляется на пороге. На локте у него висит корзина — одна из чудом некогда доплетенных, — из которой кокетливо выглядывает край толстой веревки с прикрепленным к ней талисманом.
Сюэ Ян глядит на покачивающуюся в воздухе пожелтевшую бумажку с размашисто начертанным углем символом и изумленно ахает. Да он же собственноручно не далее как несколько дней назад малевал эту хрень и задавался вопросами: а на кой даочжану на ночных охотах кому-то блокировать потоки ци? Но раз уж тот попросил, то жалко, что ли? Что угодно нарисует, абы с собой не волок мечом размахивать против нечисти…
И что же это значит? Что даочжан все спланировал заранее! Хотя откуда ему было знать, что Сюэ Ян полезет к нему с расспросами? Может, это все-таки совпадение? Хотя если вспомнить, насколько порою хитрым оказывается Сяо Синчэнь — как он при этом всем умудряется оставаться в некоторых вопросах преступно наивным? — нельзя не заподозрить неладное… Сюэ Яну пора чувствовать себя последним дураком или пока обождать?
«Ты уже давно им являешься, с того самого момента, когда посчитал, что зажимать даосов по углам — отличная идея!» — ехидно комментирует Цзянцзай, привычно устроенная в углу комнаты. Тьфу, нужно было оставить ее в кухне, дабы избавить себя от желчных выпадов…
— Ты меня хочешь связать по всем правилам? — решает обойтись без изобличительных речей Сюэ Ян, мысленно отмахиваясь от разговорчивого оружия.
— Конечно, ты же заклинатель, и обычные путы тебе не помеха. Но не беспокойся, это всего лишь для правдоподобности, — с успокаивающей улыбкой Сяо Синчэнь садится рядом. Кровать протяжно скрипит, напоминая о том, что до конца года она доживать не намерена — слишком многого натерпелась.
— Если мы за реалистичность, то может, мне сначала кого-нибудь прикончить? — глумливо хмыкает Сюэ Ян. — Я уже соскучиться успел по этому делу…
— А-Ян, — издает предупреждающее покашливание даочжан.
— Ну что?! Я твоими стараниями изображаю примерного семьянина, скоро мхом покроюсь от тоски… И неужто тебя самого не бесят наши соседи, ну хоть парочка? Давай я их быстренько…
Ой, ну чего морду кривить-то? Шутки разучился понимать или внезапно решил образцом добропорядочности прикинуться? Ну так пускай прекратит творить недостойные деяния… Вернет все талисманы-приманки — на удивление, это изобретение исключительно Темного Пути Сяо Синчэнь оценил по достоинству — и больше никаких сношений с преступниками!
Додумать эту мысль Сюэ Ян не успевает, так как чужие пальцы безошибочно находят его запястье, почти до боли сжимая, а следом звучит вкрадчивое:
— Если ты продолжишь в том же духе, то игра очень быстро закончится, потому что перестанет ею быть. Надеюсь, мы оба этого не хотим, верно?
У Сюэ Яна внутри все взлетает, несколько раз переворачивается и камнем ухает вниз — и он соврет, если скажет, что его это не взволновало. В хреновом смысле этого слова. Даочжан прав: пара дурацких не самых удачных шуток не стоят ежедневных пробуждений в его объятьях с конфетами на закуску.
— Надеюсь, ты и в самом деле не заставишь меня пожалеть о том, что я тебе не подсунул какой-нибудь труп с кладбища, а принес в жертву себя лично, — бормочет Сюэ Ян, выдергивая руку из хватки, но только затем, чтобы повернуться спиной. — Вяжи уже, извращенец несчастный.
— Не старайся меня задеть, я на это больше не куплюсь, — мягко шепчет ему на ухо Сяо Синчэнь, обхватывая за плечи.
Его ладони скользят между лопаток, сминая тонкую, местами даже ветхую ткань, гладят и ощупывают. Руки Сюэ Яна сгибаются под легким нажатием, оказываясь плотно прижатыми друг к другу за спиной. Веревка неспешно шелестит мнущимися талисманами, опутывая поверх, виток за витком. Если не обращать внимание на уже больше недовольный, чем насмешливый бубнеж Цзянцзай, ощущения даже… Ну, плохими их назвать нельзя. И даже самому сказать особенно нечего.
— Думал, что это будет позадорней, — честно признается Сюэ Ян, — а ты меня просто лапаешь и сопишь.
— Желаешь, чтобы я ткнул тебя в лицом в пол и начал угрожать мечом? — задумчиво уточняет Сяо Синчэнь, и по его тону сразу не разобрать, намерен это сделать или просто размышляет вслух.
— Я бы предпочел что-то посреди.
А то честное слово, так и заснуть недолго! Еще, того и гляди, пылинки сдувать начнет — скукота… Даочжан, будто мысли прочитав, резко затягивает один из узлов, вынуждая дернуться. Как он собирается это потом вслепую распутывать? В прошлый раз его художества резать пришлось, такого там навертел…
— Я только начал. И мне не нравится, что ты меня отвлекаешь.
Сяо Синчэнь отстраняется, рывком вынуждая Сюэ Яна повернуться к себе лицом, а после находит стоящую поодаль корзину, вынимая оттуда кусок ткани и демонстративно комкая его. Ах, ну конечно: влажные мечты запихать спутнику жизни в глотку тряпку, да поглубже! Чистую — нужник с виду ей не намывали, спасибо и на этом…
— Ты жаловался на неудобства, поэтому я подумал, что их можно немного облегчить, — сообщает Сяо Синчэнь. В корзине обнаруживается также какой-то сначала незамеченный бутылек, содержимое которого отправляется на смятый будущий кляп. Прозрачная жидкость охотно впитывается в ткань и течет вниз по руке даочжана, капая на простынь. — Я смешал воду с сахаром, так тебе будет хотя бы сладко, — с улыбкой поясняет он.
Сюэ Ян способен издать только сдавленный смешок. Даосская забота — это нечто запредельное! Сяо Синчэнь точно сие придумал прямо сейчас или все-таки долго вынашивал свои распутные планы, продумывая подробности? Ай, это уже совсем неважно! Сюэ Ян в любом случае тронут и польщен. Потому больше ради поддержания роли невнятно бранится и шипит, когда пальцы сжимают его челюсть, заставляя открыть рот.
Влажный комок на языке впрямь отдает сладостью, однако все равно ощущается довольно мерзко. Хотя бы потому что на пробу избавиться от него самостоятельно невозможно — даочжан, заслышав утробные звуки попыток, мигом затолкал его поглубже. И, судя по его восторженному вздоху, испытал от этого ни с чем не сравнимое наслаждение.
— Если тебе что-то будет излишне не по нраву, подай мне знак, — прерывисто произносит он, спохватившись.
Издевается, что ли? Как ему там что подавать прикажете: сам нихрена не видит, а теперь еще и не услышит! Мычать и пинаться — благо ноги свободны, — что ли? Это Сюэ Ян всегда с радостью — от всей души по яйцам зарядит, когда приспичит, раз ему так любезно позволили.
Сяо Синчэнь тем временем придвигается ближе, одной рукой натягивает веревку, а второй принимается тщательно и осторожно ощупывать лицо Сюэ Яна. Неужто так можно пробудить воспоминания? Ответом на сакральный вопрос становится уже знакомое распаленное хихиканье. Проклятый больной на всю голову даос, еще и тереться начал, шустрый какой! Может, он свою руку в какое другое место пристроит?
Нет, ну точно мысли читает! Все еще чуть липкая от сахара ладонь покидает лицо и ползет ниже. По шее, в ворот нижней сбившейся от веревок рубахи, еще дальше, к завязкам штанов, распуская некрепкий узел. Обнаружив зарождающийся несмотря ни на что интерес Сюэ Яна, даочжан удовлетворенно, даже с какой-то хитринкой, ухмыляется.
Пальцы касаются непривычно легко и дразняще, отчего дыхание тяжелеет, а тело само подается навстречу. Стягивающие путы дают о себе знать, когда нестерпимо хочется сделать что-то в ответ, а стон сквозь кляп выходит очень уж жалким. Но удовольствия это никак не умаляет! Даже наоборот, неожиданно распаляет. Особенно когда в дело вступает вторая рука даочжана, жадная до исследований. Да, есть в таком положении что-то…
Что-то крайне обидное, когда Сяо Синчэнь вдруг отпихивает от себя Сюэ Яна, отчего тот, потеряв равновесие, валится кулем лицом в постель кверху задницей, с полуспущенными штанами и заломанными за спину руками. Даочжан же, торопливо шурша собственными одеждами, неуклюже слезает на пол и извиняющимся тоном говорит:
— Я слышал, как кто-то зашел в дом. Скорее всего, это А-Цин — я скажу ей, чтобы не беспокоила нас, и быстро вернусь, хорошо?
Проклятая девчонка, как посмела ослушаться и прибежать? Ох, у кого-то задница синей будет, почище, чем у самого Сюэ Яна после очень страстных общупываний… Он успевает насчитать три шага даочжана по комнате, прежде чем слышит глухой шорох распахивающейся двери и, казалось бы, похороненный в глубинах памяти мужской голос, ни в коем случае не принадлежащий Слепышке:
— Синчэнь, друг мой, я наконец нашел тебя, и мне жаль, что я принес ужасные новости.
И ведь не поспорить: ебучий Сун Цзычень на пороге — самая ужасная новость на свете!