4.4

Сяо Синчэнь, услышав чужой голос, давится воздухом и издает невразумительный страдальческий звук. Похоже, он не очень-то жаждал вновь обрести некогда потерянного товарища — по крайней мере, не в самый разгар своих распутных забав. И это дарит некоторую веру в светлое будущее, что вообще крайне сложно в присутствии больше одного даоса поблизости.

Инстинкт самосохранения велит Сюэ Яну не дергаться и не привлекать к себе лишнего внимания в столь уязвимом положении, поэтому он осторожно поворачивает голову на бок, чтобы получить хоть какой-то обзор, кроме мятой простыни. Ублюдок Сун стоит на пороге трагичным истуканом, а напротив него в паре шагов такой же статуей застыл даочжан. Отвратительная картина.

— Цзычень, это ты? — наконец недоверчиво предполагает Сяо Синчэнь. Со спины его лица не видно, но наверняка на нем полнейшее замешательство, о чем свидетельствует запинающаяся на каждом слове речь: — Это, право же, так… неожиданно… Не сочти за грубость… Я не думал, что ты… Что привело тебя ко мне?..

На первый взгляд эти суетливые взмахи рукавами и неуместные смешки можно принять за ветер в даосской башке. Сюэ Ян же с неподдельным восторгом понимает: Сяо Синчэнь сумел собраться в считанные мгновения, отринув бушующие в душе страсти, и сейчас попросту разыгрывает представление. Изо всех сил отвлекает этой чушью старого знакомца от лежащего на кровати связанного человека.

Его рвение скрыть — точнее оттянуть момент представления — своего спутника жизни вполне понятно и даже не обидно, ведь разумного объяснения сему явлению попросту не существует. Где это видано: некогда почтенный заклинатель да со злостным убийцей, который ко всему прочему числится мертвым! Конечно, лучше бы даочжан дал по башке Сун Ланю и освободил под шумок, но и на этом спасибо — поживешь под одной крышей с блаженным и начнешь ценить и такие мелочи…

— Спустя некоторое время после нашего расставания я испытал горечь и стыд за ошибку, которую совершил, отвергнув нашу дружбу, и решил тебя разыскать, чтобы извиниться. И вот наконец мои поиски увенчались успехом, — тем временем пафосно сообщает Сун Цзычень, не скупясь на тошнотворную лирику.

Его рожу тоже особенно не разглядеть в тени, но Сюэ Ян готов поставить второй мизинец на то, что ничего хорошего, кроме чужих глаз, на ней не появилось. Ему эта постная вывеска смогла понравиться только будучи окровавленной. И где там люди умудрялись находить загадочную «красоту, подобную снегу на вершине горы», да еще и ставить в один ряд с Сяо Синчэнем? Нихрена не смыслят.

«Похоже, малявка говорила как раз про него. Наверное, тебе стоило ее хотя бы дослушать, как считаешь? Мы бы могли встретить его у ворот, выманить подальше от города и прикончить…» — мечтательно тянет Цзянцзай. Ее голос звучит глухо и невнятно, как сквозь толщу воды — скорее всего, это из-за ограничивающих на путах печатей, ослабляющих связь хозяина с мечом. Отвечать на это Сюэ Ян даже не собирается — он, в отличие от некоторых, за свои ошибки горечи и стыда не испытывает, только раздражение, что его в них рожей тычут.

Спущенные нательные штаны сильно ограничивают возможную свободу передвижения, даже если получится слезть на пол, далеко так не упрыгать. Унизительней не придумать! Еще и возбуждение пока не спешит исчезать, и это изрядно путает мысли. Интересно, как с этим дела у даочжана обстоят? Ему, чтоб настрой сбить, разве что сразу член отрубить нужно, а то не успокоится… Хорошо, что у него-то все под тряпками — нечего Сун Ланю на чужое добро пялиться, пускай держит свои зенки подальше! То есть не свои… А, какая уже разница!

— Мне отрадно это слышать, однако тебе не за что передо мной извиняться, — не менее торжественно отвечает Сяо Синчэнь, совершенно искренний в своих словах: он никогда ни в чем не винил кинувшего его соратника. И при всех намеках Сюэ Яна на то, что забрать глаза и отчалить — не слишком-то почетно для добропорядочного даоса, лишь улыбался и переводил тему. — Может, побеседуем за чаем? Ты, кажется, говорил что-то про ужасные вести?.. Неужели в миру что-то случилось?

Даочжан неловко всплескивает руками, изображая нешуточную обеспокоенность. Его талант лицедея иссякает прямо на глазах: брехать он только Сюэ Яну наловчился, а с другими не умеет, даже Слепышку не надурит. Но идеи у него здравые: пускай хватает этого даосского подонка и почтует своей травяной мерзостью под завязку. Может, того к нужнику сразу после понесет до самого утра… А Сюэ Ян за это время что-нибудь придумает! Например, призовет меч из угла, чтобы разрезать веревки, вытащит мерзкую тряпку изо рта и…

«Я с места не сдвинусь, пока ты так закручен!» — категорично и без всякого сочувствия заявляет Цзянцзай. Ах, ну да, заблокированная ци… Проклятье, если бы не желание даочжана добавить реалистичности, он бы уже давно участвовал в этой беседе на равных!

— Друг мой, на это нет времени, — с непоколебимостью возражает Сун Цзычень, водружая ладонь на плечо Сяо Синчэня. — Мне все-таки есть, за что просить прощения. С того момента, как я узнал одно воистину омерзительное обстоятельство, я невероятно жалею о том, что не оказался рядом раньше, чтобы отвести беду.

— И что же это за обстоятельство? — без всякого энтузиазма интересуется даочжан. Не нужно долго гадать, что он услышит в ответ.

Сун Лань горестно — насколько позволяет его каменная натура — вздыхает и замогильно произносит:

— Местные сказали мне, что ты делишь этот дом с неизвестным заклинателем. И если верить описаниям, то этот проходимец… Мне больно тебе об этом говорить, ведь когда ты поймешь, что тебя обманывали столько времени, к тому же именно этот человек… Не знаю, каким образом и почему он остался жив, но…– он прерывается, чтобы перевести дух в своей повинной и с надрывом закончить: — Ты живешь с Сюэ Яном!

Сяо Синчэнь напряженно молчит. Слышны его равномерные вдохи и выдохи — думает. Слишком долго и оттого крайне оскорбительно. Кляп во глотке начинает першить, словно пропитан не сахарной водой, а выжимкой из жгучего перца. Аж дыхание перехватывает! А может, даочжан так прикрывал собой Сюэ Яна не потому, что хотел защитить от чужих взоров, а потому что стыдится?.. Одно дело мимо сиволапых местных под ручку ходить, а совсем иное — позориться перед душевным приятелем!

«Неужто расплачешься, если он начнет отпираться?» — желчно любопытствует Цзянцзай.

Пусть бы уже заткнулась окончательно с такими вопросами! Как только смеет, давно в подполе не отлеживалась?! Само собой, никаких слез не будет. Будет только месть! Какая именно, Сюэ Ян еще не знает, но за этим дело не встанет. Да ему придумать план, как пальцами щелкнуть… Ха, уже есть кое-какая идейка, такого даочжан точно не будет ожидать — никакой трупный яд рядом не стоял, будет гораздо больнее…

— Для меня это никогда не было тайной, Цзычень, — разрезая повисшую тишину, почти отстраненно бросает Сяо Синчэнь.

Вместе с судьбоносными словами Сюэ Ян со сдавленным хрипом сквозь кляп валится на бок — хорошо хоть голой задницей к стене! — не в силах выдержать больше ни мига в столь неудобной позе. Теперь незамеченным ему не остаться, даже если даочжан исполнит ритуальные пляски перед носом у Сун Ланя. Тот бесцеремонно сдвигает охнувшего Сяо Синчэня в сторону, дабы полюбоваться на источник звука.

Сюэ Ян бы искренне посмеялся над его уползшими за пределы лба бровями, будь у него такая возможность, но может только наградить оппонента горящим в полумраке взором. Недавняя обида угасает так же стремительно, как и разгорелась, поэтому он вновь чувствует лишь злость на вторженца, помешавшего ему знатно поразвлечься. Не мог он где-нибудь споткнуться по пути и свернуть себе свою поганую шею, что ли? Или хотя бы не врываться незваным гостем, а постучаться и спросить разрешения войти, раз уж мнит себя таким добропорядочным господином! И это еще про Сюэ Яна говорят, что он ничего и приличиях не знает…

— Гм, — выдавливает из себя пораженный Сун Цзычень. — Кажется, я понимаю, что здесь происходит.

— Правда? — неверяще спрашивает Сяо Синчэнь. Он, похоже, немало удивлен тем, что дорогой друг еще не вытащил меч и ни в кого его не воткнул, как явно собирался.

— Совершенно очевидно, что ты пленил преступника и намерен заслуженно его покарать, и это рвение похвально, — с уверенностью и искренним уважением делится наблюдениями тот. — Единственная часть твоего замысла, которая мне не ясна — к чему ты ждал так долго, однако мне неизвестны все обстоятельства…

— Цзычень, дело в том… — нервно усмехаясь и ковыряя носком сапога щербатый пол, начинает даочжан и замолкает. Видать, не успел еще придумать, как попристойней сообщить об ошибочности суждений.

— Друг мой, как бы там ни было — не следует более тратить время впустую! — сердечно продолжает Сун Лань. Приложив одну руку к вздымающейся груди, второй он тянется за Фусюэ, торчащим из ножен за его спиной, и говорит: — Я не могу не предложить свою помощь, и для меня будет честью возродить нашу дружбу именно таким образом.

Знал бы этот наивный недоумок, что здесь на самом деле затевалось до его прихода, прикусил бы язык со своими предложениями! Хотя кто знает, вдруг все даосы — повернутые развратники, но Сюэ Яну выяснять это ни в коем случае не хочется. С него хватит, наигрался! От переполняющего гнева и долгого созерцания противных морд его член все же потерял всяческий интерес к продолжению забав, потому мысли движутся четко и быстро, как выпущенная в безветренную погоду стрела.

— Это мне здесь нужна помощь! — сипло рявкает он, не ведая, каким чудом ему удалось вытолкнуть из глотки скользкую и измочаленную зубами тряпку — несколько лет назад не выходило, как ни старайся, но там и даос над душой стоял всего один! Кляп неаппетитным комком падает на простынь, оставляя мокрое пятно. — Даочжан, немедленно меня развяжи или пеняй на себя! — безголосо обещает Сюэ Ян, с силой ударяя пяткой по жалобно затрещавшим доскам стены — в качестве того самого знака, когда все станет совсем паршиво.

И хвала тьме, Сяо Синчэнь все-таки побыстрей соображает, чем его товарищ по даосским заморочкам! Теперь уже с настоящим волнением он взмахивает руками, спохватываясь, и бросается навстречу мимо обратившегося соляным столбом Сун Цзыченя. А он может таким остаться навеки — молчаливым и недвижным?.. А как таращится — вот-вот подаренные глаза выпадут! Потешно будет…

— Разрежь эту пакость, — напутственно шипит Сюэ Ян, не желая ждать, пока хоть один узел поддастся дрожащим пальцам даочжана, едва не споткнувшегося по пути.

Зная кое-чью извращенную тягу к узлам, невесть чем могут кончиться сии ощупывания: тут и Сун Лань в качестве благодарной публики не такая уж помеха! Подобное даочжаново сопение до добра не доведет, лучше сразу его одернуть, на подлете… И нечего лица обиженные корчить, сам виноват!

— Шуанхуа остался на кухне, я быстро… — виновато бормочет Сяо Синчэнь, уже собираясь снова убежать, но Сюэ Ян его останавливает повелительным:

— Цзянцзай возьми! В углу стоит… Да в другом углу! Который возле окна…

Если клинок и возмущается — а так оно наверняка и есть! — то его уже неслышно, связь пропала окончательно. Во время прогулки в плену он тоже едва успел перекинуться парой слов со своим мечом, прежде чем остался наедине со своими мыслями… Точнее, прежде чем оставил Цзянцзай наедине с Шуанхуа — неудивительно, что за три дня они там успели накрутить… Тьфу, не об этом сейчас речь! Главное, чтобы сейчас лезвие в чужих руках ему ничего не раскроило, с ревнивой суки станется дрогнуть. Но, похоже, не сегодня.

Сюэ Ян с глухим стоном, полным блаженства, ведет затекшими плечами, самостоятельно сдирая с себя остатки разрезанной в нескольких местах веревки. Следы, несмотря на старания заботливого Сяо Синчэня, под тканью нижней рубахи все равно останутся, как пить дать, однако это его мало волнует. Свобода же! Первым делом — подтянуть штаны, затягивая тесьму. Вторым — вскочить на ноги. И уж третьим — начать говорить, попутно накидывая на плечи сброшенное на пол верхнее ханьфу и натягивая сапоги:

— Даочжан, слушай меня внимательно! — Голос еще не до конца вернулся, напоминая о временах, когда Сюэ Ян притворно хрипел, однако уверенный и напористый тон компенсирует эту малость. Лучший способ побороть в словесной перепалке кого-то благовоспитанного — держаться нахально и дерзко, не давая опомниться. — Знаешь, что сейчас будет?

— Что?.. — встревоженно вопрошает Сяо Синчэнь, все еще сжимая рукоять Цзянцзай. Меч хранит молчание — значит, обиделась-таки.

— Ты останешься объясняться со своим милым другом, а я пошел. И в твоих интересах, чтобы, когда я вернулся, его тут уже не было, иначе… — Сюэ Ян замолкает, выдирая у него свой клинок.

— Иначе что?.. — совсем помертвевше вторит за ним даочжан.

— Иначе вот с этим вот, — под болезненное ойканье он с силой тычет пальцем свободной руки чуть ниже пояса Сяо Синчэня, удостовериваясь в том, что этого распутника ничто не способно заставить пасть духом, — разбираться до конца жизни будешь без моего участия. Счастливо оставаться.

На этом Сюэ Ян считает свой долг выполненным. Исполнив на прощание издевательский поклон так и не отмершему Сун Цзыченю, он выходит прочь, буквально уже через пару шагов срываясь на совсем не позорный бег. И нет, это не поражение, просто теперь очередь даочжана делать ход. Остается надеяться, что тот понял правила игры и примет верное решение. А пока, наверное, стоит разыскать Слепышку — негоже девке одной среди ночи по улицам шляться, особенно если ее жизнь является призом.

Содержание