Служанка с интересом оглядывала интерьер лесного домика. Небольшой и неприметный, внутри он был заставлен причудливыми предметами, казалось бы, из разных эпох отобранными по неизвестному принципу. Здесь были и громоздкие резные сундуки, потемневшие от старости, и хрупкие шкатулки, сохранившие запах лака и совсем уж новые фарфоровые статуэтки. А под потолком были развешены пучки пахучих трав на просушку. В углу кучей лежал разноцветный ворох.

Приглядевшись, женщина поняла, что это не обычное тряпьё, а небрежно сваленные одежды. И непросто одежды, а дорогущие платья из ярких тканей, что даже во дворце высоко ценились. Невольно руки зачесались прикоснуться к ним исключительно, чтобы проверить реальны ли те. Не вязалось такое богатство с этим местом. Последний раз служанка видела подобные одежды на наложницах короля во дворце. И как интересно они попали в руки к этой отщепенке? Благодарность за спасение отошла на второй план. Смутные подозрения и сосущее под ложечкой предчувствие нависшей опасности вышло на первый. Женщина начала впервые с их встречи задумываться о личности спасительницы. Заметив настороженный взгляд гостьи, девушка смущённо улыбнулась, заправила рыжий локон за ухо и поспешила оправдаться.


— У меня слегка не прибрано, не обращай внимания. Располагайся где удобно. Как тебя зовут кстати?


Улыбка и доброжелательность несколько притупили опасения служанки, она расположилась на одном из сундуков — не на пол же садиться, чистотой то он не блещет. Девушка тут же села рядом вплотную, так что их одежды соприкоснулись, даже чувствовалось слабое тепло, исходящее от тел. Она пытливо заглянула в лицо гостье и казалось снова принюхалась. От неожиданной близости служанка оробела и отодвинулась.


— Эм, я Ли Ха Джин.


— Чудненько! А я Хо Джин Соль. Думаю, мы с тобой поладим.


Она так жизнерадостно об этом говорила, будто впереди у них уйма лет на становление лучшими подругами. Эта чрезмерная радость уже напрягала. Ха Джин даже начала подумывать, что не так уж и плохо ночевать в лесу и периодически стреляла глазами в сторону двери, но снаружи раздался дружный волчий вой, и едва привстав, служанка тут же хлопнулась обратно на сундук, да так, что его крышка жалобно скрипнула. Какой бы странной ни была эта Хо Джин Соль, вряд ли она страшнее волков во тьме леса. Не съест же она её?


— И откуда же ты пришла, милая Ха Джин?


Служанка резко обернулась. Подумать только! За мыслями о побеге она успела позабыть, что не одна!


— Из Западного дворца. Моя госпожа, — в горле женщины резко пересохло, а глаза защипало. Сколько бы лет не прошло, а она всё так же близко к сердцу принимает грубость королевы матери. Хотя давно уже пора привыкнуть и заковать себя в безупречный доспех холодности и безразличия. — Она поручила мне важное дело, а я совсем не оправдала ожиданий. Наверное, она даже не заметила моего ухода.


Ха Джин так поникла, что совсем не стала возражала, когда рука собеседницы погладила её по спине. В некотором роде это успокаивало. Можно было представить, что хоть кому-то есть дело до несчастной Ха Джин.


— Чай из трав должен. Нет. Просто <b>обязан</b> тебя успокоить. А если ещё и ягод добавить, м-м. Жди меня здесь.


Она подскочила столь резво, что казалось, ещё немного и пробьёт рыжей макушкой потолок. Локоны взметнулись, как осенняя листва под порывами ветра и девушка скрылась в темноте. Ни непроглядная ночь, ни заунывный вой не беспокоили её ни капли. Оставалось только удивляться её храбрости или скорее уж безрассудству. Служанка в таких условиях даже нос не желала высовывать за порог.


Сидеть без дела в скорбном молчании ей быстро надоело и воровато оглянувшись на дверь, Ха Джин тенью скользнула к вороху богатых платьев. Она ничего не возьмёт, только посмотрит. В этом же нет ничего предосудительного? Когда ей ещё доведётся держать в руках такую роскошь? В Западном дворце даже у вдовствующей королевы давно уж нет такого.


Небрежно брошенные богатства так и манили к себе и Ха Джин не стала сопротивляться. Присев на корточки, она принялась перебирать ткани, невольно восторгаясь их цветом и мягкостью. Одежды синее неба и нежнее облаков, изумрудно-зелёные и жёлтые, как канарейки. Одно из таких, нежно розовое, Ха Джин поднесла к груди. Возможно, оно бы даже ей подошло. В далёком детстве она мечтала о таком и пришла на службу во дворец с твёрдым намерением накопить хотя бы на одно прекрасное платье.


Но одна деталь лишила служанку всей мечтательности, как приход осени лишает деревья листьев. Бурое пятно портило весь вид наряда. Нахмурившись, она ковырнула его ногтем. Засохшая корочка поддалась, оставляя на пальцах крупинки с хоть и слабым, но узнаваемым металлическим запахом. Ткань выскользнула из, разом ослабевших, пальцев, а грудь стянуло липким страхом. Пришлось зажать рот ладонями, чтобы ненароком не вскрикнуть. Распахнув глаза и хрипло дыша, она отступила назад. Но долго отступать не вышло — тело врезалось в нечто мягкое и тёплое, не выдержав напряжения, Ха Джин всё-таки вскрикнула, но не громко, а задушено коротко, как птица, угодившая в жёсткие силки. Её взметнувшаяся рука была перехвачена и сжата, словно стальным обручем.


— А ведь мы так хорошо болтали, — Джин Соль произнесла это с разочарованием в голосе, вот только, повернув голову, Ха Джин увидела ослепительную улыбку. Девушка была довольна таким поворотом и зубов уже не скрывала. Вместо ровных человеческих это были острые звериные клыки. Сердце Ха Джин на миг остановилось, а затем вновь забилось с удвоенной силой. Спина взмокла от холодного пота. Отчаянная попытка вырвать руку из крепкой хватки не увенчалась успехом. Лисица. Теперь-то уж стало понятно, что эта девушка – проклятая кумихо. И она держала служанку, будто без усилий, казалось, вовсе не испытывает никаких неудобств, ей оставалось только томно зевнуть, чтобы окончательно выразить наплевательское отношение к жертве.


— М-да, старовата ты для вкусного ужина. Впрочем, я слишком давно не вкушала человечинки — можно и потерпеть.


Алый язычок лисицы прошёлся по губам в предвкушении. Она обнажила клыки, глаза из карих сделались золотистыми, наполненными жаждой крови. Ха Джин зажмурилась. Почему-то в голову лезли одни идиотские мысли, мысли о том, что её перепачканная лесной грязью одежда точно не попадёт в лисью коллекцию; что ещё немного и клыки лисицы вопьются ей в шею, прекратив земные страдания и никто не вспомнит о жалкой служанке, никто больше не накричит, не бросит в лицо ворох грубостей с угрозой высечь насмерть. Так что может это и к лучшему.


Шли секунды, а смерть всё никак не наступала. Послышались звуки активного обнюхивания, а после совсем неожиданные… проклятия? Ха Джин приоткрыла глаза. Джин Соль замерла с выражением крайнего недовольства, словно ей пообещали титул королевы, но позже пояснили, что королевой ей быть только на сцене театра. Скривив лицо в совсем неприглядной гримасе, лисица фыркнула и отпустила руку. Запястье покраснело и болело так, что пришлось растирать его, чтобы восстановить кровоток. А девушка отвернулась, всё ещё источая недовольство. Ещё немного и из-под одежд появится хвост, колыхающийся от сдерживаемой злости.


— Прочь из моего дома пока я в настроении тебя щадить, — Джин Соль, не оборачиваясь, взмахнула рукой и застыла. Лишь рыжие локоны подрагивали будто живые.


Ха Джин метнулась к двери, но схватив ручку, замерла. С чего кумихо щадить её, когда она уже здесь? Ведь оставалось только сомкнуть зубы. Что-то остановило лисицу. Разозлило. Лес за пределами хижины всё ещё опасен. Да и что ждёт её во дворце? Измотанная, грязная, ещё и с пустыми руками. О шаманах и колдунах она так ничего и не узнала. Следующая мысль была сродни озарению. Кто может знать о колдовстве больше, чем кумихо? И Ха Джин почти ощущая, как сжимаются от страха внутренности, шагнула к лисице.


— Вы не просто так меня пощадили.


Джин Соль обернулась. Всё ещё золотые глаза расширились от удивления.


— Ты ещё здесь?! Я ведь и передумать могу. Буду всю ночь обгрызать твои старые кости!


Ха Джин не испугалась угроз, наоборот, успокоилась. Так уж в мире устроено, что собака, которая громче всех лает, редко кусает.


— Вы не можете, да? Почему?


Джин Соль скрестила руки на груди, шумно выдохнула и процедила:


— Есть такая мерзкая, отвратительная вещь — лисий долг. Слышала?