Коллективными усилиями было принято решение оставить поход к Эйфелевой башне на вечер. «Очевидно, что в темноте она будет смотреться куда лучше, чем днём», — фыркнул Кавех. В целом, Аль-Хайтама мало интересовало то, как выглядит Эйфелева башня ночью, он бы согласился почти на что угодно, если бы знал, что там будет Кавех, поэтому и на предложение пойти в Лувр отреагировал молчаливым согласием.

— Ты, наверно, уже сто раз там бывал, — Кавех с интересом вгляделся в проплывающие за окном дома. — Точно не против таскаться со мной весь день? Я могу и сам.

Солнечные лучи бессовестно ласкали его светлую кожу, а Аль-Хайтам по какой-то неведомой причине завидовал каждому фотону, прикасающемуся к его атомам.

— Не против.

— Ты давно тут живёшь?

— Всю жизнь.

— Здорово, наверно, — мечтательно протянул Кавех, закусывая нижнюю губу. — Хотел бы я вырасти в таком месте.

Подобные фразы всегда казались ему странными. «Париж — моя мечта. Хотел бы я жить в Париже. Завидую тебе». Люди с лёгкостью примеряли на себя его жизнь, даже не удосужившись разобраться в тонкостях. В конце концов, Париж был просто городом. Да, городом с огромным культурным наследием, но всё ещё просто местом для жизни. Плюсы заканчивались ровно там, где начиналась французская бюрократия, забастовки и горы мусора в переулках.

— Сомневаюсь, что тебе понравится местный образ жизни.

— Да причём тут образ жизни, я же не об этом, — отмахнулся Кавех. — Я имею ввиду, что в таком окружении жить в целом проще. Просыпаешься, а у тебя из окна вид на Эйфелеву башню. Ну, или на Лувр, — добавил он.

— Возможно, я открою тебе секрет, но квартиры с видом на Эйфелеву башню стоят непомерных денег, да и со временем твой мозг привыкнет к такому зрелищу. Или ты надеялся каждый раз просыпаться здесь как в первый?

Кавех закатил глаза.

— Тебе лишь бы подушнить. Я же просто мечтаю. Я мечтатель, понятно тебе? — он вперился в него упрямым взглядом красновато-карих глаз.

И, святое дерьмо, Аль-Хайтам впервые в жизни чуть не попал в автоаварию, резко тормозя на пешеходном переходе, за секунду до того, как едва не сбил старушку.

— Да, и кстати, водишь ты просто ужасно. Забыл сказать в прошлый раз, — съехидничал Кавех, очевидно, наслаждаясь собственным превосходством, будь оно неладно. — А ещё у тебя, кажется, телефон звонит.

На экране айфона действительно зажглась надпись: «Нахида». И что ей снова понадобилось? Он включил громкую связь.

— Хайтамчик, вы уже в Лувре?

— Через пару минут будем там.

— Слушай, а ты сейчас на громкой связи?

Аль-Хайтам покосился на Кавеха, который усердно делал вид, что его совершенно не волнует этот разговор и переключился на обычный звонок.

— Прости за такую просьбу, но вы не могли бы взять с собой Юки?

В любой другой день, он бы согласился. Поворчал бы немного. Но согласился. Но, чёрт, почему именно сегодня?

— Мне правда так неловко, он ещё ни разу с приезда не был в Лувре, и я подумала, что может быть вы могли бы провести ему экскурсию? Это ненадолго, я заберу его сразу как освобожусь.

— Всё нормально? — обеспокоенно шепнул Кавех, дергая его за край рубашки. — Если тебе нужно идти, то я и один тут справлюсь…

— Нет, — он ответил почти машинально, совершенно забыв о том, что телефон всё ещё работал.

«Нет? Ну ладно. Извини, что побеспокоила», — тут же затараторила Нахида на том конце провода.

— Точно? — Кавех продолжил сканировать его взглядом.

Из-за всей этой кутерьмы, Аль-Хайтам едва не пропустил момент, когда на светофоре зажегся зелёный свет. От неожиданности он выпустил телефон из рук и тот с глухим стуком ударился о подлокотник, падая прямо на колени Кавеху. Просто катастрофа. Он хотел было потянуться следом, но Кавех был быстрее.

— Алло, госпожа Нахида? Аль-Хайтам? Он тут немного занят. Расскажите мне, что случилось? — на его лице появилась ехидная улыбочка, которая не сулила ему абсолютно ничего хорошего.

Кавех закивал, то и дело добавляя: «Да-да, конечно. Совсем не против. Только за. Аль-Хайтам? Он тоже совсем не против. Зуб даю»

— Договорились! Да не за что! Кладу трубку, — Кавех закончил звонок лёгким нажатием красной кнопки. — Нахида попросила взять с собой её племянника.

— Ты ведь отказался, верно?

Святые угодники, и на что он надеялся? На лице Кавеха красовалась самая довольная ухмылка из всех, что он только видел. Ухмылка, означающая примерно следующее: «Я предполагаю, что ты ненавидишь детей, поэтому согласился, чтобы довести тебя до белого каления».

— С ума сошёл? Как я могу отказать такой милой женщине.

День медленно, но верно катился в Тартар.

***

У входа в музей их ждал племянник Нахиды — Юкине. Последний раз Аль-Хайтам пересекался с ним зимой прошлого года, когда он приезжал во Францию на Рождество. С тех пор Юки заметно вытянулся, хотя по росту всё ещё не дотягивал до средней нормы для шестнадцатилетки. Юкине родился и вырос в Японии, в семье младшей сестры Нахиды — Эи. По её рассказам он знал, что у них всё было не так гладко, что и было причиной того, что Юкине частенько приезжал во Францию. Таких как Юки обычно называют «трудные подростки». И Аль-Хайтам просто на дух не переносил подобных индивидуумов.

— Это он, да? — Кавех проследил за направлением его взгляда. Наверно, он мог бы сказать «нет», притвориться, что не знает его, сэкономить себе парочку нервных клеток, но проклятый пиздюк уже заметил их.

— Здрастье.

«Иисус, Мария и Иосиф, помогите мне выдержать этот день»

— Привет! — Кавех протянул было руку, но Юкине окинул его таким презрительным взглядом, что даже пуленепробиваемый Кавех смутился.

— Если дашь мне денег, я уйду и скажу Нахиде, что провёл время с вами, — малолетний засранец, судя по всему, решил перейти сразу к делу, но Аль-Хайтам вовсе не собирался отпускать его так просто.

— Нет, — жестко отрезал он. — Мы идём в музей. И это не обсуждается.

Кавех за его спиной прыснул в кулак. «У тебя просто отлично получается ладить с детьми», — тихонько шепнул он.

Юкине театрально закатил глаза.

— Как скажешь, мистер «я самый ахуенный мужик в мире Аль-Хайтам», — в его взгляде читалось: «Посмотрим, сколько ты выдержишь, придурок».

А Кавех веселился. Кавеху было смешно. Смешно до такой степени, что он и правда во весь голос расхохотался.

— Ты мне нравишься, — быстрым движением руки он подхватил Юки под локоть, — будем друзьями? Я тоже хочу вступить в клуб хейтеров Аль-Хайтама, — он озорно подмигнул ему, утягивая опешившего Юкине следом за собой — внутрь.

Вдох-выдох. «Ты справишься, Аль-Хайтам. Ты и не такое выдерживал. Это всего на пару часов».

За первые тридцать минут в музее Кавех и Юкине успели спеться и теперь активно обсуждали Рубенса, полностью игнорируя его присутствие. В целом, это было даже терпимо: его никто не дёргал, чёртов пиздюк не зудел над ухом и даже вёл себя достаточно прилично, но отчего-то Аль-Хайтаму было обидно. Каждый раз, когда он совершенно случайно цеплялся взглядом за возбужденно жестикулирующего Кавеха, в груди расцветало какое-то щемяще-давящее чувство неудовлетворенности.

— Смотрите, — Кавех подошёл к картине. — Это Флегель Георг. Работа называется «Натюрморт с рыбой и бутылью вина». На первый взгляд ничего необычного, верно?

Аль-Хайтам с трудом заставил себя отвести взгляд от лица Кавеха, чтобы взглянуть на холст. С картины на него смотрела жирная чёрная муха, примостившаяся на куске хлеба. Он был прав: это явно не стоило того, чтобы отвлекаться от созерцания Кавеха, с любопытством ребёнка, изучающего каждый миллиметр музейных экспозиций.

— Ну, и? — он никогда не интересовался живописью, но слушать Кавеха почему-то было приятно, даже несмотря на то, что он очень слабо понимал ценность подобных произведений.

— Хлеб, вино и рыба, ничего не напоминает?

— Символы Христа? — осторожно предположил Аль-Хайтам и с растекающимся по рёбрам удовлетворением поймал довольную улыбку Кавеха.

— А ты вовсе не так плох, как я думал.

— По-твоему я совсем ничего не понимаю в искусстве?

На секунду ему показалось, что Кавех смутился. Но это ощущение очень быстро исчезло, когда тот с бесстрастным лицом произнес: — А это разве не так?

— Да этот задрот только и знает, что за компом сидеть и дрочить на своих голожоперных, — встрял Юкине.

Блядь. Аль-Хайтаму пришлось со всей силы ущипнуть себя за запястье, чтобы не врезать ему прямо по смазливой мордашке. И ситуацию нисколько не исправляло исказившееся в попытке сдержать приступ смеха лицо Кавеха.

— Как ты их назвал? Голо… — он поперхнулся, хватаясь за стену. — Голожоперные?

— Я хотя бы могу посчитать интеграл от корня из икс и не нахожусь на грани отчисления из старшей школы из-за математики.

Юкине смерил его убийственным взглядом.

— К твоему сведению, ценность людей не измеряется их способностями к математике. Я силён в других вещах, понятно?

— Ладно-ладно, брейк, — неловко заулыбался Кавех, вставая между ними. — У каждого свои сильные стороны, это нормально. Чем ссориться, давайте лучше посмотрим голландский натюрморт?

***

— Ты только погляди на это, — Кавех перешёл к очередной работе.

На картине расположилась ваза с фруктами, маленькая обезьяна, похожая на игрунку и увядшие цветы. Будь Аль-Хайтам в одиночестве — ни за что бы не обратил внимания на эту композицию. Элементы казались абсолютно бессвязными, словно кто-то выдернул из картины весь смысл, оставив только бездушные, пустые предметы.

— Кажется, что это обычный ничем непримечательный натюрморт, но голландцы не были бы голландцами, если бы не вкладывали во всё это скрытые смыслы. Посмотри на цвета, которые выбрал художник.

Спелые фрукты на насыщенном тёмно-шоколадном фоне излучали какое-то странное древнее тепло, будто заглядываешь в старую бабушкину кладовую.

— Умели они выдержать эту грань, да? Особенно вот здесь, взгляни, — Кавех потянулся к картине, чтобы очертить форму в воздухе. — Спелость переходит в гниль. Фрукт идеален, но это ненадолго, он вот-вот испортится.

И правда. Пришлось приглядеться, но на жёлтом яблоке действительно виднелось маленькое, едва заметное тёмное пятнышко.

— Когда видишь подобное — это означает, что художник передает тебе тайное послание. Он говорит тебе, что живое длится недолго, что всё — временно. Смерть при жизни. Поэтому-то их называют natures mortes. За всей красотой и цветением, может, этого и не углядишь поначалу. Но стоит приглядеться — и вот оно, — Кавех закусил нижнюю губу, задумчиво осматривая картину.

Аль-Хайтам бы никогда не подумал, что внутри него могут таиться такие знания. С первой встречи он прекрасно понимал, что Кавех умён и хорошо разбирается в науке, что в общем-то и так было пределом мечтаний. Наверно, он снова проецировал. «Тами, пойми, другие люди отличаются от тебя. И это нормально. Мы все очень разные», — говорила бабушка. Обычно в этой «разности» он видел только недостатки. Не знаешь, как посчитать интеграл? Не моя проблема, что мать природа обделила тебя мозгами. Не разбираешься в статистике? Значит ты плох во всём остальном. Чаще всего, он поступал именно так: грубо судил людей по первому впечатлению, даже не пытаясь копнуть глубже.

Но с Кавехом всё почему-то было иначе. Отличия воспринимались как интересные стороны личности, а не ужасные изъяны, с которыми невозможно смириться. Кавеха хотелось узнавать. Медленно, шаг за шагом подбираться к сути, словно читаешь захватывающую историю, которую хочется растянуть на подольше. И сейчас этому узнаванию мешало присутствие самого отвратительного человека в мире. Юкине напоминал ему ту самую жирную муху с картины Флегеля — такой же доставучий и мерзкий. Он портил всё, к чему прикасался — тёмное пятнышко в безупречной чистоте этого дня.

— Ну, голландцы ведь микроскоп изобрели. Логично, что в живописи они будут также скрупулёзны, — осторожно ответил Аль-Хайтам.

— Ханс Янсен, да?

— И Захарий Янсен, тысяча пятьсот девяностый год, если не ошибаюсь.

Юкине закатил глаза и шепнул что-то Кавеху, отчего тот едва не согнулся пополам в жалкой попытке сдержать смех. Ну, вот опять. С каждой секундой чёрных пятен становилось только больше.

— Да ты прям ходячая энциклопедия, — лицо Кавеха расплылось в довольной ухмылке.

— В этом мире существует хоть что-то, в чём ты не разбираешься?

«В тебе», — тихо прошептал он.

— Ах, да, вспомнил, — Кавех сузил глаза, — в искусстве. Впрочем, не удивлюсь, если ты просто притворяешься, чтобы не унижать меня ещё сильнее.

— Не притворяется, не надейся, — отрапортовал Юки, явно наслаждаясь его вытянувшимся лицом.

***

Поход в Лувр измотал Аль-Хайтама до такой степени, что, когда они наконец вышли из душного здания, он едва не потерял сознание от яркого солнечного света и свежего воздуха, ударившего в лицо. И дело было вовсе не в скуке, нет, во всех его злоключениях был виноват один единственный человек — чёртов Юкине просто выжал из него все соки. А ещё бессовестно украл у него Кавеха, последние три часа, подрабатывающего детским психологом. Так что, он впервые за день смог почувствовать себя более-менее сносно, когда малолетний гавнюк наконец попрощался с ними, напоследок кинув в него уничтожающий взгляд и прошептав Кавеху что-то вроде: «Не помри со скуки, мистер Аль-Хайтам у нас тот ещё душнила».

— Эйфелева башня?

— Dios, ты случайно не вампир? — Кавех закатил глаза. — Мы же с самого утра не ели, хочешь меня в могилу свести?

Хотелось ответить что-нибудь эдакое, но все попытки реабилитироваться были прерваны предательски заурчавшим желудком.

— Вот именно, — Кавех благодарно кивнул, обращаясь, очевидно, к его животу. — Твоё тело явно со мной согласно.

— Можем зайти домой, я что-нибудь…

— Нет, нет и ещё раз нет, — он остановил его движением руки. — Твоих кулинарных экспериментов я больше не выдержу. Требую ужина в самом шикарном ресторане Парижа.

— Хочешь, чтобы я отвёз тебя в Arpège?

Кавех уверенно кивнул, будто всю жизнь только и делал, что ходил по заведениям, отмеченным мишленовскими звёздами.

— Ладно.

В голове он уже прикидывал примерную стоимость их ужина. Выходила кругленькая сумма.

— Учитывая, что ты сегодня весь день работал нашим гидом, я должен тебе, — внезапно добавил Кавех. — Так что плачу я.

— Но…

— Ничего не хочу слышать. Какой бы задницей ты не был, мне хочется тебя отблагодарить.

Спорить он не стал. И без того было ясно, чем это закончится. Аль-Хайтам уже представлял вытягивающееся от местных цен лицо Кавеха. И прекрасно воображал свой триумф в этот момент. «Я заплачу», — небрежно бросит он официантке, а когда Кавех начнёт извиняться скажет что-то вроде: «Никаких проблем».

«Да, так всё и будет», — кивнул он своему отражению в зеркале заднего вида.

— Долго нам ехать?

— Ещё пять минут, не помрёшь за это время?

— Ты за кого меня принимаешь? — надулся Кавех, теребя серёжку в ухе.

Когда они выехали на Бак, справа вырисовался фасад музея Майоля, красиво подсвеченный лучами закатного солнца.

— Вау, — Кавех сильнее вжался в стекло в попытке лучше разглядеть здание.

— Это музей Майоля.

— Потрясающая архитектура. У вас тут, куда не глянь — сплошная красота.

Аль-Хайтам пожал плечами.

— Ничего особенного.

Кавех закатил глаза.

— Настоящий плебей. И с детьми ты совсем ладить не умеешь.

— Во-первых, он не ребёнок, а, во-вторых, какого чёрта я должен с ним ладить? Моё дело выгулять его и сдать Нахиде. Другого не предполагалось.

— Выгулять его? — уголки его губ слегка дёрнулись, оставляя небольшие ямочки на щеках. — Ты всех детей отождествляешь с собаками?

— Я не это имел ввиду.

Его план полетел в бездну ровно в тот момент, когда администратор оповестил их, что все столики забронированы на семь дней вперёд.

Стоило подумать об этом заранее, но он был слишком занят мечтами о том, как предстанет перед Кавехом настоящим джентльменом, оплатив им ужин в дорогущем ресторане. Теперь же он выглядел максимум безответственным человеком, который не может продумывать свои действия наперёд.

Но Кавеха на удивление смена планов не огорчила. Напротив, он тут же полез в гугл-карты — выискивать другие варианты.

— Мы же всё равно хотели посмотреть на Эйфелеву башню, да?

Аль-Хайтам устало кивнул. Этот день умножил его на ноль, так что сил на более активную реакцию просто не оставалось. Обидно? Однозначно. Хотелось залезть под холодный душ и смыть с себя всю музейную пыль вместе с разочарованием, оставшимся от посещения Лувра.

— Тогда как тебе вот это?

Кавех сунул ему под нос телефон с открытым сайтом TheFork. На экране красовалась надпись Firmin le Barbier.

— Из него видно Эйфелеву башню! И отзывы просто замечательные! Мишленовских звёзд, конечно, не хватают, но ведь и мы не гордые, да? Давай позвоним и узнаем, есть ли свободные места?

В глубине души Аль-Хайтам надеялся, что у них будет полная посадка. И тогда они смогут вернуться домой. Поужинают привычной для него едой, поболтают о морской биологии за чашкой кофе и пойдут спать. Кавех точно будет принадлежать только ему и ни один человек не сможет нарушить их покой. Но женщина на том конце провода жестко разрушила его мечтания, радостно оповестив Аль-Хайтама о том, что у них как раз остался свободный столик.

— Dios, это же потрясающе! — Кавех едва ли не засиял от радости. — Тогда едем?

***

Когда уставшее солнце наконец закатилось за горизонт, они уже сидели за столиком на оживленной Монтсюи. Кавех яростно фотографировал всё вокруг, начиная от Эйфелевой башни и заканчивая цветочными горшками. В какой-то момент он осмелел до такой степени, что даже сделал селфи, неловко отнекиваясь от предложения сфотографировать его на заднюю камеру. «Это для Тигнари», — объяснил он, краснея.

— Уже определились с выбором? — высокий, бородатый официант обратился к Кавеху на французском, отчего тот покраснел ещё больше и кинув на Аль-Хайтама умоляющий взгляд принялся лепетать что-то малоразборчивое.

— Мне лобстера на гриле, устриц и бокал Crémant de bourgogne, — Аль-Хайтам посмотрел на Кавеха, неловко переминающегося на стуле и вопросительно поднял бровь. — Что тебе взять?

Кавех принялся остервенело листать меню, то и дело бросая на него многозначительные взгляды исподлобья, очевидно, пытаясь передать какое-то послание.

— Можете подойти через пару минут? — официант лаконично кивнул и удалился, оставив их наедине. — Тебе нужна помощь с выбором?

— Я ни слова не понимаю, — взвыл Кавех, сминая очередную салфетку.

От этого зрелища ему почему-то стало смешно: Кавех, уверенный в себе Кавех, сейчас выглядел так, словно его загнали в угол.

— Кавех, там внизу есть перевод на английский, — Аль-Хайтам ткнул пальцем в мелкий шрифт ниже основных надписей.

— Dios, — удивлённо выдохнул тот и тут же залился краской. — Я идиот.

— Не могу не согласиться, — последняя мятая салфетка полетела прямо ему в лицо.

Еду принесли довольно быстро, даже несмотря на полную посадку. И хоть, как сказал Кавех, мишленовских звёзд этот ресторан не хватал, блюда оказались действительно вкусными. Так что, когда они наконец покончили с трапезой, настроение у Аль-Хайтама заметно улучшилось.

— Чёрт, французская кухня — это что-то с чем-то, — довольно сообщил Кавех, откидываясь на спинку стула. — Если бы этот салат с трюфелями был человеком: я бы не раздумывая отвёз его в Вегас и женился.

Он расстегнул верхнюю пуговицу блузки, открывая вид на острые ключицы, отчего Аль-Хайтам едва не подавился вином, с трудом подавляя приступ кашля.

— Кстати, всё хотел спросить, — Кавех облокотился на стол, вцепляясь в него размытым от вина взглядом бордовых глаз, — почему голожаберные моллюски?

— Что? — Аль-Хайтам с трудом заставил себя оторваться от его выреза, чтобы поддержать зрительный контакт. Это было ошибкой. На дне красноватых радужек танцевали чертята и от чего-то ему стало очень жарко.

— Я спросил о твоих моллюсках, почему они?

— А, это, — он пожал плечами. — Думаю, причина довольно прозаична. Мне просто нравится.

— Это и так понятно, было бы странно, если бы ты изучал их полжизни и тебе не нравилось. Я скорее о том, почему нравится?

Аль-Хайтам задумался, перебирая факты в голове. Сказать просто: «Они красивые»? Или может: «Знаешь, у меня расстройство аутистического спектра, поэтому я ловлю гиперфиксации на всякую фигню»? Нет-нет, и ещё раз нет. Это даже близко не было похоже на нормальную причину.

— Во-первых, они очень разнообразны. Я имею ввиду, ты хоть где-нибудь видел такое количество окрасок? Во-вторых, в процессе эволюции у них выработалось огромное множество адаптаций, которые не встречаются больше нигде в животном мире. Взять хотя бы Fionidae, который крадёт у коралловых полипов стрекательные клетки, умудряясь не расщепить их в процессе пищеварения.

— Никогда не понимал, почему на такие исследования выделяют деньги, — Кавех покачал головой. — Я не хочу тебя задеть, это интересно, правда, но не лучше ли посвятить жизнь чему-то, хмм, более прикладному?

— Я уже говорил, но скажу ещё раз, чтобы ты точно понял: фундаментальная наука — основа практической. Все глубинные знания, которые ты получил в университете изначально были продуктом деятельности учёных-фундаменталистов. Твой вопрос просто не имеет смысла, потому что более прикладной вещи, если присмотреться, не существует.

Кавех хмыкнул.

— В целом, я согласен. Когда-то это действительно имело место быть. Но сейчас — сомневаюсь. Вряд ли изучение геномов голожаберных поможет решить проблему загрязнения окружающей среды.

Чем дальше в лес, тем больше дров. С каждой секундой этот разговор становился всё более раздражающим. И это бесило, потому что злиться на Кавеха сейчас хотелось в самую последнюю очередь.

Как нельзя кстати, из старого проигрывателя заиграла Dancing in the moonlight. Кавех с интересом прислушался.

— Это же из какого-то фильма, да?

Он принялся тихонько подпевать солисту: «It's a supernatural delight. Everybody's dancin' in the moonlight». Его покрасневшие от вина губы трепетали от каждого звука и Аль-Хайтам не мог заставить себя перестать пялиться на него.

Заметно опьяневшие, мужчина и женщина со столика напротив принялись неловко танцевать, под подбадривающие выкрики посетителей. Кавех уставился на них с нескрываемым любопытством, а потом вдруг предложил: «Может мы тоже?». Вопрос неловко повис в воздухе, эхом отдаваясь в отяжелевшей от вина голове. И, видит Бог, если бы он отказался — точно бы ненавидел себя до конца жизни. Кавеху, смотрящему на него щенячьими глазками, невозможно было сказать «нет».

— Я не против, — Аль-Хайтам поднялся со стула, едва удерживаясь на ватных от волнения ногах и протянул руку. — Потанцуем под лунным светом?

Кавех смущённо кивнул, мягко вкладывая свои холодные пальцы в его тёплую ладонь.

Прикосновение к тонкой талии отдалось дрожью в коленках и тысячами фейерверков голове.

— Смотри на меня, а не под ноги, — неловко хихикнул Кавех, крепче обхватывая его шею руками. — Я не кусаюсь.

Если бы он только знал, насколько это было сложно. Лицо Кавеха находилось в непозволительной близости от его собственного, так, что Аль-Хайтам мог чувствовать его отрывистое дыхание.

— Хорошо, — попытка скрыть дрожь в голосе изначально была обречена на провал.

«Dancin' in the moonlight

Everybody's feelin' warm and bright»

— Ты мне все ноги отдавишь, расслабься.

— Прости, — буквы с трудом складывались в слова, словно Аль-Хайтам каким-то неведомым образом подхватил афазию Брока, а сердце бешено колотилось где-то в горле, как если бы ему вкололи лошадиную дозу адреналина.

«It's a supernatural delight

Everybody was dancin' in the moonlight»

— У тебя сердце бьётся, — заметил Кавех, плотнее прижимаясь к его груди.

«Было бы лучше, если бы оно остановилось», — сейчас он действительно готов был умереть.

На щеку Кавеха опустилось белое пёрышко, спикировавшее откуда-то сверху, и Аль-Хайтам позволил себе чуть дольше задержаться взглядом на его лице.

Кавех неловко тряхнул волосами, пытаясь избавиться от непрошенного гостя. Попытка оказалась провальной.

— Ты не мог бы…?

Не дав ему договорить, Аль-Хайтам мягко коснулся нежной кожи, осторожно проводя указательным пальцем по скуле. От этого неловкого прикосновения Кавех вздрогнул, а затем издал какой-то странный всхлип и дёрнувшись всем телом, отпрянул, краснея до кончиков ушей.

— Dios, ты мне все ноги отдавил, — он неуклюже хихикнул. — Танцы — это не твоё, знаешь?