Плаг и субмарина

Босасо оказалось не самым безопасным место, в котором вообще можно было оказаться. Кровь из носа стекает по губам, подбородку и шее, смешиваясь с липким потом на пыльной коже. Минсок стирает ее кулаком, таким же разбитым, как собственное лицо. Разбираться с пиратами казалось в разы проще, чем с недовольными местными. Минсок знает, что его не убьют, но ощущения все равно ужасные, даже когда вмешивается кто-то из военных, разгоняет всех, поднимая Кима за руку на ноги.

Подташнивает довольно сильно, что хочется просто согнуться и никуда не идти. Двигаться приходится слишком много, отчего мужчину все же рвет где-то в пути, потому что слишком хреново. Напарники пытаются ободрить, но хочется просто сдохнуть. Его отправляют к медику, а Минсок в лишний раз решает перекреститься, прежде, чем к нему зайти.

Чондэ лениво отрывает голову от стола, за которым, вероятно уснул. На улице давно вечер, хотя еще светло, не удивительно, что врач выбился из сил. Минсок ему улыбается, получая в ответ такую же вымученную улыбку, правда, стоит ему опереться о стену, Чондэ мрачнеет и подрывается к нему. Молча закидывает руку военного себе на плечо, хватает за пояс и силой волочит к кушетке, усаживает и смотрит явно непонимающе.

— Что произошло? — Минсоку немного жаль, что Чондэ, со всеми его чисто корейскими чертами, все же говорит с ним только на английском.

— Неприятная драка.

— Выглядишь так, словно тебя приложили головой, — замечает врач, помогая Минсоку снять мокрую майку.

— По лицу ударили, но явно не сотрясение, — делится он. Чондэ озадаченно смотрит на чужой торс, заставляет выпрямить спину, твердо прощупывая пальцами по животу и грудине. Минсок тяжело дышит, но старается не подать вид, что больно. Ровно до момента, пока Чондэ не пересчитывает ребра ему, заставляя тихо выть.

— Штуки три сломали, — делает заключение врач, — ты чем им не угодил?

— Не знаю. Напали со спины, толпой. Я даже понять ничего не успел.

— Снимай железки, сделаю тебе снимок, — бросает Чондэ, — надеюсь, только ребра, а то сдохнешь еще.

— Очень приятно, — язвит Минсок, вытаскивая ремень из штанов и снимая жетон с шеи. Чондэ смиряет его злым взглядом, явно недовольный тем, что это ему приходится работать не из-за пиратов.

В действительности оказывается сломанными только два ребра, а так же нос, но это уже не так страшно. Чондэ делает все необходимое, чтобы помочь быстрее восстановиться, после чего записывает Минсока в базу, чтобы его не отправляли в патруль. Да и вообще выписывает рекомендацию на спокойствие, постельный режим.

______

Минсок слишком много бездельничает, но проводит достаточно времени с Чондэ, чтобы не ощущать себя никчемным. Врач недовольно ругает его за каждое лишнее движение, но редкие для этого времени года цветы всё равно принимает, ставя в двухлитровую банку, украденную у кого-то из солдат, чтобы не завяли. Хотя, полевые цветы без почвы не живут дольше двух дней.

Их группа захватывает в плен пару пиратов, даже успешно допрашивает о месте следующей вылазки. У Кима заживает разбитое лицо, но совсем не заживают ребра, не давая спать по ночам, а днем тихо поскуливать заставляя. Чондэ наливает какой-то китайский чай, украденный у полковника. Это кажется достаточно милым жестом, если учитывать, что уже вечер, а у Чондэ давно кончилась работа.

— Мы же договаривались, что постельный режим, — напоминает врач. Минсок закатывает глаза, после чего потягивает чай, стараясь не заострять на этом внимание.

— Всё хорошо.

— Не очень, — качает головой Чондэ, — сверху спрашивали про тебя. Мне дали совет отправить тебя домой. Не знаю, с возможностью возвращения или нет, но точно нельзя тут оставаться.

— Я прот...

— Я знаю. Но твои сломанные ребра будут всеми своими осколками "за". Если тебе не оказать более квалифицированной помощи, чем моя, то может быть хуже. Давай не будем рисковать?

— Я бы не хотел прощаться с тобой, — мурлычет Минсок. Чондэ слабо ударяет его ладошкой по плечу, едва-едва улыбается.

— Мы увидимся в любом случае, если ты не умрешь.

***

— Минсок, — зовет Бэкхён, парень, что спит на кровати снизу. Минсок лениво сползает так, чтобы висеть верх ногами, а не спускаться полностью. Бэкхён улыбается, хрустя печеньями, — ты куда после службы?

— Не знаю, — признается Ким, — думаю, на контракт пойду.

— Ты не устал? — удивляется Бэкхён. Минсок уверен, что этого парня ждет девушка, а еще и матушка, которые его точно любят. Тем более, он явно хочет домой. Минсоку возвращаться в свою холодную однушку, выданную государством, потому что он сирота, не особо и хотелось.

— Немного, но мне некуда возвращаться, — ворчит он, — думаю, вырваться в место, где будет больше проблем.

— А если умрешь?

— Ну либо я заработаю много денег, либо умру. Оба варианта вполне перспективны.

— Глупо, — Бэкхён, заметив возмущение, которым его должен одарить Минсок, впихивает ему в рот печенье, чтобы молчал, — я считаю, что нет смысла рисковать своей жизнью, даже ради денег. У тебя есть образование, ты мог бы найти работу и на гражданской службе. Подумай хорошо, это же важно.

— Я думал уже год, — напоминает Минсок, стоит прожевать печенье, — это вполне взвешенное решение, Бэкхён. Не думаю, что я пожалею о нем. А если и пожалею, то дождусь, когда кончится контракт, разорву. Это же не проблема.

_______

Минсока зовет к себе командир, впервые, кажется, за все два года службы. Парень улыбается, отдавая честь, потому что это всё кажется ему каким-то знаменательным. Мужчина смотрит на него, проводя взглядом с ног до головы, после чего подзывает к себе, подавая какие-то документы.

— Хочу позвать тебя на контракт, — говорит он. Минсок уверен, что такое проходит почти каждый, потому всем своим видом говорит, что заинтересован.

— А куда?

— Либо на границу с Севером, — начинает командир, — либо в Сомали. Там блокпост в каком-то мелком городе, контроль порядка, границ, торговли.

— Не хочу к Северу, — признается парень, стараясь хотя бы примерно понять смысл договора. Отлично, ему придется заключить контракт еще до того, как он официально окончит службу, — в Сомали...нужен язык?

— Там английский, а у тебя явно есть навыки, — поясняет командир. Минсок кивает, но ощущает себя немного растерянно.

— Я давно этим навыком не пользовался.

— До окончания службы месяц, а начало контракта через два. У тебя будет время повторить, а так же отдохнуть. Так, что, ты согласен? — спрашивает он. Минсок пожимает плечами, хотя точно знает, что согласен. Смотрит на бумаги, нехотя их подписывая. Он этого хотел, он это получил.

***

Чондэ подсаживается к Минсоку на улице, когда вечереет, становится прохладнее. Подает ему приказ, потому что говорить было бы уже глупо. Минсок вздыхает, проверяя сроки, но, не найдя точных дат, удивленно смотрит на Чондэ. Тот слегка улыбается, что с его уголками губ даже не совсем понятно.

— Я хочу, чтобы ты сходил в гражданскую больницу, получил профессиональное лечение. И вернешься тогда, когда будешь здоров. Там не стоит дат, но уехать можешь хоть сегодня, хоть завтра. Приедешь потом. Не думаю, что тут будет не очень, — поясняет врач. Минсок кивает.

— Я уже говорил о том, что не хочу с тобой расставаться? — флиртует он. Чондэ закатывает глаза, но потом удивленно смотрит на Минсока.

— А хочешь, поеду с тобой? — спрашивает он, — я могу взять отпуск на какой-то небольшой промежуток времени. Меня найдут кем заменить, а я увижу другую страну.

— Потратить отпуск, которого у тебя не было, на другую страну и меня?

— Мне незачем возвращаться домой, могу себе позволить. А так, есть ты, ради которого я бы побыл где-то еще.

***

— Оу, кто это? — выдыхает Минсок, смотря на парня, которого видит тут впервые. Спустя два месяца службы новое лицо. Напарник смотрит на того, кто же заинтересовал его товарища, после чего усмехается.

— Он врач. Тут с прошлого года.

— Я его не видел.

— А ты не болеешь, — напоминает он. Минсок кивает, — он грубиян и задира.

— Он красавчик.

— Потому что азиат? — подкалывает товарищ. Минсок закатывает глаза и всем своим видом показывает, что ему не смешно. Тот по-доброму хлопает по плечу, — он из Мичигана. Даже без акцента разговаривает.

— Ну, если он с рождения в Штатах, то он и будет без акцента говорить.

— Ну мало ли, вдруг у всех азиатов такой вид челюсти, который не мож...

— У нас другой лоб и нос, потому другое строение глазниц, но не челюсти. Если мы рождены в Штатах, у нас будет хороший английский, а азиатские языки нам будут сложны. Никакой биологии, — ворчит он. Товарищ смеется, после чего тащит за собой.

_____

— Рядовой Ким Минсок! — это кажется неожиданным, когда они обедают. Минсок удивленно поднимает взгляд на человека, что его искал. Это оказывается тот доктор, который его заинтересовал. Его зовут Ким Чондэ, что было достаточно забавно, если учесть, что Минсок тайно подкинул ему розы. Странно, что тот так быстро прознал. Минсок поднимает руку. Чондэ смиряет его взглядом, усмехаясь, после чего жестом подзывает к себе. И стоит им оказаться рядом, тот с силой притягивает военного к себе за плечо.

— Вам стоило подарить мне бегонию, а не розы, если вы хотите чего-то добиться.

— О, а я могу добиться? — с надеждой спрашивает Минсок. Чондэ закатывает глаза, после чего теряется даже, удивленно рассматривая парня напротив себя.

— Не шаришь в цветах?

— Так точно.

— Тогда, удачи, — усмехается он, отстраняясь. Минсок ощущает себя воодушевленным, способным на многое. Ему только что дали зеленый свет на то, что с этим человеком можно иметь что-то близкое.

***

Чондэ действительно берет отпуск. На месяц, пишет, что летит в Сеул, чтобы его не искали. И сейчас, пытаясь поспать еще немного в машине, что везет их до аэропорта, он напоминает себя таким, каким привлек свое внимание. Минсок с улыбкой думает о том, что обманулся его внешностью, потому думал, что врач едва ли старше его, хотя на деле оказался взрослым, не каким-то сопляком. Пришлось передарить ему сотни цветов, что продавали в местных магазинах и несколько видов местной растительности, чтобы понять, что бегония здесь не водится.

— У нас есть два варианта, как добраться до Сеула, — начинает Минсок, после того, как узнает про билеты в кассе аэропорта. Чондэ поднимает на него взгляд, как бы позволяя оба варианта озвучить, — мы может улететь через сорок минут в Лондон, а там через пять часов в Сеул. Или подождать тут десять часов и прямым рейсом полететь в Сеул.

— По времени же получается одно и то же, — замечает Чондэ. Минсок кивает, — я не был в Лондоне, можем осмотреться по близким к аэропорту местам. Не против?

— Удивительно, что ты не был в разных местах, — усмехается Минсок, — похож на человека, который мог побывать в каждой точке мира.

— Я был в Мичигане, в Манхэттене и в Босасо. Что, твой список тоже не слишком большой?

— Я был в Сеуле, в Пекине, на Чеджу, в Берлине и уже в Босасо, — перечисляет Минсок, — мой послужной список больше твоего.

— Послужной, — фыркает врач, — больше похоже на список показушника, Ким Минсок.

— Я может и показушник, — лепечет Минсок, — но только такой показушник, как я, может захватить твое сердечко.

Чондэ вскидывает вопросительно бровь, явно удивленный такому повороту событий. Минсоку нравится заигрывать с ним почти прямыми текстами, потому что Чондэ позволяет это делать. Да, на такой флирт он не ведется, но делать такое все равно весело. Чондэ возмущенно складывает руки на груди, смотря с неким вызовом.

— Твои сорок минут скоро пройдут, а билеты еще не куплены, — напоминает он. Минсок спохватывается, бежит заказывать билеты, потому что это сегодня доверили ему.

_____

Когда они приезжают в Сеул, там идет дождь. Настолько сильный, что им, привыкшим к африканской жаре, даже не по себе становится. Уже в такси, когда Минсок включает обратно связь, ему приходят оповещения об оплате службы и больничного на этот месяц. Мужчина невольно усмехается, понимая, что можно загулять, купить себе машину и всё равно останется. Чондэ его усмешку замечает.

— Что, деньги скинули?

— Вовремя они это сделали, — смеется Минсок, — нужно будет обменять валюту, иначе смысла мне от них не будет и вовсе, — делится он. Чондэ понятливо кивает, хотя ему самому такого не приходилось делать. Им выплачивали за контракт долларами, потому огромную сумму можно было прикидывать в огромное количество вон. Водитель косо на них поглядывает, явно считая иностранцами, хотя Минсок говорил с ним на родном. Это всё кажется таким забавным.

В доме у Минсока серо. Ни цветов, ни животных. Хотя, это и логично, никто бы не стал следить за чем-то живым, если хозяина нет несколько лет на месте. Пыльно. Мебель в пластиковых накидках, чтобы не пропитаться этой самой пылью, а вот всё остальное действительно кажется серым. Чондэ отпускает сумку на пол, прижимаясь к стене спиной. Минсок разувается, пробираясь по квартире так, чтобы не собрать всю пыль, после чего возвращается к Чондэ.

— Что?

— Я думал, у тебя кто-то есть, кто приглядывает за домом, — делится он. Минсок пожимает плечами.

— У меня друзей даже нет, о чем речь.

— Вообще?

— Трое, — отмахивается он, — но я не собирался их нагружать таким дерьмом, как моя квартира. Я мог сюда и не вернуться никогда, а им бы пришлось заморачиваться.

— А если бы тебя убили? — вдруг спрашивает Чондэ. Он потирает плечи руками, явно ощущая себя неуютно.

— Я отметил одного друга, как близкого человека, чтобы его о моей смерти оповестили. Он должен был продать квартиру. А что делать с деньгами - решение на его совесть.

— Ты так доверяешь кому-то? — удивляется Чондэ. Минсок понимает, почему он не разувается, мысленно шутить над этим, но делает вид, что всё в порядке.

— А у тебя нет друзей?

— Мой отец серийный убийца, — это Минсок слышит впервые, потому даже пугается такого откровения, — мне было пятнадцать, когда его поймали. Об этом узнали все, кто меня окружал. И все мои друзья мигом стали людьми, которые меня боятся. Я был неким изгоем в своей школе, в своем дворе. А в универе я ни с кем не общался, предпочитая делать вид, что я немой, что меня нет. Просто сидел на парах, сдавал экзамены и ходил на практику. Ничего лишнего.

— Ну, да тебе действительно не за чем возвращаться, — теперь это имеет смысл. О том, что его мать умерла от передоза, Чондэ рассказал в прошлом году. Точнее, это рассказал капитан Чондэ, а тот просто поделился, почему же "такой прекрасный доктор грустит".

— Я бы не вернулся в Детройт, если честно. Кончился бы контракт, я забрал бы все деньги и купил бы себе дом на окраине Сицилии, устроился бы врачом на полставки и жил бы себе, радуясь жизни.

— Ты знаешь сицилийский?

— Это Италия, — Чондэ закатывает глаза, — мне не составит труда выучить итальянский, тем более, это Европа, там можно говорить на английском.

— У тебя американский акцент.

— А у тебя азиатский, я же тебе про это не говорю, — язвит врач. Минсок притягивает его к себе, обнимая, чтобы начать болтать с глупым акцентом всякие непонятные слова. Чондэ приходится приложить много усилий, чтобы из захвата вырваться, тихо пища.

— Проходи, хватит стоять на пороге.

— Я ощущаю себя странно в чужой культуре, что не хочу заходить.

— Разувайся, — почти приказывает Минсок, — вымоем пол, поедим и я устрою тебе комфортную жизнь. Есть мысли, что ты хочешь увидеть в новом месте?

— Не забудь, что тебе сначала надо к доктору, а только потом заниматься культурной жизнью.

— Сначала надо поменять валюту, — исправляет Минсок, усмехаясь. Чондэ его передразнивает, разуваясь.

***

— Сколько ты уже потратил? — спрашивает Чондэ, забирая у Минсока очередной покупной букет цветов. Вероятно, военный уже в курсе того, что бегония тут не водится, но продолжает дарить ему цветы каждый раз, когда начинают увядать старые.

— Это не имеет значение, — отмахивается Минсок. Чондэ вскидывает бровь, понимая, что значение это имеет. Да, денег у военных в этом месте много, но не настолько, чтобы тратить их на цветы.

— Как много конструкций американского ты знаешь? — явит он, укладывая цветы рядом с банкой, в которой все еще стоит старый букет. Его Чондэ выкидывает, выбирая из него всё еще целые цветы.

— Я уже не помню, если честно, какие конструкции являются конструкциями, — признается Минсок, пока Чондэ наливает воду, — я так привык к этому языку, что не вспомню ни одно правило, но не допущу ошибок.

— На каком языке ты думаешь? — спрашивает Чондэ, убирая цветы в воду, убирая ближе к окну, на солнце.

— Я слышу английский, перевожу его на корейский, придумываю ответ на корейском и перевожу его на английский. Так что, получается, я все еще думаю на родном языке, — усмехается он. Чондэ садится напротив, смотря своими кошачьими глазами так, словно пытается что-то тайное найти.

— Это не бегония.

— Я в курсе. Это орхидея, — делится Минсок, — я скоро стану разбираться в цветах, собирать всякие букеты. Уволюсь, пойду работать в цветочный.

— Флористика - прибыльное дело. Можешь даже на разные страны бизнес строить.

— Пока что меня устраивает и это.

***

Врач на осмотре говорит примерно то, что говорил Чондэ, правда, прописывает антибиотики, расписывает план лечения. Так же он советует поменять образ жизни на время, а потом дает нагоняй. По голове Минсок получает и от Чунмёна, который его встречает случайно, потому что не в этом крыле даже работает. Они встречаются после этого вечером, в любимом ресторане, притащив с собой и Бэкхёна, и Кёнсу. Минсок рассказывает, почему вернулся, выслушивает про жизнь ребят. Он понимает, что ужасно скучал. Бэкхён жалуется, что не был свидетелем ни на одной свадьбе, потому что Чунмён был свидетелем на тихой свадьбе Кёнсу, а Кёнсу на его, грандиозной.

Бэкхён получает звание крутого любовника и блядины, потому что его список красивых людей, с которыми он умудрился замутить, только увеличивается. Никакой семейной жизни. Минсок в шутку говорит, что ни ему не быть свидетелем на свадьбе Бэкхёна, ни Бэкхёну на его. А потом приходится рассказать про Чондэ. Про то, что у них даже не отношения, а какая-та погоня друг за другом. Что Чондэ сейчас за ним должен приглядывать, а так же отрываться от работы в другой стране. Познакомить никого ни с кем не обещает.

Минсок покупает в круглосуточном цветочном каллы, белые, такие странные. Бэкхён, поправляя очки на переносице, с умным видом делает заключение, что эти цветы не выглядят как то, что он бы подарил человеку, которого пытается добиться. Чондэ смотрит на букет примерно так же. И если бы они всё же были в отношениях, он мог бы побить Минсока этим букетом за то, что тот оставил его одного дома, а сам явился слишком поздно. Хотя бы не пил, а очень хотелось, хоть Бэкхён за него оторвался.

— Они похожи на какие-то цветы из категории садовых или тех, что садят в горшках, — делится Чондэ, но букет принимает. Минсок стягивает с себя куртку, надеясь, что он не промок насквозь от пота, потому что ощущение было ужасное. Прохлада выносила больше, чем жара.

— Это каллы, — начинает Минсок. Чондэ ищет, куда поставить цветы, а у хозяина находится одна единственная ваза, оставшаяся от прошлых владельцев. Он не выкинул ее просто потому, что она представляла ценность, — это цветы, символизирующие мужественность. То есть, зависимо от цвета, твой посыл будет полон мужества.

— И какой же посыл у белого цвета? — спрашивает Чондэ с усмешкой. Минсок за день отвыкает от его быстрой иностранной речи.

— Эт...этот цвет выражает возвышенность и чистоту чувств.

— Тебе флорист рассказал?

— На удивление, я знал. Сами по себе каллы символизируют семейное счастье и некий траур одновременно, — поясняет Минсок, — когда мой друг первый женился, другой подарил огромный букет на эту свадьбу, потому что хотел поздравить их и пожелать прекрасной супружеской жизни, но так же поскорбеть за то, что мы потеряли холостого брата.

— Ужасно звучит, ты в курсе?

— Да. Но те каллы были разноцветными, потому я хочу придать то значение, которое я сказал тебе сначала, этим, — он почти мурлычет эту фразу. Чондэ оборачивается, прижимая к себе не вставленные в воду цветы, и смотрит на удивленно, словно в первый раз слышит похожие слова, — у тебя такой взгляд, словно ты всё это время думал, что я прикалываюсь.

— Я никогда не думал, что ты настолько серьезен. Я считал, что у тебя спортивный интерес.

— Я подарил тебе первые цветы из чистых намерений, — Минсока это немного расстраивает, — да, остальное я делал чисто из-за упертости. Но мои намерения не изменились.

— Это хорошо, — улыбается Чондэ, а его улыбка кажется действительно счастливой, — я надеюсь, что ты сможешь угадать в следующий раз.

_____

Всю последующую неделю Минсок показывает Чондэ город. Рассказывает про достопримечательности, невольно понимая, что иногда гордится своей страной. Водит его в любимые места и даже на один концерт. Чондэ рандомный концерт с корейской музыкой очень даже по душе приходится, а вот Минсок ловит себя на мысли, что слишком стар для всего этого дерьма.

Друзья дружно хотят познакомиться с Чондэ, потому пытаются навязаться в гости или позвать куда-то, где нужно больше четырех человек. Минсок пробует научить Чондэ представляться по корейски, но спустя уйму попыток и надорванного животика от смеха, он сдается. Объясняет друзьям, что его спутник ни слова на их языке не скажет, отчего Бэкхён сникает, потому что в английском он тоже ни слова не знает. Кёнсу с Чунмёном от затеи нехотя отказываются, потому что для них это было бы решаемой проблемой, но нагнетать не хотелось. Про все эти махинации Чондэ не в курсе.

Бегонию Минсок замечает совершенно случайно. Небольшая вывеска с надписью о новом завозе и разнообразие видов. Не позволяет Чондэ даже посмотреть в ту сторону, находя им другое занятие. Запоминает место, чтобы вернуться сюда в одиночестве.

— Какой у тебя любимый цвет? — спрашивает Минсок уже вечером, когда они собираются спать. Чондэ стягивает с себя черную футболку и всем своим видом говорит, что ответ будет слишком очевидным, — нет, черный не считается. У каждого человека есть любимый цвет, помимо черного.

— Не поверишь, — смеется Чондэ, — но это желтый.

— Желтый? По тебе и не скажешь.

— Ну, ты там разбираешься во всяких значениях, что он значит? Мне кажется, он достаточно кислотный, чтобы значить что-то токсичное.

— Понятия не имею, — Минсок даже руками разводит, чтобы придать своим словам больше достоверности, — мне сиреневый нравится, он спокойный.

— А по тебе и не скажешь.

— А вот по твоей кислотности даже удивительно, что не зеленый, — язвит Минсок. Чондэ бросает в него футболку, обиженно сипит и смотрит злостно, — ты сам придумал такое определение, я не мог не воспользоваться.

— Думаю, у цвета нет значения, если он твой любимый. Какая разница, если ты его любишь? — рассуждает Чондэ, — мне нравится такой бархатный желтый, больше медовый, нежели холодный, вроде лимонного.

— Ты так хорошо это различаешь?

— Думаю, если человек выбрал сиреневый, а не фиолетовый или лиловый, ты тоже неплохо разбираешься в красках. Тем более, что это даже не твой родной язык, а ты явно не задумывался над синонимами. Ты знал, что ответить.

— Это притянуто за уши, — отмахивается Минсок, — я знаю, какой это оттенок и цвет лишь потому, что это мой любимый цвет.

_____

— В общем, у меня к тебе дело, — Минсок возвращается домой после осмотра, притаскивая с собой коробку. Чондэ смотрит немного осуждающе, но понимает, что вещь легкая, потому ничего не говорит. Они усаживаются в комнате на полу, на котором сейчас покоится ковер, потому что в доме появилась жизнь, а с ней и уют.

— Я весь во внимании, — обещает Чондэ, даже спину выпрямляет, потому что ему действительно интересно. Минсок пододвигает коробку к нему, взглядом прося посмотреть, что там внутри. Чондэ осторожно ее открывает, после чего обескураженно замирает. Желтая бегония. Такая яркая, мохнатая, в глиняном горшочке, вся приветливая, словно рада видеть человека, что открыл темную коробку.

— Я жду вердикт, — напоминает про свое существование Минсок. Врач смотрит на него немного растерянно, но потом печально усмехается.

— Ты не угадал, пр....

— Ты должен был меня поцеловать и сказать, что я могу держать твои руки в своих, потому что я угадал, — перебивает он, — не пытайся улизнуть.

— А если бегонию я люблю красную, а не ж...

— У тебя такой счастливый взгляд, что я не поверю ни единому твоему слову, — Минсок уже начинает нервничать, хоть и справляется хорошо со всем этим. Он показательно трогает свои губы пальцем, как бы намекая, что нужно сделать. Чондэ коротко смеется, но все же тянется, через эту чертову коробку с милыми цветками, чтобы поцеловать Минсока. Легко, словно дети, но так, чтобы дать понять, что тот победил.

***

— Доктор, а можно нескромный вопрос? — спрашивает военный, которому Чондэ перевязывает руку. Сейчас лето, погода превращается в адское пекло. Врачу по протоколу не положено расхаживать в военной майке, но сейчас всем плевать, так он хотя бы не отлынивает от работы, распластавшись по столу.

— Не знаю, что это за вопрос, но попробуй, — усмехается он. Парень оглядывается, словно проверяет, остались ли они одни. А потом улыбается как-то хитро, чтобы почти томным шепотом произнести:

— У вас была бурная ночка, потому вы такой добрый?

— А вопрос действительно не скромный, — усмехается Чондэ, стягивая бинт сильнее, отчего военный тихо шипит, — я всегда злой, просто мне жарко, потому я всё еще не съел твою голову.

— У вас засосы на шее.

— Я в курсе, — усмехается Чондэ, отстраняясь, — свободен.

— Вы химера, — ворчит парень, скоро убегая. Чондэ закатывает глаза, падая на стул. Жарко. Всё кажется таким липким.

— Вот если бы я не приехал, что бы ты делал? — спрашивает Минсок, заглядывая к нему. Чондэ слабо усмехается, подзывая к себе жестом. Мужчина ловит его руку, легко целуя у запястья.

— Я бы сошел с ума, — делится он, — мне хватило двух месяцев без тебя.

— У тебя был мой цветок и вся ночь с телефоном, — дразнится Минсок, за что получает тычок в плечо, следом еще и в живот. Чондэ вырывает свою руку и недовольно сипит.

— У меня не было тебя.

— Весомо, — улыбается Минсок, потирая места ударов, — Бэкхён пообещал выучить речь свидетеля на английском, чтобы побыть свидетелем на моей свадьбе.

— Ты собрался жениться? — удивляется Чондэ. Теперь очередь Минсока закатывать глаза.

— Если ты не собрался провести со мной всю оставшуюся жизнь, то я могу найти и другого человека, — ворчит он, — Бэкхён любому раскладу будет рад, а раскладу с тобой рад буду я.