Примечание
читаем под Ruth B - Dandelions (slowed+reverb)
В Инадзуму приходит сезон дождей. Мир выцветает зыбко-расплывчато, звуки становятся тише, дни сменяются медленно, неохотно, с трудом, солнце мифическим зверем прячется в своей норе за морем и остаётся лишь гадать: выйдет ли оно, проснётся, расчертит небо яркими тёплыми лучами. Лишь дождь не замедляется и не тускнеет, по-летнему звонкий и тёплый, неугомонные капли танцуют на крыше, и ручейки несутся — вниз-вниз-вниз — к морю.
На одной из узких инадзумских улочек, торопясь домой и прикрывая только что купленный сборник поэзии от проливного дождя, Казуха встречает Томо. Точнее, не встречает, а замечает: тот покупает что-то в ресторане Киминами, а Анна, завидев Казуху, машет рукой:
— Господин Каэдехара, не заглянете?
Томо оборачивается. Конечно, тогда Казуха ещё не знает его имени, он совсем ничего о нём не знает, но замирает, крепче прижимая к себе книгу и позабыв про дождь.
У Томо удивительная улыбка: слегка насмешливая, с хитринкой, тёплая, словно лучи летнего солнца после грозы, осторожная — не отвечай, если не хочешь, мы всё ещё чужаки — и отчего-то знакомая.
У Томо светлые волосы, собранные в высокий хвост, выбивающиеся из него лёгкие пряди, клетчатый шарф на шее и белый котёнок на руках.
У Томо в глазах — лето и солнце, заливающее город, хотя по улицам танцует дождь, хотя никакого тепла и нет ещё, хотя Казуха вот-вот покинет Инадзуму, чтобы отправиться в странствия, и вряд ли их пути пересекутся снова.
— У нас сегодня суши с тунцом! — отвлекает Казуху голос Анны, и он краснеет, отводя глаза, успевая заметить усмешку Томо.
— Спасибо, Анна, я зайду в другой раз!
Томо отворачивается, возвращаясь к прерванному разговору, а Казуха продолжает свой путь, с удивлением отмечая, что почти не промок, а значит, вечность, которую он только что с лёгкостью потратил, любуясь улыбкой Томо, была не дольше нескольких секунд.
Можно ли влюбиться в кого-то так?
***
Они встречаются через пару недель за городом, когда Казуха, погружённый в свои мысли, бредёт в сумерках по размокшей дороге.
Воздух чист и полон свежести, какая бывает только после дождя, тёмные бескрайние поля заканчиваются где-то за горизонтом, а в маленьких домах загораются огни.
— Господин Каэдехара!
Казуха оборачивается и останавливается, пытаясь сдержать невольную улыбку.
Томо нагоняет его.
— Я заметил Вас и решил сопроводить. Вы не против?
Казуха мотает головой, отводя взгляд и отчего-то краснея.
— Конечно нет.
Томо негромко смеётся.
— Тогда отлично. Рад наконец познакомиться. Меня зовут Томо.
— Казуха.
Некоторое время они идут в молчании, слушая шорохи и шелест засыпающего мира.
— Я увидел у Вас книгу в прошлую встречу. Увлекаетесь или брали для кого-то?
— Я люблю читать, — Казуха пожимает плечами, — и сам иногда пишу.
Томо смотрит на него с удивлением и чем-то ещё непонятным — почти неуловимым оттенком восхищения?
— Вы будете участвовать в празднике Иродори?
— Нет, — Казуха смеётся, — я ведь не поэт. Я пишу для себя.
Томо кивает и внимательно смотрит на него.
— Но Вы всё равно придёте?
— Возможно.
— Буду рад увидеться с Вами, — Томо улыбается той улыбкой, которую Казуха уже видел — хитроватой и словно бы незначительной, но что-то подсказывает: он и правда будет рад.
Казуха кивает.
— Доброй ночи, господин Каэдехара.
Темнота скрывает высокую фигуру, и в воздухе остаётся лишь лёгкий аромат — цветов ли, дождя ли, а, возможно, чего-то совершенно иного.
Казуха улыбается. В груди тепло, словно там поселилось маленькое солнце.
— Доброй ночи, Томо.
***
И Казуха не успевает даже поверить толком, а вокруг уже цветёт лето, наполненное ароматами душистых трав и криками чаек над пристанью — то чудесное время, когда солнце, кажется, почти не заходит, город шумит, смеётся, сияет, в густой траве под деревьями леса Тиндзю играют кицунэ, дышится так легко и спокойно, а мир — вот он, в ладонях, словно так было всегда и будет всегда.
Лето разноцветным дождём заливает всё вокруг, и Казуха тонет: в случайных взглядах, неслучайных прикосновениях, осторожной недосказанности, ненавязчивой нежности. Томо становится частью этого мира слишком быстро, он его центр, и Казуха с трудом верит, что жил без этого раньше. Было ли это?
***
Они бродят по улицам Инадзумы, украшенным пёстрыми флажками и фонариками, полным ребятишек в разноцветных костюмах со сладостями в руках.
Томо останавливается возле каждого торговца, рассматривает товар и предлагает Казухе. Они уже купили несколько совершенно ненужных книг и парочку фурин, плетёный коврик, вертушку и наконец добрались до еды.
— Смотри, крабы в масле! Хочешь?
Казуха качает головой и отступает на шаг.
— Нет, спасибо. Я не ем подобную еду.
— Почему?
Томо разворачивается к нему и складывает руки на груди.
— Я не люблю быструю еду. Готовить нужно с душой.
Томо кивает, внимательно глядя на него.
А потом говорит (Казуха замечает хитринку в глазах):
— Позволь пригласить тебя на рыбалку. А потом приготовим что-нибудь.
— Ты предлагаешь кулинарное состязание? — уточняет Казуха.
Томо качает головой.
— Нет, для чего? Мы можем приготовить что-нибудь вместе.
Он, улыбаясь, наклоняется, желая добавить что-то ещё и оказываясь при этом слишком близко.
Казуха инстинктивно дёргается в сторону и, не удержав равновесие, опрокидывается в канаву.
Это не то чтобы обидно. Или унизительно. Или неприятно. Это ужасно.
Он поднимается, отряхивая одежду, желая исчезнуть прямо из этой канавы и надеясь, что Томо не смотрит.
Но Томо смотрит. И со смехом протягивает ему руку.
— Каэдехара, я предложил ловить рыбу, а не вылавливать тебя из местных водоёмов! Ты мог бы просто отказаться, необязательно было уплывать.
Над Казухой не шутит никто. А если и пытается, то уходит потом с синяками. Но Томо… Томо не шутит, чтобы обидеть. И уж наверняка вид Казухи в канаве — то ещё зрелище.
И поэтому Казуха неловко улыбается в ответ и хватается за протянутую руку.
Возможно, дело в том, что он промок, стоя в воде, а Томо пользуется стихией Электро. Возможно, в этом нет совершенно ничего важного. Но он чувствует несильный удар током и замирает.
Их ладони идеально соединены. Две части одной детали, зачем-то разделённой, а теперь наконец-то сложившейся в первоначальную форму.
У Томо тёплые пальцы, и он сгибает ладонь, а потом осторожно поглаживает большим пальцем костяшки Казухи, запуская ещё один крошечный ток.
Казуха моргает. Он чувствует волну тепла по телу и понимает, что краснеет. Никто никогда не прикасался к нему так осторожно и нежно.
Томо не сводит взгляда с его лица, и Казуха окончательно теряется. Он опускает глаза, не зная, что теперь говорить и делать. Лёгкий прохладный ветерок заставляет поёжиться, мокрая одежда неприятно липнет к коже, момент разрушен, и Казуха, ухватившись за руку Томо покрепче, вылезает из канавы.
— Спасибо, — говорит он негромко и поднимает глаза.
Томо смотрит на него с улыбкой, по-прежнему не отпуская руку.
***
Осенью Казуха отправляется в странствия, узнавая мир по-новому, собирая новые шрамы и воспоминания. Он пишет стихи, неожиданно для себя, слишком часто, слишком много, о том, что живёт в его сердце — мир, огромный и крошечный, тёплый ветер, грозы, горы и долины, удивительные животные, музыка дождя, духи и люди — такие разные, по-своему понятные, но — не те, потому что тот человек, для которого Казуха облекает чувства в слова, далеко, за морем, тоже добывает новые шрамы и новые истории, которыми будет делиться дождливыми вечерами.
Летом они встречаются снова, и Казуха, закрывая глаза, расслабляясь в знакомых объятиях, чувствует себя наконец-то в нужном месте.
Они делят небольшой дом на узкой улочке у моря на двоих, удивляясь тому, насколько быстро стали так близки. Тёплые вечера, полные захватывающих историй, тренировки на залитом солнцем песке, совместная готовка, рыбалка с непоседливой маленькой Юки, которая незаметно превращается в грациозную взрослую кошку, дни, когда они залечивают друг другу раны и прячутся от всего мира, дни, когда счастье кажется настолько сильным, что вот-вот расплавит изнутри, дни, когда они заново узнают себя и друг друга, оставляя метки на телах, но больше — на душах.
А потом листья клёнов вновь окрашиваются в закатный, ветер становится холоднее и протяжнее воет по ночам, и Казуха снова отправляется в путь, забирая с собой верный клинок, саднящую горечь расставания да тепло в груди — согревающую заботу, доверие и защиту.
Холода проходят быстрее, когда знаешь, что лето обязательно наступит.
И оно наступает.
***
Первые солнечные лучи рассыпаются по полу, скользят по стенам, пытаются нарушить крепкий утренний сон. За окном кричат чайки, шумит город: голоса, голоса, голоса, что-то продаётся и покупается, кто-то теряет всё, а кто-то приобретает.
Казуха слышит, как Томо ворочается рядом, и улыбается, не открывая глаз. Он прекрасно знает, что будет происходить дальше, он выучил это по минутам, но все равно продолжает притворяться спящим, хотя Томо тоже давным-давно всё понял.
Шелестит одежда, Томо поднимается и потягивается. Шлёпает босыми ногами к окну, открывает его — солёный тёплый воздух врывается в комнату, свет заливает всё, солнечные зайчики мечутся по лицу Казухи, и он морщится — щекотно.
«Мрр?» — слышится от двери. Томо поднимает Юки и ругает её шёпотом — незлобно, по привычке — за то, что она снова спит на их одежде. Казуха прикусывает губу, чтобы не улыбнуться.
Шорох, шелест, топот кошачьих лапок по полу — Юки убегает во двор.
Томо подходит к Казухе, садится рядом, бережно гладит по щеке, убирает прядь волос в сторону. Замирает. Казуха ждёт, затаив дыхание.
Томо наконец наклоняется, мягко касается губ Казухи своими, сразу отстраняясь, но Казуха притягивает его к себе, снова целуя.
— Нам ведь никуда сегодня не надо?
Томо тихо смеётся и качает головой. Он снова ложится рядом и ждёт, пока Казуха устроится поудобнее.
За окном — яркое летнее утро, мир цветёт, разливается солнечным дождём, день обещает быть тёплым.
Казуха прижимается щекой к груди Томо, чувствуя спокойное размеренное сердцебиение. Томо гладит его по волосам, пропуская светлые пряди сквозь пальцы. Родной запах — цветущая вишня и сандал, солнце, дорожная пыль, сталь меча, море — окутывает Казуху, и он чувствует себя самым счастливым человеком на свете.
Любить Томо — это невероятно просто и так естественно, словно они всегда были вместе, словно две части мозаики сложились вместе. Любить Томо — это награда за одинокие дни, за незаслуженные обиды, за боль, оставившую шрамы. Любить Томо — это видеть свой путь так ясно и отчётливо, потому что вот он, маяк, вот он, свет. Любить Томо — это найти смысл в смешном маленьком мире под звёздами.
Казуха точно знает, что они всегда будут просыпаться вот так вместе, и дорога снова приведёт его сюда, в маленький дом у моря, в знакомые тёплые объятия.
***
На следующее утро сёгун объявляет начало охоты.