— Томми, привет, — мама ответила после третьего гудка.

— Привет, — сказал он и замолчал.

И мать, и отец Тома были психологами. Эллиот и не только часто тыкали его носом в это: что он был слишком умный, слишком душный потому, что родители вырастили его в здоровой семейной обстановке. И да, возможно, так и было: Том всегда мог поговорить с родителями на любую тему, обратиться к ним за помощью, и знал, что его поддержат.

— Как дела? Что-то случилось? — спросила мама.

— Нет, всё хорошо, — Том сделал над собой усилие и улыбнулся. — За публичное выступление мне поставили десять баллов, за пинг-понг шесть, потому что я проиграл, но я другого и не ожидал.

— То есть ты не особо расстроился?

— Да, я… — Том потёр шею. — Знаешь, кто со мной в одной комнате?

— Даже не представляю.

— Эллиот Блэк.

Мать замолчала. Том подумал: ну, сейчас начнётся.

— И… как вы ладите? Надеюсь, вы не успели подраться? — с нервным смешком спросила она.

— Ты не поверишь, но мы подрались в первый же день.

— Томми!

— Но всё нормально, я всё уладил, — с ноткой гордости сказал Том.

— Почему ты мне не позвонил? Почему Джексон мне не позвонил?

— Я же сказал, я всё уладил.

— Боже, — вздохнула мать. — И… и как сейчас? Больше конфликтов не было?

— Были, конечно, но, мам, я тебя уверяю, всё нормально. Даже лучше, чем нормально.

— То есть?

— Мы с ним… типа друзья.

— Друзья? — недоверчиво переспросила она. — Это как? Если честно, я это слабо представляю.

— Не знаю, — Том почувствовал, как его обдала жаркая волна. — Мы с ним поговорили, и я… короче, не такой уж он и плохой.

— Я никогда не говорила, что он плохой, просто вы так часто и так жутко дрались, что я даже думала переводить тебя в другую школу. Ну, ты знаешь.

— Да.

Он замолчал, не зная, что сказать дальше. Он не понимал, что с ним происходило.

— Что ж, — заговорила мама. — Если вы с ним больше не дерётесь и даже друзья, это хорошо. Я рада.

— Угу.

— Томми? — сказала она после паузы.

— А?

— Ты как?

— Я… нормально. Вроде. Не знаю.

— Хочешь ещё мне что-то рассказать?

— Нет, — Том потёр лицо. — Наверное, я тоже ошарашен тем, что мы с Эллиотом теперь дружим. Или типа того. Это так странно, необычно, что я… я не понимаю, что думать и чувствовать по этому поводу. Я запутался.

— Я понимаю. Это нормально. Признаться, я и сама порядком удивлена, — она улыбнулась. — Но если что-то случится, если ты почувствуешь, что тебе нужно поговорить, пожалуйста, звони.

— Спасибо, мам.

— Целую, — она повесила трубку.

Том обвёл комнату взглядом. Почувствовал знакомую усталость. Нужно поспать. Крепкий здоровый сон расставит всё на свои места. По крайней мере так писали в книжках. Том положил телефон под подушку и закрыл глаза.

+++

После второго, активного дня конкурса следовал день отдыха. Ничего особенного не происходило: все гуляли, готовились к третьему, творческому дню. Как ни странно, Том почти не видел Эллиота: он ушёл рано утром, когда Том ещё спал, и вернулся поздно вечером. Ему очень хотелось спросить, где он провёл день, но передумал, а только следил за ним краем глаза из-за книги.

— Что? — спросил Эллиот, допив воду из бутылки.

— Ничего, — Том спрятался за книгу, чувствуя, что краснеет.

— Ты на меня пялился.

— Может быть, — сказал он, не поднимая глаз.

Эллиот многозначительно промолчал и надел наушники.

+++

Пожалуй, третий день конкурса был для Тома волнительнее всего: его творческое хобби вызывало, мягко говоря удивление, даже у учителей: это был трейнспоттинг.

— Трейнспоттинг? — переспросил Эллиот, когда они зашли в зал: здесь было полно людей — участники конкурса, жюри, организаторы. — Ты что, наркоман? Очень необычно, согласен.

— Нет, я не наркоман, — возмутился Том. — Если ты не знаешь, что такое трейнспоттинг, то не обязательно над этим смеяться.

— Тогда что это? Наблюдение за поездами?

— Именно, — снисходительно улыбнулся Том. — Пойдём.

Они подошли к столу, на котором была табличка с его именем и небольшой альбом. Том открыл его и показал Эллиоту. Внутри было множество фотографий поездов: с разных ракурсов, разных цветов, в движении и стоящих на станции. Тому нравилось их фотографировать, это приносило ему успокоение.

— Смотри, это моя любимая, — он показал Эллиоту чёрно-белую фотографию вагона метро: сквозь окно было видно пожилую женщину, которая читала книгу.

— Ну да, симпатично, — медленно сказал Эллиот, — но можно ли мне выразить моё непопулярное мнение?

— Попробуй.

— Это самое задротское занятие, которое я когда-либо видел.

— Пошёл ты, — беззлобно ответил Том. — Зато мне это нравится, понятно?

— Угу.

Они молча походили от одного экспоната к другому. Здесь можно было увидеть самодельных роботов, модели самолётов и кораблей, кукол в утончённых платьях, рисунки, фотографии, фигурки из папье-маше.

— Я как на блошином рынке, — пробормотал Эллиот.

— Да ладно, некоторые штуки очень даже приличные, — сказал Том. — Кстати, а где твоё?

Эллиот молча указал на рисунок, который висел на стене под стеклом. Он был достаточно большой, как картина в современном музее. Том медленно подошёл ближе.

Рисунок был сделан акварелью. В центре был изображён мальчик-подросток в серой футболке. Он слегка сутулился, рука была поднесена ко рту, как будто он думал, что делать дальше. На голове было гнездо, напоминающее причёску Эллиота. Он стоял вполоборота и смотрел вперёд, на зрителей, но глаз было не видно, потому что вокруг головы летела стая тёмно-синих бабочек. Это было единственное яркое пятно на рисунке: фон плавно переходил от серого к чёрному.

— Вау, — выдохнул Том. — Я не знал, что ты умеешь так рисовать.

— А по-моему это херня, — отрезал Эллиот.

— Ты серьёзно? — он растерялся. — Почему? Мне очень нравится. Правда, грустно на него смотреть, но ты так круто передал эту грусть, что я…

— Заткнись, — перебил Эллиот.

Том нахмурился и осторожно посмотрел на него: в другой ситуации он бы разозлился на подобный тон, но сейчас ему стало жалко Эллиота. Почему он так реагирует на похвалу?

— Мне действительно нравится твой рисунок, — сказал Том. — Я думаю, что это очень талантливая работа, и…

— Опять ты несёшь какую-то ахинею, Уайт. Почему ты не можешь просто помолчать? Меня не интересует твоё драгоценное мнение, — с этими словами Эллиот развернулся и быстро вышел из зала.

Том смотрел ему вслед, открыв рот. Что только сейчас произошло? Нормально же общались. Видимо он опять обманулся: ничего не изменилось, никакие они не друзья. Тошнотворная карусель продолжала вертеться.

Он остался в зале: ходил между экспонатами, пытался успокоиться и размышлять трезво, а не бежать за обиженным Эллиотом, как собачонка. Надоело. Хочет страдать из-за того, что кому-то понравился его рисунок? Да пожалуйста, страдай! Придурок. Недооценили работу — страдает, похвалили — страдает. Хотя оценки ещё не были выставлены, Том был уверен, что Эллиот получит высокий балл, выше чем, за его трейнспоттинг.

Том вернулся к картине Эллиота. Когда он смотрел на него, ему становилось печально. Это был печальный рисунок. Может быть, потому, что у его матери была депрессия? А может быть, у Эллиота тоже было полно тёмных мыслей, как эти бабочки, из-за которых не было видно глаз. Тому не нравилось, когда было не видно глаз. Ему становилось от этого тревожно. Он достал телефон и сфоткал нарисованного мальчика. Отправит маме, пусть она скажет, что думает, как психолог.

— Ты сфоткал мой рисунок? — спросил Эллиот, появившись рядом.

— Ага. Буду смотреть на него и восхищаться, понятно? — Том повернулся и с вызовом посмотрел на него.

— Пойдём прогуляемся.

— Зачем? Выслушивать, как ты себя ненавидишь?

— Я не ненавижу себя, — нахмурился Эллиот. — Я просто… не люблю, когда меня хвалят, — он смотрел в сторону, и Том заметил на его щеках розовые пятна.

— Ладно, — он пожал плечами и остался стоять на месте.

— Пойдём отсюда, — попросил Эллиот. — Пожалуйста.

Они вышли на улицу. Солнце светило прямо в глаза. Том поморщился.

— Ты знал, что для этого конкурса можно было выбрать тему, которая в будущем будет твоей будущей профессией? — спросил Эллиот.

— Можно, но не обязательно, — ответил Том. — Можно было выбрать то, чем тебе просто нравится заниматься. Хобби.

— А я уже подумал, что твоя будущая профессия — проводник поезда. Или машинист.

— Очень смешно, да, — без улыбки сказал Том. — Хотя ничего ужасного в профессии машиниста нет, просто я не планирую им быть. Я ещё не определился, — он запнулся, ожидая, что Эллиот отмочит по этому поводу какую-нибудь остроту, но тот молчал. — А твоя тогда какая получается? Художник?

Эллиот задумчиво смотрел вдаль.

— Мне очень нравится рисовать, — сказал он тихо. — Но это так странно, не знаю, не по-мужски.

— Чего? — Том чуть не подавился. — Тебе прочитать лекцию о токсичной маскулинности в двадцать первом веке?

— О нет. Я не так выразился. Забудь.

— Ты можешь делать всё, что тебе хочется, — горячо начал Том. — Ты очень круто рисуешь, и если ты будущем, ты захочешь зарабатывать на этом деньги, то проблемы вообще не вижу. Это не про мужское и женское, это про то, что нравится тебе. Вот что важно.

— Спасибо за лекцию.

— Я ещё не закончил.

— И не надо, — спокойно попросил Эллиот. — Я тебя понял, уймись. Я правда тебе благодарен, что ты… так хорошо отозвался о моём рисунке, просто я… не знаю, когда мне говорят что-то хорошее, или хвалят, мне кажется, что это неправда, что мне врут, чтобы успокоить. Я не верю им, и получается, как будто не верю в себя.

Том посмотрел на него: волосы перебирал ветер, они переливались на солнце и создавали странный черный нимб вокруг его головы.

— Ты меня поражаешь.

— Чем? — спросил Эллиот. — Что не верю в себя?

— Нет, что… ты так говоришь об этом. Это круто. Реально круто. Поэтому я думаю, что у тебя всё будет хорошо. Просто продолжай делать то, что тебе нравится.

Эллиот промолчал, и вместе они сделали ещё один круг вокруг здания. Съели по сэндвичу, а потом Том увидел, как Джексон зашёл в здание с листом бумаги. Они переглянулись и пошли узнавать результаты.

Тому поставили семь баллов, Эллиоту тоже. Восемь баллов и выше не было ни у кого.

— Мы с тобой почти квиты, — сказал Эллиот, прислонившись спиной к стене.

— Всё ещё соревнуешься со мной, — улыбнулся Том.

— Мне кажется, я всегда буду соревноваться с тобой, — он посмотрел себе под ноги и замолчал. — Готов завтра бегать по пересечённой местности? — совершенно другим, радостным тоном спросил он.

— Неееет, — проныл Том и прислонился к стенке рядом с ним. — Но это будет весело. Ты когда-нибудь спал в палатке?

— Нет, а ты? — он повернул голову, их лица оказались ближе, чем следовало, и Том смотрел в его глаза и не мог найти привычного льда. — Том?

— А? — он заморгал. — Что ты спросил?

— Это ты спросил, — Эллиот улыбнулся. — Ты когда-нибудь спал в палатке?

— А, нет, — он потёр шею. — Я никогда не спал в палатке, но говорят, что это очень холодно и надо одеваться теплее.

— Это да, — кивнул Эллиот. — Давай немного потренируемся?

— В чём? — Тому лезли в голову странные мысли, от которых он краснел.

— Кто последний добежит до общежития, тот несёт завтра палатку, — сказал он рванул с места.

- Ах ты козёл, — пробормотал Том и бросился за ним.

+++

Последние два дня конкурса были посвящены экспедиции. Им предстояло пройти больше двадцати километров по Брекон Биконс, спать в палатках, готовить еду и ориентироваться на местности с помощью бумажных карт, потому что интернет там не ловил. В процессе оценивалось, как быстро участники доходили от точки А в точку Б, как проявляли себя и взаимодействовали с другими.

В начале маршрута все разбивались на пары или тройки, и каждой группе выдавали индивидуальный маршрут. В конечной точке планировалось ставить палатки на ночлег, разводить костёр и готовить ужин.

Погода для похода стояла идеальная: дул свежий ветер, солнце иногда пряталось за облаками и не слепило глаза. Том достал телефон, чтобы узнать, сколько было градусов — плюс восемнадцать. Краем глаза он заметил, как к нему не спеша подходил Эллиот.

— Похоже на то, что нам здесь тоже тусить вдвоем, — сказал он, глядя в сторону.

— Даже не хочешь взять кого-нибудь нам в компанию? — заговорческим тоном спросил Том, рассматривая родинку на его шее.

— Нет, не хочу, — Эллиот повернулся и посмотрел ему в глаза. — А ты?

— Я? — Том захлопал ресницами. — Пожалуй, я с тобой справлюсь.

— Не боишься, что снова подерёмся?

— Шанс, что это произойдёт, никогда не ноль, — улыбнулся Том, не отрывая от него глаз: это был совершенно другой Эллиот, он весь светился, даже волосы казались светлее обычного. Может, это на него горный воздух так влияет, подумал Том.

— Уайт, Блэк, — к ним подошёл Дилан, в руке у него был планшет. — Я так понимаю, вы вместе?

— Сэр, — Том прочистил горло. — Да, сэр, — он покосился на Эллиота; тот закусил нижнюю губу, с трудом сдерживая улыбку.

— Хорошо, — кивнул Дилан и поставил галочки в списке. — Надеюсь, всё пройдёт без эксцессов, как в первый день, да, джентльмены?

— Да, сэр, — кивнул Эллиот.

— Вот ваш маршрут, — он протянул им карту. — По пути к лагерю можно делать привалы, но помните, что от этого зависит ваша победа. Добраться нужно до пяти часов вечера, иначе мы вызываем спасательную бригаду. Перекус есть с собой?

— Да, сэр.

— Хорошо. Рюкзаки можно оставить в машине, взять с собой только самое необходимое.

В полдень они отправились в путь. Большую часть времени они молчали, иногда останавливались, чтобы сделать фотки. Том пытался сфоткать Эллиота исподтишка, но фотки получились смазанные. Он собирался с силами, чтобы попросить его встать где-нибудь нормально, в идеале — сделать с ним сэлфи, но мысль об этом наполняла его ужасом. Это будет… странно? Зачем ему эти сэлфи, это глупо, рассуждал он. На память, тут же отвечал он себе. Том считал, что за эту неделю они прошли большой путь от врагов до подобия друзей. Почему подобия, нахмурился Том, как вообще понять, кто друг, а кто не очень.

— Том?

— А? — он тряхнул головой.

Эллиот посмотрел на него долгим взглядом.

— Ты здесь?

— Да. А что?

— Я тебе сейчас полжизни рассказал, а ты меня не слушал?

— Прям полжизни? — удивился Том. — Прости, я… задумался.

— О своей идеальной причёске? Боишься растрепаться? Нам же ещё идти пятнадцать километров, как ты справишься?

Том почувствовал отголоски знакомой злости, которую, как он думал, он поставил на паузу по отношению к Эллиоту.

— Если ты думаешь, что очень смешно шутишь, то подумай ещё раз.

— Ладно, — Эллиот пожал плечами. — Я просто увидел твоё напряжённое лицо и решил тебя развлечь.

— Смеясь над моими волосами?

— Тогда о чём ты там думал?

О тебе, подумал Том и промолчал. Это странно. Это очень, очень странно.

— Опять нарушаю твои драгоценные границы? — спросил Эллиот.

— Типа того, — окончательно разозлился Том.

— Вау, — он поднял руки, сдаваясь. — Прошу прощения, что лезу не куда нужно, уважаемый сэр.

— Не обязательно паясничать, — пробормотал Том.

— Да пошёл ты, — Эллиот ускорил шаг.

Том прикрыл глаза. Потрясающе. Классно. Ему даже в другое место не уйти, чтобы подумать и прийти в себя. Придётся теперь пилить пятнадцать километров в гробовом молчании. И ещё завтра, господи. А ещё придётся с ним спать в одной палатке, но может быть, получится поменяться, подумал Том. Он поговорит с Диланом. Скажет, что у него резко испортились отношения с Эллиотом, и он за себя не отвечает. Том сжал кулаки: как же всё бесит! Как вообще получилось, что из-за одной фразы, слова так поменялось настроение? Эллиот действительно нарушил его границы — не хер спрашивать, что он там думает. Что ещё ему рассказать? Обойдётся. Можно просто пройти эти поганые семнадцать километров и не докапываться до него? Козёл.

Он смотрел на спину Эллиота: тот шёл в нескольких метрах от него. Можно, конечно, всё уладить, подойти, сказать, что был не прав, вспылил, что там ещё. Том устало вздохнул. У него не было на это сил. Он хотел домой. Даже так. Его задолбали эти конкурсы, разборки, двадцать километров по вонючему Брекон Биконс. Зачем он вообще согласился сюда приехать? Ради эмоций, да, но не таких! Зачем согласился работать в паре с Эллиотом? Господи, они стояли там и кокетничали! Кокетничали! Том притормозил. Кажется, у него окончательно потёк чердак. Лучше бы он пошёл с Питом. Тогда бы точно всё было чинно-благородно.

Эллиот встал как вкопанный. Том замедлил шаг и оглянулся по сторонам. Что теперь произошло?

— Дай мне карту, — не глядя ему в глаза, потребовал Эллиот.

Том полез в карман: там было пусто. Он полез в другой, но там тоже карты не оказалось.

— Чёрт, — он проверил куртку. — Кажется, я её потерял.

— Круто. А ещё кажется, мы заблудились.

— Что? — Том обвёл взглядом холмы. — Это невозможно.

— Потерять карту, вот что невозможно, — сердито сказал Эллиот и прошёл мимо него, задев плечом.

— Я был уверен, что ты знаешь, куда идёшь, — догнал его Том.

— Интересно, откуда мне это знать?

— Не знаю! Ты шёл так уверенно.

Эллиот наконец посмотрел на него: в глазах вспыхивала знакомая холодная ярость. Том насупился. Только скажи что-нибудь, тварь, подумал он, я тебя уделаю. Прямо здесь. И никто не увидит.

— Предлагаю вернуться, — сдержанно сказал Том. — По пути назад мы найдём карту и там сориентируемся.

— Ну да, что нам ещё остаётся делать, — Эллиот посмотрел на часы. — Из-за тебя теперь не очень понятно, успеем ли мы в лагерь к пяти часам, или за нами пошлют спасательную бригаду, как за последними лузерами.

— Из-за меня? — у него мгновенно загорелось лицо от ярости. — Это ты рассекал по дороге, как будто ты здесь родился! Даже не оглянулся, не попросил карту раньше, чтобы свериться с маршрутом!

— А на хрена ты её заграбастал тогда? Ты её взял и, значит, это ты должен был сверяться с маршрутом, а не я! Зачем ты её взял? Чтобы я подходил к тебе и спрашивал «Томми, дорогуша, не посмотришь, туда ли мы идём, а то я чего-то заплутал»? — сказал он писклявым голосом.

— Ты дебил, — выдавил из себя Том, с трудом сдерживая себя, чтобы не схватить его за грудки и как следует встряхнуть.

— На себя посмотри, — не растерялся Эллиот. — Слова тебе не скажи, а то не дай бог, наступишь в какое-нибудь дерьмо и потом сто лет не отмоешься.

Том толкнул его в плечо, Эллиот толкнул в ответ. Началась возня, и Тому стало страшно, насколько он был зол. Он его сейчас реально покалечит.

— Эй, парни! — услышал он и замер. — Парни! Я к вам обращаюсь.

Том повернул голову одновременно с Эллиотом: на тропинке стоял пожилой мужчина. Он с подозрением рассматривал их. В руках у него была карта.

— Здрасти, — Том отпустил Эллиота и сделал шаг назад: пальцы ныли от напряжения, так сильно он сжимал его куртку.

— У вас всё хорошо? — мужчина сощурил глаз.

— Да, всё отлично, — Эллиот хлопнул Тома по спине так, что он пошатнулся. — Мы просто… разговаривали, — он слегка задыхался.

— Из экспедиции Дилана Джексона? — он подошёл ближе.

— Да, — ответили они вместе, и Том покосился на Эллиота.

— Это ваше? — он протянул карту.

— Да, — Эллиот схватил её. — Спасибо.

— Нужна помощь?

Том и Эллиот переглянулись. Потом помотали головами.

— Нет, мы справимся, спасибо, — ответил Том и попытался улыбнуться.

— Хорошо, — кивнул мужик. — Если что, здесь повсюду работники, так что… не особо увлекайтесь… этими вашими разговорами, — он помахал ладонью, словно разгоняя мух. — Я давно знаю Джексона, он это не любит.

— Понятно, сэр, — Том расправил плечи. — Спасибо, сэр.

Мужик кивнул и пошёл вверх по тропинке.

— Понятно, сэр, спасибо, сэр, — передразнил Эллиот противным голосом.

— Может ты заткнёшься? — прошипел Том.

— Я-то заткнусь и пожалуй надолго, — он развернул карту. — Не хочу с тобой разговаривать, пока мы не дойдём до лагеря. Как тебе такие границы, Том Уайт?

— Да не очень-то и хотелось, — он поправил куртку, сглатывая комок в горле: ему почему-то стало обидно, но отмахнулся от этого чувства — не хочет и не надо, так спокойнее.

Следующие два часа они прошли в молчании. Один раз Том провалился в какую-то яму: непонятно, как он мог её не заметить. Эллиот шёл впереди и никуда не провалился. И вообще, какого хрена в этом чёртовом Брекон Биконс есть ямы? Люди проваливаются. Он попытался выбраться сам, но вскоре понял, что это бесполезно. Эллиот появился на краю и посмотрел на него сверху вниз, как на поверженного врага.

— Поможешь мне? — попросил Том. — Пожалуйста?

Эллиот протянул ему руку с тяжёлым вздохом.

К лагерю они подошли к половине пятого. Естественно, они были последние. Тому стало совсем грустно, он даже есть не хотел. Эллиот его игнорировал, как будто его не существовало, а когда они дошли до лагеря, он затерялся среди участников. Том чувствовал себя куском говна, хотелось поставить палатку где-нибудь на отшибе и не вылезать из неё до завтра. А лучше сразу телепортироваться домой.

— Уайт, в чём дело? — к нему подошёл Дилан.

— Сэр, — Том поднялся с бревна, на котором сидел.

— Ты чего без дела маешься? Уже давно пора поставить палатку.

— Сэр, я… — он замялся. — Немного устал. Сейчас я отдохну и всё сделаю.

— Хорошо, — Дилан нахмурившись, смотрел на него. — Как прошло с Блэком? Без проблем?

— Да, — промямлил он, чувствуя, что врёт самому себе: какое «да» на хрен? Они чуть не поубивали друг друга, они друг друга ненавидят, им нельзя находиться на одной территории. — Я хотел попросить, сэр: возможно ли мне поменяться с кем-то? Я не уверен, что выдержу Эллиота ещё сутки.

— Значит, всё прошло не так хорошо, как ты говоришь, — Дилан надул щёки и шумно выдохнул воздух. — Он тоже, я смотрю, радостью не блещет, но джентльмены, здесь я вам никак не могу помочь. Ты конечно, можешь поискать кого-то, кто захочет поменяться с тобой, но по моему опыту мало кто готов на это. За время похода участники, как правило, укрепляют дружескую связь и не хотят её разрывать ни с того, ни с сего.

— Я понял, сэр, — он опустил голову. — Спасибо.

Дилан постоял с ним несколько секунд. Потом мягко похлопал по плечу, сказал «не раскисай» и пошёл по делам. Том посидел, понаблюдал за тем, что происходило в лагере. Заметил, как Эллиот достал палатку и пытался понять с какого края её ставить на землю. Том глубоко вздохнул: посмотрел сначала на серое небо, потом на грязные ботинки. Помедлив полминуты, он встал и пошёл ему помогать.

+++

Когда стемнело, в центре лагеря полыхал большой костёр. Кто-то сидел на брёвнах, кто-то прямо на земле. Кто-то пил чай и болтал, кто-то пел песни. Пит играл на гитаре: репертуар Эда Ширана сменялся Колдплеем. Кто-то смеялся.

Температура воздуха ощутимо упала. Том надел шапку. Какое-то время он потусил у костра, но почувствовав усталость, решил отойти от него на небольшое расстояние. Погулять неподалёку, посмотреть на звёзды.

Эллиота нигде не было видно. Наверное, сидел в палатке. Ну и хрен с ним, подумал Том, пусть сидит. Во время ужина напряжение между ними немного снизилось, они даже обменялись парой слов. Том больше не злился, и Эллиот, судя по всему, тоже. Прогресс. Но надолго ли?

Том дошёл до небольшого пригорка и уселся на землю. Из лагеря доносились звуки музыки: теперь народ пел Yesterday Битлз. Том усмехнулся: хорошая песня. Он задрал голову и посмотрел на небо: оно было глубокого, тёмно-синего цвета. Кое-где сияли звёзды. Оно казалось таким огромным, что Том почувствовал себя маленьким, как будто оно поглотило его, и он превратился в одну из этих крохотных звёзд.

— Хэй, — услышал он.

Это был Эллиот. Том уставился на него: волосы торчали во все стороны, глаза блестели в полумраке.

— Опять ты, — пробормотал он и отвернулся.

— Опять я, — Эллиот плюхнулся рядом и достал сигарету. — Не возражаешь?

— Возражаю, — Том покосился на него.

— Ладно, — он убрал пачку и достал леденцы. — Будешь? — Эллиот протянул их на открытой ладони.

Том посмотрел на них с подозрением и потом взял одну конфету.

— Спасибо, — пробормотал он.

Несколько минут они сидели молча разглядывая небо и холмы перед ними. Хрустели конфетами и слушали, что там пели у костра: на этот раз это было Let it be тех же Битлз. Том снова покосился на Эллиота: тот покосился на него и медленно улыбнулся. Том отвернулся, чтобы он не заметил его улыбки.

— Я бы мог попросить прощения, или пообещать, что я больше не буду чего-то делать, но почему-то это не работает, — сказал Эллиот.

— Что будем делать теперь? — спросил Том. — Но вообще, можно ничего не делать, осталось потерпеть всего ничего. Завтра пройти последние семь километров, а потом мы разъедемся по домам и можно больше не общаться.

— Ты этого хочешь?

— Чего? — Том так резко повернул голову, что у него что-то заныло в шее.

— Больше никогда не общаться.

— Не знаю, — он пожал плечами. — Нет, не хочу, — добавил он тихо и уставился в темноту.

— Я тоже не хочу, — еле слышно ответил Эллиот. — Но эти качели, это жесть. Я чего-то устал. Джексон мне ещё рассказал…

— Что? — опешил Том: какого хрена, кругом предатели.

— Что ты хотел поменяться, чтобы не ночевать со мной в одной палатке, — сказал он. — Это меня реально расстроило. Я, можно сказать, испугался, что… ты хотел это сделать.

— Почему?

— Не знаю, — Эллиот помолчал и полез в карман. — Я подумал, что если ты поменяешься, то мы реально больше с тобой никогда не будем общаться. Как будто я… не знаю, потеряю тебя? — он достал леденцы. — Будешь ещё?

— Давай.

— Короче говоря, — начал Эллиот другим тоном, — с сегодняшним случаем мы разобрались? Миру мир и всё такое, — он протянул ему руку. — Если снова подерёмся или поругаемся, будем разбираться по мере появления проблемы, хорошо?

— Ладно, — Том пожал его ладонь и слегка улыбнулся. — Ты крут.

— Крут? — Эллиот приподнял брови. — Не начинай, я же говорил, что не люблю, когда меня хвалят.

— Ладно, я могу сказать по другому, — он приблизил к нему лицо и прошептал: — Мне нравится, когда ты так говоришь со мной и выстраиваешь границы.

— Выстраиваю границы? — Эллиот посмотрел ему в глаза, потом на губы и облизнулся. — Кстати говоря, по-моему сейчас ты их нарушаешь.

— Нарушаю, — Том перекатил леденец во рту, пытаясь избавиться от притяжения, которое толкало его вперёд, он ощущал его всем телом.

Эллиот молчал и смотрел на него. Он не двигался, его глаза казались глубокими и тёмно-синими, как небо над ними. Том медленно моргнул, посмотрел на его губы и приблизился на миллиметр. Почувствовал аромат яблочных леденцов. Он прошептал:

— Останься, — и поцеловал его.

Эллиот вдохнул воздух через нос и нежно поцеловал его в ответ. Том весь обмяк, по спине пробежали мурашки. Он положил ладонь ему на щёку, провёл большим пальцем по коже: он была мягкая, тёплая, и Том поцеловал его в уголок рта, снова в губы. Он нашёл его руку и переплёл их пальцы. Ладонь Эллиота была такая горячая, что Том чуть не обжёгся.

— Только не смейся надо мной, — прошептал он.

— Я и не думал, — шёпотом ответил Эллиот.

— Но я… поцеловал тебя. В губы.

— А я тебе ответил.

— И ты не будешь называть меня педиком?

— Нет.

— И ты не будешь ржать, что я плохо целуюсь?

— Нет. Я никогда не целовался с мальчиками.

— А с девочками?

— Тебе обязательно это знать?

— Ну… да? — задумался Том.

— Зачем?

— Не знаю. Чтобы тебе было или не было с кем сравнивать. Может быть, я хочу целоваться лучше всех, — выдал Том.

— Очень на тебя похоже, — улыбнулся Эллиот. — Мы можем потренироваться, чтобы ты целовался лучше всех.

— Когда?

— Да хоть сейчас, — он встал и протянул Тому руку. — Только в палатке, а то я уже всю задницу здесь отсидел.

Том улыбнулся и поднялся вслед за ним.

+++

Ночью начался дождь и шёл до утра. Том проснулся от того, что капли стучали по палатке. Рассвело. Он достал телефон и посмотрел на время: полдесятого. Ещё можно было поваляться: завтрак в одиннадцать, финальный марш-бросок на семь километров — в двенадцать.

Эллиот спал рядом: несколько прядей упало на лоб, доставая ресниц, и Том поднял руку, чтобы убрать их, но передумал. Пусть спит, а то проснётся ещё. Он закрыл глаза и вспомнил, как они вчера целовались: умопомрачительно. Том подумал: может быть, он за этим сюда и ехал, чтобы узнать Эллиота с разных сторон, выстроить с ним новые отношения и получить такую награду? Признаться, целовался Эллиот действительно круто, он бы поставил ему десять баллов из десяти. Том усмехнулся.

После завтрака они помыли посуду и отправились к финальной точке. Оттуда они ехали обратно в общежитие, собирали вещи и вечером уезжали домой.

— Что будешь делать, когда вернёшься? — спросил Том, после того как они прошли некоторое расстояние.

— Не знаю, — Эллиот пожал плечами, — как всегда: домашка, учёба. Мне ещё старый проект закончить надо.

— М, — кивнул Том.

Это напоминало вчерашний день, как он начинался: они шли по тропинкам, изредка перекидывались парой слов и фотографировали пейзажи. Том смелее думал о том, чтобы попросить Эллиота сделать с ним сэлфи, потому что со вчера многое изменилось.

— Том? — Эллиот пошёл медленнее. — Насчёт вчерашнего

— Да? — Тому стало не по себе: вдруг он скажет, что ничего не было, или что это была ошибка или ещё какая-нибудь херня.

— Я не совсем уверен, что знаю, что с этим делать.

— С этим — это с чем?

— Ну, — Эллиот почесал затылок, — типа, нам теперь нужно держаться за ручки, ночевать друг у друга и трахаться в задницу.

— Фу, — Том поморщился. — Кто тебе сказал, что я хочу трахаться в задницу?

— Не знаю, — Эллиот покраснел, Том умилился. — У тебя какое-то другое представление об однополых отношениях?

— Не обязательно трахаться в задницу, — сказал он. — Можно просто, не знаю, гулять. Целоваться. Иногда, — он почувствовал, что тоже краснеет.

— Понял, — кивнул Эллиот. — То есть, ты теперь, типа, мой парень?

— На хрена тебе эти ярлыки? Мы просто… друзья.

— Но друзья не целуются в губы.

— А мы целуемся, — сказал Том. — Но если ты будешь целоваться в губы с кем-нибудь другим, или решишь потрахаться задницу, то сообщи заранее, чтобы я подготовился.

— К чему?

— К переезду в другой город, например. Или к тому, что я больше тебя никогда не увижу, — сказал, как отрезал, Том.

— Понял, всё серьёзно, — Эллиот поднял руки, сдаваясь.

— Ты рассчитывал, что будет иначе?

— Я понял, что ты серьёзный тип с тех пор, как взял у тебя карандаш во втором классе, — сказал Эллиот.

Том хохотнул и толкнул его плечом в плечо.

— Не жалеешь? — спросил он.

— О чём?

— Что… мы теперь такие друзья?

— Хорошо, что мы теперь в принципе друзья, — улыбнулся Эллиот.

— О, да, — сказал Том, — хотя шанс, чтобы снова поругаемся или подерёмся…

— Никогда не ноль, — закончил за него Эллиот.

— Точно, — усмехнулся Том. — Я давно… ну как давно, со вчера, хотел попросить кое о чём, — вспомнил он, — но стеснялся.

— Ты? Стеснялся?

— Не придирайся к словам, — предупредительным тоном сказал Том. — Я что, не могу стесняться?

— Можешь, конечно, — Эллиот закусил губу. — Так чего ты стеснялся?

— Я хотел… — Том замялся. — Короче, давай сделаем сэлфи.

Эллиот повернул к нему голову и внимательно посмотрел: в его глазах больше не было льда, теперь в них словно переливались голубые звёзды далёкой и неизведанной галактики. Том сдержался, чтобы не наклонится и не поцеловать его. Хотя бы в щёку.

— Ты не перестаёшь меня удивлять, — сказал Эллиот и достал телефон.