or give me death

Кроули ждет терпеливо — ему слишком долго приходилось откладывать этот день. Но время течет неторопливо, и он переводит взгляд на часы, понимая, что Азирафаэля нет слишком долго. Не догадываясь, о чем ангел может болтать с Метатроном, Кроули чувствует что-то свербящее, нехорошее, поселившееся у него под ребрами. Змей — это же сплошные ребра, так что тревога растекается по всему Кроули, смыкаясь над головой высокой приливной волной.

Когда дверь распахивается и скрипит на старых петлях, Кроули тут же вскакивает с кресла и кидается Азирафаэлю навстречу. Сотни вопросов разрывают его, но еще больше хочется не спросить, а признаться, наконец-то сказать, слова жгут гортань и колют язык раскаленными иглами. Кроули даже собирается выпалить это все разом, комом спутанных фраз, обрушить на Азирафаэля, чтобы не испугаться в последний момент, но… Он видит ангела — тот пошатывается, закрывая лицо руками, и жалобно трясет головой, словно его огрели чем-то тяжелым. Кроули свирепеет сразу же, подскакивает к нему, придерживая, чтобы Азирафаэль не завалился на одну из книжных полок.

— Ангел, ты в порядке? Что этот урод с тобой сделал? Ты ранен? — выкрикивает Кроули, и его голос звенит о стекла в магазине, что они вот-вот вылетят, выплеснутся наружу вместе с его полыхающей яростью. Свет в магазинчике угрожающе мигает. — Азирафаэль, посмотри на меня! — требует он, замечая, что ангел отворачивается — очевидно, не хочет пугать его раной, оставленной Метатроном… Словно Кроули способен от него отвернуться из-за какого-то увечья!

— Нет, нет… я просто… ох, Боже, мне надо присесть, — вздыхает Азирафаэль.

Опираясь на Кроули, по-прежнему закрываясь руками, он осторожно подползает к креслу, оставленному демоном. Азирафаэль знает магазин как свои пять пальцев, поэтому Кроули догадывается, что его ведут не глаза, а привычка. Та же, что позволяет переставлять ноги, а не замереть посреди книжного.

— Стой, я что-то чую, — спохватившись, говорит Кроули. Змеиный язык трепещет, пробуя воздух, и он кривится от резкого запаха серы. — Кажется, к нам гости снизу. Не только Метатрон решил поболтать…

Он ощетинивается, готовый защищать книжный до последнего вздоха от любых демонов, но Азирафаэль вдруг смеется — горько, пронзительно, невыносимо. Он отнимает руки от лица и неловко улыбается, хотя слезы текут по его щекам.

— Это не демоны, Кроули. Это я… я теперь — демон.

Кроули застывает, глядя на знакомое мягкое лицо. Его глаза все такие же голубые, самые замечательные, но теперь они кажутся немного ярче, а зрачок растекается, чуть вытягиваясь. Не по-змеиному узкий, но все равно — не человеческий. Не ангельский. Азирафаэль смотрит на него в упор — и хищные глаза влажно моргают горизонтальным ящериным веком. По щекам Азирафаэля пробегает темная чешуя, переливающаяся от слез. Обычно он мягкий, такой… как облако, но теперь Кроули видит в нем что-то угловатое, костисто наросшее.

— Нет, не надо на меня так смотреть! — испуганно восклицает Азирафаэль и снова закрывает лицо руками. — Я не знаю, как это случилось, я не думал… Это всегда бывает так быстро?

— Всегда, — тихо говорит Кроули. Он оказывается рядом и мягко отнимает руки от лица. На нем нет следов крови от прорезавшейся чешуи, а значит, ангел не страдал. Кроули неловко улыбается, касаясь ороговевшего виска.

Он вспоминает, как Азирафаэль аккуратно подхватывал детей Иова, обращенных в ящерок, чтобы сложить их в старый горшок. Складывал пухлые ладони лодочкой, словно держал самое замечательное в мире сокровище. Кроули переводит взгляд на его руки — по ним проходит последняя дрожь изменения, и ногти загибаются темными когтями. Теперь ему приходится удерживать Азирафаэля от прикосновений к изменившемуся лицу для того, чтобы тот не расцарапал себе щеки.

— Все в порядке, ангел, я с тобой, — бормочет он и тут же осекается. Его слова делают только больнее — и Кроули лучше бы заткнуться, пока он снова все не испортил. — Сиди здесь и никуда не уходи, я принесу какао, хорошо? — отчаянно просит Кроули.

Азирафаэль кивает, кивает, кивает — кажется, что он не слушает его. Голос Кроули, не важно, что он болтает, позволяет ему не сойти с ума.

Кроули кидается на маленькую кухоньку на втором этаже. Проще занять руки чем-нибудь привычным, вспомнить, как он готовил какао Джиму — то есть, конечно же, Гавриилу, — пока присматривал за магазином. Теперь ему нужно присмотреть за Азирафаэлем. Нужно что-то делать, куда-то бежать, может быть, переложить книги, как он делал раньше, в тревоге ожидая возвращения ангела… Лишь бы не думать о том, что случилось.

Он спускается, чашка греет пальцы, и Кроули надеется, что какао подарит Азирафаэлю немного тепла. Сваренное его руками, а не начудесенное, настоящее сладкое какао, как ангел любит. Несмотря на свое ужасное состояние, Азирафаэль благодарно улыбается и кивает, когда Кроули бережно передает ему белую чашку с ангельскими крылышками. Все, кажется, как надо. Азирафаэль пьет свое любимое какао, сидя в мягком кресле, и Кроули подтаскивает клетчатый плед маленьким проблеском чуда и укрывает его ноги. Все правильно, за исключением того, что его драгоценный ангел стал демоном.

Вспоминая о детях-ящерицах, Кроули снова думает об Азирафаэле, сидящем на камне, готовом к свержению в Ад. Он тогда так неловко, очень тревожно улыбался, жевал губы, уверенный, что за одну ложь его сразу же выкинут в Преисподнюю. Если бы наивный ангел понимал, сколько неискренности и полуправды Наверху…

— Расскажи мне, пожалуйста, — просит Кроули, почти умоляя.

И Азирафаэль рассказывает. Как Метатрон предложил ему удобную должность, как пообещал простить Кроули и вернуть ему белоснежные крылья и звезды; как Азирафаэль отказался, помня о жестокости Небес, как вежливо, но сухо улыбнулся и сказал, что его устраивает жизнь в мире людей — та самая, ради которой они с Кроули сражались на одной стороне, на их стороне. И как Метатрон вмиг из добродушного дядечки, мягкого, как плюшевый медведь, превратился в воина Божьего, сурово сдвинув брови. Как сказал, что Азирафаэлю место с демонами, которые ему милее долга.

— Он не прав! — пылко говорит Кроули, хватая Азирафаэля за руку. — Ты самый честный ангел, которого я знаю. Ты единственный из них всех ценишь жизнь. Для тебя этот мир — настоящий, а не просто забава, которой скоро придет конец.

— Спасибо, Кроули, — тускло улыбается Азирафаэль. — Я не жалею. Я… не смог бы покинуть Землю. Мой магазин, парк, музыку, наши обеды в «Ритце», тебя. Я так и сказал Метатрону. Мне казалось, он хочет честный ответ, — взгляд у Азирафаэля такой наивный, как у разочарованного дитя, и Кроули утешающе гладит его по запястью, скользя кончиками пальцев по свежим, еще нежным чешуйкам.

— Я…

— Ты что-то хотел мне сказать! — вспоминает Азирафаэль, ненадолго его лицо снова просветляется. Он встает, отставляет опустевшую чашку на стол, подходит к Кроули. — Это что-то важное? Кроули, прости, я… наверное, мне нужно отвлечься. Но ты можешь говорить, конечно…

Кроули растерянно смотрит на его лицо, такое знакомое, такое любимое — и так изменившееся. Теперь на Азирафаэле отпечаток такого же проклятия, как и на нем, по иронии судьбы — так похожего! Но не этого он желал для ангела.

Метатрон мог бы убить Азирафаэля, мог бы подарить ему смерть… Но он выбрал унизить его, превратить в демона, показать, что Небеса отказываются от него. Он захотел лишить Азирафаэля всего: его света, его мечты о том, что ангелы однажды станут лучше, его белоснежных крыльев, которые он любил выставлять на солнце…

Единственное, что Кроули может сделать, — это заставить Азирафаэля поверить в то, что ни за что его не покинет, что бы ни случилось. Что и так они смогут справиться — бывало и хуже. Например, когда Сатана хотел разорвать их в клочья.

Кроули делает вздох, чтобы изложить это все — понятно, последовательно, чтобы испуганный Азирафаэль поверил… Но почему-то его тело подается вперед, Кроули отчаянно вцепляется в отвороты светлого пиджака и целует. Сначала он неловко стукается с Азирафаэлем, чувствует его поостревшие зубы, не такие тонкие и хищные, как его клыки… А потом Кроули понимает, что его целуют в ответ, так же запойно, жадно, жаждуще. Теплая ладонь ложится ему между лопаток, там, где растут, счастливо пушатся крылья, и Кроули тихо стонет в поцелуй. Ему так хорошо, что хочется забыть обо всем.

Он отрывается, хотя демонам не нужно дышать. Им обоим не нужно. Кроули испуганно смотрит на Азирафаэля, который словно бы погружается в подобие транса; он касается пальцами губ, будто пытаясь коснуться самого поцелуя, и растерянно смотрит на Кроули. Глаза такие синие-синие. Несмотря ни на что.

— Прости, — быстро говорит Кроули.

— Что?.. Кроули, дорогой, тебе не за что извиняться! — непонимающе взмахивает руками Азирафаэль.

— Я должен был спросить, — с досадой говорит Кроули, принимаясь расхаживать вокруг, — я хотел с-спросить, могу ли я тебя поцеловать, но забыл все с-слова!..

Слова превращаются в змеиное шипение, он нервно дергается, но теперь это Азирафаэль ловит его, утягивает в кресло. Кроули растекается в объятиях, греется его теплом, вдыхает еще не испарившийся запах звезд. Может быть, потом его сменит ядреная сера, как случилось с ним, но пока он просто наслаждается мгновением спокойствия. Азирафаэль наклоняется, целует его в щеки, в висок, в губы — как будто бы стесняется, но Кроули и без того разнеживается от этих осторожных прикосновений.

— Разве я не должен был провалиться в Ад? — вдруг, вздрагивая, спохватывается Азирафаэль. Он оглядывается, словно боится, что зловещий ход в Преисподнюю раскроется прямо под их креслом.

— А-а, им не до того. Думаю, у них творится настоящий бюрократический кошмар из-за того, как Вельзевул внезапно испарилась, бросив все дела, — отмахивается Кроули. — Я поговорю с Шакс. Думаю, Ад понимает, что лучше нас не трогать.

— Это хорошо, — подумав, кивает Азирафаэль. — Но что мы будем делать? Я не могу остаться здесь, этот магазин принадлежит Небесам! Метатрон сказал, что о нем позаботится Мюриэль, и она хорошая девочка, я ей, конечно, верю, но… Я не представляю, куда мне идти, — признается растерянный Азирафаэль, и на его глаза снова наворачиваются слезы.

— Что-нибудь придумаем! — говорит Кроули, касаясь его плеча. Ему кружит голову невозможное, недозволенное счастье, и хочется только обвиться вокруг ангела и заснуть. — Меня тоже выселили, ну и что!..

— Дорогой, мы не можем вдвоем жить в твоей машине, — безнадежно хихикнув, напоминает Азирафаэль. — Она слишком маленькая.

— Можешь превратиться в ящерицу и жить у меня в кармане, — фыркает Кроули, но взгляд Азирафаэля вновь становится таким уязвимо-напуганным.

— А это больно — превращаться?

— Щекотно, — уже откровенно посмеивается Кроули. Ему змеиная шкура во многом роднее человеческой, но совсем уж пугать Азирафаэля рассказами он не хочет. — Не все сразу, ангел. Тебе нужно отдохнуть.

Он протягивает руку, и Азирафаэль берет ее без колебаний. Это все еще в новинку, но у Кроули тоже будет время, чтобы распробовать ощущения. Столько времени, сколько они захотят… Целая вечность. Они завоевали себе счастливый конец, даже если то одна, то другая сторона пытаются напомнить, что это не так, незаслуженно и неправильно.

— Ты все еще называешь меня ангелом, — грустно замечает Азирафаэль. — Это же неправда.

— Я делаю то, что захочу. И ты тоже! — значительно напоминает Кроули. — Мне нравится называть тебя ангелом, и я оторву голову всяким там архангелам и гласам Божьим, которые скажут, что это неправильно! Ты тоже можешь меня как-нибудь называть, чтобы их побесить, — подсказывает он.

— «Любовь моя»? — предполагает Азирафаэль.

Кроули тихо воет, пытаясь не провалиться сквозь землю — не потому что его вызывает Ад, а потому что ему ужасно неловко от всей этой любви.

— Я не жалею, — почти шепотом говорит Азирафаэль. — Если бы Метатрон спросил меня снова, я бы не колебался.

Кроули счастливо улыбается, хотя смутная вина еще грызет его. Это из-за него Азирафаэль оказался проклятым навечно, его выкинули, потому что архангелы безжалостны. Достаточно вспомнить о Гаврииле, которого приговорили за одно-единственное «нет». Скорее всего, отказываясь, Азирафаэль сознавал это, готовился к худшему, и Кроули многое отдал бы, чтобы посмотреть на своего гордого ангела, отказывающегося от искушений Метатрона… Но где-то внутри сидит понимание того, что Кроули привел его сюда.

Когда Азирафаэль смотрит на него, у него иногда светится та же вина. Кроули научился замечать это за тысячелетия знакомства — ангел все еще помнит, что это он на заре времен натолкнул на неудобные вопросы, из-за которых Кроули оказался в Аду.

Но Кроули помнит только то, как они любовались рождающимися звездами.

— А мне нравятся твои чешуйки, — честно говорит он. — Мне нужен ты, Азирафаэль, а не твои белые крылья или твой нимб. Все это не определяет… нас. И я благодарен за то, что ты выбрал меня, я постараюсь… постараюсь, чтобы это было не зря.

Он говорит много слов, которые совсем не подходят для демона, слов, в которых нет ни грамма лжи. Сладких, вечных, очень любящих слов, потому что говорить вдруг оказывается так легко, и признания больше не обнимают хищным терном его шею.

Да, может быть, он неправильный демон. Но кого это уже волнует?