Находясь в машине такси, едущей, как назло, слишком медленно, Джин смотрела только на экран телефона в надежде, что вот-вот ей придет сообщение, что Чан снова в сети, что она услышит его голос, какие-то объяснения, почему он так внезапно пропал. Но номер был по-прежнему недоступен, сколько бы Джин ни набирала. Не помогли даже успокоительные, истерика то и дело пыталась пробиться наружу, а в груди тревога легла мертвым грузом. В памяти всплыло всё: факт того, что в Хана и Сынмина стреляли, рассеченный висок Хёнджина, покалеченные Минхо и Чан, и неизвестно, что еще с ними приключалось, когда они еще не встретились с Джин. Что это за бывший друг, который всеми силами пытается их убить? Почему Сынмин, будучи полицейским, не пишет заявление? Почему этот маньяк вообще объявился? Джин очень хотелось бы знать ответы на все эти вопросы, но не сейчас, не здесь, а когда Чан найдется. Если с ним что-то случилось… Даже страшно было об этом подумать. Еще недавно они спокойно и счастливо завтракали, засыпали и просыпались вместе. Судьба не должна быть столь жестока, она и так подкинула Джин много неприятных сюрпризов, она не может забрать еще и Чана!

Однако, оказавшись на пороге квартиры Минхо, Джин таки налетела на него с расспросами, не здороваясь:

— Объясни мне, что происходит, я умоляю тебя! Что еще за друг, Минхо?! Что могло случиться с Чаном и Хёнджином?! Не понимаю, не понимаю… почему вы всё скрываете?

Джин уронила сумку и принялась поднимать вылетевшие из нее вещи, но дрожащие руки ее не слушались. Теперь можно было дать волю эмоциям и не сдерживаться. Почти закричав и упав локтями на пол, Джин закрыла уши руками и размазала тушь по щекам. А потом почувствовала, что руки Минхо поднимают ее и усаживают на диван.

— Выбирай: либо я отвечаю на твои вопросы, либо делаю всё возможное, чтобы найти Хёнджина и Чана, — грубо отрезал Минхо, зная, что если начнет утешать Джин, то станет еще хуже. Она и так билась в истерике и не могла выровнять дыхание, вещи так и остались на полу, всеми забытые. Нужно было решать, что им делать. Весь макияж Джин расплылся по лицу, и Минхо, всё же не смогший сохранить хотя бы видимость равнодушия, схватил полотенце и резко, но осторожно стер с щек и подбородка слезы, а потом подал стакан воды, надеясь, что Джин не подавится и, тем более, не захлебнется. — Значит так, слушай меня внимательно, — Минхо сел перед ней на корточки и положил ладони на ее щеки, чтобы она хотя бы посмотрела на него. — Пока что я понятия не имею, что произошло, но позвоню парням и выясню. Но до этого времени тебе не стоит даже выходить на улицу, ты будешь здесь. Поняла? Хёну, да и всем нам, ты нужна целой и невредимой, и если с Чаном и Хёнджином что-то сделал тот, о ком мы оба думаем, то он может взяться за тебя. Всё ясно?

— А как же… завтра работа и родители…

— Как будто ты сможешь работать и разговаривать с родителями, пока Чан не найдется. А он найдется. Верь мне и верь в него. Выкрутимся, — не зная, как еще поддержать, Минхо ласково и по-дружески похлопал Джин по голове, как сделал бы это с кошкой, и встал, хватаясь за телефон. — Чанбин-а, ты сейчас спишь, что ли? Вставай! — резко рявкнул он и краем глаза увидел, как Суни с любопытством прыгает на диван и начинает обнюхивать Джин. — Да, случилось, идиот! Всё, поезжай туда, я тоже скоро буду, — Минхо скинул вызов и тяжело вздохнул, не зная, с чего бы им начать. Подозреваемых несколько: Уджин, Канг Юнг, кто-то из наркодилеров. И если последнее, то Чана и Хёнджина будет найти ой как непросто. — Так, я поехал, буду держать тебя в курсе дела. Захочешь спать — ложись на диване, поесть — в холодильнике, Суни, Дуни и Дори за тобой присмотрят, ты на их попечении.

Минхо криво улыбнулся, желая приободрить молчавшую Джин и скрыть собственную тревогу. С их работой, конечно, всякое случается, но сегодняшний вечер ничего плохого не предвещал. Если на них вышла гильдия наркоторговцев и пытается начать с лидера, то дело плохо, потому что найти Чана и Хёнджина при таких обстоятельствах, не зная ни имен, ни даже прозвищ, будет почти нереальной задачей. Однако они постараются, обязательно, справятся. Хотелось бы в это, по крайней мере, верить, а иначе Минхо будет жалеть всю жизнь, что редко показывал им свою любовь и нежность, особенно Хёнджину. Оседлав мотоцикл и приехав в штаб, Минхо увидел Чанбина, зевающего и пусто смотрящего в стену. Видимо, до него еще не дошло, что двое их товарищей, вообще-то, пропали, и неизвестно куда. Следом подъехали обеспокоенные Хан, Феликс, Сынмин и Чонин.

— Мы с лисенком поедем к студии звукозаписи, попробуем потребовать записи с камер наблюдения, может быть нам одолжат их на время. И еще проверю, там ли машина Чана и что с ней, — пытаясь совладать с волнением, сказал Сынмин. Им нельзя нервничать, нужно выстроить четкий план действий и следовать ему. — Хани, Минхо, вы езжайте прямо в дом Канг Юнга, требуйте с него ответы, возможно, ему кто-то донес о нашем плане, а он в ответ решил мстить.

— Если подумать, кто мог знать о том, что они будут на студии звукозаписи? Возможно, за ними следили, но тогда возникает вопрос, зачем было ждать целых два или три часа, если можно было напасть сразу? — резонно подметил Феликс, стараясь задействовать всю свою мозговую активность. — Только Уджин знал о том, что мы записываем песни на этой студии, больше некому. Он тоже пел с нами, пока не… ушел.

— И эта мразота либо сообщила, где их искать, либо напала сама, — Чанбин окончательно проснулся. Его нога дрожала из-за напряжения, а пальцы хрустнули. — Если сегодняшней ночью ничего не прояснится, я поеду на работу к Чхве Мину и поспрашиваю, вышел ли он со своего больничного, — Чанбин не говорил, но он уже наведывался на этот склад после случая с цирком, но ему сказали, что Чхве Мин взял больничный и что они не имеют права разглашать информацию о своем сотруднике. А ломать кости и пытать рядовых граждан было не в духе команды. — А пока нужно тряхнуть Канг Юнга.

— И если это Уджин решил закончить начатое с Чаном много лет назад, я сделаю всё, чтобы от него даже праха не осталось, — Минхо резко схватил собственную куртку, вышел на улицу и завел мотоцикл, забыв даже о шлеме. Феликс прав: только Уджин знал об этой проклятой студии, и нутро подсказывало, что к исчезновению Хёнджина и Чана он каким-то образом причастен.

*****

Из кромешной темноты вывели неоновые яркие блики, больно бьющие в глаза. Всё тело вдруг снова ощутило жизнь: от болевшей головы до кончиков пальцев на ногах. Морщась и прикладывая ладонь к горящему лбу, Хёнджин слегка застонал. У него было ощущение, что он просыпается после длительной попойки и пытается привести в порядок координацию. В приоткрытых глазах всё еще плыло, предметы обретали четкие формы медленно, послышались чьи-то громкие суетливые шаги, но пока что Хёнджин не придавал им никакого значения. Усилием воли заставив себя сесть, он подпер ладонями голову и пытался понять, что с ним происходит и где он находится. Но в воздухе витал явно знакомый запах, будто из другой жизни. Взгляд первым делом упал на пол, затем на тумбочку и кровать. Хёнджин провел по одеялу рукой, зажмурился, а потом взглянул на шкаф, стоящий напротив. Осознание начало приходить внезапно, рот широко открылся из-за шока, а дыхание участилось. Не может быть… не может быть…

Чтобы удостовериться в собственной догадке, Хёнджин резко поднялся с кровати, не обращая внимания на то, что в глазах начало мельтешить, подошел к шкафу и, открыв дверцу, принялся срывать вешалки, разглядывая висящую на них одежду. Рубашки, пуловеры, пиджаки, штаны, брюки, джинсы, футболки — всё принадлежало ему, каждая вещь до единой, всё сохранилось в этом проклятом шкафу. Бросив взгляд на дорогущий парфюм, Хёнджин импульсивно смахнул его с комода и, не поворачивая головы, услышал треск стекла. Затем подошел к окну, поняв, что уже поднимается солнце, и прикидывая шансы убежать через него, но понял, что всё равно попадется охране. Забор ему не перелезть. Подергав ручку двери, Хёнджин понял, что его заперли изнутри, и несколько раз постучал кулаком, надеясь, что его услышат. Мать нашла его, спустя несколько лет, и не отпустит просто так, но нужно было что-то придумать.

Разорвав рубашку и кинув ее на пол, Хёнджин окончательно выбился из сил и снова сел на кровать, зарывшись в волосы скрюченными пальцами. А потом его словно окатили ледяной водой, когда в памяти всплыла вчерашняя картина: руки упирающегося Чана скрутили за спиной, на его лице было много крови, удары наносили в живот и грудь. Последнее, что слышал Хёнджин — это свое имя, выкрикнутое сорвавшимся голосом хёна. И кто знает, что с ним сделали изверги, подосланные госпожой Хван… Мать так и норовит сделать всё, что в ее силах, чтобы окончательно отвратить сына от себя и заставить ненавидеть еще больше.

Легка на помине.

Услышав скрип лестницы, Хёнджин невесело рассмеялся. Еще в детстве он научился распознавать шаги матери из тысяч других, и этот раз не стал исключением. Ключ повернулся в замке белоснежной резной двери, и в комнату вошла госпожа Хван, лицо которой носило неясный смысл. Она была ни то рада, ни то зла, ни то обеспокоена, ни то всё вместе, но пока что не решалась подходить к сыну и просто смотрела на него, не моргая. Хёнджин долго и упорно буровил ее взглядом, у него была заготовлена тысяча вопросов, но теперь он хотел знать ответ лишь на один: что госпожа Хван велела сделать с Чаном? И жив ли он вообще? А больше и сказать было нечего.

— Я нашла тебя, — госпожа Хван сделала робкий шаг навстречу сыну, а потом смахнула с щеки слезу. — Джини, так долго искала и вот, наконец, нашла. Ты за эти годы так вырос, мальчик мой, возмужал. Я даже не сразу узнала тебя, когда увидела там, в «Жемчужине морей», но как только услышала твой голос, то поняла, что это ты. Какая мать не узнает свое дитя? — госпожа Хван оказалась возле сына в мгновение ока и положила руку на его щеку, но Хёнджин тут же грубо перехватил ее запястье и отбросил руку в сторону, а затем вскочил с кровати, пятясь к двери. — Джини, я знаю, что ты злишься, как и мы с твоим отцом, но нам нужно поговорить, — теперь в ее голосе послышались те самые знакомые властные нотки, раньше заставляющие Хёнджина молча подчиняться. — Я твоя мать и…

— Ты мне никакая не мать! — рявкнул Хёнджин, настолько громко, что госпожа Хван отшатнулась. — Просто роди себе другого сына, возьми ребенка из детдома, заведи собаку, сделай что угодно, но не приближайся ко мне! Отвечай, где Чан, и дай нам уйти. Прекрати меня преследовать, просто устрани себя из моей жизни, я видеть тебя не могу! — цедил он сквозь зубы всё то, что не сказал несколько лет назад, молча сбежав из дома и затерявшись среди простых жителей Сеула. — Где мой отец?!

— Он в командировке и не знает, что ты здесь, но как только приедет…

— Нет, я спрашиваю о своем настоящем отце, а не о том, о ком ты толкуешь! Где, черт побери, Бан Чан и что ты с ним сделала?! — Хёнджин схватился за спинку стула и бросил его в стену, чем еще больше ошеломил и напугал мать. Не таким она запомнила сына, и это отчетливо читалось в ее глазах. — На кой ты меня сюда привезла? Думаешь, всё будет, как раньше?! Что я забуду о том, как ты издевалась надо мной, и вернусь в объятья матушки?

— Ты с ума сошел… — госпожа Хван встала с кровати и приложила руку ко рту, пугаясь всё больше. — Я знала, что со здравым рассудком ты никогда бы не сбежал, но теперь вижу, что ты действительно сумасшедший. О каком отце ты говоришь? У тебя есть один отец и одна мать, и я не знаю никакого Бан Чана. Я велела найти тебя и привезти сюда, но не более того. Не переживай, скоро ты образумишься и успокоишься…

Хёнджин увидел ключ в руках матери и, пока она снова не заперла его, выскользнул за дверь, рванул вниз по лестнице быстрыми шагами и попытался выбежать на улицу, однако путь ему перегородила их старая экономка; Хёнджин знал ее, сколько себя помнит, и не забывал о том, что Пак Инхе всегда была добра к нему. А теперь ее глаза наливались старческими слезами, однако ноги крепко держали ее, а руки перегородили выход. Не в силах оттолкнуть экономку, Хёнджин замешкался, на несколько секунд просто застыл на месте, и ощутил, как его хватают за предплечья и оттаскивают в сторону. Эти же руки вчера приложили к его носу тряпку и затащили в машину. Попытавшись применить несколько из своих приемов, чтобы вырваться, Хёнджин с досадой и ужасом понял, что у него не хватает на это сил. А потому мужчина с легкостью вернул принца в его покои, затолкнув внутрь и заперев дверь.

— Проклятье!

Хёнджин стукнул изо всех сил по двери ногой, хотя понимал, что ничего не выйдет. Его не выпустят отсюда, ни под каким предлогом, мать не отступиться от своего и будет удерживать его в плену до тех пор, пока он не сдастся и не признает поражение. У него нет ни связи с друзьями, ни возможности выбраться, не устроив целый шабаш. Но госпожа Хван ничего с ним не сделает, не сломит его дух, как не сломала до этого, Хёнджин точно знал одно: он снова найдет способ сбежать, даже если ради этой цели придется прикинуться пай-мальчиком. Но Чан… мать сколько угодно может говорить, что не знает, кто он такой, но у нее не выйдет убедить в этом сына. Он всё видел своими глазами, и знал, что Чан либо где-то здесь, в доме, либо на даче семьи Хван, либо… Хёнджин не хотел об этом думать, но ему ярко представилась картина, как мертвое тело хёна с простреленным виском выкидывают в реку и оттряхивают руки, словно избавились от надоедливой крысы.

Пак Инхе здесь, оставалось надеяться только на то, что ее мягкое доброе сердце всё еще при ней. Пока что она единственный способ Хёнджина связаться с кем-то из парней и выяснить, в этом ли доме находится Чан, а пока что нужно сохранять самообладание и делать вид, будто он всё еще пытается вырваться, но потихоньку смиряется со своей участью. И, в конце концов, вызвать мать на откровенный разговор, изобразить понимание и примирение. Сыграть свою роль так, как не играл все предыдущие. К тому же… госпожа Хван тесно общалась с Нам Сохён, возможно, судьба вернула его домой не зря и он сможет разузнать побольше о клубе «Кальмар». Как бы Хёнджин ни ненавидел мать, ему не хотелось верить, что она может быть причастна к каким-то грязным делам, но это шанс всё выяснить.

Лишь бы только не ценой жизни Чана.

*****

Набирая номер Канг Юнга уже в третий раз, Хан стоял у ворот его дома и, прищурившись, смотрел в окна. Сеул уже давно погрузился в глубокую ночь, так что ничего удивительного в гнетущей тишине, нарушаемой только ветром, и отсутствии света не было, собственно, как и терпения, поэтому Хан заколотил в ворота кулаками со всей силы. Феликс ходил из стороны в сторону и никак не мог выбросить мысли о причастности Уджина из головы. Что-то здесь было не так, не складывалось. Да и в то, что Чан и Хёнджин не справились бы с этой жалкой шайкой, не верилось, значит, во всей этой истории было что-то еще, что они упускают. Складывалось ощущение, что разгадка находится прямо перед носом, но они в упор ее не видят и даже не глядят в ту сторону. Из раздумий Феликса вывел вышедший из-за стены охранник, рявкнувший на Хана и вытирающий заспанные глаза пальцами.

— Что надо, шпана малолетняя?! Мне полицию вызвать?! Жить надоело?! А ну пошли вон отсюда! — охранник грубо толкнул Хана, но тот отступать не планировал. И собирался драться, если придется.

— Передай Канг Юнгу, что по его душу явился Хан Джисон и что если он сейчас же не выйдет, интересующие его записи уже через час окажутся в полицейском участке. А еще добавь, что я прострелю ему сердце, если он стоит за этим покушением. Мы ждем, — Хан подошел к Феликсу и сложил руки на груди, выжидающе глядя на охранника. До того, казалось, плохо доходил смысл сказанного, но понимание, что дело серьезное, всё же заставило его вернуться во двор.

Ждать пришлось недолго, охранник, уже бодрее, чем до этого, вернулся и сказал только:

— Жена господина Канга сообщила, что господин уехал еще днем и что обещал вернуться глубокой ночью. Велела вам ждать на улице, раз вам так хочется, и передала, что не имеет ни малейшего понятия, о чем вы говорите, — охранник схватился рукой за калитку и, на секунду обернувшись, добавил: — Только больше не стучите, дайте людям отдохнуть. Можете постоять здесь и подождать.

— О-о-о, спасибо за позволение! — развел руками Хан и бессильно упал на газон, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Чем больше будет длиться это проклятое ожидание, тем сильнее они изведут себя. — Где он пропадает глубокой ночью? Думаешь, это просто совпадение или Канг Юнг действительно?..

— Честно говоря, мне кажется, что Канг Юнг непричастен к пропаже хёнов, — Феликс сел рядом и накрыл плечи легко одетого для ночи Хана краем куртки. — Вам удалось его убедить, что вы получили от него всё необходимое и что теперь он в полной безопасности. У Канг Юнга ведь масса теневых бизнесов, наверняка решает проблемы с одним из них, да и откуда он мог знать о студии звукозаписи? Следили бы за хёнами — схватили бы раньше. И о Чане им известно не было.

Хан только согласно закивал. Тишина давила на них, словно гиря, завывания ветра, пробирающего до костей, навеивали ужас, и только доносящиеся редкие ревы моторов и двигателей напоминали о том, что они не одиноки. Феликс положил голову на плечо Хана и получше накрыл его, дрожащего, курткой, чтобы согреть. Даже говорить ни о чем не хотелось, мысли появлялись в голове урывками и тут же отходили на задний план, уступая место волнению и страху. Сначала Минхо, потом Сынмин, за ним — Чонин, а теперь пропавшие Хёнджин и Чан. Феликс всё бы отдал, чтобы прямо сейчас, в эту минуту, узнать, где они и что с ними стало, но это жуткое ожидание усугубляло и без того напряженную ситуацию. Проходили часы, постепенно начало светать, но Канг Юнг так и не появился. Хан практически уснул, когда до его слуха донесся звук катящихся по асфальту колес, и встал, расстегивая кобуру и кладя пальцы на рукоять пистолета.

Из машины вывалился шатающийся Канг Юнг, смазано поцеловал ту самую девицу, которую Хан видел при последней встрече в кафе, что-то крикнул водителю, а потом, не без помощи охраны, поплелся к воротам дома. Быстро среагировав, Феликс преодолел расстояние между ними за пару секунд и развернул Канг Юнга к себе за плечо. Тот упал бы, не будь подхваченным крепкой рукой своего охранника, но не придал этому значения. Его волновал только один вопрос: кто этот раздваивающийся в глазах молодой человек? И только увидев Хана, Канг Юнг понял, кто на самом деле к нему пожаловал, устало махнул рукой и показал охраннику на пистолет, однако Феликс, пользуясь тем, что мужчина крепко держит своего господина, выбил оружие у него из рук одним ударом ноги.

— Мы же предупреждали, что еще одно покушение вам с рук не сойдет, — стальным, не свойственным ему голосом проговорил Хан и осторожно достал пистолет. — Отвечайте сейчас же: что вы сделали с Хёнджином и Чаном? — этому приему Хан научился у Сынмина: не давать допрашиваемому вариантов ответа, чтобы у того не было повода для размышлений и возможности выпутаться. — Где они сейчас?

— Хёнджин… Чан… кто это… — Канг Юнг, в упор не видевший пистолет, крепче сжал плечо слегка испуганного охранника и звонко икнул. — Я помню Ким Сынмина, Хан Джисона, а Хёнджина… был какой-то… — снова икнул. — Не знаю, я ничего не делал. Всю ночь развлекался с… с… друзьями… — Канг Юнг тихо и весело рассмеялся, закружившись, как обкуренный, и чуть не упал. Феликс и Хан, нахмурившись, переглянулись между собой. — А сколько надо денег, чтобы вы жене о Сэми не говорили? Я вам платил в прошлый раз… не помню…

— Вы целуетесь с другой под окнами своего дома, а жена до сих пор не знает? — спросил Феликс и, поняв, что им ничто не угрожает и что Канг Юнг, кажется, действительно непричастен к похищению, убрал пистолет обратно в кобуру.

— Н-не-а! — гордо воскликнул Канг Юнг, вскинул руку и широко раскрыл глаза с расширенными зрачками. Он не просто пьян, он что-то употреблял, и в таком состоянии человек едва ли сможет притворяться и придумывать хорошо слаженную ложь. — Так что я там должен? Вы ребята хваткие, рас-чех-чехляете меня который раз! Вам бы у меня работать, хей! Ты, достань бумажник, — Канг Юнг попробовал щелкнуть пальцами, обращаясь к охраннику, но Феликс, которому всё это надоело, с отвращением сделал шаг назад.

— Не будем мы ничего говорить вашей жене, причем совершенно бесплатно. Хани, он здесь не причем, идем.

Феликс дернул застывшего в легком шоке и омерзении Хана за рукав и повел за собой к станции метро. Машину они пока что решили не эксплуатировать, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание. Ясно было одно: Канг Юнг всю ночь провел либо с клубом «Кальмар», либо со своими друзьями-богачами вкупе с любовницей, но точно ничего не знал ни о Чане, ни о Хёнджине, даже имен их не помнил. Хан набрал Сынмину и услышал от него весьма неутешительную информацию: они получили записи с камер наблюдения, но парни мелькнули в «кадре» всего на пару минут, когда выходили из студии и прошли чуть дальше, к темному переулку, в котором, скорее всего, и пропали, потому что на другой камере, ближе к станции метро, их уже не было. Машина Чана осталась на месте и не была тронута. Поблагодарив Сынмина и договорившись снова встретиться чуть позже, Хан отключился и тяжело вздохнул. Оставалось надеяться, что Чанбин и Минхо узнали больше.

*****

Не прошло и минуты после начала разговора, как на весь подвал раздался звук хлесткой пощечины. Мужчина с пистолетом в руке задал свой вопрос еще раз, но Чан не собирался отвечать и разговаривать в принципе, зная, что легко не отделается, и потому с готовностью принял еще один удар, на сей раз дулом по виску. Мотнул головой, стараясь не уйти в отключку, и поднял закрывающиеся глаза. Мужчина, надеявшийся на то, что пленник будет сотрудничать более охотно, если увидит оружие, схватился за нож и глубоко полоснул Чана по шее и щеке, но тот будто не чувствовал боли и упрямо молчал, понимая, каких ответов от него ждут.

— Возможно, ты уже забыл, поэтому я спрошу еще раз: кем ты приходишься сыну госпожи Хван? Покровитель, друг, дальний родственник? Может быть, коллега? Ну?! Нам всего-то нужно узнать, где живет Хван Хёнджин и чем он занимается в повседневной жизни, — мужчина безразлично вытер с ножа кровь полотенцем. — Нам сказали тебя пока особо не мучить, но если будешь упрямиться, то нам придется применить более жесткие меры.

— Тогда вперед… — тихо проговорил Чан, и у него возникло чувство, будто он не узнает собственный голос. В горле пересохло, невыносимо хотелось пить, но до таких просьб он опускаться не будет. — Можете облегчить себе жизнь и пристрелить сейчас, но от меня вы ничего не услышите… — откинув голову назад, Чан ощутил, как против воли закрываются его глаза, а потом — как ему снова дают пощечину, чтобы привести в чувство.

— Значит, вы с Хван Хёнджином в близких отношениях, — хохотнул мужчина, схватил Чана за волосы, откинув его голову назад, и ударил кулаком в живот, наслаждаясь хрипами пленного. — Только вот в каких?.. Близкие друзья? Ты помог ему сбежать из дома?

Чан снова промолчал, а потом сам не понял, как упал на пол. Руки по-прежнему были крепко связаны за спиной, и даже голову от приходившихся на голову пинков защитить было нечем, но двое человек били его, отчаянно пытающегося встать, методично, словно знали, куда и как. Ребра задрожали, в животе всё свернулось в тугой узел, каждый позвонок ощутил на себе силу удара ногами, а потом, когда всё закончилось, Чан неожиданно для себя схаркнул на пол сгусток крови. Приподняв пленника за ворот одежды, главный несколько раз тряхнул его и побил по щекам. Затем поднял на дрожащие от бессилия ноги и опустил лицом в бочку. Легкие начали наполняться жидкостью, дышать было нечем, и когда Чана достали оттуда за волосы, он выплюнул новую кровь, вместе с ледяной водой. На второй раз он был готов и задержал дыхание, но всю носоглотку уже жгло огнем, и так повторялось несколько раз, пока мужчина, сдавшись, снова не бросил Чана на пол и не ударил его по плечу ногой от злости.

— Я же… сказал, что… — у Чана не было сил говорить, он не чувствовал собственного тела, не слышал голоса, еще чуть-чуть, и он потеряет сознание. — Можете не… не пытаться…

— Привяжите его за руки к полотку, пусть повисит немного, может, одумается, — плюнув, приказал мужчина.

А Чан хотел было сопротивляться, когда его поволокли к противоположной стене подвала, но ни руки, ни ноги его больше не слушались. В голове роилось всего две мысли: если они спрашивают о сыне госпожи Хван, значит, это ее люди, и Хёнджин, должно быть, в порядке; также Чан думал и о Джин, оставшуюся где-то недалеко от кафе, в котором она работала, и наверняка не находящую себе места. Но они о ней не знают и ничего не смогут сделать, оставалось только уповать на то, что парни найдут их с Хёнджином и вытащат отсюда. А пока Чан вынужден был, не чувствуя под ногами пола, терпеть боль в суставах и всеми силами пытаться сохранять в порядке мысли, думая, что он может сделать, чтобы отсюда выбраться. Сейчас он был практически наедине с собой, только один из людей госпожи Хван, спящий на диване, остался здесь. Это был бы идеальный шанс, если бы у Чана достало сил развязать узел на этих веревках. Пытка длилась долго, наверное, всю ночь, прежде чем его сняли с потолка и снова задали вопрос, на этот раз совсем другой:

— Пароль? — крутя уже включенный телефон Чана в руках, спросил главный, но ответа так и не получил. — Да что ж это такое-то… Так и не одумался, да?! Просто назови адрес и расскажи о жизни Хван Хёнджина подробнее. Конечно, если еще можешь говорить.

Чан уверенно отрицательно мотнул головой, а потом его оттащили к стене, кинули к ней, как ненужный мешок с костями, и оставили там, лежать, пока вновь не пригодится. Главный долго пытался разблокировать телефон, но когда снова начали звонить, всё же отключил его. Судя по восклицанию одного из мужчин, входящий, и не один, был от Джин. Чан едва слышно застонал, он не знал, сколько времени прошло, но очевидно, что она всё это время не спала, ждала его. Возможно, даже искала. И теперь, помимо всего прочего, заболело еще и сердце. Больше всего на свете Чану хотелось бы встать, выхватить пистолет и без капли сожаления пристрелить их всех, но руки… если бы только его руки не были связаны за спиной.

*****

Чхве Мина, как и предполагалось, с утра на складе не оказалось. Чанбин долго и упорно добивался от управляющего адреса, но тот наотрез отказался говорить и едва было не вызвал охрану, когда беседа слишком затянулась. От бессмысленной драки спас только звонок Джин, сказавшей, что Чан ненадолго появился в сети, но не ответил на звонок, а потом и вовсе оказался недоступен. Отключившись, Минхо тихо пробормотал ругательства и потянул Чанбина за собой. Всю ночь они только и делали, что катались от одного полицейского участка к другому, желая побольше разузнать о подельниках Уджина и о нем самом, но в итоге не выяснили ничего: ни номеров телефона, ни адресов. Хотели даже наведаться в больницу, в которой Чхве Мин наблюдался долгое время, но и оттуда их выпроводили, сославшись на то, что информация строго конфиденциальная. Уже хотевший было наплевать на всё Чанбин собирался залезть в компьютер и проверить по базе, но упрямая секретарша сидела на своем месте и никуда не уходила, то и дело исподлобья смотря на пришлых.

У Хана и Феликса тоже ничего, Канг Юнг непричастен к исчезновению Хёнджина и Чана, возможно, и Уджин тоже. Но откуда тогда похитителям было знать о студии звукозаписи и о том, что они двое будут там?! Ломая над этим голову, Минхо почувствовал невыразимое желание раздробить кому-нибудь пару позвонков и не мог дождаться, пока доберется до тех, кто посмел покуситься на его друзей. Самую полезную информацию нарыли Сынмин и Чонин, но что толку от того, что они знают, в каком именно переулке было совершено похищение? И тем не менее Минхо и Чанбин поехали туда, чтобы помочь проверить все следы и, возможно, найти какую-нибудь улику.

— Здесь капли крови, — сказал Чонин, присев на корточки и указав на маленький участок асфальта. — И я нашел складной нож Чана, — он достал нож, продемонстрировав остальным, а затем вернул его в карман.

Время близилось к обеду, но у них не было ни одной ниточки, которая привела бы к виновникам пропажи, ни одной зацепки. Видимо, похитители действовали очень осторожно и потому не оставили никаких следов, кроме несчастного ножа. Подойдя к машине Чана, Сынмин зачем-то подергал ручку двери, словно мог открыть ее или что-то найти. Там даже нет ни одной записывающей камеры, хотя она бы им, возможно, пригодилась. Не зная, что теперь делать, Чонин бессильно упал на бордюр и достал телефон, без всякой надежды на успех набирая Хёнджину. Номер, как и ожидалось, недоступен. Подъехали Феликс и Хан и на вопрос «нашли что-нибудь?» только развели руками.

— Я всё еще предлагаю вломиться на тот склад и вытребовать у управляющего адрес Чхве Мина, — крутя в руках ключи, сказал Чанбин. — Этот идиот пока что единственный, кто может пролить свет на сложившуюся ситуацию. В конце концов, отправить Малыша Хлебушка в полет он догадался, отчего Уджину не поручить ему еще и убийство Чана и Хёнджина? Или думаете, что этот задохлик здесь не причем?

— Да не верю я, что они могли бы справиться с хёнами! — отмахнулся Чонин. — Одно дело — перерезать канат, другое — схватить двух умеющих драться человек и увезти их неизвестно куда. Конечно, они могли угрожать хёнам пистолетами, но тогда откуда здесь кровь? Следы драки, не иначе.

— А если Канг Юнг не трогал их, то могли спохватиться другие, кто-то из клуба «Кальмар» или наши наркоторговцы. Решили отомстить за Стрелу, например, почему нет? — предложил свою версию Сынмин, мучающийся от собственного бессилия и незнания. — У нас с вами слишком много врагов.

— Тогда остается открытым вопрос, как именно их выследили, — сказал Феликс, понимая, что они ходят по замкнутому кругу и говорят всё то же самое, что говорили еще ночью. — Значит так, я согласен с Чанбином. Нам во что бы то ни стало нужно разузнать адрес Чхве Мина и спросить с него по полной. Если за всем этим стоит Уджин, то Чхве Мин расколется, рано или поздно. Если нет — будем думать.

— А у нас есть время думать и допрашивать?! — истерически воскликнул Минхо, судорожно потрепал себя по волосам и начал ходить из стороны в сторону. — У нас нет на это времени, парни где-то там, неизвестно где, страдают, возможно, они уже мертвы, пока мы стоим здесь и пытаемся думать!

— А что нам еще остается? — умиряя его пыл, Хан положил руку на плечо Минхо.

А оставалось целое ничего. Пока остальные парни проверяли иллюзорные зацепки и пытались расспросить постоянных прохожих, которых видели на камерах наблюдения, Феликс, уже на следующее утро, поехал на склад, у него лучше получалось договариваться с людьми. Сочинив правдоподобную и слезливую историю о том, что Чхве Мин является его другом, который пропал пару дней назад, он долго упрашивал управляющего склада сказать адрес, но тот, почувствовав фальшь, задался вопросом: почему, если они друзья, то Феликс не знает, где живет Чхве Мин? Но устав от просьб, мужчина наконец-то сдался и таки поделился номером улицы и дома, правда, в какой-то момент они уже не понадобились. Уже на пути к станции метро Феликс получил сообщение с неизвестного номера:

От кого: номер неизвестен.

Это Хёнджин. Я сейчас в родительском доме, где Чан — не знаю, но нам срочно нужна помощь. Я постараюсь…

И сообщение оборвалось, отправленное именно в таком виде и с опечатками. Округлив глаза, вместо дома Чхве Мина Феликс отправился на штаб и сказал остальным срочно явиться туда. Конечно, у каждого закралась крамольная мысль, что им просто подстроили ловушку, а учитывая то, как хорошо похитители продумали всё до этого, сомнений в том, что они могли догадаться отправить сообщение именно в таком виде, не оставалось. И всё же это был шанс, и нужно было тщательно подготовиться. Осталось только выяснить адрес родительского дома Хёнджина и заявиться туда во всеоружии.

*****

Просидев в собственной комнате до следующего утра, Хёнджин несколько раз попытался выломать дверь ногой, но безрезультатно. Нет, так не пойдет, ему срочно нужно было разыграть смирение и организовать откровенный разговор с матерью. Когда он попросил позвать госпожу Хван, в ответ получил только то, что сейчас она уехала и будет нескоро. Так долго ждать нельзя, нужно срочно что-то выдумать. Нарезая круги по комнате, намеренно, чтобы создать видимость обдумывания своего поведения, Хёнджин понял, что пришло время, и осторожно постучал в дверь, сказав, что умирает от голода и что хочет поговорить с Пак Инхе. Та явилась спустя час с подносом в руках, и на нем было полно разных вкусностей: хангва, тосты, вкусный чай и фирменный пирог, который Хёнджин так любил в детстве.

— Ты проголодался, — чтобы хоть как-то начать разговор, тихо проговорила Пак Инхе и поставила поднос на тумбочку своими старческими, измученными многолетней работой руками. Только сейчас Хёнджин понял, что его живот урчит, умоляя накормить его хоть чем-нибудь. К тому же, для побега и, возможно, драки, понадобятся силы. — Тебя так давно не было, возможно, вкусы изменились, но мне хотелось, чтобы ты вспомнил, что находишься дома, а не в плену.

— Для меня это одно и то же, — Хёнджин сел на кровать и охотно набросился на тосты. — Но я благодарен вам, только вы всегда были лучиком добра в этом доме, — сказал он и осознал, что не врет и что даже скучал по Пак Инхе: ее голосу, выпечке, чаю, который она заваривала для семьи каждое утро и каждый вечер.

— Это не так. Твоя мать любит тебя, Джини, просто у нее свои способы это показывать, — сказала Пак Инхе и присела рядом, не зная, может ли она приобнять Хёнджина, хотя ей очень хотелось. — Тебя не было здесь все эти годы, но была я и видела, как ей тяжело, как она места себе не находила и старалась найти тебя. Возможно, временами госпожа была излишне жестока к тебе и не понимала, но всегда любила.

— И именно поэтому сделала со мной то, что делала всегда: заперла меня в комнате за провинность и не задумалась о том, что всё может идти совсем не так, как она хочет, — озлобившись, Хёнджин оскалился. Может, мать его и любит и показывает это весьма странно, но она не учла одного — такой любви ни одному ребенку не нужно. — Ее любовь ранит меня, Пак Инхе, и очень больно. Она так упорно с детства пыталась вылепить из меня того, кем я не являюсь, что однажды потеряла. И если она хочет пойти по тому же пути снова, то пусть попытается, но я сбегу снова и вернусь к семье, которая меня действительно любит и желает счастья.

— Ты не заслуживал того, что госпожа делала с тобой, мальчик мой, — Пак Инхе нежно погладила Хёнджина по волосам, а он против воли поддался ее ласке. — Вот, я принесла тебе вот это… — рука Пак Инхе вдруг задрожала, когда она вынула из кармана передника несколько свернутых и смятых листочков.

Хёнджин развернул листки и увидел небрежные наброски женских костюмов, которых нарисовал он сам, еще будучи подростком. Тот самый день, когда они были сделаны, в памяти отпечатался очень хорошо. Родители сообщили сыну, что он уже достаточно взрослый, чтобы его можно было показывать на мероприятиях в приличном обществе, и Хёнджин, вдохновленный тем, что вот-вот ему предстоит что-то новое и что он посмотрит на всех этих людей в роскошных дизайнерских костюмах и платьях, взялся за эскизы нарядов для всей семьи, особенно стараясь для матери. Несколько раз менял детали, просматривал все ее украшения, обувь и пришел к конечному результату, довольный собой. Госпожа Хван разговаривала по телефону, когда Хёнджин спустился из своей комнаты и выложил эскизы на стол, улыбаясь и ожидая реакции, но не предвидел, что будет после. Поняв, что сын опять взялся за свое, мать разозлилась, прокричала что-то о том, что лучше бы Хёнджин вместо этой дури учился и подтянул свои знания о менеджменте, чтобы подготовиться к управлению бизнесом.

Уже не сдерживая себя, госпожа Хван ударила сына и, схватив за шкирку, бросила на стол, а потом, выкинув листы с эскизами в мусорное ведро, перед этим демонстративно смяв их, отправилась в комнату сына, достала все его тетради и альбомы для рисования и начала их собирать в пакет один за другим. Хёнджин долго кричал и просил не делать этого, перед глазами мелькали все его работы до последней, отправленные в утиль. Туда же полетели карандаши, кисти, краски, госпожа Хван, разъяренная, не прекращала ругаться, говорила что-то о том, что на Хёнджина жалуются репетиторы, а он вместо этого рисует, называла его дрянью и выродком, ясно дала понять, что увлечения сына и его мечты о будущей профессии так и останутся мечтами и что она не потерпит позора для своей семьи. Не даст ему загубить дело, которое так долго и кропотливо строила. А затем вышла с мусорным мешком в руках и заперла Хёнджина в комнате, закрыв дверь на ключ.

Внезапно обрушившиеся воспоминания так ясно всплыли перед глазами Хёнджина, что он проронил слезу и ощутил, как ненавидит мать, всем своим сердцем. Ему было наплевать, что она родом из бедной семьи, что весь этот дом, деньги, известность и бизнес достались ей ценой пота и крови и что она берегла свою строительную компанию пуще любой живой души. Госпожа Хван сломала жизнь собственного сына. Если бы не она, Хёнджин уже мог быть известным дизайнером, давать интервью, участвовать во всех мероприятиях мира моды, разъезжать по странам и вдохновляться другими художниками, а вместо этого он сбежал из дома и был вынужден замарать свои руки кровью, начать бороться с преступностью в надежде, что однажды у него получится осуществить свои мечты и лишить мать бизнеса, который она строила с таким упорным трудом.

— Я вынула их тогда из мусорного бака и хотела показать, когда ты станешь известным дизайнером, напомнить, с чего ты начинал, — всё еще перебирая между пальцами волосы Хёнджина, сказала Пак Инхе и заплакала. Ее старческое сердце тоже не выдерживало. — Мне казалось, что однажды госпожа Хван примет твою мечту и сделает всё для того, чтобы ее исполнить. Да, этого не случилось, но побег — не выход. Всё еще может наладиться, теперь-то, когда госпожа поняла, что может тебя потерять навсегда, она должна принять.

— Возможно… — сказала госпожа Хван, подкравшаяся незаметно. — Пак Инхе, оставьте меня наедине с сыном, — приказным тоном проговорила она и по-хозяйски прошла в центр комнаты. Усадила подорвавшегося с кровати Хёнджина на место и громко вздохнула, когда напряженная Пак Инхе захлопнула дверь. — Да, может быть, я была не права, и мне жаль, что я осознала это только тогда, когда ты сбежал. Мне стоило думать не только о себе, поэтому сейчас я попытаюсь так и сделать.

— Я тебя не понимаю, — отрезал Хёнджин, забыв о том, что он должен сыграть смирение.

— Я люблю тебя, Джини, что бы ты там себе ни думал, — госпожа Хван вдруг достала телефон и, открыв на нем фотографию их «счастливого» семейства, показала Хёнджину. — Часто смотрела на нее и думала о том, что всё могло бы быть иначе, — она оставила включенный телефон на комоде и села рядом с сыном на кровать, а затем взяла в руки его эскизы многолетней давности. — У тебя хорошо получалось, наверное, стоило не душить тебя, а направить, помочь, вдохновить. Может быть, поиграл и бросил, а может, и нет. Но мои попытки повести тебя по другому пути сделали только хуже, поэтому я не хочу повторять ошибок и предлагаю сделку, — госпожа Хван отложила рисунки в сторону, вдоволь на них насмотревшись, и повернулась к внимательно и недоверчиво смотрящему на нее сыну. — Ты унаследуешь мою и отцовскую компании и станешь заниматься ими, как собственными, через несколько лет. Но вместе с тем я позволю тебе двигаться в полюбившимся тебе направлении и оплачу любое обучение, которое тебе потребуется. А на выставках твоих нарядов и картин буду стоять в первых рядах, аплодировать и гордиться тобой. Сделаю всё, чтобы заслужить твое доверие и снова стать одной семьей.

— Ты ведь неспособна на это, — отмахнулся Хёнджин. Мать всегда так делает: мягко стелет, да жестко спать. Эту аксиому он выучил уже давно. — Я знаю, что не пройдет и месяца, прежде чем ты снова запрешь меня в комнате и сожжешь все мои работы. Мы это проходили.

— И я извлекла урок. Теперь ты снова дома, со мной, скоро приедет отец, он будет рад тебя видеть, — госпожа Хван нежно, насколько могла, положила ладонь на щеку Хёнджина, а потом улыбнулась. Да, возможно, ей и вправду было тяжело все эти годы: на лице остался отпечаток горя. — Пожалуйста, Джини, дай мне шанс. Всего один шанс всё исправить и приходить домой, зная, что мой сын в порядке и что он дома.

Хёнджин какое-то время молчал, обдумывая свой ответ. Да, он скучал по дому, да, его даже тянуло вернуться, но с течением времени он словно раскрыл крылья и взлетел, избавившись от вечного гнета и страха. В словах госпожи Хван был какой-то подвох, что-то такое, что заставляло его сомневаться в искренности матери, что бы она ни говорила. Но вслух Хёнджин произнес только:

— Я постараюсь поверить тебе, но только лишь потому, что тоже люблю тебя, даже после всего, что ты со мной сделала. Давай… давай поужинаем вместе? Как раньше? — несмело предложил он.

— Я так мечтала об этом все эти годы. Пойду прикажу Пак Инхе всё приготовить, а ты переоденься, — госпожа Хван ласково взяла лицо сына в руки и поцеловала его в макушку, а потом встала и спустилась вниз, напоследок обернувшись и растянув губы в улыбке.

Хёнджин ответил тем же, но как только дверь закрылась, вскочил с кровати и подошел к оставленному матерью на комоде телефону, радуясь, что его экран так и горит. Сначала просмотрел все ее переписки и запомнил несколько имен, чтобы после проверить их, а потом вдруг вспомнил, что в него в руках целое средство связи! Судорожно начав вспоминать номер хоть кого-нибудь из парней, он сначала напечатал все нужные цифры, а потом принялся за сообщение с просьбой о помощи. Мать сколько угодно могла изображать принятие и заботу, что-то обещать, но Хёнджин помнил о самом главном — она приказала своим людям избить Чана, а сейчас он где-то во владениях семьи Хван и наверняка страдает, думать нужно было о том, как немедленно его спасать. Но допечатать сообщение Хёнджин так и не смог, кто-то постучался. Пришлось отправлять текст как есть и стереть улики с телефона матери.

— Я лишь хотела спросить, нужно ли тебе постирать одежду, — сказала объявившаяся Пак Инхе и взяла с тумбочки поднос.

— Лучше скажите мне, не знаете ли вы, где мой друг, — попросил Хёнджин и, увидев испуг в глазах Пак Инхе, понял, что она явно что-то знает. — Умоляю вас, я должен знать, где он. Чан для меня как родной отец, и если мама с ним что-то сделала… только вы можете мне помочь, — Хёнджин взял ее старческие руки в свои и посмотрел Пак Инхе в глаза с неподдельной надеждой и мольбой. — Пожалуйста, если вы действительно желаете мне счастья и хотите увидеть, как я воплощаю в жизнь свою мечту, скажите мне, где Чан. Он здесь? В этом доме?

— Я видела только, как из машины доставали связанного человека, но лица его… на его голове бы мешок… — вынужденно, поддавшись на просьбы, сказала Пак Инхе, а сердце Хёнджина пропустило болезненный удар. — Его отвели к двери подвала, а дальше я не видела, но да, он в доме. Джини, даже не думай туда спускаться! Прошу тебя, ты помирился с матерью, значит, твой друг ей больше не нужен и она его отпустит. Ничего не делай!

Но он уже не слушал, сорвавшись с места. Чан здесь, всё это время был рядом, но ему никто не помог, хотя у Хёнджина была тысяча возможностей выпрыгнуть из окна и помчаться к подвалу, чтобы спасти хёна, но он этого не сделал! Сначала перед глазами пронесся первый лестничный пролет, потом второй, Пак Инхе что-то прокричала еще несколько раз, но у Хёнджина не было на это времени. Забыв о матери, о том, что она тоже, вообще-то, здесь, он выскочил на улицу, почувствовав ветер в волосах и под одеждой, а потом вмиг оказался у двери, ведущей в подвал. Подергал несколько раз, но та не поддавалась. Тогда Хёнджин, скрупулезно оглянувшись по сторонам, схватился за садовую лопату и принялся со всей силы бить ей по старому замку, пока тот безвольно не свалился на траву. Дверь открылась с мерзким скрипом, оружия при себе не было, но времени терять больше нельзя. Еще не представляя, что он увидит, Хёнджин перепрыгнул бетонные ступеньки, услышал смех и звук удара, а потом ворвался внутрь. Перед его глазами предстал привязанный к стулу Чан, весь в крови и побоях, с полуприкрытыми глазами. Мужчина, один из тех, кто их похитил, ударил хёна по лицу с такой ухмылкой, будто ему нравилось причинять боль людям, и у Хёнджина окончательно отказали тормоза. Он набросился на одного из прихвостней матери, налетев на него, словно ураган, повалил на пол и выхватил пистолет.

— Отошли от моего хёна, немедленно! — закричал, что было сил, Хёнджин и направил дуло пистолета на того мужчину, что ударил Чана. Остальные попятились назад, подняв руки вверх. Перед сыном госпожи Хван они бессильны. — Еще дальше, я сказал!

— Господин… — главный сделал шаг вперед, и Хёнджин, не колеблясь, нажал на спусковой крючок, прострелив мужчине плечо. Тот схватился за рану и сдавленно захрипел, а потом получил вторую пулю, на сей раз в бедро.

— Развяжите его! — приказал Хёнджин, всем своим видом показывая, что он не шутит.

К стулу подошел один из похитителей и кое-как развязал узел. Чан упал на пол, оперся на дрожащие ладони и постарался встать, а Хёнджин, поняв, что тот не в силах подняться, подбежал к нему и поставил на ноги, избитого вусмерть и до того уставшего от пытки, что понимание происходящего не доходило до него до сих пор. Держать Чана было тяжело, но Хёнджин перекинул его руку с фиолетовым запястьем через свое плечо и начал пятиться назад, всё еще держа в руке пистолет.

— Сейчас мы выйдем отсюда, а вы не вздумаете нам помешать. Услышу шаг — выстрелю, и на сей раз пуля попадет сразу в сердце или голову. Понятно?! — не дожидаясь ответа, Хёнджин повернулся спиной и потащил Чана волоком к выходу. Однако тут же появилась мать и преградила путь, широко раскинув руки в стороны.

— Джини, оставь его, — госпожа Хван презрительно кивнула головой в сторону находящегося почти без сознания Чана и строго посмотрела на сына. — Ему помогут здесь, а пока пойдем со мной, нам нужно поговорить.

— Помогут?! — истерически рассмеялся Хёнджин, а потом снова окинул Чана взглядом, рассматривая все раны на его лице и порез на шее. — Ты едва было не убила человека, который заменил мне отца, а теперь хочешь разговаривать?! В сторону!

— Тогда, чтобы отсюда выйти, тебе придется выстрелить в меня, — госпожа Хван была так же упряма, как ее сын, и не собиралась сходить с места. — Но ты не сможешь, я знаю. Поэтому повторю тебе еще раз: оставь своего приятеля здесь и пойдем со мной наверх. Я всё тебе объясню.

— Слишком поздно объяснять, — Хёнджин услышал шаги позади себя и сделал новый выстрел, в грудь одному из мужчин. Но знал, что у него не было шансов. Он один, обремененный раненым Чаном, а прислуги и охраны — не сосчитать.

И всё же молитвы Хёнджина были услышаны. Откуда-то сверху раздался голос Чанбина.

*****

Газовщик, позвонивший в дверь, мялся с ноги на ногу, ожидая, пока ему откроют. Из-за калитки показался наполовину высунувшийся корпус охранника. Он недоверчиво оглядел с ног до головы незваного гостя и поинтересовался, что ему надо, на что газовщик сказал, что у них обыкновенная проверка и что все окрестные дома должны ее пройти. Соседи звонили, жалуясь, что в округе пахнет газом, так что необходимость была высокой. Старая схема, чтобы проникнуть в чужой дом, но до этого им всё удавалось. Охранник только фыркнул, сообщил, что ничего не чувствует и что газовщик может убираться отсюда вместе со всеми своими проверками, но мужчина не ожидал, что его ударят по затылку, стоит только отвернуться. Чонин опустил биту и мгновенно оказался на территории двора семьи Хван, кивнул Феликсу в костюме газовщика и побежал к будке охраны, чтобы проверить, там ли находится управление камерами наблюдения.

Вслед за Феликсом вошел Минхо с пистолетом в руках, а за ним — Чанбин, осторожно закрывший калитку изнутри и затем оттащивший охранника под дерево. Осталось только понять, нет ли здесь засады и где сейчас находятся Чан и Хёнджин. Оглядевшись по сторонам, Феликс знаком приказал друзьям разделиться и пойти в разные стороны. Чанбин отправился налево, присвистнул, оглядев огромный особняк семьи Хван, и постучался в дверь, но ему никто не открыл. Было подозрительно тихо, из открытого окна торчала штора, летали оторвавшиеся от веток листья, под ногами находилась только аккуратная плиточка и стриженный газон. Потом послышались чьи-то далекие шаги, Чанбин обернулся и увидел женщину, бежавшую на каблуках. Ее профиль подозрительно напоминал Хёнджина, так что решено было за ней проследить. По-видимому, это госпожа Хван, и сейчас она широко раскрыла дверь, ведущую в подвал, и застучала каблуками по лестнице, а Чанбин застыл на месте, прислушиваясь. Сначала ничего, потом тихий женский голос, за ним — крик. Этот драма-квин момент и последовавший за ним выстрел дали сигнал к действию.

— Всем руки вверх, пока стрелять не начал! — прокричал Чанбин, спускаясь вниз и держа пистолет впереди себя. — Дамочка! Извольте! — жестко сказал он и грубо толкнул госпожу Хван, закричавшую от боли в локте и неожиданности.

Едва совладав со злостью и удивлением при виде раненого Чана, Чанбин подхватил его на руки и рванул наверх, а Хёнджин — следом. Госпожа Хван приказала перехватить их, и оставшийся нетронутым похититель, поначалу замешкавшийся, побежал за ними, уже оказавшимися в саду, в котором разгорелась драка. Стрелять на открытой местности, чтобы соседи услышали звуки выстрелов и вызвали полицию, — не лучшая идея, а потому Минхо дрался с одним из охранников врукопашную, ловко уворачиваясь и скалившись. Отбивающегося Феликса прижали к стене, Хёнджин мигом бросился на выручку и наотмашь ударил мужчину пистолетом по голове, давая другу возможность выбраться. В суматохе Чан наконец-то более-менее очнулся и сдавленно застонал, оглядываясь по сторонам. Минхо дрался, как зверь, с огнем в глазах, не жалел противника, наваливаясь на него сверху, и бил его по лицу, что было сил, а потом несколько раз пнул в живот, еще долго не давая возможности встать и броситься в погоню; Феликс и Хёнджин скрутили одного из охранников и закинули в подвал, закрывая его там. Госпожа Хван, завизжавшая от ужаса, пыталась окликнуть сына, но тот был уже близко к калитке.

Несколько охранников и мужчин из прислуги выскочили из дома и побежали к воротам, один из них сел на водительское сидение. Поняв, что дело плохо, Чанбин донес Чана до салона их автомобиля и усадил в центр, прыгая следом. Подоспевший Минхо, на ходу вытирающий со скулы кровь, забрался на переднее сиденье, потом назад залезли Феликс и Хёнджин, оба с разных сторон.

— Хани, гони, гони, гони! — что было сил, прокричал Хёнджин, когда Хан уже завел двигатель, и посмотрел в стекло крышки багажникаДа, оказывается, это так называется.. Ворота медленно открывались, показался бампер чужой машины, потом она двинулась вперед.

Вдавив ногу в педаль газа, Хан крутнул руль и свернул налево, так, что Феликс ударился головой о стекло. Машина понеслась вперед, задействовав почти все свои лошадиные силы, едва не столкнулась в другой, раздался писк сигнала, но педаль тормоза так и не была использована. Смотря в стекло заднего вида, Хан заметил преследовавший их автомобиль и, стиснув зубы, погнал дальше вперед, выехал на встречную, чтобы обогнать машину, буквально ползущую вперед, и так и остался на этой полосе. Едва не столкнулся с чужим бампером, резко затормозил, сдал назад, крутнул руль и свернул направо, желая, прежде всего, запутать преследователей.

— Ты нас убьешь! — прокричал Хёнджин, поняв, что у него даже пристегнуться не выйдет, схватился за спинку сиденья и зажмурил глаза.

— Не бойся, я аккуратно езжу! — бросил в ответ Хан, сдул челку с глаз и едва не столкнулся с мусорным баком, вовремя заметив препятствие.

Впереди уже виднелась главная дорога, а сзади — машина людей госпожи Хван. Минхо немедленно пристегнулся, боясь, что в какой-то момент вылетит через переднее стекло, но Хан ни на кого из них не смотрел, сосредоточив внимание только на дороге. Переулок был позади, теперь — только загруженные сеульские городские улицы. Машина плавно, насколько это было возможно, влетела на дорогу, не давая сделать это мирно едущему мужчине, и явно превысила скорость, обгоняя всех, кто был впереди. Однако люди госпожи Хван, кажется, не собирались останавливаться. Пока нельзя было ехать в штаб, нужно было оторваться. Не обращая внимания на то, что на светофоре уже загорелся красный, Хан преодолел перекресток, сделав небольшой крюк, чтобы не столкнуться с другой машиной, свернул налево и снова нажал на педаль газа. Резина завизжала, когда машина ушла влево, потом направо, и опять налево. Этот прием должен был стать попыткой еще раз запутать преследователей, но складывалось впечатление, что они не сводили с них глаз, держа на мушке.

— Сынмин, ты там?! — прокричал набравший по громкой связи другу Минхо, и тот мгновенно отозвался. — Проведи нас по менее загруженным дорогам.

— Вам сейчас нужно выехать на соседнюю улицу и потом ехать вперед, пока не упретесь в тупик и не окажетесь у театра.

— Понял! — Хан упрямо двигался вперед, едва не пропустил поворот из-за скорости, быстро и не глядя передвинул рычаг селектора на задний ход, потом обратно, и сделал резкий поворот, доведший Хёнджина до истерики. Вот так они еще никогда не делали. Возможно, сегодня они и погибнут, столкнувшись со столбом, но Хан, похоже, водил машину так же хорошо, как и читал рэп, а потому уверенно петлял со своей полосы на встречную и обратно, ни с кем не сталкиваясь, но постоянно слыша в свою сторону писки сигнала.

Объехав неожиданно появившийся перед ним столб, Хан ускорился еще больше, радуясь, что заправился с утра, и обогнал на повороте сразу три машины, рискуя улететь на обочину и кого-нибудь сбить. Женщина, мимо которой пронесся автомобиль, испуганно отпрыгнула назад. В стекле заднего вида то пропадала, то снова появлялась машина преследователей, оторваться было сложно, но Сынмин спокойно и методично диктовал, куда сворачивать и когда ехать прямо, предупреждал о том, есть ли впереди пробки, пришлось даже ненадолго встать в одну из них, но Хану, которому надоело плестись, как черепахе, заметил практически пустой тротуар и на свой страх и риск заехал на него, не задевая ни скамеек, ни отскакивающих в сторону прохожих, потом повернул руль, возвращаясь на дорогу, снова пересек перекресток на красный, а Чанбин задумался о том, сколько им придет штрафов. Лишь бы полиция по их душу не явилась!

— Скоро вы увидите набережную, гоните прямо по мосту! — приказал Сынмин, но сейчас Хан в его руководстве не нуждался. Стиснув руль так, что побелели костяшки, он чуть замедлился, снова заметив впереди пробку, и вновь ускорился, достигнув не слишком загруженного моста. Созрел четкий план. И, поняв его, Минхо уже перезарядил пистолет, постоянно поглядывая назад и проверяя, не отцепился ли от них хвост.

Теперь очередь тошнотворного съезда, сделанного в виде спирали, и Хан зафиксировал руль для поворота, снова выжимая из машины лошадиные силы, а Чанбин готов был поклясться, что его сейчас вырвет. Он даже позеленел от тошноты, надеясь, что эта кошмарная развязка вот-вот закончится. Стало темно, как в бочке, когда они заехали в туннель, замеченный случайно, а потому и завернули они в него резко. Наспех включив фары, Хан смотрел вперед и наконец увидел свет.

Быстро преодолев несколько дорог, маневрируя между машинами, Хан понял, что они приближаются к трассе. Вот теперь было можно. Минхо отстегнул ремень безопасности, открыл окно и высунулся оттуда наполовину, как уже делал однажды, а потом послал преследователям несколько выстрелов с такой улыбкой, будто на самом деле шлет им воздушные поцелуи. Феликс, поняв его замысел, сделал то же самое, но целясь, в отличие от Минхо, не в водителя, а в шины. Резкий поворот, из-за которого пришлось стукнуться головой об дверку, но после этого раздались еще выстрелы, и Хёнджин тоже решил поучаствовать в этом захватывающем мероприятии. Не заботясь о целости стекла крышки багажника, он нажимал на спусковой крючок до тех пор, пока машина преследователей не начала тормозить. Феликс разбил им фару и продырявил шину, Хёнджин попал человеку, сидящему на переднем сидении, в плечо, а Минхо — в самого водителя, вынуждая того остановиться.

— Надо было брать с собой оружие, идиоты! — крикнул Минхо, возвращаясь на переднее сидение и снова пристегиваясь, хотя теперь в этом не было особой нужды. Хан гнал еще несколько километров, но поняв, что они оторвались, замедлился и поехал на нормальной скорости в штаб. Да уж, от всего, что они наделали, будет трудно отмазаться, но зато теперь им ничего не угрожает.

Припарковавшись, Хан почувствовал головокружение, но, не обращая на него никакого внимания, открыл дверку и выскочил на улицу, а потом помог вытащить почти бесчувственного Чана из машины. Сынмин встретил их с распростертыми объятьями и открыл все двери, пока Феликс набирал Чонину и спрашивал, как он там проехался на своем метро. Дело клонилось к вечеру, вот-вот в городе включат свет, в штаб залетали косые лучи и освещали все раны на лице и теле Чана.

— Тащите лед!

— Снимите с него футболку!

— Я за перекисью!

— Принесите воды!

Все эти слова наперебой доносились до слуха Чана, когда его опустили на диван и начали раздевать. По всему телу: на ребрах, груди, животе распластались синяки, кровоподтеки и царапины. Феликс аккуратными движениями начал протирать раны перекисью, начав с рассеченных брови и губ и закончив плечами. Чан открыл глаза и жадно выпил принесенную ему воду, попросив еще. Хёнджин сел рядом, нервно дыша и не зная, что он чувствует прежде всего: страх, злость или вину. Если бы не он и его побег из дома, всего этого бы не случилось. Если бы он выбежал вовремя и помог, всё могло обойтись. Если бы… Рука Минхо несвойственно ласково опустилась на плечо друга, а взгляд говорил: «это не твоя вина», но Хёнджин точно знал, что его ничто и что никто не убедит его в обратном.

— Джин… — проронил Чан, пытаясь собрать все мысли в кучу. Теперь, когда он в безопасности, то чувствовал себя лучше, но язык и тело упрямо не слушались.

— В порядке и ночевала у меня, но сегодня вернется домой, — заверил Минхо, садясь рядом с хёном. — Чан, это не то, о чем ты должен думать, тебе срочно нужно обследоваться в больнице и поесть. Ты просидел в этом чертовом подвале почти двое суток.

— Отвезите меня к ней, пожалуйста… — проговорил усталым голосом Чан, не зная, что будет говорить и как объясняться. — Ничего не сломано, я в норме, правда. Особо сильно не мучили… твоя мать попросила, — дополнил он, глядя на Хёнджина, и вновь закрыл глаза, откинув голову на спинку дивана. Холод пробрал его, по телу поползли мурашки, и Хан тут же накрыл Чана одеялом.

— Он не в себе, ему надо поесть и поспать, — заключил Сынмин и направился к шкафу, в котором должен был храниться рамён быстрого приготовления. Или что едят после двух дней голодания? Никто не знал, да и думать толком об этом не мог, глядя на Чана. — Позвоните, кто-нибудь, Джин, сообщите, что всё… хорошо, — Сынмин снова оглядел Чана с ног до головы и покачал головой. Сказать Джин, что всё именно хорошо, означало соврать.

— Нам точно не стоит отвезти хёна в больницу? Это… — Феликс осторожно уложил засыпающего Чана на диван и получше накрыл одеялом. — Решим завтра, пусть спит. Если лучше не станет, то повезем в больницу. Хёнджин, а ты как? Не ранен?

— Нет… я в полном порядке, — Хёнджин хотел расплакаться, и слезы действительно потекли по щекам. Это он должен был вытерпеть всю эту пытку, это он должен был голодать, это он должен был сидеть в подвале, а не ни в чем неповинный Чан, с которого наверняка требовали ответов, но не добились. А что делал Хёнджин в это время? Он лежал у себя в комнате, долбился в дверь и предавался детским воспоминаниям, жалея себя прошлого. — Я останусь здесь, пригляжу за ним, а вы поезжайте домой. И спасибо, что нашли.

— Мы бы и не нашли, если бы ты не послал сообщение. И раз уж оставаться здесь, так всем, — Феликс разложил второй диван и достал покрывала из шкафа, чтобы постелить каждому. Все они почти не спали эти двое суток и столько вытерпели, что валились с ног. Ушел только Минхо, чтобы отвезти Джин домой.

*****

Весь следующий Джин не могла работать, всё время думая о Чане. Да, теперь она знала, что он жив и что он нашелся, рвалась к нему, но Минхо заверил, что вечером привезет его сам и что ему пока что нужно «отдохнуть». Что он подразумевал под этим словом, Джин оставалось только догадываться, а потому она с нетерпением ждала вечера. Уже под покровом ночи она переминалась с ноги на ногу недалеко от своего дома и вглядывалась в каждую проезжающую машину больше часа, а потом, потеряв всякую надежду, пнула камень и направилась домой, намереваясь оттуда вызвать такси, как вдруг ее окликнул тихий и слабый родной голос.

— Чан?! — воскликнула Джин, обернувшись, и увидела его, хромающего на одну ногу и улыбающегося разбитыми губами. В груди вдруг что-то всколыхнулось, слезы потекли из глаз сами собой, стоило только рассмотреть Чана получше. — Чан! Что случилось?! Где ты был?! — Джин сделала несколько шагов вперед, гнев вдруг погасил волнение и скорбь в ее душе, теперь хотелось только кричать. — Кто это?.. Что?..

— Я не могу всего объяснить. Пожалуйста, просто обними меня… — проговорил он, продолжая улыбаться и раскидывая руки в сторону.

— Объяснить не можешь?! Ты пропал на двое суток, я думала, что еще чуть-чуть, и у меня случится инфаркт! — сорвавшимся голосом закричала Джин, чувствуя, что ноги подкашиваются и становятся ватными. Она злилась, ей хотелось кричать до срыва голоса, истерика не отступала. — Где ты был?! Прошу тебя, ответь мне, где ты был, что парни искали тебя аж двое суток!

— Джин, я… — руки Чана безвольно опустились вдоль тела.

— Как решишься объясниться — позвони! — в порыве злости крикнула Джин, развернулась, сделала неуверенный шаг вперед, а потом остановилась и, сжав в кулаки, побежала в объятья Чана, обнимая его израненное тело в руках и целуя каждую ссадину на его лице. — Что они сделали с тобой?.. Как ты всё это вытерпел?.. — захлебываясь собственными рыданиями, шептала Джин и зарывалась пальцами в его волосы, опуская его голову на свое плечо. — Мой родной… ты нашелся… Чан, что они сделали…

— Прости, прости меня, — перебивая ее, говорил Чан и крепко сжимал в объятьях, утыкаясь носом в ее шею. — Умоляю, прости меня… я обещал поехать с тобой, но…

— Забудь об этом! — сжимая его пояс еще крепче, попросила Джин и поняла, что вся его футболка промокла от ее слез. — Любовь моя… Чани… Никогда так больше не пропадай, я не могу без тебя, да я резаться хотела! Если бы не нашелся, клянусь, я бы вены себе вскрыла, я так… — Джин не могла подобрать слов, чтобы сказать ему, что на самом деле все эти дни была на краю пропасти, совсем не ела и не спала, без конца надеясь, что он вот-вот ей позвонит. — Это тот ваш бывший друг сделал? Эта мразь виновата?!

— Нет, нет… Хёнджин, он… ты знаешь, что он сбежал из дома, мать искала его и нашла. Нас перехватили, когда мы выходили из студии, я пытался вырваться, просто их было больше и… Джин, прошу, прости меня. Я причинил тебе такую боль, сам этого не желая, — Чан положил ладони на ее щеки, стирая пальцами слезы, и оставил невесомый поцелуй на ее губах. — Я слышал, что звонил телефон, знал, что это ты, не мог перестать о тебе думать, пока… — Чан зажмурился, не желая вспоминать всё, что с ним было, и тем более — рассказывать об этом Джин.

— Они могли убить тебя, — Джин оставила несколько поцелуев на его лице. — Я думать боюсь о том, что было бы, если бы я тебя потеряла. Не могу без тебя, не могу, и всё на этом. Они же не вернутся, да? Не нападут снова? — схватив его за ворот ветровки и с надеждой глядя в глаза в глаза, спросила она.

— Я не знаю, но впредь буду осторожнее. Теперь, когда я с тобой, я буду возвращаться к тебе снова и снова. Заберу из этого ада и никогда от себя не отпущу.

Чан впился в ее губы, не обращая внимания на боль, и почувствовал, как Джин пытается сказать ему через этот поцелуй, полный горечи, всё, чего не могла бы выразить словами: что скучала, что волновалась, что находилась в отчаянии, не зная, где он и что с ним, и что теперь ей очень больно видеть его таким, израненным и бессильным. А еще что Джин сама будет беречь пуще прежнего и никому не даст в обиду. Если бы только она действительно могла его защитить…

Минхо смотрел на них, целующихся урывками и что-то наперебой говорящих друг другу, через лобовое стекло и едва заметно улыбался. Даже он чувствовал их любовь и нежелание отпускать, а сам думал о том, что это похищение случилось именно у студии звукозаписи неспроста и что кто-то сообщил госпоже Хван, где ей искать сына. И тот, кто это сделал — покойник.