По всей гостиной распластался смог сигаретного дыма. Из приоткрытого окна веяло легкой зимней стужей, на полу валялись крошки хлеба и мелкие кусочки жареной куриной грудки, на столе лежали карты и стояло несколько пустых и по одной недопитой банки пива. Веселый мужской смех раздавался до того громко, что госпожа Со Аёнг едва не выронила только что вымытую тарелку, вздрогнув от новой волны хохота, а потом услышала, как муж зовет ее. Чанбин искоса взглянул на мать пьяными глазами и, подперев кулаком подбородок, начал размышлять над тем, пойти ли ему с козырей, или всё же стоит придержать их для финала игры. Их с отчимом еженедельный тур проходил напряженно: они шли буквально ноздря в ноздрю, и Чанбину слишком сильно хотелось выиграть, правда, его уже унесло после пяти литров пива и перед глазами всё начало плыть, чем отчим непременно воспользовался и весьма удачно подкинул пасынку козырного туза, после чего выкинул и остальные карты.

— Айщ! — зашипел Чанбин, швыряя свои карты на стол, взял сигарету, воспользовался зажигалкой и закурил, откинувшись на спинку дивана. — Всегда так, ты меня спаиваешь нарочно!

— Так не поддавайся и пей в меру, — не без доли хвастовства бросил Ги Ен, шлепнул жену по ягодицам, чего Чанбин даже не увидел, и сказал только короткое: — Мы с пасынком хотим соджу, так сказать, отметить мой выигрыш.

— Оно на кухне, я вчера купила специально для вас, — Со Аёнг взглянула на сына и вздохнула, поняв, что несмотря на обилие вредной еды, он исхудал еще больше. Щеки впали настолько сильно, что даже схватиться было не за что, руки — как две спички,

а как его только держали ноги — неизвестно. — Может, не стоит? Вы и так достаточно напились. Ты же знаешь, что Бинни потом пойдет гулять и пить дальше, — наклонившись к уху мужа, проговорила Со Аёнг.

— Дело молодое, пусть развлекается! — небрежно отмахнулся Ги Ен и потрепал жену по плечу. — Так где там соджу?

— Говорю же, в шкафу, на кухне, — выдохнув, устало проговорила Со Аёнг и вновь взглянула на сына, давящегося горечью поражения и курящего в затяг.

— И что, оно должно само прилететь к нам с Бинни в руки? — с мерзкой улыбкой спросил Ги Ен, чуть толкая жену в сторону кухни и хлопая ее по спине. Встав, он подошел к Чанбину и приобнял за плечи, в чем-то наставляя, рассказывая, как именно нужно побеждать в картах и рассчитывать ходы.

Со Аёнг быстро протерла крошки со стола, погладила сына по впалой щеке, но он никак не среагировал на ласку, поглощенный тем, что ему рассказывал отчим, не вылетевший из этого дома еще пару лет назад только по одной причине — он хорошо относился к Чанбину, они нашли общий язык практически с первого дня знакомства и никогда не разлучались: да, они всё время играли в азартные игры; да, пили каждый божий день; да, после этого долго не могли просохнуть и прийти в себя; да, превратили дом в свинарник, но для Со Аёнг было важно прежде всего то, что сын больше не тоскует по ушедшему отцу, как раньше, и снова улыбается. И пусть уж лучше Чанбин медленно травит себя пивом и сигаретами, чем пойдет и бросится под машину.

Осушив бутылку соджу до дна напополам с Ги Еном, Чанбин попытался встать и тут же упал, неловко рассмеявшись. Повернув голову, он увидел пролитое пиво и бычок под диваном, но не придал этому никакого значения — вещь обыденная. Чтобы хоть немного оклематься и, чуть шатаясь, выйти на улицу, понадобилось чуть больше пары часов, тело настолько привыкло чувствовать разливающийся внутри алкоголь, что воспринимало его, как нечто привычное и даже родное. Со Аёнг тщательно позаботилась о том, чтобы сын не забыл надеть шапку и носки, несколько раз просила остаться дома, потому что время уже было позднее, но Чанбин грубо отрезал, что не маленький и что сам способен разобраться, что ему делать и когда выходить из дома. Вырвал из цепких рук матери рукав куртки и, спустившись вниз, отправился на встречу с давним знакомым, с которым его связывали особые отношения.

— Со следующей недели повышаю цену, помнишь? Сможешь платить? — приятель протянул Чанбину три маленьких пакетика: один с марихуаной, второй — с псилоцибином, и третий — экстази.

Сдавленно кивнув в ответ, Чанбин достал несколько смятых купюр и, распрощавшись с приятелем, разогрел траву, начав вдыхать ее с помощью вапорайзера, попутно размышляя о том, где ему брать деньги на следующий раз. Он и так тратил все свои карманные на наркотики вместо обедов в столовой. Так и проходили недели: по будням днем приличный студент, вечером — напившийся вусмерть свин, а в выходные — еще и обкурившийся. Чанбин прекрасно знал, что выглядит нездоровым, что под глазами залегли круги, щеки впали, руки едва держали рюкзак, но остановиться было невозможно, стоило только вспомнить, как пахнет марихуана, как радостно и легко становится после употребления псилоцибина, как сладко после экстази. Возможно, если бы не друзья из компьютерного клуба, Чанбин и не узнал бы, что такое наркотики и что они творят с человеком, но что сделано, то сделано. Пиво и соджу уже не помогали забыть о том, что самый обожаемый человек, пример для подражания — отец — ушел, бросив их с матерью одних. Что ж, теперь у Чанбина был новый предмет для подражания — отчим, который всегда был рядом, в отличие от уже не уважаемого господина Со.

Вдохнув еще травки, Чанбин сел на плинтус и прикрыл веки. За повышением дозировки возрастало и сладкое, как сон, ощущение эйфории, сердце начинало стучать всё громче, перед глазами всё поплыло похуже, чем после пива и соджу, появилось головокружение и чувство бешеного голода. Так что как только действие травки закончилось, Чанбин поплелся в круглосуточный магазин и купил себе самые дешевые сухарики, которые смог найти, так как только на них денег и хватало. Экстази и псилоцибин следовало приберечь, неизвестно, когда еще удастся приобрести новую дозу. Лишь бы только мать не нашла и не расстроилась больше, чем есть. Чанбин часто был груб с ней, отталкивал, когда она пыталась позаботиться, возможно, даже не жалел, скидывая бычки прямо на пол или заполняя пепельницу у окна, но по-своему оберегал от всей правды.

Но помимо наркотиков, у Чанбина была еще одна слабость по имени До Ёнми, роскошная брюнетка с волосами до пояса, отличной фигуркой и добрым блаженным взглядом. Как одна из самых популярных девушек в университете, она ходила либо со своими богатыми подружками, либо с соответствующим ей по статусу парнем — высокомерным задирой Ха Ыну, отчего-то являющимся еще и душой компании. Чанбин прекрасно знал, что все они — небожители, которые на него и не посмотрят, но ему было всё равно, он не мог не смотреть на обворожительную До Ёнми, всегда здоровавшуюся с ним с улыбкой. Порой казалось, что она и не замечает того, что все смотрят на нее, восхищаются ей и хотят ее. Невинный взгляд, постоянная радость на лице и полное неразличение социальных статусов делало ее особенной. Чанбин влюбился сразу же, стоило До Ёнми случайно толкнуть его и помочь поднять все вещи с пола. Их руки соприкоснулись, всего на секунду, но этого было достаточно, чтобы голова закружилась сильнее, чем после употребления марихуаны.

Упаровшись псилоцибином, Чанбин долго сидел в ночи на холоде с мечтательным взглядом, представляя, как он берет До Ёнми за руку, как вместе они идут по набережной и брызгаются водой, как целуются под луной. В какой-то момент галлюцинация стала настолько правдоподобной, что Чанбин засмеялся, проводя рукой по бордюру с такой нежностью, словно гладит лицо своей До Ёнми и проводит пальцами по ее черным, как смоль, волосам. Только ради одной этой галлюцинации, повторяющейся каждые выходные, стоило употреблять псилоцибин.

На следующее утро Чанбин буквально заставил себя встать с кровати и пойти умыться, чтобы хоть чуть-чуть привести себя в порядок. Конечно, вспоминая о той галлюцинации и смотря теперь на свое отражение, Чанбин понял всю нереальность того, что успел нафантазировать. До Ёнми — красивая и яркая, он — ничтожество, не успевающее просыхать после очередной попойки с друзьями из компьютерного клуба или отчимом. Но юношеские мечты были сильнее реальности, и потому увидев ее, вновь поздоровавшуюся с теплой улыбкой, Чанбин вдруг решил заговорить.

— Как… как твои дела? — давясь словами, спросил он, и подружки тут же рассмеялись непонятно из-за чего, оценивая внешний вид Чанбина, но Ёнми заткнула их одним укоризненным взглядом.

— Если бы не контрольная, было бы лучше, — ответила она и знаком показала подругам отойти подальше. — А у тебя, наверное, не очень, да? Ты выглядишь весьма неважно… — Ёнми несмело протянула руку и заправила выбившуюся прядь волос Чанбина за ухо, но та снова встала торчком. — Тебе бы подстричься, да и… в общем, это не мое дело, извини, это уж я так. Просто знай, что если у тебя что-то случилось, мы можем поговорить.

— Я думал, все уже в курсах, но похоже, что нет, — сказал Чанбин и отвернулся, хотя скула всё еще горела от нежного прикосновения Ёнми. — Короче, у меня в семье есть кое-какие проблемки, думал, ты слышала. Но, видать, нет, — он слегка зажмурил глаза, поняв, что несет полную околесицу и что Ёнми наверняка неприятно стоять рядом с ним и слушать его несвязную речь, но похоже, что она была не против выслушать.

— Я знаю, да… преподаватели говорили, что твой отец… в общем, если захочешь поговорить, я буду рядом. В университете ты ни с кем не общаешься, возможно, тебе одиноко. Мне пора, но мы можем встретиться чуть позже? — Ёнми сжала папку с конспектами изящными длинными пальцами и улыбнулась, одаряя Чанбина искренним участливым взглядом, отчего он тут же… буквально поплыл.

Ёнми удалялась, идя по коридору, и отмахивалась от надоедливых подружек, наверняка расспрашивающих, о чем она говорила с Чанбином. А он, стоя, как вкопанный, смотрел ей вслед, ощущая, как стучит сердце, отдавая в уши, словно отбойный молоток. Нежная, прекрасная, добрая и понимающая — все эти слова можно было без раздумий отнести к Ёнми, и Чанбин судорожно вздохнул, одновременно боясь поговорить с ней наедине еще раз и жаждая новой встречи, на сей раз только вдвоем. Весь день он проходил, любуясь ей издалека и сжимая слабые кулаки при виде того, как ее обнимает Ха Ыну и отвешивает ей пошлые комплименты.

Свободный от занятий час Чанбин провел в заснеженном парке недалеко от университета, попивая энергетик, чтобы создавать хотя бы видимость бодрости, хотя в животе всё урчало от голода. Жаль вот только что денег практически не было, необходимо отложить на следующую дозу псилоцибина, а пока — приберечь экстази, постоянно находящийся в кармане куртки. Мысли то и дело крутились вокруг наркотиков, пока не послышался жалобный голос Ёнми. Из обрывков фраз Чанбин понял, что она пытается объясниться со своим напыщенным парнем, и подошел поближе.

— Я ко всем всегда внимательна! Ыну, у него непростая ситуация, должен же хоть кто-то оказать ему поддержку, — Ёнми беспомощно развела руками, пока Ха Ыну стоял возле нее, опираясь рукой на стену. — Почему ты так на меня смотришь?

— Потому что ты — моя, сколько раз тебе повторять? Мне хватает сальных взглядов твоих ухажеров, не хватало еще, чтобы ты заигрывала с отбросами вроде Со Чанбина, — Ха Ыну по-хозяйски положил ладонь на талию Ёнми и приблизил свое лицо к ее, испуганному. — Чтобы я тебя возле него больше не видел. Его проблемы — не твоя забота, поняла меня? Или хочешь расстаться? Мне бросить тебя и рассказать всем, как ты хороша в постели, чтобы все вновь слюни распустили и начали бегать за тобой еще рьянее? Этого добиваешься?

— Ыну, я люблю тебя, не говори ерунды, — Ёнми обиженно оттолкнула его руку, но Ха Ыну вновь сжал ее талию ладонью, припечатал к стене и приподнял ее подбородок, чтобы поцеловать.

— Хэй, какие-то проблемы? — неожиданно набравшись смелости, Чанбин схватил Ха Ыну за запястье. — Если они есть, то решай их со мной, а ее оставь в покое.

— У-у-у… Со Чанбин, ты что тут делаешь, сраный наркоман? Следишь за моей девушкой? — Ха Ыну отпустил Ёнми и толкнул Чанбина в грудь так, что тот едва устоял на ногах. И откуда только известно?.. — Что, нравится? Хочешь, чтобы она стала твоей, раз всё время пялишься?

— Даже если и нравится, то что? Обидишь ее — будешь иметь дело со мной, — Чанбин поправил ворот куртки и подошел поближе к Ха Ыну, слыша скрип снега у себя под ногами.

Ха Ыну только рассмеялся и, кинув один короткий взгляд на прижавшуюся к холодной стене Ёнми, пнул Чанбина коленом по животу и, довольный, что так легко сбил его с ног, принялся бить по ребрам небрежно и с удовольствием, а потом навалился сверху и, не обращая никакого внимания на просьбы Ёнми перестать, пару раз ударил кое-как защищающегося и бессильного Чанбина по лицу, рассекая ему бровь и скулу. Как только закончил, перестав чувствовать это слабое сопротивление, Ха Ыну залез во внутренний карман куртки и достал оттуда экстази, звонко рассмеявшись.

— Займись лучше этой дрянью вместо того, чтобы пялиться на мою девушку, — Ха Ыну бросил пакетик в лицо Чанбину и встал, оттряхивая руки. — Увижу еще раз рядом с ней — донесу на тебя в деканат, чтобы больше не видеть здесь. В тюрьме рядом с такими же наркоманами тебе будет самое место.

Ха Ыну ушел, засунув замерзшие руки в карманы и громко ломая стопами снег. Расплакавшаяся, но ни капли не удивленная Ёнми подбежала к Чанбину, безвольно стирающему кровь с губы, и попыталась его поднять, но он уже не обращал на это никакого внимания, судорожно шаря по снегу руками в поиске экстази и чувствуя, как по щекам текут слезы. Ёнми опустилась рядом, увидела пакет и, схватив его первой, потрясла перед лицом Чанбина.

— Вот это тебе никак не поможет в жизни, — назидательно сказала она, высыпала таблетки на ладонь и внимательно проследила за реакцией Чанбина, слабо потянувшегося за ними с умоляющим взглядом. — Я никому не скажу и попробую убедить Ыну не говорить, но ты должен немедленно завязать, если хочешь стать счастливым. Поверь, хорошо ты не закончишь.

Ёнми долго смотрела на таблетки, видя, как Чанбин сходит по ним с ума, и наконец сложила в пакетик, отдавая назад. Потом встала, разочарованно вздохнула, оттряхнула пальто, махнула копной черных волос с запутавшимися в них снежинками и направилась вслед за Ха Ыну. А Чанбин приложил руку к разболевшейся голове, чувствуя, как к горлу подступает ком. И на что он надеялся? На то, что такая девушка, как До Ёнми, будет с ним? Да он даже удержаться на ногах не смог, не то что дать отпор. Жалкий и никчемный трус, сломавшийся от ухода отца и так не смогший восстановиться. Чанбин решил не идти на следующую пару и, хромая, поплелся в сторону дома, сжимая в кармане экстази.

Опустив взгляд в землю, Чанбин едва не врезался в столб и, избежав столкновения, поднял голову. Перед ним возникло большое здание с надписью «Тренажерный зал». Может быть… если хватит сил… Вдруг вспомнились слова Ёнми, которые в тот момент растворились, словно в тумане. Возможно, она и права: наркотики никак не помогут забыть боль и вытащить ее из сердца. Чанбин осторожно вынул из кармана пакетик с экстази, надеясь, что никто не видит, и подошел к ближайшему мусорному баку, швырнув в него рассыпавшиеся таблетки.

Чанбин вошел в тренажерный зал и подошел к ресепшену, заявив, что хотел бы начать заниматься, и ознакомился со стоимостью абонемента. Что ж, если накопить денег… Едва сдержав себя от покупки травки и выпив на этих выходных меньше обычного, Чанбин посчитал выданные карманные деньги и на свой страх и риск попросил у матери еще, заявив, что собирается заниматься и решил таки взяться за здоровый образ жизни. Со Аёнг посмотрела на сына так, словно он только что окатил ее ледяной водой, и, молча подойдя к тумбочке со своими сбережениями, протянула пару купюр. Счастливый, Чанбин поскакал к тренажерному залу, отказался от дорогих услуг тренера и подошел к гантелям, выбирая себе их на глаз и не смотря на вес.

Стоило только лечь и попробовать приподнять гантели, как появившиеся было силы изменили Чанбину, и он чуть не уронил тяжести себе на грудь. Попробовал снова, судорожно вздохнул, ощущая, как болят мышцы и как начинают ныть бицепсы. Почти сдавшись, он поднял гантели еще раз и уронил их на пол с громким стуком, а потом сел и закрыл лицо руками. И на что надеялся?

— Мне кажется, тебе стоит начать с чего-то полегче, — сказал голос откуда-то сверху. Чанбин поднял глаза и увидел перед собой блондина, без труда поднявшего гантели и положившего их на место. — Да и не проще ли сперва заняться стандартными упражнениями? А то так можно и грудь себе раздавить или надорваться.

— А с чего обычно начинают? — заинтересованно спросил Чанбин, когда блондин сел напротив него. Майка открывала широкие мускулистые плечи незнакомца, накачанные мышцы груди и стройную мужскую шею. На его руках вздулись вены от интенсивных упражнений, и Чанбин понял, что откровенно пялится и завидует.

— С правильного питания и стандартных упражнений на все группы мышц, — незнакомец ласково улыбнулся и протянул ладонь для рукопожатия. — Бан Чан. Если хочешь, могу побыть твоим тренером какое-то время, мне всё равно немного одиноко заниматься здесь.

— Со Чанбин, — Чанбин протянул Чану руку и понял, как же сильно различаются их запястья и предплечья: у одного стройные и по-мужски красивые, у второго — худые и страшные, как смерть. — Я типа не хотел бы отнимать время…

— Давай покажу, с чего начать, — отмахнулся Чан и помог Чанбину подняться.

С тех пор жизнь круто изменилась, и Чанбин готов был повторять это снова и снова, зная, что нисколько не преувеличивает. Банки пива на кухне сменились на протеиновые порошки и батончики, легкая ломка и тоска по запаху марихуаны — на интенсивные физические упражнения, бессилие — на энергию. За несколько месяцев, проведенных в зале бок о бок с Бан Чаном, лицо Чанбина перестало напоминать живого мертвеца и приобрело некоторую округлость, руки стали уверенно сжимать всё, до чего могли дотянуться, мешки под глазами ушли. Конечно, не обошлось без постоянных предложений выпить и насмешек от отчима, но теперь Чанбин предпочитал проводить вечера в компании Бан Чана, отношения между «тренером» и «подопечным» превратились в дружеские. Временами накатывало желание вновь пойти и купить себе экстази или марихуану, но Чанбин уверенно держался, зная, что у него есть цель — поступить с Ха Ыну точно так же, как тот поступил с ним. И в преддверье лета время настало.

В университете только ленивый не заметил, что из хилого парня Чанбин превратился в статного и хорошо одетого молодого человека с проколотыми ушами, уверенной походкой и, что важнее всего, — округлыми, внушающими некоторые опасения мышцами. И вот на сей раз, когда Чанбин заметил очередную сцену ревности, устроенную Ха Ыну, не остался в стороне и уверенно заступился за До Ёнми, расплакавшуюся потом в плечо и рассказавшую о том, насколько ее тяготят эти отношения. Побитый Ха Ыну несколько дней не приходил в университет, а тем временем Чанбин уверенно завоевывал недостижимую когда-то для него девушку. Через месяц Ёнми подарила ему первый поцелуй, а через два — прекрасную ночь, полную любви. И в тот момент Чанбину, сгорающему от счастья, казалось, что ничто не может пойти не так.

*****

— Попался! Наконец, попался! — воскликнул Чанбин, довольно хлопнув себя по коленке. — Дружок До Нунга раскололся, этот китаец будет в Сеуле на следующей неделе, собирается перехватить новую партию наркотиков на ближайших гонках и передать дилеру из Тайваня! Ха! — Чанбин тут же схватился за телефон, чтобы позвонить Чану и, пока слушал гудки, подмигнул хмурому Хану и уставшему Хёнджину. — А вы чего не радуетесь? Гонки — всё как любят Минхо с Хани, очередная миссия!

— Не разделяю твоих восторгов, — хмыкнул Хёнджин, сложив руки на груди и закинув ноги на стол. — Я бы предпочел перехватывать дилеров в более безопасных местах, нежели гоночный трек. Нам опять придется изображать из себя неизвестно кого?

— Да ладно тебе, будто в первый раз! Главное, чтобы об этом китайце не прознал Уджин, — Чанбин услышал в трубке голос Чана и, не в силах сдержать свою радость, сообщил ему о том китайце, а также о том, что у них даже есть фотопортрет. — Айщ, сволочь! — выругался Чанбин, поняв, что Чан ничего не услышал из-за плохой связи, и вышел на улицу.

Хан тем временем схватился за свой телефон и открыл диалог с Йоной, не отвечающей уже несколько часов. С той прогулки прошло не так много дней, но волнение отнюдь не утихало, напротив, только нарастало. Всё время приходилось подавлять в себе желание спросить у Феликса адрес семьи Чхон и наведаться в гости, чтобы удостовериться, что с Йоной действительно всё в порядке, как она упрямо утверждает.

— Давно вы с ней так активно переписываетесь? — спросил Хёнджин, случайно заглянув в телефон Хана. — Или она тебя уже не бесит?

— Меня бесит только то, что она давно не отвечает мне и врет, что всё в порядке, — Хан надул щеки, нервно выдыхая и откидывая в телефон на стол. Нога нервно задергалась, а взгляд Хёнджина из недовольно превратился в неоднозначный. — Ну что ты так на меня смотришь? Мы с Йоной погуляли, пообщались, она даже мой портрет нарисовала, а потом… До сих пор ничего не понимаю. Она же соврала отцу, что с моей помощью пытается сблизиться с Чаном и узнать всё о жизни Феликса, так в чем проблема пойти и погулять, чтобы я не волновался?

— А она точно соврала на этот счет? — недоверчиво спросил Хёнджин, и Хан внезапно одарил его ледяным взглядом. — Да что! Я ничего не понимаю. Ты же первый жаловался на Йону, что она тебя раздражает, что она навязчивая, что она тебя ревнует и лезет куда не просят, что клеится к Чану. Что изменилось-то? И почему она наврала отцу по поводу того, почему она гуляет с тобой? Нельзя, что ли?

— Оказывается, нельзя, и она всё это время говорила отцу, что идет гулять с Чаном, а на самом деле бегала ко мне, — Хан снова взял в руки телефон, проверяя, не ответила ли Йона, но за эти три минуты не пришло ни одного сообщения. — Йона почти ничего мне не рассказывает, но из того немногого, что я слышал, сделал вывод, что ее отец ничем не лучше твоей матери. Вбил себе в голову, что она должна встречаться с хёном, и постоянно давит. Невыносимый человек…

— А что случилось-то?

Хан тяжело вздохнул, поняв, что ему придется рассказать всё как есть, если он хочет услышать дельный совет или получить помощь.

— Мы недавно гуляли, я увидел, что за ней ходит какой-то тип, ну и за руку взял, изобразил из себя ее парня. Мы кормили уток, Йона рисовала мой портрет, потом я снова увидел того мужика и хотел разобраться, а она вдруг как вскрикнет, говорит, что это человек ее отца и что ей конец! — Хан громко опустил ладони на стол. — Я предложил поехать с ней, но Йона закричала и сказала, чтобы я уходил куда подальше, если не хочу, чтобы со мной что-то сделали. И что она не вынесет, если это увидит. Уверяла, что сама разрулит эту ситуацию.

— Ее отец настолько псих, что хотел что-то сделать с тобой из-за того, что ты кормил с ее дочерью уток? — в голосе Хёнджина послышались одновременно непонимание и сочувствие.

— Да как ты не поймешь-то! — воскликнул нервный Хан и впился в волосы пальцами, а потом тряхнул головой. — Я не просто за руку ее взял, а поцеловал, потом мы увлеклись, я додумался и язык подключить… — он стыдливо подпер рукой голову, услышав нервный смех Хёнджина. — Чего ты от меня хочешь? Мы уже до этого раз целовались, просто это было недолго, а тут этот тип, и Йона, и я… и она как вдруг отрывается, говорит мне так нежно «Джисон», напирает, мне крышу снесло! Я же не знал, что тот придурок следил за ней по приказу ее отца.

— Дважды целованный Йоной Хани! — Хёнджин потряс руками перед своим лицом, пытаясь осмыслить то, что только что услышал. — Ты точно уверен, что из-за вашей запретной любви вас не поубивает господин Чхон и Лино, причем заранее договорившись?

— Я не дважды целованный… — протянул Хан. — Я, черт его знает… — он выставил перед собой ладони и, вспоминая, начал загибать пальцы, пока глаза Хёнджина округлялись всё больше. — Может быть, что-то забыл, но мы почти всю ту прогулку только и делали, что целовались, хотели снова, но тут опять появился человек ее отца. Хён, я вообще не знаю, что думать. Йона врет мне, она не хочет, чтобы я приезжал, но я всё же заеду и поговорю с господином Чхон с глазу на глаз, если надо.

— Если ты говоришь, что ее отец такой же чокнутый, как моя мать, то тебе туда лучше не соваться, — Хёнджин изо всех сил постарался подавить в себе это вырывающееся наружу удивление и шок. — Йона ясно дала понять, что с тобой что-то сделают, если ты туда заявишься. Ты видел Чана после того, как мы выбрались из дома моей семейки? Я не хочу видеть таким еще и тебя. Если ты так переживаешь, что с Йоной могли что-то сделать, то попроси Феликса заехать и разузнать. Он всё же их родственник. Или же Чана, он там званый гость, а ты — нет. И заканчивайте с этими поцелуями, по какой бы причине они ни случались, иначе всё зайдет слишком далеко, ты же понимаешь.

— У нас всё идет к сексу по дружбе, куда дальше-то? — вздохнул Хан, вспоминая то, с какой нежностью Йона произнесла его имя, с какой охотой отзывалась на его поцелуи, как ревновала и как говорила о том, что сказала бы его гипотетической девушке. Это было весьма странное чувство, но Хан всё время хотел снова увидеть ее, написать какую-нибудь глупость в сообщении, вызвать улыбку… А еще каждую ночь думал о Йоне и о том, как будет раздевать ее, когда они наконец останутся наедине в каком-нибудь помещении. Правда, теперь это, похоже, невозможно, потому что господин Чхон внезапно ворвался в то, что между ними происходит, и вставил палки к колеса. Но Хану было плевать, что и кто там думает, он хотел видеть Йону, дальше целовать ее, когда ему вздумается, и слышать от нее нежное «Джисон». Дороже и долгожданнее теперь моментов не существовало.

— Тогда посылай туда Чана или Феликса, а потом думайте вместе с Йоной, что вам делать. К сексу «по дружбе» у них всё идет, ага, — Хёнджин встал, подходя к штабному компьютеру, услышав звук уведомления. — Замечательная у вас дружба, вот что я тебе скажу, как бы мне потом на вашей свадьбе не стоять, — введя код, Хёнджин открыл сообщение и в очередной раз за сегодня широко раскрыл глаза от удивления. — Забудь пока о Йоне, этот свин подал за вас с Минхо заявку на участие в гонках, и пришел положительный ответ! А зачем…

— Выясним, когда все соберутся, — только и ответил Хан, глядя на переписку с непрочитанными сообщениями.

*****

От кого: Чан.

Это нормально, что я снова тебя хочу?

С этого вопроса начался вчерашний вечер Джин. Идя с работы домой, она просто валилась с ног, ей не терпелось наконец дойти до своего дома и принять горячую ванну с пеной, чтобы расслабиться. Ответив Чану, что она тоже постоянно его хочет, Джин вдела наушники и принялась болтать ногой в воде, играя с пузырьками, а потому не услышала, как дверь в ванную открылась. Чан прокрался незаметно и тихо разделся, пока Джин качала пальцами в такт музыке и напевала себе под нос. Стоило ей открыть глаза и понять, что она здесь не одна, как сердце пропустило удар, а с губ сорвался крик, ей было совсем не смешно, когда Чан громко расхохотался и сообщил, что видел эти танцы и что ему очень понравилось. Раскрасневшись и наконец сняв наушники, Джин начала брызгаться пеной, а потом сбежала из ванной, наспех завернувшись в полотенце.

Но Чан отнюдь не растерялся и пошел следом, повязав полотенце на бедрах и обняв затем Джин сзади, а потом разворачивая к себе и целуя. Нежный секс в кровати перерос в жесткий у комода и рабочего стола, но на этом ночь не закончилась. Напротив, продолжилась вызовом доставки еды и эмоциональным просмотром фильма. Уснули они случайно, так и оставив недоеденные суши и соевый соус на постели, а когда проснулись, то поняли, что время перевалило уже за двенадцать часов дня. Радуясь, что сегодня у нее выходной, Джин лениво поплелась в душ, а когда вышла, то застыла на месте, поняв, что Чан с кем-то разговаривает по телефону.

— Перехватили? Ты уверен, что нам в очередной раз не наврали? Да, я знаю, что проверить не помешает, но мы должны быть уверены, я не хочу повторения несчастного случая с Чонином, — эти слова Чан произнес с легкой болью и активно закивал. — В целом логично. Если на заезд приглашена едва ли не вся восточная Азия, то поставку могут осуществить там.

Джин спряталась за стеной, пытаясь осмыслить, о чем говорит Чан. Можно было подумать, что о своем бизнесе, но «перехватили», «поставка», «вся восточная Азия»… Всё это очень странно.

— Да я в порядке, но если опять придется драться, то ничего не могу обещать. Ладно, возьмем, только надо будет подумать… — Чан почувствовал взгляд за своей спиной и судорожно вздохнул. Джин всё слышала. — Хорошо, я скоро приеду, там поговорим, — он быстро положил трубку и повернулся к Джин, смотрящую на него с легким подозрением. Срочно что-то выдумать, срочно…

Чан постарался улыбнуться, подошел к Джин почти вплотную и поправил ее мокрые волосы, но она даже не улыбнулась, одним только взглядом требуя объяснений. Проклятое дело и чертово вранье. Живот скрутило от страха и напряжения, мысли никак не могли собраться в кучу, а Джин отняла его руку и села на кровать, закинув ногу на ногу.

— Ничего не хочешь мне рассказать? С кем ты собрался драться и о каких поставках речь?

— Джин, всё не совсем так, — начал было Чан, подойдя чуть поближе. Он прекрасно знал, что Джин прежде всего думает о драках и не хочет, чтобы он пострадал. Нужно было как-то заверить ее, что всё в порядке и что ей не о чем волноваться. Жаль, что это тоже ложь. — Я говорил с Чанбином, Хан и Минхо собираются участвовать в гонках на скором заезде, там соберутся участники из нескольких стран, но мы боимся, что тот самый друг, его зовут Уджин, может объявиться. Он тоже питает страсть к гонкам. Мы все пойдем поддерживать парней и, возможно… я же тебе говорил, что Уджин занимается кое-какой незаконной деятельностью, это наш шанс его поймать и посадить.

— Что этому Уджину от вас надо? — изо всех сил стараясь верить ему, обеспокоенно спросила Джин. Что ж, вполне похоже на правду, но чувство, что Чан чего-то недоговаривает, не покидало ее. — Чем вы ему так насолили, что он пытается вас убить и устраивает на вас охоту? Чан, после того, что случилось с тобой дома у Хёнджина…

— Счастье мое, всё хорошо, — Чан осторожно опустился на кровать и обнял Джин, радуясь, что она позволила сделать хотя бы это. — Мне ничего не угрожает, просто верь. Но если Ким Уджин решил подстроить Минхо или Хану какой-нибудь несчастный случай или осуществлять передачу прямо на гонках, драка будет просто неизбежной. Всё нормально, я справлюсь и не пострадаю. Я тебе обещаю.

— Ким Уджин… — словно пробуя имя на вкус, протянула Джин, обнимая Чана крепче. Она хотела ему верить, изо всех сил старалась, отгоняла от себя мысль, что здесь что-то не так, но та навязчиво лезла ей в голову. — Он хотел убить Хана и Сынмина, его друзья избили тебя и Минхо, да еще и родители Хёнджина… Где ты понабрал столько врагов? Откуда у тебя, такого хорошего, они вообще могут взяться?

— Я не всем нравлюсь, — хмыкнул Чан, постепенно успокаиваясь. Кажется, пронесло, но что он будет говорить, попадись еще раз? — Джин, просто поверь мне. Ты видела, как я дерусь, и знаешь, что я не дам себя в обиду, а парни меня — тем более. Если вдруг что-то приключится, ты на сей раз узнаешь об этом первой. Но всё обойдется, мы лишь постараемся избавиться от Уджина раз и навсегда. Хоть и не факт, что получится. Я со всем разберусь.

— Просто если с тобой что-то случится…

— Не случится.

— Но если вдруг, то я не смогу жить. И не скрывай от меня больше ничего, впредь, если вы собираетесь ловить вашего бывшего друга, я должна об этом знать, — Джин закрыла глаза и положила подбородок на плечо Чана, борясь с недоверием. — Ты не просто какой-то парень, с которым я начала отношения, ты — мой самый дорогой на свете человек.

— А ты — мой, поэтому я пытаюсь оградить тебя от переживаний. В следующий раз, если он случится, я обо всем тебе расскажу, — пообещал Чан, зажмуривая глаза и ненавидя себя за то, что снова выкручивается и обманывает.

Джин не заслужила такого, она должна жить в счастье и спокойствии, а не постоянно думать о том, что ее любимый человек лжет ей и может в один прекрасный момент погибнуть. Однажды он расскажет ей обо всем и будет надеяться на то, что Джин не отвернется и не уйдет, встанет на колени перед ней, если понадобится. Но не теперь, когда она только переехала и пытается зажить счастливо. Больше Чан не видел без нее своей жизни и знал, что будет всегда возвращаться к ней, что бы с ним ни было. Джин была необходима ему, как вода или воздух, и оттого было так сложно во всем признаться.

А Джин гладила его по волосам, прогоняя от себя подозрения и зная, что Чан не может ее предать. Если он что-то и скрывает, то явно не роман на стороне или подпольные бизнесы по всему Сеулу. Так что нужно было просто довериться и подождать, когда он сможет быть с ней честен до конца.

*****

Рычание двигателей, громкие крики, развевающиеся флаги самых разных цветов, снующие туда-сюда специалисты по топливу, аэродинамике, телеметрии, гонщики, примеряющие шлемы, журналисты, иностранные менеджеры, собирающиеся на трибунах люди — все они похожи на улей с кучей роящихся пчел. Надев не без помощи Феликса ярко-красный драйверский костюм, Минхо натянул перчатки и взял подмышки шлем, оглядывая гоночный трек и прикидывая свой иллюзорный шанс победить в этом заезде. Как и в случае с цирком, их целью не было показать свои таланты, но если и приходится, то лучше делать это хорошо. В отличие от Минхо, Чонин был занят другим и смотрел в сторону китайцев, пытаясь найти глазами дилера по прозвищу Шанхай, но тот, скорее всего, должен был явиться позже.

— Напомните мне, зачем мы собираемся участвовать в заезде, если могли просто посидеть на трибунах и поискать нашего дилера? — спросил Хёнджин, поправляя черный берет на голове и надеясь, что он не слетит, пока машины будут нестись на полной скорости.

— Нам нужно было проникнуть на внутреннюю «кухню», — пояснил Чанбин, тоже, как и Чонин, разглядывая китайцев, однако тайванцы вели себя слишком громко и прыгали, закрывая обзор. — Мы не знаем, когда и где Шанхай должен будет передать партию, так что пока Чонин будет сидеть и махать Хану флагами в знак поддержки, а Сынмин и я надиктовывать ему и Минхо дорогу, нужно будет глядеть в оба.

— А меня-то вы зачем за трек засунули? — обреченно спросил Хёнджин, пока что слабо себе представляя, как будет стоять на треке и глядеть в оба одновременно.

— На случай, если с машинами будет что-то не так и нам понадобится человек на треке, — ответил вместо Чанбина Чан и выдохнул. С этим заказом они не только научились играть в покер, выступать в цирке и работать в сфере обслуживания, но и гонять по треку, а также разбираться в гоночных автомобилях. Команда, нанятая ими недавно, проверяла машины Хана и Минхо на целостность, и Чан внимательно следил за ними, чтобы никто не посмел залить не то топливо или намеренно устроить поломку. — Я буду стоять с флагом на третьем повороте и наблюдать за трибунами, главное — не смейте попасть в аварию. Понятно?

— Мне кажется, я уже доказал, что неплохо вожу, — весело хмыкнул Хан, поглаживая свой гоночный автомобиль по бамперу и предвкушая гонку.

Людей вокруг становилось всё больше, Чан до последнего стоял возле автомобилей, следя за командой, пока его не позвали наверх и не дали в руки гигантский черный флаг. Сынмин и Чанбин скрылись с глаз, надевая большие наушники с маленьким микрофоном и внимательно разглядывая трек. Феликс и Чонин заняли свои места на трибунах, наблюдая за иностранными гостями. Хёнджин, зажмуривая глаза и стараясь не прислушиваться к агрессивному рыку уже заведенных двигателей, встал на свое место. Минхо, напряженно глядя на Хана и отбивая кулаки, пожелал удачи, почти не скрывая своего волнения, сел в машину и проверил, насколько хорошо закреплен шлем. Повсюду камеры, журналисты, команды гонщиков, яркое солнце слепило глаза, но Минхо знал, что как только он тронется с места, всё это станет неважным. Для него будет существовать лишь трек.

На середину дороги вышла девушка в короткой юбке с двумя небольшими флагами в руках, раздался гул аплодисментов на трибунах, потом голос мужчины, приветствующего гонщиков и гостей, а затем произносящего речь, которая должна была, наверное, вдохновить, но Минхо услышал только свое имя и марку автомобиля, а потом имя Хана, которые должны были наряду с еще несколькими людьми представлять Корею. Дальше Тайвань, Япония, Китай, Индонезия и Вьетнам. На трибунах каждый яростно поддерживал гонщиков, представляющих их страну, раздалось несколько слишком громких визгов, потом Минхо заметил, что на него направляют камеру для телевидения, и проклял всех организаторов гонок за медлительность.

Вот уже, совсем скоро. Девушка приподняла флаги. Еще чуть-чуть, и раздастся сигнал.

Как только флаги были опущены, Минхо нажал на педаль газа и понесся вперед, сразу же обгоняя раскрашенную во все цвета радуги машину и плавно поворачивая налево. Хан не отставал, сжимая ладонями руль, и, забыв обо всем, смотрел на дорогу, попутно вслушиваясь в то, что ему говорит Сынмин. Трек дрожал от несущихся на всей скорости машин, приходилось то замедляться, а то ускоряться, обгоняя конкурентов. Особо отчаянный японец резко подрезал едущий с ним ноздря в ноздрю автомобиль, вырулил на повороте и замедлился, едва не врезавшись в выругавшегося Минхо, уже видевшего впереди Хёнджина, размахивающего черно-белым в клетку флагом. Это значило, что один из рубежей пройден, можно было ускоряться. Более профессиональные гонщики маневрировали легко и просто, даже когда казалось, что вот-вот они с кем-то столкнутся или врежутся в борт, но каждый раз всё обходилось, а Минхо, крутящему руль туда-сюда, только и оставалось удивляться. Он привык кататься по городу на мотоцикле, обгоняя все впереди едущие машины, но трек — это что-то для него по-настоящему новое, и поэтому адреналин и жажда победы захватили его полностью.

— Смотри, какой-то хрен крадется! — забыв закрыть микрофон рукой, сказал Чанбин и показал отвлекшемуся Сынмину в сторону китайских «болельщиков».

— Принято, — сказал в ответ Минхо, подумав, что слова Чанбина относятся к едущему на всех парах позади вьетнамцу, намерено замедлился, чтобы не столкнуться с другой машиной, и потом съехал ближе к краю полосы, начав петлять туда-сюда и тем самым не давая другим дорогу.

Вьетнамцу, которому смертельно надоела эта змейка, взбрело в голову подрезать Минхо, ударив своим колесом по заднему бамперу и пытаясь оторваться, но препятствие в виде китайца, едущего впереди, заставило его притормозить, и тогда Минхо, громко рассмеявшись, но стараясь не оглядываться, уверенно свернул вправо. Комментариев Чанбина больше не было слышно, он словно куда-то пропал, но это уже было неважно. Вновь черно-белый флаг, еще один рубеж удалось миновать без происшествий. Зато Хан уже уехал далеко вперед, сверкал только бампер его красной машины.

Перепоручив держать флаг кому-то другому, Чан спустился вниз и нашел глазами Чанбина, показывающего в сторону китайцев, среди которых затесался Шанхай, почти такой же, как на своем фотопортрете, и спокойно разговаривающий с одним из своих. В руках его, правда, ничего не было, но Чонин уже бежал туда настолько быстро, насколько мог, выбивая еду из рук напряженно следящих за гонкой людей. Главное — быстро и пока никто не видит, отвести Шанхая в сторону и задать ему пару вопросов. Или сложить его в багажник, если придется. Правда, никто не предвидел того, что произойдет прямо на треке. Послышался грохочущий взрыв, Чан закрыл уши руками и, не помня себя от волнения, взглянул вниз с трибуны. Машина одного из корейских гонщиков вдруг загорелась, в небо поднялся смог черного дыма, общественность тут же всполошилась.

Хан практически прочувствовал этот взрыв на себе, как раз обгоняя того самого гонщика, и резко ударил по тормозам, едва не вылетев на трек. Не обращая внимания на несущиеся мимо автомобили, но стараясь не быть сбитым, он побежал к тому самому корейцу, вытягивая того, бесчувственно лежавшего головой на руле, на дорогу. Оттащив его в сторону борта и сняв шлем, Хан увидел множество крови на его лице и прощупал пульс. Мертв. Кто-то приказывал дать по тормозам, кричал изо всех сил, но гонщиков, страстно желающих победить, было уже не остановить. Второй взрыв, на сей раз недалеко от Хёнджина, среагировавшего незамедлительно, бросившего флаги и побежавшего на помощь. На сей раз гонщика удалось вытащить полуживым, пока в сторону летели детали.

— Да бежим за ним! — крикнул Чанбин, стараясь не смотреть на трек, и растолкал всех, кто встречался на его пути. Перед его глазами стоял только чуть напряженный Шанхай, бесстрастно глядевший на то, что происходит на треке.

Люди повставали с трибун и бросились бежать, но не журналисты, надоедливого наводящие камеры на место происшествия. Что-то кричали японцы, когда рванула еще одна машина, на сей раз с их гонщиком. Водители заметно напряглись и, поняв, что уже не до победы, повыпрыгивали из своих автомобилей и стремительно отбежали в сторону. Хёнджин оттаскивал раненого гонщика и, что было сил, прокричал, чтобы срочно вызывали скорую. Минхо схватил громко отрывисто дышащего Хана за руку как раз вовремя, прежде чем произошел еще один взрыв, на сей раз в пустой машине.

А тем временем Чонин и Феликс бежали против течения толпы, падая и спотыкаясь. Чанбину, от которого отстал Сынмин, повезло больше. Он перепрыгивал через сидения выше и выше, пока Шанхай, спокойно уходящий с трибун, не скрылся окончательно. Его нельзя упускать, слишком уж долго они ждали этой встречи. Когда прибыла команда, начавшая осматривать машины и собирать детали, гонщики уже скрылись с трека, все побежали кто куда, Чанбин случайно сбил с ног ребенка, но сдержал порыв поднять его, плачущего, на ноги, а потом, почти достигнув Шанхая, бросился на него и перекатился вместе с ним по пандусу. Другие китайцы, стоящие рядом, закричали что-то на своем языке и принялись оттаскивать Чанбина в сторону, но к счастью, Феликс и Чонин прибыли как раз вовремя, не дав Шанхаю уйти и окружив его с разных сторон. Когда тот попытался перепрыгнуть лестницу, его уже встретил Сынмин, наотмашь ударив битой по плечу и сбив китайца с ног. Вырвавшийся Чанбин схватил Шанхая за запястья и, борясь с сопротивлением, поволок его вниз, а Феликс и Чонин изо всех сил отвлекали внимание, пытаясь переключить его на себя.

Большинство людей уже покинули трибуны, вспыхнул новый взрыв, отбросивший двух работников в сторону, стоявшие недалеко товарищи при помощи Чана подняли их на ноги и увели подальше, приказывая всем прекратить работу. Подбежавший к Хёнджину Минхо снял шлем, швыряя его в сторону за ненадобностью, и схватив друга, боявшегося громких звуков, за руку. Увидев, что Чанбин волочет сопротивляющегося Шанхая к ним, Хан приказал остальным уходить и бросился в сторону стоянки с их автомобилями. Что произошло — оставалось только гадать, но зато у них есть человек, который ответит на все вопросы.

— Быстро, в штаб! — крикнул Чан, садясь за руль и пытаясь найти глазами остальных. Хёнджин прыгнул на переднее сидение и быстро пристегнулся, сзади расположились Чанбин, Феликс и Чонин, изо всех сил пытающиеся унять бьющегося и кричащего Шанхая.

Повалив его на коврик машины, Феликс кое-как застегнул наручники на его запястьях за спиной, а Чонин заклеил ему рот скотчем, пока Чан осторожно, стараясь не вызывать никаких подозрений, выезжал с парковки. Хан с Минхо и Сынмином уже понеслись в сторону штаба, на ходу пытаясь сообразить, что случилось и почему одни машины взорвались, а другие — нет. Приехали они все почти одновременно, Чанбин выволок отбивающегося и испуганного Шанхая из салона и, занеся в помещение, грубо кинул на пол, а потом оторвал от его рта скотч.

— Ну что, рассказывай, — только и сказал Чанбин, беря в руку нож.

— Да кто вы такие?! Что рассказывать?! — воскликнул Шанхай на ломаном корейском.

— Как зовут, откуда родом, зачем приехал и какие наркотики ты должен был доставить. Нам интересно всё, о чем ты будешь говорить, — безразлично ответил Чанбин. — Что за фаер-шоу ты устроил на треке и должны ли были взорваться тачки крольчонка и квокки, — кивнув в сторону не переодевшихся из красных гоночных костюмов Минхо и Хана. — На кого охоту ведешь, как давно промышляешь дилерством?

— Наркотики… у меня при себе ничего не было! — воскликнул Шанхай, принимая сидячее положение. У него в голове мелькала всего пара вопросов: кто это все такие и где он находится? — Я доставляю их иногда из Кореи в Китай и Тайвань, но в этот раз… в этот раз у меня ничего нет.

— Он либо припрятал сумку где-то в районе трека, либо привез что-то другое, — заметил Сынмин, прокручивая в голове появление Шанхая от и до. Сумки при нем действительно не было. — Давай с простого: как зовут?

— Линь Вужоу, — смертельно напуганный, ответил он, решив ничего не скрывать. Лишь бы только отпустили на родину и не трогали, потому что Минхо, взявший молоток, и Феликс с Чанбином, крутящие ножи, выглядели слишком устрашающе. — Я в Корее редко бываю, вот только с недавних пор начал возить товар в Китай, Тайвань и Вьетнам, но правда, при мне не было никаких наркотиков! Можете вернуться на трек и проверить!

— Один приехал или с кем-то? Искать кто-то будет? — продолжил допрос Чанбин.

— Б-будут! Но я приехал один, заказчик будет искать, хоть заказ и выполнен, и лучше вам меня отпустить, кем бы вы ни были! Я не знаю никаких крольчат и квокк, — Линь Вужоу явно надеялся, что слова о том, что кто-то будет его искать, возымеют эффект, но каждый из восьми остался невозмутим.

— Тогда стоит единственный вопрос: что ты привез? И кто заказчик? — спокойно спросил Чан, подходя ближе.

— Топливо… вернее, добавку для топлива из Китая, из особого… я не знаю, как называется, не я изготавливал. В общем, его залили подкупленные люди в нужные машины, это и вызвало взрыв, — как на духу выложил Линь Вужоу. — Но я правда не знаю, зачем, я просто должен был привезти топливо, вот и всё.

— Я запомнил имя того погибшего гонщика, позвоню в полицию, попрошу пробить, — сказал Хан и, схватив телефон, вышел на улицу. Как раз, совсем невовремя, позвонила Йона.

— Того из пострадавших: два корейца, один тайванец и японец, — подвел итог Хёнджин. — Имя второго корейца я тоже вроде как запомнил, пойду скажу Хану, пусть и его пробьют.

Чан кивнул и снова посмотрел на Линь Вужоу.

— Имя заказчика?

— Я не знаю, мы сотрудничали не напрямую, только через доверенное лицо.

— Знаешь ли ты людей с прозвищами Черный сокол или Стрела?

— Нет, таких не знаю, — покачал головой Линь Вужоу, и по его испуганным глазам было видно, что он не врет. Чан обреченно стукнул рукой по столу и задумался над тем, что еще можно спросить.

Чанбин и Сынмин долго с ним о чем-то разговаривали, но не вызнали практически ничего, из полезного — только информация о чудо-топливе, взрывающемся при определенных химических взаимодействиях внутри бака. Но больше ни одной ниточки, которая связала бы Линь Вужоу с уже известными им дилерами или курьерами; никого не знает, ни о ком не слышал, ездит туда-сюда, перевозя наркотики, причем с весьма недавних пор. Ни имени заказчика, ни конкретной цели приезда — пусто. Поняв, что больше они ничего не добьются, Чанбин с позволения Чана предупредил Линь Вужоу, что они всё о нем знают, и если тот попробует сболтнуть лишнего, то будет пристрелен или зарезан в темном переулке, а потом вырубил его ударом биты по затылку. Осталось лишь подумать о том, куда его деть.

— Он как будто… откуда-то не отсюда, — задумчиво проговорил Феликс, отворачиваясь от лежащего без сознания Линь Вужоу. — Предыдущие допрашиваемые кого-то сдавали, но этот либо прикидывается, что никого не знает, либо действительно… — вздохнув, Феликс взял фотопортрет Шанхая и повесил его на доску, но с кем его связать, так и не понял, рисуя рядом вопрос. — Нужно переговорить с командой тех гонщиков, кто-то заливал это топливо и должен знать.

— Тогда мы с тобой этим и займемся, причем прямо сейчас, — кивнул Чан и повернулся к остальным: — Минхо, Сынмин, просмотрите телефон и документы господина Линь, если у него куплен билет на самолет, отправьте его домой прямым рейсом. Чанбин и Чонин, оставайтесь здесь и начните проверять все данные экспертизы, найдите редкие ингредиенты, узнайте, насколько они опасны. Хёнджин, Хан, прямо сейчас поезжайте в полицейский участок, пробить тех гонщиков нужно немедленно. Нам нужно понять, чем они заслужили гибель на треке и кто они такие. Когда что-то найдете, звоните мне.

Наскоро переодевшись в то, что у них было в штабе, каждый поехал выполнять задание, и Чонин с Чанбином остались вдвоем, заварив себе чай и начав просматривать состав более сотни разных наркотических веществ. Правда, вот незадача, в составе некоторых из них были ингредиенты, помеченные знаком вопроса.

*****

Это были просто идеальные отношения, без единой ссоры или упрека. Устроившись на подработку и стараясь усердно учиться, Чанбин и успевал только выкраивать время для тренажерного зала и встреч с Чаном да свиданий. Больше всего на свете До Ёнми любила гулять и готова была делать это на побережье, у ручья, улицах Сеула, скверах, парках и загородом. А Чанбин готов был угождать ей во всем, гордо держа за руку, где бы они ни находились. В университете о них говорили все, кому не лень, а кому лень — просто молча наблюдали, гадая, с чего бы взяться такой странной парочке. Оставив подруг-сплетниц, смотревших теперь на Чанбина совсем другими глазами, Ёнми вся отдалась учебе и новым отношениям, самым романтичным в ее жизни. Она чувствовала, что стала для Чанбина центром его существования, он готов был принести к ее ногам весь мир и сделать даже больше. На парах, переменах, в не учебное время — они всегда были вместе и не отходили друг от друга ни на шаг.

Поняв, что шутки с Чанбином плохи, Ха Ыну отошел в сторону и до поры до времени не появлялся ни у кого на глазах, явно потеряв авторитет и среди друзей, и среди других студентов. Он много раз пытался подойти к Ёнми, но она бегала от него, как от чумы, однако отчего-то каждая его попытка снова сблизиться доводила ее до слез, словно она еще что-то чувствовала к нему. Когда они в очередной раз лежали с Чанбином в его кровати после жаркой ночи, она долго молчала, приводя мысли в порядок, а потом плакала, тихо, чтобы никого не разбудить. Возможно, если бы она была чуть громче, всё бы обошлось, но Ёнми, понявшая, что не может и дальше разрываться, посмотрела на Чанбина, поцеловала его, спящего крепко, в щеку, и, собрав вещи, выскользнула из дома, стараясь не попадаться на глаза вновь пьяному Ги Ену, сидящему в обнимку с тарелкой чипсов и неотрывно глядящему в экран телевизора.

На следующее утро, не обнаружив рядом с собой Ёнми, Чанбин вскочил с кровати, наспех натянул боксеры и, посмотрев на время, понял, что уже проспал первую пару. Поспешил в университет и попутно набирая Ёнми, пропавшей так внезапно и не отвечающей ни на один из его многочисленных звонков. Проверив практически каждую аудиторию, Чанбин носился по коридорам, как проклятый, спрашивая у каждого встречного, не видел ли он Ёнми, но она словно куда-то запропастилась. И только ближе к ночи объявилась, написав только одно сообщение — «нам нужно поговорить». Вздохнувший было более-менее спокойно, Чанбин явился на место встречи много раньше назначенного времени и едва не упал, увидев то, что был не должен. Ноги стали ватными, но зато руки не дрожали, когда он подошел к жадно целующему Ёнми Ха Ыну и грубо оттащил его к стене, ударив об нее головой.

— Теперь моя очередь предупреждать, — прошипел Чанбин, ударяя смеющегося Ха Ыну по лицу кулаком. — Еще раз увижу рядом с моей девушкой — кишки выпущу, ты понял, пингвин недоделанный?! Если ты подойдешь к ней ближе, чем на три метра…

— Бинни, остынь! — закричала вдруг Ёнми, оттаскивая шокированного Чанбина в сторону и закрывая собой Ха Ыну. — Успокойся и послушай меня! Я давно хотела с тобой об этом поговорить… — ее руки опустились вдоль тела, Чанбин приподнял ее голову за подбородок, смотря глаза в глаза и пытаясь понять, что она пытается сказать. — Всё было здорово, — пустив слезу, сказала Ёнми и закусила губу, — правда, ты подарил мне массу воспоминаний, и я… Пойми одно: наши отношения были ошибкой.

— Ошибкой? — будто не слыша, переспросил Чанбин.

— Я сошлась с Ыну неделю назад, но не знала, как тебе об этом сказать. Я так упорно и долго старалась гнать его от себя, забыть и стереть из памяти, но не могу. Нахожусь в своей комнате, и вспоминаю о нем; целую тебя и думаю о нем; прихожу к тебе и вижу в твоем лице его. Это нечестно по отношению к нам троим, и я приняла решение. Я не могу и дальше обманывать нас с тобой и делать вид, что люблю тебя, а не Ыну.

Ёнми явно ждала какого-то ответа, но Чанбин и звука издать не мог, смотря то на нее, то на улыбающегося Ха Ыну, стирающего с лица кровь. Ноги подкосились, трудно было даже стоять, руки задрожали, как во время ломки, перед глазами пронеслась сразу тысяча воспоминаний, и теперь, при взгляде на Ёнми, он видел не ее, а словно кого-то другого. Когда она вновь прижалась к Ха Ыну, заслоняя того собой, Чанбин сделал два осторожных шага назад и постарался сдержать вырывающийся наружу крик. Так ничего и не ответив и слыша свое имя, произнесенное дрожащим голосом Ёнми, он пошел прочь так быстро, как только мог, лишь бы поскорее убраться из этого проклятого места. Потом вырвался сдавленный хрип, а за ним — лавина боли, накрывшая с головой. Сердце всё еще отказывалось верить в увиденное и услышанное, Чанбин побил себя по щекам, словно думая, что он вот-вот проснется и увидит рядом с собой спящую Ёнми. Но жжение на лице и ледяной ветер были чересчур реальными, как и тот факт, что любимая девушка ушла от него так же внезапно, как и отец.

Избив в кровь кулаки об стену, Чанбин отправился домой, но сначала решил заехать в еще одно место.

Чан звонил ему долго и упорно, но ни один его звонок так и не был принят, а потом телефон Чанбина и вовсе оказался недоступен. Решив, что случилось что-то серьезное, особенно если учесть тот факт, что Ёнми потерялась, Чан отправился к нему домой и постучался дважды, прежде чем открыла Со Аёнг, вся в слезах, и показала дрожащим пальцем в сторону гостиной. Чанбин сидел там, с сигаретой и бутылкой соджу в руках, поочередно поднося их к губам. Заметив лежащие на столе цветные таблетки экстази, Чан ощутил, как в груди поднимается ярость, выхватил из рук друга бутылку и с размаху кинул ее в стену.

— Ты… ты вообще что себе позволяешь… — кое-как ворочая языком, проговорил Чанбин и попытался замахнуться на Чана, но тот, увернувшись, грубо схватил друга за грудки и пару раз тряхнул так, что у того еще больше закружилась голова. — Уйди… просто скройся…

— Опять ты за свое?! — прокричал Чан и, заметив краем глаза Со Аёнг, показал ей, чтобы она вышла и пока что их не беспокоила. — Ну, что случилось? Ёнми? Что она сказала?

— Бросила, как… как… — Чанбин отчаянно пытался придумать сравнение, но вместо этого потянулся за еще одной таблеткой экстази, однако Чан, кинув друга на диван, тут же собрал их все и выбросил в окно. — Чан, что ты делаешь… отдай и уходи… ты не видишь, что ли, что мне ничем не поможешь… Я на что вообще рассчитывал?..

— Да плевать мне, на что ты рассчитывал! — Чан поднял Чанбина на ноги и снова потряс его, приводя в чувство, хоть это было и бесполезно, пока действие экстази не закончится. — Мне не плевать на то, что мой лучший друг опять упаролся, хотя, казалось бы, уже завязал. Да неужели тебе… — Чан замолчал, думая над тем, что ему делать и как он может помочь, а потом, выдохнув, потащил Чанбина к входной двери. — Сейчас я тебе покажу, как ты можешь закончить, если продолжишь в том же духе. А дальше сам решай: уходить мне из твоей жизни или оставаться.

Чан с трудом затолкал Чанбина на заднее сидение машины, сказал Со Аёнг, что скоро вернет его в целости и сохранности, и сел за руль. Постепенно преодолел все красивые и яркие улицы Сеула, свернул в кромешно темный переулок, достал из бардачка, к большему удивлению Чанбина, кобуру с пистолетом и застегнул ее на бедре, а потом вытащил друга на свежий воздух и, позволив опереться на себя, дотащил до наполовину заброшенного дома. В нос тут же отрезвляюще ударил отвратительный запах гнили, вони и сигарет, смешанный с чем-то спиртным. Выхватив пистолет, Чан быстро и уверенно шел прямо, а Чанбин смотрел по сторонам и ужасался. На холодной земле лежала раздетая девушка, издающая невнятные звуки и рассматривающая собственные пальцы, слева от нее сидели мужчины и звонко смеялись, хотя взгляд их явно был нечетким, чуть дальше — мальчишка-подросток, отбирающий таблетки у бомжеватого вида мужиков. Пройдя вперед и стараясь не упускать Чана из виду, Чанбин увидел молодого парня примерно своего возраста, лающего собачкой, за что ему бросали таблетки и сыпали порошок прямо на землю, а тот радостно, явно не в себе, принимался жадно нюхать его и слизывать с земли, пока остальные смеялись и заставляли его снять штаны.

А посреди всего этого кошмара — небольшое здание. Чан кивнул головой, приказывая идти за ним, и открыл дверь с ноги, вытягивая руку с пистолетом и делая предупредительный выстрел. Мужчина, до этого спокойно сидящий на стуле, вскочил на ноги и поднял руки вверх, а Чан, подойдя к ветхому деревянному столу, начал что-то цедить сквозь зубы, явно делая предупреждение. Чанбин всё еще не мог прийти в себя после увиденного, напрочь забыв об экстази, и судорожно пытался сообразить, что здесь происходит. Чан что-то еще сказал мужчине и ударил того по лицу, требуя каких-то ответов, а потом, удовлетворенный ими, вновь вышел на улицу, смотря на упаровшихся людей. Чанбин заметил девушку и парня, одновременно вкалывающих себе в вену из шприца наркотик, и отшатнулся.

— Если хочешь закончить, как все они, то можешь дальше скупать таблетки, — выдыхая изо рта теплый воздух, тихо сказал Чан, и Чанбин резко представил себя среди всех этих людей, слизывающим с земли порошок. — А можешь пойти со мной и вместо того, чтобы употреблять эту дрянь, помочь разобраться с теми, кто ее поставляет. Я узнавал имена барыг у того мужчины, мне нужно их всех проверить, — Чан медленно пошел вперед, прочь из этого притона, а потом повернулся к Чанбину. — Ну так что, ты идешь?

И в этот момент Чанбин раз и навсегда для себя решил, что пойдет за Чаном куда угодно.