Возможно, Дазаю так легче продолжать быть, думая, что в любой момент он может это всё прекратить; словно выйдя из игры.

Чуя тешит себя мыслью, что, возможно, Дазаю легче потому, что вот с таким вот этим вот всем он всё равно тоже кому-то нужен – как простой человек; как половинка себя. Он не любит боль; пытаясь забыть себя, пытаясь не чувствовать себя, но именно это – беспокойная жизнь, полная тревоги и ощущения неполноценности, муки желания быть простым, самым простым человеком, не знающим, что такое думать, или тем, чья жизнь не знает отдыха, – именно это напоминает ему, почему он не любит чувствовать, почему стремится бежать от скуки. Именно последнее даёт ему забыть себя. Счастливые чувства, добро и тепло – то, чего он не понимает, не может ощутить или подарить, но к чему бессменно стремится в глубине подсознания – только напоминают о том, что он не создан для этих вещей, делают больнее, ранят до крика и желания мгновенно умереть, чтобы не чувствовать.

Осаму Дазай не любит быть живым. Это больно. Совсем не похоже на счастье, сколько бы он ни смотрел. Его счастье – очутиться в надёжных руках Одасаку, обнимающих, у него на широкой груди, мальчишкой, понятым и принятым, его спасение было в этой дружбе. Он понимал, по какой причине этот человек заинтересовался и сблизился с ним, но именно она позволила ему раскрыться перед другом полнее, показать себя со всех сторон – он был собой, он мог быть любым собой, и он таким и был ему нужен; нужен… Он мог не оглядываться на посторонних людей, не искать, в чём же заключается счастье. В то недолгое время знакомства он был, пожалуй, действительно, по-настоящему, ощутимо не одинок. Он объясняет юному мальчику про жизнь и доказывает, что любящие люди – красивы, вселяя уверенность, а за душой отчаянно боится услышать: «А нелюбимые?», – потому что он не хочет думать о том, как они справляются с этим, какими дорогами находят в себе силы, чтобы тоже казаться красивыми и любимыми хотя бы кем-то.

Он думает, что внутри у него засасывающая бездна мрака. Но в иные дни он становится своей ногой, и эта мазутная мерзкая жижа не доходит ему даже по щиколотку. Смешно.

«Я говорил о самоубийстве и я хотел, чтобы вам было страшно – разве оно не пугает? Я хотел, чтобы вы поговорили со мной. Потому что мне самому было страшно, я боялся, что совершу его на самом деле, пусть это было одновременно и тем… Нет. Я хотел прекратить свои страдания, прекратить своё существование, но не хотел умирать. Это больно, страшно и одиноко более, чем какая-либо другая вещь в этом мире». (Но в Агентстве все слишком уважают чужое решение.)

Поэтому совершенно очевидным он находит притяжение к ненависти Накахары. Это проявление его стремления к смерти, не более. Внутри себя тот так же одинок и предаваем много раз. Он совершенно очевидно подставляет шею и ворот под ласки – он хочет, чтобы его тело любили (хотя бы это «совершенное» тело). Что ж, это всё ещё ничего не значит, Дазай даже только что целовал его в губы, потому что без этого Чуя кончить не мог, и это такая малость, на самом деле…Что ж, это всё ещё ничего не значит, повторяет он и разрешает себе целовать со страстью (к самоуничижению) – потому что это нужно Чуе. Тот расцветает под ним, раскрывается до самой сердцевины, и трудно поверить, что их секс – всего лишь случайность, что они не созданы друг для друга, потому что так доверять можно только любя. Ах?.. Всхлипывая дрожащими губами, Чуя шепчет что-то экспрессивное, заклинает решительно, но разобрать невозможно; он умирает под ним, сломленный ненавистью и страстью, размазанный в комочек желе, это дёргающееся, ненавидящее его тело, не принимающее и не признающее, совсем беззащитное в одной кожаной плёнке в стадии оргазма. Горячие белые капли расчерчивают грудь шрамами, Дазай каждый раз их пробует на вкус, словно так может ощутить саму реальность, а Чуя едва не плачет навзрыд от унижения или наслаждения – он сам не может разобрать свою реакцию, но каждый раз просто плачет, и слёзы его совсем не горькие. Когда расхлёстанный Чуя задыхается под ним, Дазаю почти кажется, что дышит он сам. Ощущает. Чувствует. Эта чужая несдержанность пробивает расстояние между мирами всполохами красок. Его звуки имеют вкус.

5-7/10-21

© Copyright: Натали-Натали, 2021

Свидетельство о публикации №221100700910