– ...и присыпанные кардамоном, – расхваливает Дазай собственное пирожное, для пущего эффекта театрально прикрыв глаза и приложив руку к груди. Чуя хмурится и почти не вникает, он рубит категорично:

– Я не знаю, что это, но звучит вкусно, давай это сюда.

– Ты не можешь не знать, что такое кардамон, Чуя! – возражает Дазай, уводя тарелку у него из-под носа. – Я так старался, а ты хочешь это всё просто съесть, даже не распробовав?! Я оскорблён до глубины души!

Чуя не вникал, но был искренне уверен, что Дазай – посредственный любитель из кулинарного кружка, но внезапно оказывается, что его способности сравнимы с талантом опытного кулинара. Чуя удивлён и приятно польщён оказанным вниманием. Вороша вилкой изысканный десерт, он обретает понимание, что февральский подарок был не просто ручным, он был и впрямь изготовлен Дазаем. Сидя на подоконнике и не заботясь о том, сколько забивается ветром в волосы лепестков сакуры, он считает, что лепестки, упавшие на блюдце, тоже были частью задумки Дазая. Несвойственно глубокая мысль для Чуи. Но отчётливо встаёт в памяти образ огорчённого отказом на день Валентина Дазая: «Что ж, я вижу, ты расстроен моим предложением, а шоколад поднимает настроение, поэтому всё же лучше возьми и съешь его, зря я, что ли, готовил его для тебя», – за сим он слегка отталкивает от себя упирающегося Чую, поэтому тот рефлекторно сжимает пальцы на коробке, как будто держась за неё; и убегает. Чуя всем его знакам внимания отчего-то не придавал большого значения, никогда не допуская возможности задуматься о мотивах поведения этого клоуна. В смысле… он серьёзно рассматривал Чую как кандидата на свою пару? Как это? Разве Дазай не дурачился всё это время?

В другое время он был настойчивее:

– Я знаю отличное снотворное средство! – говорил Дазай Ацуши, стоя поодаль от Чуи с невинной улыбкой, а сам, пробравшись под его плащ, гладил пониже поясницы, и на слове «отличное» с аппетитом стиснул вычерченный мягкой тканью филей. Так что выдержке рыжего можно полноправно было ставить памятник. Но стоило Ацу ненадолго отвернуться – в поиске бумаги с ручкой для записи, Чуя с размаху выставил печать кулаком на щёку до противного довольной Скумбрии, оскалил зубы и зарычал. Когда Ацу снова смотрел на них, картина ничем не отличалась от прежней, только на лице у Дазая откуда-то уже красовалась ссадина. Понятно, конечно, откуда, но вот это у них скорости! – восхитился он. Так Чуя понял, что у Дазая есть группа поддержки, а за спиной их давно уже друг за друга сосватали.

Поэтому веселья ради (и из мести, Дазаю ведь ничего не обламывалось, на самом-то деле), однажды Чуя, проходя по коридору мимо, шлёпнул Дазая по заднице (нахально и с присвистом, делая после вид, что он не при чём, ибо нечего его было впутывать; не надо объяснять ему про мораль, он и так школьный хулиган намба ван). После серии подобных знаков внимания они и оказались здесь, в кабинете кулинарии в день рождения Чуи, и Дазай мужественно продолжал делать вид, что действия Накахары не оскорбляют его достоинства.

– В мире, где есть настолько прекрасное небо, как может быть столько боли? – продолжает пафосно заливать Дазай (надо отметить, не без иронии и с прежней ссылкой на цвет глаз Чуи). А потом он клонится к Чуе, забирая пустую тарелку, и вдруг улавливает слабый сладкий запах табака, идущий от Чуи, и его ноздри взволнованно трепещут. Чуя замечает это и склабит широкую довольную усмешку. Она красит его настолько, что Дазай плюёт на все эти свои внутренние мотивы сдерживаться и наконец льнёт к нему физически близко, прилипает, тискает и обнюхивает гриву волос и открытую шею, несдержанно возбуждаясь, Чуя польщён и, почему бы нет, пользуется удобной возможностью. Пока они одни в кабинете, он садит его на колени перед собой, опускается, нависая, за загривок задирая голову к себе. То поглаживая затылок, то вновь натягивая волосы, погружаясь в лихорадочно блестящие чайные омуты, он трёт его разбухший член, пока Дазай влажно скулит ему за ухо, осмелев настолько, чтобы дёрнуть на себя за галстук, чтобы с упоением всеми лёгкими вбирать возбуждающий его аромат. У Чуи крышу рвёт от вида разомлевшего Дазая, он садится с ним рядом и властно накрывает рот своим, схватывая спинную дрожь, яростно трётся языком о его, ускоряя движение руки между его горячих ног, идёт за наклоном его поднятой головы, сохраняя контакт губ, привставая на колени, и сочащаяся струйка слюны пачкает подбородок. Дазай дышит всё чаще, протяжно стонет ещё и ещё, распахивает рот, задыхаясь, зрачки расплывшиеся, и его встряхивает, когда Чуя подавляюще запечатывает его рот своим, заглушая порочный стон удовольствия. Дазая размазывает в ничто под этим наслаждающимся прищуром хищных стрел, летящих посреди упоительно бескрайнего неба в самое сердце его существа.

– Ты животное, Чуя! – хнычет Дазай, когда Чуя берёт его в первый раз; будто бы жалуясь, а сам всхлипывает и дрожит под его мощным маленьким телом. Мышцы катаются в нём, и впрямь как агрессивный самец. Чуя смеётся, разошедшийся, смачно целует его снова и снова, прерываясь для вдохов, взрыкивает в хохоте:

– Так тебе же и нравится, Дазай!

– Умф… Ну, Чуя, ну почему ты такой низкий! Тебя неудобно целовать, когда мы делаем это!

– Зато твоя задница ближе к моим рукам! И тебя, смотрю, полностью устраивает всё остальное! – Чуя откровенно веселится и наслаждается, любуясь на то, как эта ходячая болтливая катастрофа разламывается перед ним с ворчанием и утробными стонами. Было не только забавно, но и приятно тоже, в общем, поэтому он не против наконец официально признать, что они – да – встречаются.

(Дазай потом ещё долго блаженствует в мирных объятиях, мурлыча до щекотки в груди куда-то в эту самую грудь Чуе).

– Жопка золотая! – сладко щебечет он, закутав любимого в руки и плед.

– Дазай?!!! – дико смущённый, удивлённо вскрикивает Чуя, подрываясь с чувством непонимания кое-чего.

– Что? Но она светло-рыженькая! Прямо персик, муа!

– Да-а-за-ай!.. – краснея до корней волос, опуская голову и плечи, смущённый настолько, что его трясёт, и смятённый тем, что это так приятно.

– Солнышко~ – благоволительно гладит по макушке. Толкает себе на грудь и обнимает. Довольно урчит: – Ры-ыженьки-ий...

«Бесстрашный!..» – воистину восхищается нахохлившийся приручённый короткомоментно лев.

Годы идут, время меняет обоих, но что-то остаётся неизменным. Дазай теперь выше Чуи, и кое-какая часть его тела тоже увеличилась настолько, что Чуе становится невтерпёж попробовать её в себе и не только на вкус. Теперь это бёдра Дазая выбивают из него сладострастные звуки, того всё так же ведёт от слабого тонкого аромата курева, он жадно вдыхает с загривка, пока уже Чуя разваливается на части под ним – всю подаренную ласку он возмещает сполна.

Ещё ему очень понравилось смотреть на Чую на цыпочках перед ним, как он мил, когда тянется за поцелуем. Устоять просто невозможно, особенно если получаешь тычок в живот/рёбра или притянут за удавку галстука/грудки, если Чуе надоедает и он начинает беситься. Дазай понимает, что это не самое нормальное в их отношениях, вообще не нормальное, поэтому он придумывает: берёт Чую под бёдра и поднимает над собой при первых признаках возможной агрессии – Чуя всё ещё вынужден тянуться к нему, но теперь сверху вниз, и это тоже сверхмило. Не говоря о том, что у Дазая есть отличная возможность его «пощупать», почувствовать, как Чуя трётся об него или как берёт в ладони его лицо и целует взахлёб. Лучшее в мире. Как и засыпать, прижавшись губами к его лбу/макушке. Или окутывать его руками, подкладывать руку вместо подушки, обнимать голову и торс, переплетать ноги. Дазай понимает, что падает в Чую, в эти их нежности и моменты, но также он знает, что для Чуи они, возможно, ничем не особенные. Он всё ещё тот грубоватый и хулиганистый парень номер один среди задир и среди красавчиков тоже. Дазай ловит моменты счастья, не зная, что оно – навсегда.

19-23/10-21

Начало тоже тянется из 2020-го.

© Copyright: Натали-Натали, 2021

Свидетельство о публикации №221110701369