Лань Ванцзи с напряжением следил за приветствием двух бывших братьев. Они с Вэй Ином договорились, что он присутствовать не будет. Самому супругу это решение далось очень тяжело, Ханьгуан-цзюнь видел, как того трясло от волнения накануне, но Усянь справился и вышел к бывшему шиди в том же образе, в котором его знало большинство, — улыбчивым, активным и слегка прилипчивым.  

Глава Цзян лишь кивнул, Вэй Ин что-то ответил, на что тот рыкнул. Лань Хуань, стоящий рядом с братом, фыркнул и потянул за рукав Лань Чжаня. 

— Пойдём, Ванцзи. Это довольно интимный момент.  

Второй нефрит недовольно нахмурился, поджав губы. 

— Знаю, что тебе он не нравится, но будет очень невежливо вот так смотреть. Пойдём. Цзян Ваньинь не просил бы об этой встрече, если бы хотел убить своего шиди.  

Впрочем, двор уже наполнялся криком. Усянь, хлопнув себя по лбу, схватил Цзян Чэна за руку и потащил, что-то приговаривая, видимо, чтобы глава Юньмэна попридержал свой норов, пока они не зайдут в обособленный уголок, а не орал на все Облачные Глубины. Это невежливо в конце концов. В Облачных Глубинах шум запрещён. Ваньинь недовольно сопел, посверкивая взглядом, но всё же позволил Вэй Ину затолкать его в какой-то ханьши. 

— Они справятся. Пойдём лучше к источнику?  

Лань Чжань кивнул. Лучше бы ему было очистить свои мысли. Лань Сичэню бы тоже не помешало, если честно. Он всё ещё сильно обеспокоен потерей такой важной части своей жизни, как Цзян Ваньинь. И не только... Всё же в довесок к нему всегда был А-Лин. Иногда Лань Хуань думал о том, как же Цзян Чэн справился бы с ним в одиночку. Кажется, он сможет это увидеть вживую. Безумно жаль.  

Холод источника прожигал чуть ли не до костей. Отвратительная в своей изощрённости пытка, если говорить честно.  

Сичэня в Облачных Глубинах иногда начинало невыносимо тошнить от всего, что он видел вокруг. После войны, после того, что произошло потом, отстроить как раньше и делать вид, что ничего не было. Делать вид, что если бы Лани не были столь благородны и честны, их бы не избрали самой первой и лёгкой жертвой, а количество погибших от мечей Вэней осталось бы таким же.  

С одной стороны, орден Лань своими тысячами правил и чистейшей предысторией оставлял о себе впечатление как о клане чуть ли не странноватых отшельников-монахов, подобных своему основателю, с другой, никто будто бы не замечал того, каких умелых воинов воспитывает Гусу Лань. Суровое воспитание, отсутствие излишеств, тяжёлые тренировки не проходили даром. Но чего это всё стоило на войне, где воспитанные на идеалах чести и благородства Лани гибли больше многих других? Склонные к самопожертвованию, не привыкшие к грязи обычных уличных драк и ударам исподтишка, в спину, адепты и без того не очень многочисленного ордена гибли один за другим, как скот во время мора. 

Да, это была война. Да, она не щадила никого. Да, были те, кто пострадал больше них, Юньмэн Цзян, но в их правилах, идеалах и принципах не было ничего, что подтолкнуло их тогда к падению. О своём ордене Лань Хуань такого сказать не мог.  

Они жили в горах, подобно небожителям, выше остальных. Может, потому Вэни и начали с них. Вот только живут они среди людей. Нечестных, подлых, грязных.  

Стоило ли стремиться к совершенству, если те, кто вокруг, всенепременно вернут тебя назад, в пучину боли, предательства, злобы и ненависти? Сичэнь сдался. Он не видел смысла. Высокий насест сделал их удобной целью для уничтожения. Он предпочёл бы выжить. Чтобы выжили все, кого он знал. А знал он почти каждого умершего тогда. 

Можно было запрятать все свои чувства в глубину души, делать вид, что ничего не случилось, но война на каждом, на каждом оставляет неисцелимые раны.  

— Брат, я не понимаю, почему ты так спокоен. 

Ванцзи заговорил первым, что было для него редкостью. 

— Прости, не понимаю, о чём ты, — Лань Хуань чуть виновато улыбнулся. Погрузившись в свои мысли, он совсем забыл, о чём может волноваться Лань Чжань. 

— Вэй Ин. Глава Цзян. Почему... — Ванцзи запинается, пытаясь подобрать слова. 

Почему Лань Сичэнь делает вид, что так и надо? 

Почему он не волнуется, что Цзян Ваньинь перейдёт грань?  

С чего он вообще доверяет этому человеку? И почему в конце концов он выбрал его? 

— Ах, это, — Цзэу-цзюнь понятливо улыбается. — Ты зря беспокоишься. Если глава Цзян всё же осмелился встретиться с Вэй Усянем лично, он... Как минимум, он готов его терпеть в те моменты, когда господин Вэй захочет навестить Пристань Лотоса. Терпеть, не умышляя зла и не желая причинить ему серьёзный вред и уж тем более его убить.  

— Но ведь это такой удар его гордости... Носить золотое ядро Вэй Ина и быть ему за это обязанным. Если бы Вэй Ин сделал такое ради меня, я бы тоже некоторое время желал его убить. 

Сичэнь замирает. А вот этого он не знал. Если и узнал тогда, в своём мире, то забыл. Интересно... Когда же это произошло? 

— Некоторое время, да. А ты чересчур многословен, — подметил Хуань. Значит, его брат сильно волнуется. — Поверь, убить того, кто сделал такое ради него, совсем не в правилах главы Цзян. Я был уверен, что даже до этого, поймай он Усяня, он бы его не убил.  

— Но он убивал других тёмных заклинателей. Только за то, что они пошли на тот путь.  

Лань Хуань поджал губы.  

— Всё же господин Вэй — не другие. Они вместе росли и многое пережили. Твои опасения беспочвенны.  

Лань Чжань всё ещё был не до конца согласен, но покорно кивнул. Он брата не всегда понимал, но безусловно ему доверял. И это льстило. Цзэу-цзюнь улыбнулся, рассматривая немного растерянного, но в целом счастливого и спокойного брата. 

Совсем не того, кто впервые в жизни пошёл против правил ордена и старейшин, утопая в чувстве вины. Отчаянного и беспомощного в своём горе, склонившего голову перед силой своих чувств и отринувшего оковы воспитания и ланевских принципов. На удивление, он не сломался, и это безумно восхитило Лань Сичэня. Ему приходилось всё давить в себе, чтобы не навлечь на себя подозрений, но Ванцзи, абсолютно типично для себя, пошёл напролом даже тогда, когда шёл против всех. И эта сила духа восторгала Хуаня. Он подумал, что всё наносное слетело с Лань Чжаня вмиг, обнажив самое важное. Силу стремления и бесконечную верность.  

Бывало, что он жалел о смерти Усяня. Думал, что, может, ему стоило принять сторону брата. По-настоящему принять. А потом вспоминал легкомысленный нрав Вэй Ина и то, сколько боли он успел причинить всем, кого любил, за свою короткую жизнь. Что стало бы, попади Ванцзи в этот список? 

Сичэнь давно не имел иллюзий относительно этого юноши. Был один, всего один поступок, по которому он рассудил, действительно ли опасен Вэй Ин для его брата. И решил, что опасен. 

***

Цзян Ваньинь остаётся на ночь в Облачных Глубинах. Из цзинши, где они с Вэй Усянем заперлись, регулярно доносились крики, визги и всякий шум. Ванцзи ходил около, но заходить не порывался — холодный источник достаточно остудил его пыл. Лань Сичэнь работал у себя, разбираясь с делами ордена.  

На этот раз крик раздался со двора. Лань Хуань, у которого уже рука устала писать, отложил кисть, сложил все письма и, поднявшись, вышел из цзинши.  

— Да кто за тобой таскается?! А ещё здесь запрещён шум, а ты кричишь, как опозоренная девица! — Лань Цзинъи шипел на Цзинь Жуланя, схватив того за грудки.  

— Это я как опозоренная девица кричу?! — тем же шипением отвечал Цзинь Лин, найдя выход одновременно и гневу и соблюдению правил ордена: уж шипеть пока тут не запретили. Лань Сычжуй смотрел на обоих немного удивлённым взглядом.  

Как эти трое умудрились столкнуться в Поднебесной, для Лань Сичэня оставалось загадкой, покрытой мраком. Каким образом это случилось без его вмешательства? 

***

Мальчик в белых клановых одеждах Гусу Лань с интересом смотрел на чуть хмурого юного выходца из Ланьлина. Последний был его на пару лет младше, отчего чувствовал себя немного неуютно.  

— А-Лин, будь немного вежливей. С тобой поздоровались.  

Лань Сичэнь мягко погладил по голове племянника. Цзинь Жулань чуть покраснел, смущаясь, и выскользнул из-под его руки.  

— Кхм, — мальчик, откашлявшись и придав себе чуть более важный вид, сделал ответный поклон и назвал имя. — Цзинь Лин, в быту — Жулань. Буду рад, если покажешь мне Облачные Глубины.  

Лань Сычжуй довольно кивнул и, взяв смущённого А-Лина за руку, повёл за собой, что-то тихо ему рассказывая. Юный Цзинь внимательно его слушал. Он был немного похож на испуганного зверька, но доверия к миру ещё не утратил.  

А было отчего: сверстники в Ланьлине его, мягко говоря, не любили. Причём в таком возрасте, что печальнее всего, это шло не из детских сердец, а перенималось ими от взрослых — родителей, членов семьи, приближённых. Те обсуждали юного наследника ордена, а дети, как обезьянки, принимались повторять, только в лицо объекту сплетен со всей присущей им непосредственностью.  

Это то, как дети воспринимают мир, — нужно делать то же, что и взрослые, они точно делают правильно. Только откуда им знать, кто действительно прав?  

Лань Хуань вернулся в беседку и сел напротив Цзян Ваньиня. Тот хмуро косил глазами в сторону двух мальчишек и недовольно поджимал губы. Впрочем, он уже не выглядел настолько отчаянным, как пять лет назад, когда принимал опеку над родным племянником.  

Сичэнь, как смог, сгладил его одиночество в это время и помогал с некоторыми делами. Он не лез глубоко, чтобы с трудом доверившийся ему глава Цзян не выкинул его вместе со всеми своими благими намерениями вон из его кабинета, а вместе с тем и из жизни. 

У Цзэу-цзюня за него болела душа. Он помнил Цзян Чэна мальчишкой, чьи боль и гнев обращались в действия. Не то чтобы он плохо помнил того наследника Цзян, который проходил у них учёбу, но стоило быть честным: Вэй Ин всегда оттягивал на себя внимание. Рядом с ним тогда был хмурый, но более или менее обычный подросток, склонный к авантюрам, но старательный в учёбе. Лёгкий на подъём Усянь никогда не обращал внимание, что Цзян Ваньинь, несмотря на всю свою импульсивность, старался думать о последствиях своих поступков. Хуаню и самому было это знакомо: с детства привитая ответственность, ведь твоё поведение перед другими характеризует весь твой орден. Попробуйте не хмуриться, постоянно думая об этом, когда брат будто бы нарочно игнорирует все правила приличия.  

Ещё тогда Сичэню было его искренне жаль.  

Время шло, а нрав обоих становился хуже. Впрочем, горе никого не делает лучше.  

Лань Хуань нашёл Цзян Чэна совсем сломленным. Лишившегося ордена и шисюна, с горящими от жажды мести глазами. И это не было временем для докучливых ланевских наставлений. Ему бы самому, когда он сбежал из горящих Облачных Глубин, скажи кто что-то о губительности желания отмщения для души и дальнейших перерождений, он бы не постеснялся и без лишних слов ударил этого человека. Тогда, пережив страх и горе, он открыл для себя нечто совсем новое: всепоглощающий гнев, раздирающий всё существо на куски. Сейчас, столько лет спустя, это кажется каким-то кровавым сном, но в те дни... Те далёкие дни, когда боль породила безудержную ярость. Что монашеские правила, наставления и образ жизни теперь значили? Ничего. Поэтому он понимал Цзян Ваньиня. Понимал и пообещал: месть свершился. Улыбка Цзян Чэна в тот момент была несколько безумной. Сичэнь никогда не признается, что в тот момент что-то внутри него вторило этому изгибу губ, прося крови. И в то же время оно успокаивалось, видя, что Лань Хуань не один в своём намерении.  

Цзинь Гуанъяо не ошибся, выбирая того, кому может довериться. Возможно, Цзэу-цзюнь с рождения был осквернён. 

Поэтому, когда Цзян Ваньинь лишился почти всей семьи, у Сичэня сердце заболело сильнее. Он не смог остаться в стороне. 

— Цзинь Лин сильно вырос за эти полгода, — Лань Хуань разбил тишину незамысловатой фразой. Цзян Чэн дёрнул плечами, но взгляд его чуть потеплел.  

— И вправду, — промолвил он задумчиво. — Надеюсь, хотя бы тут он найдёт себе друзей. Мой собственный орден... Там знают слишком много. А здесь распространять слухи запрещено, и это только на пользу.  

— Пожалуй, — Сичэнь мягко улыбнулся. — Кстати, о слухах. Поговаривают, вы убили ещё двоих тёмных заклинателей.  

Лицо главы Цзян окаменело. 

— Моему шисюну стоило думать, прежде чем основывать популярное тёмное учение. Теперь десятки идиотов жаждут повторить его успех. И они совсем не безобидны. Даже после его смерти мне приходится за ним убирать.  

— Я прекрасно понимаю, что это вынужденная мера, — Лань Хуань повёл плечом. — В моём ордене подобные были бы осуждены. И это верное решение. 

В его груди не шевельнулось ничего. Он и сам без зазрения совести лез всё глубже и глубже в тёмное учение, овладевая мелодиями неправедного пути, но разве он кому этим вредил? Он лишь берёг свой покой.  

Убил бы его Цзян Чэн, узнав об этом?  

Глупая мысль. Разумеется, нет. 

— Вы подумали о моих словах, что я сказал в нашу прошлую встречу, глава Цзян? — невинно поинтересовался Цзэу-цзюнь. Цзян Ваиньинь едва не выплюнул чай, еле успел его проглотить и закашлялся, отчего порозовевшие щёки можно было воспринимать не как признак смущения, а следствие его неловкости.  

Он пытался вести себя, как взрослый, но иногда оставался ребёнком. Лань Сичэнь улыбнулся украдкой, думая об этом.  

— Я... Кх-кх, — Саньду Шеншоу пытался ответить, но приступы кашля всё равно его одолевали. Он прикрывал рот ладонью и возмущённо стрелял глазами на человека, что одной фразой вывел его из состояния равновесия. Тот лишь бесстыдно придвинулся к нему. Ближе, чем позволяют правила Лань. Ближе, чем позволяют приличия.  

За эти годы между ними возникла связь, которую Сичэнь не хотел терять. Он был готов заплатить любую цену, лишь бы подле него оставался этот молодой мужчина. 

И он видел, как реагирует глава Цзян на него. Лань Хуань подал ему руку в самый удачный момент: Цзян Чэн не успел закрыться полностью и впустил его в своё сердце.  

— Я не, кх, понимаю, почему глава Лань считает меня... достойным своей ленты, — тихо признался Цзян Ваньинь.  

— Если не вы, то никто, — легко и честно ответил Лань Сичэнь. 

— А Ляньфан-цзюнь? — внезапно спросил Саньду Шеншоу.  

— Честно признаться, не понимаю, причём тут он, — покачал головой Лань Хуань. — Речь только о вас. 

Как же, Ляньфан-цзюнь. Знал бы Цзян Чэн... Но, к счастью, он не знает.  

Его было всё ещё легко смутить. Теперь можно было точно сказать: его щёки становятся всё краснее лишь из-за темы обсуждения.  

— Я её приму, — тихо сказал Ваньинь.  

Сичэнь довольно улыбнулся. Рыбка всё ж попала в сети. 

***

Взор главы Лань наконец сосредоточился на троице друзей. Да, тогда, давным-давно и в своём мире, именно он стал причиной, почему Сычжуй и Жулань познакомились в детстве. Лань Цзинъи присоединился к ним спустя пару лет. И пускай они виделись нечасто, но подружились крепко.  

Что-то не меняется, да? Может, и их с Цзян Чэном любовь из тех предназначенных неизбежностей? 

Глава Лань поймал себя на мысли, что ему стоит побеседовать с юным... главой Цзинь, ведь так? Если Гуанъяо был убит, единственным, кто мог занять этот пост, оставался юный Цзинь Жулань. Несчастное дитя.  

— Глава Цзинь, — негромко позвал юношу Сичэнь. — А также Сычжуй и Цзинъи. 

Трое подростков наконец затихли и обратили внимание на Лань Хуаня. Они принялись спешно ему кланяться, здороваясь и стыдливо краснея. Наверняка подумали, что побеспокоили только-только вернувшегося из уединения Рань Сичэня и доставили ему неудобств. Довольно мило! 

— Рады, что вы в добром здравии, глава ордена Лань, — твёрдо, пытаясь подражать стати и чести взрослых заклинателей, сказал Цзинь Лин. Сичэнь мягко улыбнулся, умиляясь его поведению. Уже такой взрослый... 

— Благодарю вас за заботу. Могу я вас пригласить на чашку чая, господин Цзинь?  

— Конечно, — юноша немного смутился такому вниманию, но приглашение принял. Сичэнь поманил его к себе в ханьши. 

— А вам, молодые люди, уже пора ложиться. Мне кажется, отбой уже был. 

И пусть Лань Хуань никогда не был особо строг, этого напоминания было достаточно, чтобы ребята сбивчиво попрощались и убежали к себе. Сичэнь довольно усмехнулся и закрыл дверь за Цзинь Лином.