Шень Цзю действительно гордится собой в этот момент: прошло несколько шиченей, и он уже почти даже не скулит от затмевающей рассудок боли. Выть — это все, что он может на данный момент на потеху ублюдку, но он не балует его и этим. Тело перевешивает из-за отсутствия правой руки, и на левую еще больше нагрузки, ноги не держат, и Шень Цзю не чувствует в себе сил даже на то, чтобы поднять голову. Ло Бинхэ «помогает», подцепляя подбородок запачканными в крови пальцами, и вынуждает посмотреть на него единственным целым глазом — правое глазное яблоко он медленно вырвал еще несколько недель назад, сказав, что не пристало такому мерзавцу, как Шень Цинцю, иметь такой взгляд. Оставшаяся дыра взрывалась болью при любом напряжении — то есть постоянно — и Шень Цзю начинало мерещиться, будто там что-то ползает.

— Учитель хорошо постарался для меня сегодня.

      У ублюдка мерзкая, ласковая и до отвратительного искренняя улыбка, словно нынешний вид Шень Цинцю — самое прекрасное из того, что он видел. Имеющее сейчас человеческий облик отродье тем не менее не скрывает пылающих алым зрачков, выдающих его грязную кровь. Если бы Шень Цзю не сжимал до стирания зубы в порыве не выдать ни малейшего звука, он бы плюнул ему в лицо, как проделывал уже несколько раз; Ло Бинхэ совершенно не учился на своих ошибках, либо же его совсем не волновала чужая кровавая слюна на лице. Впрочем, он уже выбил Цзю несколько зубов, впечатывая его лицо в каменную площадку последи кислотного озера — как еще не сломал ему нос? Цзю брезгливо морщится.

— Ваш голос так прекрасен, — второй рукой Бинхэ с нежностью стирает бегущие слезы. — когда изо рта вырывается именно то, что вам и положено. Ваш ученик доволен, — улыбка ублюдка становится еще более мерзкой. Она отражается в его глазах, сощуренных в полумесяцы, и в голосе, переполненном радостью. Только в моменты особого расположения Ло Бинхэ называл его учителем, а себя — его учеником, а не звал по имени, непрямо отрекаясь от своего бывшего положения адепта Цинцзин. — Учитель заслужил свою награду.

      Рой насекомых под его кожей приходит в движение, приближаясь к очагам боли. Вздох облегчения вырывается непроизвольно, стоит кровяным паразитам остановить кровотечение и заглушить боль до терпимого минимума, хотя и не убирая ее полностью. Ло Бинхэ говорит что-то еще, но все же быстро уходит, понимая, что больше ничего не добьется от Шень Цинцю, и он даже извещает его о планах на ближайшую ночь: сегодня пришло специально заказанное платье для Нин Инъин. Цзю не хочет думать о тех подробностях фасона и кричащей пошлости, которую рассказал ублюдок, это вызывает в нем тошноту, которую Ло Бинхэ принимает за досаду и ревность. Ло Бинхэ уходит, смеясь, и только после грохота закрытия прохода Шень Цзю позволяет себе еще немного расслабиться.

      Больно. Мерзко. Он чувствует личинок в лунке вырванного глаза, чувствует их на обрубке руки. Зверь одним движением лишил его конечности практически от самого плеча. Виски сдавливает монотонной болью, к которой присоединяется гудение истощенного организма, и время бесконечно тянется, лишая его возможности ориентироваться в сменах дня и ночи. В Водной Тюрьме царит бессменный сумрак, тьму разгоняет лишь потусторонний зеленоватый свет кислотных вод проклятого подземного источника. Шень Цзю читал об этих водах: напитанная искаженной энергетикой аномалии, которая покоится в глубинах земли далеко внизу под Дворцом Хуаньхуа, она, стоит чему-то инородному попасть в воду, напитывает сущность или вещь этой же энергетикой. Из-за скорости процесса кажется, будто вода разъедает все, чему стоит в нее попасть, но на самом деле энергия настолько искажает и переполняет любую плоть, что та сама разрывается на великое множество частиц, невидимых глазу. Даже само нахождение возле этого источника вредит здоровью… Хах, не Шень Цзю теперь переживать об этом.

      Хочется есть. Это низменное желание истощает его уже весьма длительное время — Ло Бинхэ перестал кормить его после того, как принесенный им бульон оказался вылит на него же. Поили его в последний раз два… Или уже три дня назад? Цзю кусает губы и щеки, чтобы хотя бы кровью смочить рот и глотку. Состояние невыносимо. Подтянувшись, чтобы нормально встать на ноги, Шень Цзю слышит щелчок, а после резко виснет на обматывающую грудину цепи, выскальзывает из нее за считанные мгновения и падает на каменные плиты, разбивая подбородок.

— Кхх…

      Подняться на локте получается не сразу — фантомное ощущение, будто отрубленная рука на месте, обманывает его, и стоит обрубку пошевелиться в бестолковой попытке, как тело содрогается от приступа сковывающей боли. Цзю обращает взгляд на левую руку: запястье окольцовывает черная полоса припухшей сплошной гематомы, и вопреки ей ладонь кажется отвратительно узкой. Видимо, за эти полтора года мучительного плена он отощал достаточно, дабы руке хватило вышедшего из сустава большого пальца и ободранной кожи, чтобы выскользнуть из оков. Если даже его руки… Рука выглядела столь отвратительно, что Цзю не желал знать, что творилось с остальным его телом. Нет, ему хватало чувствовать это, чтобы примерно знать свое состояние. Если зверь не решит его подлечить, то он загнется от заражения крови, о чем говорил характерный тошнотворный запах. Впрочем, зверь точно с ним что-то сделает, дабы продлить агонию, но даст ли ему это Шень Цзю?

      Шень Цзю подымается на дрожащие ноги. Лицо дергается в нервном тике, стоит ему попытаться сжать ладонь, которой нет, но он все же заставляет себя сделать первый шаг. Второй. Третий. Водная Тюрьма не выпустит никого без правильного пароля или же если на платформе никого не будет. Обычно, стоит Ло Бинхэ довести его до какого-либо пика унижения, он не посещает его в следующий раз, приказывая слугам покормить и подмыть пленника. Шень Цзю расходится, вновь привыкая к ощущению хождения, даже пробует бежать на месте, пока сухой кашель не вынуждает его упасть на пол и скрючиться от боли. Рука гниет заживо и делает это слишком быстро под влиянием проклятых вод. Откашлявшись, Цзю пальцами собирает отмершую ткань и гной, меланхолично замечая ползущее вверх по плечу почернение. Что творится с его глазом? Обтерев пальцы о тряпки, что теперь заменяли ему одежду, Цзю почти робко прикасается к коже около глазницы.

      Потрескавшаяся корочка крови неровно облепляет всю кожу вокруг глазницы и сползает до середины щеки. Рвано вздохнув, Цинцю запихивает указательный и средний пальцы внутрь и, облизнув губы, опускает их чуть ниже. Дрожащая рука двигается слишком резко, и залу оглашает резкий, но короткий вскрик. Глубоко дыша, Цзю все же выскребает немного мерзкой черно-белой дряни, что была внутри, и сбрасывает с пальцев неоднородное вещество на пол. Его тело дрожит. Вой вместе со слезами не получилось сдержать, и Цзю, уткнувшись головой в колени, тихо воет, аккуратно опустив ладонь на правый бок. Он не выдерживает это все. Боль, ставшая его вечным спутников вместе со страхом, душила, заставляя давно появившиеся навязчивые мысли стать громче. Слегка повернув голову, Цзю смотрит на пошедшую рябью светящуюся воду. Кто-то приближался.

      Адепт не в первый раз приходил сюда. Ло Бинхэ особенно отметил его невозмутимость, поэтому именно он чаще всего спускался в специальную камеру, в которой содержался особый пленник. Проблем с ним никогда не было — после забав юного господина, пленный заклинатель редко бывал в состоянии даже просто внятно говорить, либо же просто не желал этого, не сопротивляясь чужим прикосновениям. Он занимался им уже несколько месяцев, поэтому был расслаблен, совершенно не заметив какого-либо подвоха. Ло Бинхэ предупреждал, что пленник может быть в странном состоянии. Глядя на лежащее под цепями тело, адепт прищурился, но отметил отсутствие руки и расслабился. Он совершенно не ожидал того, что на него могут напасть, и эта самоуверенность стоила ему жизни.

      Шень Цзю не смотрел на мертвое тело, валяющееся в нескольких цунях от него — ему удалось сохранить целый небольшой кувшин воды и почти половину миски похлебки, что в нынешней ситуации было более чем щедро для него. Быстро съев первую за долгое время трапезу, он обыскал мертвое тело. В итоге он обзавелся связкой ключей, мечом, бесполезным для его совершенствования в силу разрушенности последнего, и верхней одеждой с чужого плеча. Цзю заплел поредевшие от вырывания волосы в косу и связал ее оторванным куском ткани, а после, перетащив тело на нужный участок платформы, по мере сил побежал наружу.

      Удача была на его стороне или же это обострилось его чутье, но Шень Цзю удалось в рекордные сроки выскочить из подземелья. Лабиринты Водной Тюрьмы были запутанны, но можно было отследить наиболее используемые коридоры по пыли, а обратную дорогу он нашел чисто по запаху похлебки и едва заметному сквозняку. Поднявшись наверх, Цзю обнаружил то, что адепт оставил дверь тюрьмы открытой почти нараспашку. Это намек? Какая-то игра? Приводя сильно сбившееся дыхание в порядок, Цзю осторожно выглянул в коридор. Тишина и темнота. Подозревая о том, что сейчас была ночь, он максимально тихо пошел по коридору направо и пытался сквозь свое шумное дыхание и пульс в ушах услышать посторонние звуки. Идти долго без перерыва у него не вышло: тело очень сильно ослабло после заключения, и ему приходилось останавливаться, чтобы просто отдышаться. Было холодно, но Цзю грешил не на температуру, а на изрядно потерянную кровь после того, как ему отрубили руку. Пройдя несколько патрулей, Цзю проследил за теми, кого сменили, и, сидя у них на хвосте, выбрался до жилых помещений.

      Через некоторое время, следя уже за какими-то девушками, видимо, тайком сбегающими из Дворца на прогулку, Цзю поймал себя на мысли, что наблюдает за всем будто со стороны, но не дал рассуждению двинуться дальше. Он прекрасно понимал, что, стоит ему хоть немного оступиться, как он просто не сможет идти дальше — истощенный организм двигался на последнем издыхании, да и погоня была делом времени. То, насколько легко ему удалось покинуть пределы Хуаньхуа, почти смешило, ровно, как и мысль, что с ним играют в кошки-мышки. Один пункт охраны, следующий — кем бы ни была эта девица в розовом, чьей лица он не видел, она имела достаточное влияние для того, чтобы ее пропустили. Цзю прошел с ней почти до самого конца, но на дороге к Хуаюэ резко свернул в лес. Если он еще правильно помнил, где-то в этой стороне еще по доносам шпионов несколько лет назад была брешь в охранном барьере Хуаньхуа. Стоит ему пройти через нее, как у него появится небольшая фора перед тем, как Ло Бинхэ заметит его исчезновение, так как изменение энергетики между разными сторонами барьера должно было скрыть его присутствие. Идти по необработанной почве, сухим опавшим веткам и то и дело наступать на шишки было больно, но Цзю, незаметно для себя поскуливая, слепо брел вперед. Темнота сгустилась, и ночь вступила в свои права; теперь максимумом, что Цзю видел своим единственным глазом — это черные силуэты деревьев, едва различимые в этой мгле. Сосны и дубы, что росли в пределах Хуаньхуа, имели невероятные размеры, и они настолько высоко росли, что их кроны почти скрывали небо для тех, кто шел по земле. Бредя напролом сквозь кустарники, Цзю, шатаясь как пьяный, отмахивался от насекомых и паутины.

      Гомон погони он услышал раньше, чем ожидал. Похоже, из-за своей слабости Цзю провозился слишком долго. Поглубже вдохнув, Цзю побежал вперед. Скорость увеличилась совсем немного, но ему показалось, что именно сейчас под ноги ему стали попадаться самые острые ветки и камни. Он мысленно помолился, чтобы не попалось какого-то особо большого корня или ветки, чтобы он не споткнулся.

      Он не сразу понял природу просвета меж деревьями, и падение стало для него неожиданностью. Неразборчиво катясь со склона, Цзю то и дело вскрикивал, совершенно потерявшись в пространстве. Несколько раз он неудачно падал на обрубок руки или в тело впивался какой-то камень, больно ударяя по выпирающим костям. Наконец остановившись, из-за шума в ушах он не слышал нагоняющей погони, но буквально чувствовал, как по его следу несутся собаки, готовые при поимке разорвать его на клочья под светом факелов егерей. Поднявшись в первый раз, Цзю, только встав, зашатался и упал обратно, перевернувшись на спину. Головокружение и дрожь не давали двигаться нормально; Цзю, кое-как разглядев округу, пополз по земле, не теряя время. Постепенно с корточек он вновь встал на ноги и, задыхаясь побрел дальше, сквозь муть замечая странный пролом прямо посреди поляны.

      «Какая-то пространственная аномалия, » — пронеслась мысль, и он направился прямо к ней. Какая в сущности разница, куда его выбросит и что станет после? Он слышал крики позади, нахлынувший страх заставлял двигаться быстрее. Даже если внутри пролома будет сам Ад — какая ему разница? Цзю скорее всего сдохнет от разрыва сердца и заражения крови как только без сил рухнет на землю, а если не успеет, то его загрызут собаки. Он умрет в любом случае, но лучше уж Цзю попытает счастье сдохнуть где-нибудь подальше от отродья, не оставляя ему для глумления даже собственных останков.

      Пролом, стоило Цзю приблизиться, выпустил множество тоненьких длинных щупалец, в которые он врезался со всей силы. Ложноножки из странной жидкой субстанции медленно охватывали его, пропуская через его тело… Что-то? Он чувствовал, как что-то или даже кто-то проходит сквозь него, будто бы летя навстречу, но проходя сквозь него. В какой-то момент Цзю показалось, что они не успеют, и в его ноги вцепятся собачьи пасти, но, кажется, он успел едва-едва. Странная субстанция несла его вперед, словно Цзю оказался внутри огромного слизня, и выплюнула на какой-то опушке.

      Цзю перестал задерживать дыхание и судорожно вдохнул свежий воздух. Ноги подкосились, и теперь он уже точно не сможет встать какое-то время.

— Все…

      В глазах потемнело и приземление на траву показалось мягким.