Это был самый серый город на его памяти. Безликий, невыразительный, будто пустой, но наполненный людьми одновременно. Отличительной чертой этого места стали лишь влажный холодный ветер, который в короткие сроки стал травмировать кожу, и невозможно бескрайнее небо. Абсолютно белое, ни единого облака, в какую бы сторону ни покрутил головой: белизна застилает всё пространство, скрывая даже солнце, которое разглядеть можно, если посчастливится, разве что ранним утром.

Как же хорошо, что он приехал сюда лишь в гости. Друзья позвали на свадьбу, ну как тут можно было отказаться? Хотя, всё же это было странно и необычно одновременно, ведь его приятели были яркими личностями, совсем не серыми, как все здешние. Перед его глазами, в самой памяти, то и дело возникал образ невесты в необъятном белом платье, которое струилось прямиком к неровному и чуть влажному асфальту. Они сюда никак не вписывались, никто из них не принадлежал этому месту.

А Тим всё брёл по серым улицам, мимо блеклых, совсем одинаковых домов, а подошвы его ботинок хлюпали, чавкали, ударяясь о смешанную в грязь пыль, влагу и землю. Он не запомнит этот город, он уверен в этом.

Непонятно, сколько прошло времени, но вскоре невдалеке показался рынок. На удивление спокойные проходы между рядами, множество прилавков с мясом сомнительного качества, с приятно пахнущими и ещё тёплыми пирожками, булочками. Будто бы всё, что здесь было — четко соответствовало стандарту. Как будто бы человек, который это зачем-то спроектировал, знал, как должен выглядеть любой другой, обычный рынок. Такой же, как в любом другом месте.

Тим проходит дальше и спускается улицами ниже, туда, где знакомый горький запах рыбы резанул по ноздрям, но это его ничуть не удивило. Недалеко от этой части города находился совсем не живописный водоём, а он как раз собирался срезать путь чтобы быстрее туда попасть и прогуляться ещё немного.

Четко очерченные блоки пятиэтажек сменяются плотно сбитыми частными домиками, едва ли не прижимающихся заборами друг к другу, а узкая полоса асфальта становится всё более дырявой, пока в конце концов не превращается в обычную тропинку. За небольшим заброшенным парком скрывается такое же маленькое озеро, если карта местности не обманывает Тима. Носки ботинок все чаще зачерпывают перед собой не только грязь, но мелкие камушки с песком.

В отличие от парка с его голыми деревьями и обжитого, но безлюдного города, озеро оказалось не серым. Оно не было ни серым, ни белым, ни черным, как многое, что видел Тим последние несколько часов. Озеро оказалось… синим. Синяя поверхность с легким налетом зелени касается берегов, заставляя песок темнеть под собой, шурша маленькими камушками и обломками ракушек.

Водоём казался живым. Это было удивительно.

Тим опускается на колени и достаёт из сумки небольшой цифровой фотоопарат, желая запечатлеть пойманный им миг волшебства. Кнопка щёлкает несколько раз и замолкает, но он не торопится уходить. Он будто ждёт последнего, завершающего штриха.

Шуршание гальки раздается совсем рядом и Тим поворачивает голову. Он поворачивает голову, чтобы столкнуться с невыносимо серым взглядом округлых, будто рыбьих глаз. В нескольких шагах стояла невысокого роста девчушка, совсем малышка, в тонкой кофточке и мешковатых коричневых штанах, она тряслась на промозглом ветру и с каждой минутой взирала на незнакомца всё более просяще.

— Дяденька, мне так холодно. Я похоже потерялась. — голос звучал хрипло, но странно прозрачно и почти без эмоций. Наверняка она плакала перед этим так долго, что устала и теперь уже почти ничего не чувствует.

Он поднялся, спрятав фотоаппарат назад в сумку. Куртка выверенным движение соскользнула с плечей и перелетела на чужие плечи, бряцнув застёжками. Тим внимательно вгляделся в лицо перед собой.

— Так теплее? Скажи, где и когда ты поняла, что потерялась? Мы попробуем поискать твою маму. — услышав последние слова девочка вздрогнула и глаза её прищурились, наверняка сдерживая слезы. Покрасневшие ладошки дёрнулись к щекам, неуклюже их растирая. Стало заметно, что пальцы плохо сгибались, видимо, сказывалось обморожение.

— У нас дом где-то недалеко. Мы с мамой часто приходили сюда гулять, но я побежала посмотреть на птичек на поляне и не смогла вернуться сама. Я уже долго хожу тут. Помогите мне, пожалуйста, дяденька. — теперь взгляд её стал откровенно скорбным и умоляющим. Тим поежился. Стоя на ветру в свитере и надетой поверх толстовке он чувствовал невероятную радость от того, что всё ещё не обзавелся семьёй, хоть и некоторые навыки в общении с детьми ему бы сейчас пригодились.

— Я думаю, я возможно знаю где нам искать твой дом. Возьми меня за руку и не отходи ни на шаг, чтобы не потеряться снова, а мы попробуем с тобой вернуться. Ты ведь сможешь узнать свой дом? — пытливые глаза зажмурились, когда девочка усердно покивала, тряхнув волосами.

Хоть Тим и был приезжим, но карты и местность уже успел изучить, а потому знал в каком направлении нужно идти. Его ладонь ухватили сразу две замёрзшие ручки.

Они двинулись прочь, углубляясь в старый заброшенный парк, с серыми, как и всё вокруг, деревьями.

Со временем тропинка вновь стала асфальтированной узкой дорогой, по обоим сторонам которой, будто по двум берегам реки, располагались ряды частных участков. Безусловно, каждый дом был не похож на предыдущий, хотя и вся улица навевала смутное ощущение некоторого однообразия. Ничего слишком выделяющегося или броского конечно же здесь не было: едва не рассыпавшиеся ветхие лачуги чередовались с богато отделанными коттеджами. Тим медленным шагом прохаживался вдоль улицы, пока его спутница вертела головой и сосредоточенно всматривалась в каждый забор и каждую крышу. Даже обычно злобные собаки на них не гавкали, словно знали, что эти люди не просто так зашли на их территорию.

Он остановился. Исчезли руки, всё это время сковывавшие его ладонь, а через несколько секунд послышался топот и громкое «Нашла, нашла!» и «Мамочка!!!».

И Тим обернулся. Тим оторопел. На соседней стороне улицы обожжённой кучей валялись горки разрушенных обломков деревянных балок и кусков бетона. Его курточка лежала посреди дороги.

А озеро оказалось прозрачным.