Вновь за «спасибо» посуду мыть

Кроули Браун, как человек, имеющий свободное время, краденое богатство и отменное физическое здоровье, был в полной мере счастлив и горд… за себя, разумеется. И за судьбу-попутчицу, что любезно отыскивала для его нескромной персоны ходы-лазейки из самых ужасных и вполне наказуемых ситуаций. А Бог, если уж и приглядывал за этим молодым человеком, то исключительно с целью задать жару: любопытство, выйдет ли он сухим из воды на этот раз, вечно пересиливало.

До такой степени пересиливало, что в настоящий момент, отчаянно давая дёру от, так называемых, «коллег», выйти живым вряд ли получится. А если и получится, то после инцидента он, как минимум, обязан уверовать даже в Сатану, или до конца оставшихся дней переводить божьих одуванчиков через дорогу от дома до магазина. И пусть ситуация оказалась взаправду запущенной, даже чересчур, Кроули был уверен на все сто процентов, что его прекрасная, незаменимая малышка Мицубиси, огненная подстать дьяволице, вывезет на своих четырёх колесах из этого пекла. Если бы только эти гандоны — ой, прошу прощения, коллеги в преступной организации — не проделали огромные дыры с помощью огнестрельного оружия в его прекрасной детке. Вот что-что, а за свою малышку он отомстит, будьте уверены! Осталось только дело за малым — выйти живым.

Молниеносно забегая в замызганную подворотню и чуть не оступившись из-за резкого поворота, Браун торопливо оглядывается вокруг: всевозможный мусор, какая-то вязкая грязь, использованные презервативы и чуть поодаль два внимательных взгляда, направленных прямиком на него. И мусорный контейнер, ну конечно же. Для полной картины не хватало отсиживаться в окружении вонючего мусора, а, вылезая, раздражённо прогонять тех котов и уверять их же, что всё было исключительно в рамках срочной необходимости. К слову, насчёт рамок срочной необходимости… услышав приближающийся топот и, секунды две погодя, противный лязг колёс, посчастливилось со своим уловом лезть в единственное безопасное место. Противное и не роскошное для такой птицы высокого полёта, как он, но тут уж ничего не попишешь. А судя по удивлённым возгласам и отрицаниям снаружи контейнера, что такой, как Кроули Браун, ни за что в жизнь не полезет сюда, и уж тем более гордость не позволит забраться к кому-нибудь в квартиру для пережидания беды, то вот тут он полностью согласен. Сколько крал, сколько убивал — всё хоть бы хны, один раз шило в заднице предложило угнать из-под носа коллег деньги — так всё, пришлось идти на такие радикальные меры. До глубины души было противно, что аж желание задохнуться к чёртовой матери от вони казалось не таким уж и плохим решением.

Но, видно, судьба была другого мнения: вскоре шаги удалились, как и караулящие снаружи переулка автомобили. Видно, мужчины в чёрном решили, что Браун не стал задерживаться, а тотчас отправился дальше, на противоположную улицу. И тогда Кроули выполз из своего убежища, тихо, но неприкрыто матеря на разных языках всех живых и некогда живых существ. С другой же стороны — мешок с деньгами цел, а новую одёжку он вправе приобрести утром. Или постирать на худой конец. Единственное, на что мужчина уповал, так это добраться до квартиры в целостности и благополучии… любом благополучии. Осталось только пойти в противоположную сторону, быстренько перебежать дорогу, завернуть… вроде бы сюда, да, определённо сюда, и вот ещё сюда… почти ведь вышел… о, вот это здание, да! Или… стоп…

Что ж, чего Браун не ожидал, так это огромной вывески, обозначающей, что он набрёл прямиком на полицейский участок. Блять! Неужели он настолько здесь часто бывал, что в мозгу это отпечаталось как «второй дом, будь спокоен, он тут»?!

— О, дружище, какими судьбами? — послышался низкий бас из-за спины. О нет. Только не он.

Медленно поворачиваясь, так, словно умоляя всех богов, чтобы виденье прекратилось, Кроули, в конце концов, всё же испустил обречённый вздох — нет, галлюцинации вполне реальны. Напротив него стоял высокий мужчина, пожалуй, даже выше, чем он сам; облачённый в полицейскую униформу и искренне улыбающийся одним глазом и уголками губ. Право слово, иногда желание заехать этому вечно улыбающемуся счастливчику в единственный рабочий глаз, чтобы и на нём появилась тёмная повязка, не отпускала Брауна. Хотя он и прекрасно понимал, что это не то же самое, что получение травмы с помощью огнестрельного оружия во время выполнения рабочих обязанностей. Пусть и не от него, что жаль, но всё же.

— Боги, от тебя так несёт… ты что, в мусорке сидел? — всё пытается завести разговор полицейский, подсмеиваясь.

Но, заметив недовольный и угрожающий взгляд преступника, который буквально отряхнул повторно свою тёмную толстовку и солнцезащитные очки на голове, мгновенно замолчал.

— Оу, прости.

— Рот закрой.

— Ну, по крайней мере, твои волосы не пострадали! Они буквально белые. Странный цвет для окрашивания волос, конечно, но не мне судить. Выглядит забавно, по правде говоря, когда вся твоя одежда тёмная, а волосы, ну, повторяю, буквально белые! — всё подсмеивался Фрэд Стурлос — а так звали этого вечно терпящего выходки от людей добряка.

— Я сказал: рот закрой.

Фрэд показушно сделал расстроенную мордочку, но, завидев огромный мешок сзади лучшего друга, мгновенно воспрял духом.

— Ух ты, а что это у нас тут такое? — пытаясь обойти сзади, по-детски невинно поинтересовался мужчина.

— А вот это уже не твоё дело! — Брауну пришлось сделать такой же поворот, чтобы избежать любопытный взгляд собеседника, загородив своим телом свой же улов.

— А если всё же проверю? — не унимался полицейский, прекрасно осведомлённый, что всё, до чего докапываются эти руки в мелких шрамах — явно стоит не менее одного миллиона и уж тем более добыто нелегальным путём.

— На каком это таком основании?

— Да вот, к примеру, на основании постановления суда. Хотя имеются исключения: в случаях, не терпящих отлагательств, — безобидно улыбнулся Фрэд.

— А вот тут не имеешь никакого права! — вскричал Браун, стоило только полицейскому ухватиться за край мешка.

— Разумеется имею, или тебе напомнить, как сильно я ценю нашу дружбу? Даже готов продемонстрировать наши браслеты дружбы*, — всё не унимался Стурлос и, выловив удачный момент, с громким «ха!» выдернул мешок из рук преступника. По-быстрому развернув его, он поморгал глазами: — О, денюшки.

— Да, блять, денюшки! — сделав перекошенную гримасу на лице, гаркнул Кроули, обратно перетащив улов на свою сторону. — Тебе мать в детстве не говорила, что отбирать у людей чужие вещи — это плохо?

— Вероятно, как и тебе? — гоготнул друг.

В этот момент всё, что оставалось Кроули — возмущенно хрюкнуть в ответ.

— Но всё же, дружище, ты знаешь… как раз, я уверен, столько же денег было взято из ближайшего банка группой преступных лиц… — медленно и осторожно начал Стурлос.

— Я искренне рад за работников банка и за них, — мгновенно отозвался Браун.

— Ну, ты же понимаешь, да, что за свои поступки всегда надо отвечать? — мило улыбнулся полицейский.

— Я не при делах.

— Да?

— Ага.

— Что ж, — испустив обречённый вздох, Фрэд по-быстрому потянулся к поясу, за стальными наручниками. — Надеюсь, ты знаешь, на что идёшь.

— Так, стоп! — возмущенно было воскликнул мужчина, если бы только в следующее мгновенье не оказался в тех самых наручниках и переброшенный через левое плечо. — Ты, блядь, это серьёзно?!

— Более чем! — горделиво вскинув подбородок, произнёс Фрэд. — А то я знаю тебя: сбежишь, а из наручников как-нибудь да выберешься. Непонятно, правда, как, но… преступники, как и фокусники, своих секретов не раскрывают, правда? Но ты не переживай за «свои» денюшки, если что, они пока что у меня побудут.

С таким самодовольным выражением лица и лучшим другом на плече, Стурлос потопал в полицейский участок. Сначала оставит там «явные» доказательства того, что Кроули Браун ни в чём не виноват, а потом уж придумает, что делать дальше с этим горе-преступником… не запирать же его по-дружески, правда?

***

— Ну как там дела идут? — любезно поинтересовался Фрэд, вовсю хрустя сухариками и запивая лимонадом под мирные разговоры главных героев какой-то мелодрамы, доносящиеся в телевизоре.

— Заебись идёт. Лучше некуда, я бы сказал, — угрюмо отозвался Кроули, тщательно натирая посуду от остатков еды и грязи.

Право слово, если бы однажды прохожий учтиво поинтересовался у Брауна, что для него хуже, так он бы, не думая, ответил — «мыть посуду». Забесплатно унижаться так ещё и перед лучшим другом в его же квартире. Здорово, класс. Кроули, ты определённо потерял все свои частички гордости, если они у тебя ещё остались после инцидента с мусорным контейнером. Так держать, продолжай в том же духе.

— Кстати, а с моим добром ты что будешь делать, человек-справедливость?

— Сдам туда, откуда они и были изначально вытащены. Или раздам бездомным, или в приют на худой конец, — преспокойно отозвался хозяин квартиры.

— Ты что?! Ты совсем с ума сошёл?! Я над этой делюгой целых два дня работал! — возмущенно воскликнул мужчина, от наплыва эмоций стукнув вытертым стаканом с кошечками об столешницу.

— Ну, ты это мне, не поломай тут ничего. И тем более… и что?

— И то! Ты сам говорил: «за работу надо платить»!

— А, ну… — почесав затылок и подумав, Фрэд мгновенно сообразил, лучезарно улыбнувшись, словно цветок на солнце расцвёл. — Ну иди-ка сюда, иди.

Недоверчиво сделав шаг к полицейскому, удивлённо приподняв бровь, Кроули поинтересовался:

— Ну?

— Вот, — продолжая улыбаться до самых ушей, хозяин квартиры пододвинул поближе к краю стола те самые сухарики и бутылку с лимонадом.

Право слово, Брауну хотелось треснуть того этой же бутылкой по голове. Но, подумав и решив, что это большее, что он сможет выцепить из этой ситуации — горько усмехнулся и, поблагодарив, взял пару сухариков.

Ладно, кто бы что ни говорил, а Кроули ценил своего лучшего друга. Но он, разумеется, об этом никому не скажет и тем более не признается, даже самому себе.